Александр Либиэр
Философия творчества
В отличие от интериоризации, экстериоризация является более редким творческим явлением. Это объясняется тем, что для того чтобы творить что-то вне себя (т.е. в объективной реальности), необходимо располагать определенным энергетическим багажом, достаточным для этого рода деятельности. История доказывает, что у большинства людей не имеется такого энергетического багажа. Это связано с тем, что большинство людей используют сублимацию свободы не в творческих целях, а в целях более низких, связанных с рутинной обыденностью их мещанского существования (например, ведение хозяйства, продвижение по карьере, завоевание очередного сексуального партнера, сплетни и т.д.). С другой стороны, необходимо сказать, что далеко не каждый человек имеет способности к экстериоризированному творчеству, т.к. эти способности являются Божьим даром, а не человеческой прихотью. Причем эти же способности могут быть отняты Богом, если человек не сможет найти им правильного применения или не сможет сам правильно к ним относиться.
Всякое истинное экстериоризированное творчество является достоянием искусства или науки. Причем необходимо сказать, что идея новизны, которая раскрывается в этом виде творчества относительна сама по себе. Относительность эта касается лишь человеческого восприятия. На самом деле всякая истинная идея, раскрываемая в том или ином экстериоризированном творчестве, является, в сущности, лишь отражением мысли Всевышнего Творца, запечатленной в нашем мире. Просто истинному творцу это восприятие Божественной мысли дается непосредственно, а человеку нетворческому это восприятие предлагается уже посредством изучения результатов того или иного экстериоризированного творчества. Поэтому заслуга творца здесь сводится к тому, что он первым из людей смог увидеть ту или иную идею, утвержденную Богом в нашем мире посредством Всемирного Творения. Таким образом, всякая истинная мысль экстериоризирующего творца звучит в унисон с мыслью Бога и являет нам собой раскрытие Божьего замысла о сотворенном им мире, а вместе с этим и раскрытие самой реальности бытия Бога, реальности трансцендентной по отношению к нашему физическому миру. В этой связи масштаб и величие экстериоризированного творчества должны определяться не по количеству и объему созданных творцом творений, а по их качеству, т.е. по тому, что именно в них содержится. Так, к примеру, небольшое стихотворение может содержать в себе большее количество новых ценных идей, чем многотомный философский труд.
Если энергетический тип того или иного творчества определяется статусом свободы (в смысле онтическокой или меонической энергетики свободы), которой обладает человек и через которую человек творит, то сам статус этой свободы определяется ценностной ориентацией данного человека, т.е. той иерархией ценностей, которая лежит в основе мировоззрения, а, следовательно, и мотивации поведения данного человека. Всякая онтическая энергетика творчества определяется и формируется такой иерархией ценностей, высшее место в которой принадлежит только Богу. Исходя из этой иерархии ценностей, основным мотивом поведения того или иного человека будет являться любовь этого человека к Богу, т.к. именно Бог будет являться в жизни данного человека самым значительным явлением, играющим главную, определяющую роль в статусе наличного существования и качестве самой жизни этого человека. Всякая иерархия ценностей, высшее место в которой принадлежит всему, чему угодно, но только не Богу, будет формировать меоническую энергетику свободы, а, следовательно, и творчества. Основным же мотивом поведения человека, придерживающегося подобного рода иерархии ценностей, будет являться любовь этого человека к той или иной данности, которая будет занимать высшее место в этой иерархии ценностей, т.к. именно эта ценность будет являться в жизни данного человека самым значительным явлением, играющим самую главную роль в статусе его наличного существования, а также определяющую роль, касающуюся качества самой жизни этого человека.
Мы, таким образом, подошли к другому очень важному вопросу нашей книги – вопросу о ценностном статусе всякого творчества.
Глава 6. Ценность творчества.
"Творить – значит придавать форму судьбе"
А. Камю
Что есть ценность? Почему люди что-то считают ценностью, а что-то нет? Все ли, что существует имеет ценностный статус?
Ценность, в моем понимании, есть то, что определяет качество существования всякого живого существа. Поэтому ценности разделяются, прежде всего, на необходимые и не необходимые. Необходимые ценности – это те, отсутствие которых неминуемым образом ведет к смерти самого существа, к уничтожению его жизни. Не необходимые ценности – это также ценности, отсутствие которых определяет качество жизни существа, но не уничтожает самой жизни данного существа. Существуют также ценности отрицательные (которые ухудшают качество жизни) и положительные (которые улучшают качество жизни), материальные (которые определяют качество жизни тела) и духовные (который определяют качество жизни духа). Существуют также и другие виды ценностей, но статус их значимости в постижении общей природы ценности, на мой взгляд, менее важен. Ценность является предметом изучения такой философской дисциплины, как аксиология, поэтому всякий анализ природы той или иной ценности носят название аксиологического.
Имеет ли феномен творчества ценностный статус и если имеет, то какова природа этой ценности, каков характер? Вообще стоит ли творчество того, чтобы им заниматься, и стоит ли творение того, чтобы его творить? Чтобы ответить на данные вопросы, необходимо провести аксиологический анализ феномена творчества. Этим мы и займемся в данной главе.
Как мы уже выяснили, сущность творчества заключается в идее новизны, т.к. именно новизна является главной отличительной особенностью всякого творчества от любого другого рода и вида деятельности. Плагиат в творчестве – это уже ремесло, т.е. повторение того, что уже было, делание того, что уже было кем-то сделано. Если творчество – это горение духа, пожар духа, то объективация – это потухший пожар духа, застывший в материи дух. Ценность творчества должна быть скрыта в самой сущности творчества, т.е. в идее новизны. Реализация творчества есть реализация свободы творца, т.к. сам творческий процесс есть напряжение свободы творца, которое должно быть необходимым образом снято через тот или иной продукт творчества. Творческое горение – это очень опасное для субъекта творчества явление. Творческое горение может испепелить дотла субъекта творчества, привести его к неминуемой гибели, если этому горению не найдется выхода из внутреннего состояния субъекта во внешний мир.
Энергия свободы творца, в зависимости от того, на что она направлена, в зависимости от того, какую цель она преследует, может быть как положительной (онтической), так и отрицательной (меонической). Энергия свободы творца будет положительной, если она направлена на созидание и утверждение бытия, и отрицательной – если она будет направлена на разрушение и отрицание бытия. Иными словами, результат творчества зависит от того, какая свобода – онтическая или меоническая лежит в основе самого творчества. Поэтому и само творчество, как мы ранее выяснили, может быть как онтическим (положительным), так и меоническим (отрицательным), т.к. творчество выполняет одну из некоторых функций свободы.
В плане понимания природы ценности творчества, я буду опираться, но не, ограничиваться этим полностью, на оригинальное учение немецкого философа XX века Макса Шелера об объективном царстве ценностей. По Шелеру ценность есть качественная характеристика существующего предмета. Поэтому всякое существование, исходя из учения Шелера, имеет ту или иную ценностную характеристику независимо от формы существования. Объективное царство ценностей имеет свою иерархию, т.е. определенные ранги, которые предустановлены Богом. Иерархические ступени бытия соответствуют иерархическим ступеням положительных ценностей, иерархические ступени небытия соответствуют иерархическим ступеням отрицательных ценностей. Объективное царство ценностей, точнее положительных ценностей, предустановлено Богом и поэтому имеет самодостаточный и независимый от человека статус существования.
Но каждый человек строит свою систему (иерархию) ценностей, которая имеет субъективный характер и чаще всего не соответствует объективной системе ценностей. От степени соответствия субъективной системами ценностей отдельного индивида объективной системе ценностей, укорененной в самом Мироздании, зависит качество жизни данного индивида. Это качество жизни может неосознаваться самим индивидом, т.к. по преимуществу, всякая субъективная система ценностей строится на основании собственных потребностей, а не на основании осознания потребностей Бога. Поэтому несоответствие субъективной системы ценностей и индивида и объективной системы ценностей Мироздания является главным фактором, определяющим непонимание между Богом и человеком.
Необходимо различать ценность и благо, т.к. это – не одно и то же. Ценность может быть благом, т.е. тем, что улучшает жизнь того или иного индивида, но не всякая ценность является благом. С другой стороны, всякое благо будет являться ценностью, причем положительной ценностью. То, что является благом для одного (например, смерть недруга), часто не является благом для другого (например, та же смерть по отношению к данному недругу). Если в субъективном отношении для первого индивида смерть недруга является положительной ценностью, то в объективном отношении смерть вообще (и в частности смерть данного недруга) является отрицательной ценностью, т.к. имеет небытийную форму существования. Даже когда смерть оказывается средством избавления индивида от мучительных страданий (так называемая благая смерть), она все равно имеет статус отрицательной ценности, несмотря на то, что сама смерть явилась как бы благом для индивида. Подобный род смерти (эвтаназия) может быть назван благом лишь условно, т.к. на самом деле никакая смерть вообще не является благом с точки зрения объективной системы ценностей.
Мы видим, таким образом, что идея блага не может являться основной сущностной характеристикой понятия ценности. Я не стану здесь изобретать велосипед (в смысле поиска нового определения понятия ценности) и предложу читателю удовлетвориться уже имеющимся определением данного понятия, превосходство и совершенство которого, как я думаю, на сегодняшний день остаются бесспорным. Я предлагаю обратиться к хайдеггеровскому пониманию. сущности ценности. Великий немецкий философ пишет по этому поводу следующее: "Ценность это значимое, стоящее; только что значимо – ценность. Но что значит "значимо"? Значимо то, что играет важную роль" 1 . Исходя из этого определения, можно сказать, что независимо от того, какой статус имеет та или иная ценность, она обязательным образом играет важную роль в жизни того или иного субъекта, и роль эта определяется той значимостью ценности, от которой зависит качество жизни самого субъекта.
В этой, связи, хотел бы обратить внимание читателя на следующий очень важный момент. Чуть выше я указывал на то, что субъективная система ценностей того или иного индивида очень часто не соответствует объективной системе ценностей Мироздания. В частности, человек может считать, что существование Бога для качества существования самого этого человека не имеет никакого значения. На самом же деле это вовсе не так: именно существование Бога для качества жизни данного человека (и человека вообще) имеет самое огромное значение и играет самую важную роль в жизни этого человека (и человека вообще) не зависимо от того, знает об этом человек или нет.
Анализ сущности ценности помогает нам раскрыть тайну творчества Бога. Если Бог не может отказаться от отпавшего от Него мира, то этот мир, по всей видимости, имеет для Него определенную ценность; т.е. играет в Его собственной жизни определенную положительную роль. Если бытие нашего мира является ценностью для Бога, то и сам процесс творения этого бытия также являлся ценностным для Бога. В чем же заключается ценность самого процесса творения Богом бытия нашего мира? Другими словами, что такого есть в творчестве Бога, что определило качество Его существования, качество Его собственной жизни? Ответ прост: это сама цель творчества, достижение которой поставил перед собой Бог. Возможно, что если бы творчество Бога не достигло своей цели (т.е. сотворение человека), то и само творчество не явилось бы для Бога ценностью. Поэтому ценность творчества для всякого субъекта творчества (т.е. как для Бога, так и для человека) определяется результатом творчества, т.е. той целью, которую оно достигает. Тот же Хайдеггер пишет по этому поводу следующее: "Ценить что-то, т.е. считать ценностью, значит одновременно: с этим считаться. Это "считаться с" заранее уже включает в себя какую-то "цель". Поэтому существо ценности стоит во внутренней связи существом цели" 2 .
Сущность творчества (идея новизны) определяет также и ценностную сторону этого процесса. Ценность творчества заключена в возможности изменения качества наличного существования субъекта творчества посредством самого процесса творчества и окончательного продукта этого творчества. Ведь творчество есть функция свободы: оно определяет направление свободы, выбирает объективную цель, в которой свобода найдет свой выход из субъекта. Посредством творчества, свобода может быть направлена либо в конструктивное, либо в деструктивное русло существования. Субъекту творчества дана возможность управления вектором своей свободы и эта возможность может являться для субъекта благом, а может им вовсе не являться; она может иметь определенно субъективное значение, а может вовсе и не иметь для него никакого субъективного значения. И, тем не менее, независимо от того признает ли тот или иной субъект ценностный статус своего творчества или нет, но его творчество (как и творчество всякого другого субъекта) имеет объективный статус ценности, предустановленные Богом, т.к. творчество является функцией свободы, а свобода, как мы уже выяснили раньше, является одной из высших человеческих ценностей, обладание которой роднит природу человека с природой Бога.
Бог предустановил объективную ценность творчества по той причине, чтобы человек, родившись в мире, не упрекал Его за то, что этот мир недостаточно совершенен, т.к. у человека оставалась бы возможность переделать этот мир по собственному желанию. Ведь Бог любил человека, Он сотворил мир для человека и дал ему возможность также быть творцом этого мира. Бог разрешил человеку все, кроме одного, – вкушения плодов с дерева познания добра и зла. Ведь, исполняя это единственное табу, человек в любых своих поступках и всякого рода деятельности никогда не разрушил бы онтического статуса нашего Мироздания и никогда не нарушил бы онтической энергетики этого мира, а способность творить позволяла бы человеку преобразовывать онтическую структуру нашего мира по собственному желанию, причем всякое творчество человека до его грехопадения автоматически имело бы онтическую энергетику независимо от системы ценностей человека и приводило бы по ходу своей реализации лишь к приросту мирового бытия. Бог надеялся, что человек, обладая такими сокровенными дарами, как свобода и творчество, полюбит Его, т. к. все, что было в нашем мире до грехопадения Адама и Евы – было только благом и всякое благо это было от Бога. Если кто-то возразит мне, что возможно у Бога вообще не имелось основания для того, чтобы надеяться на взаимную любовь человека к Нему, т.к. природа человека была такова, что он вообще не имел способности любить, то я возражу этому оппоненту, что он просто не знает что такое любовь и что всякая любовь есть функция свободы. Человек был сотворен свободным, а следовательно он имел способность любить. Другое дело, что сам вектор любви может иметь любую направленность и, исходя из этого, можно сделать вывод о том, что у Бога все же были основания для подобного рода надежды, но у Него не было, с другой стороны, стопроцентной гарантии на осуществление этой надежды, на реализацию и претворение этой надежды в объективной действительности.
Но даже теперь, когда наш мир ввергнут в бездну небытия, творчество дает человеку возможность освобождения от рабства, прежде всего от рабства у себя самого, т.к. творчество есть пребывание в свободе, а значит, оно все-таки имеет определенный ценностный статус существования. Я могу сделать так, как хочу, именно потому, что я свободный. Если мне не нравится то, каков я есть и что я есть, то возможно сделать так, каков я должен быть и чем я хочу быть. Создавание самого себя, перекраивание самого себя есть творение самого себя, т.е. делание себя таким, каким еще никогда не был.
Ценностный характер творчества определяется свободой, которая лежит в основе всякого творчества. Свобода сулит творцу достижение таких благ, которых у него никогда еще не было, но далеко не всех возможных благ. Это обстоятельство предполагает существование ответственности творца за свое творчество и за свое творение. Наличие ответственности творца за свое творение предполагает также наличие высокой степени самосознания и нравственного здоровья.
§
В чем же может заключаться основание права творца, основание права на творчество? В чем заключается норма поведения творца? Для ответа на поставленные вопросы, необходимо обратиться к анализу творчества Бога, т.к. именно Его творческий акт является самым первым явлением феномена творчества в истории нашего Мироздания. Было ли у Бога право на творчество и если было, то кем или чем оно санкционировано?
Так как для человека существование Бога является как максимальным (Бог-Абсолют), так и минимальным (Бог-Ничто) пределом постижения, то стоит предположить, что сам Бог, являясь по отношению к человеку Абсолютным Творцом, заключает в Себе как санкцию, так и право на творчество. Бог, создавая наш мир, установил в нем, наряду с другими законами, также закон творчества – закон, которому Он сам, будучи Абсолютным Творцом, подчиняется, этот закон является частным выражением общего закона свободы – основного, по всей видимости, закона как нашего, так и Трансцендентального миров. Закон свободы можно сформулировать следующим образом: всякий субъект свободы, независимо от своей наличной природы и собственного желания, поступая по принципу свободы, в той или иной степени определяет судьбу как своего наличного существования, так и судьбу мира, в котором живет, и в этой связи несет ответственность за каждый свой поступок, произведенный по собственной свободе выбора. Исходя из этого закона свободы, можно сформулировать следующий закон творчества, который будет являться частным выражением закона свободы: всякий субъект творчества, создавая нечто новое, ранее еще не бывшее, независимо от своей наличной природы и собственного желания, в той или иной степени определяет судьбу как своего наличного существования, так и судьбу мира, в котором живет, и в этой связи несет ответственность как за свое творчество, так и за свое творение.
И здесь напрашивается весьма резонный вопрос: перед кем или чем установлена подобного рода ответственность? Ответ, который я хочу предложить вниманию читателя, возможно удовлетворит далеко не каждого. Ответственность, которую несет всякий субъект свободы, устанавливается как перед собственной судьбой субъекта свободы, так и перед судьбой того мира, в котором живет тот или иной субъект свободы. То есть всякая система, существующая и развивающаяся по принципу свободы, предполагает что само наличное существование субъекта свободы является верховным судьей по отношению к этому субъекту свободы. Поэтому как Бог, так и человек, поступая по принципу свободы, несет каждый свою ответственность, как перед лицом собственной судьбы, так и перед лицом судьбы мира, в котором проявляется их свобода. Исходя из этого положения, можно сделать вывод о том, что всякая функция свободы (будь это творчество, любовь, познание и прочее) также накладывает на исполнителя действия этой функции ответственность, которую он несет как перед своей собственной судьбой, так и перед судьбой того объекта существования, на который направлен вектор той или иной функции свободы.
Судьбой я называю всякую историю наличного существования какого-либо нечто, которая подчиняется тем или иным законам существования. Необходимо только знать, что не всякий закон может влиять на судьбу существования чего-либо, но всякая судьба существования чего-либо обязательным образом зависит от того или иного закона. Например, существование человека зависит от такого физического закона, как всемирное тяготение, и в то же время вовсе не зависит от такого геометрического закона, согласно которому сумма углов треугольника равна двум прямым. Но это вовсе не значит, что человек может отменить действие данного закона геометрии: просто последний, как бы существуя сам по себе, не оказывает никакого влияния на судьбу человека. Когда же человек падает с восьмого этажа какого-либо дома, его судьба неминуемым образом зависит от действия закона всемирного тяготения, при одном, конечно, условии, если сам человек не сможет отменить действие этого закона, прибегнув, например, к такой парапсихологической способности, как левитация или же к чему-либо другому, что смогло бы отменить на некоторое время действие всемирного закона тяготения. Но вернемся к закону творчества.
Итак, независимо от наличной природы самого творца и его собственного желания, всякий раз, когда он создает нечто новое, то, тем самым, несет ответственность перед своей собственной судьбой и судьбой того мира, в котором он творит, определяя в той или иной степени эти судьбы посредством своего творчества. В контексте данных размышлений хочу привести два примера творческих судеб двух гениальных мыслителей – Ф. Ницше и А. Камю.
Начну с первого. Жизненная драма Ницше общеизвестна. Последний десяток своей жизни он провел в сумасшедшем доме. Я думаю, что такое событие его жизни далеко не случайно, т.к. оно было предопределено самим Ницше. Апологет атеистического аморализма, величайший богоборец планеты, страстный воспитатель сверхчеловека в человеке, ниспровергатель существующих ценностей человечества – это только некоторые основные клише, которыми Ницше удостоил свою творческую личность. В жизни, в обыденной повседневности это был совершенно другой человек. Хронический ипохондрик с постоянной маской оптимизма на лице, с парой дюжин всевозможных лекарственных средств, разбросанным по всем карманам, с изрядно расшатанным здоровьем и постоянно чувствующий объятия надвигающейся смерти – вот неполный список атрибутов Ницше-человека, а не Ницше-философа. Абсолютная противоположность творческой и физической натур Ницше сыграла роковую роль в его жизни. Он постоянно чувствовал трагическое несоответствие своей настоящей природы той природе, которую всеми своими силами хотел воспитать. Тот идеал человека, который Ницше проповедовал всю свою жизнь, оказался для него самого недостижимым. Эта недостижимость, поставленной цели, постоянно угнетала его личность, вызывала бунт души против тела, развернулась хронической истерией духа. Окончательным результатом всей его жизни явилось сумасшествие – итог, обусловленный его же собственным творчеством, утверждение финального смысла наличного существования, поставленного его же собственной судьбой.
Другой печальный пример представляет нам трагедия жизни А.Камю. Страстный борец за справедливость, адвокат человеческого достоинства, непримиримый борец против мирового абсурда – он остался во власти этого абсурда, сразившего его с лица земли слишком рано для такого возраста*3. Какова ирония судьбы?! Всю свою жизнь Камю очень тонко ощущал призрачность человеческого счастья, зыбкость оснований человеческого бытия. Он постоянно находился в поиске смысла жизни и однажды нашел его в гордом противостоянии собственному року. Но его собственная судьба грубым штрихом перечеркнула весь этот смысл жизни, как бы показывая и доказывая нам силу того самого абсурда, с которым боролся Камю. А мы констатируем сегодня по этому поводу весьма прискорбный факт: великий Камю вел неустанную войну с мировым абсурдом и потерпел в ней сокрушительное поражение.
Это только два примера, которые я хотел привести, но подобных примеров существует великое множество. Вывод, который я собираюсь сделать на основании этих примеров, на мой взгляд, достаточно жесток, но и справедлив но своей сущности. Вывод этот таков: судьба человека есть то, что он из нее творит. Иными словами, творить – значит придавать форму судьбе, как говорил все тот же Камю. Человек свободен, поэтому не может быть свыше никакого абсолютного предопределения его судьбы. Можно говорить лишь об относительном предопределений человеческой судьбы, которое установлено Богом. Человек сам определяет свою судьбу своими же поступками. Всякий человек, будучи сотворенный Богом, является также творцом себя самого. Человек относительно свободен всегда: даже не выбирая, он все равно делает выбор (делает выбор не выбирать). Поэтому он не имеет права обвинения кого-либо или чего-либо по поводу участи своей собственной судьбы. Человеку дана свобода от которой он оказывается не в силах убежать в этом мире. Только самоубийство позволяет избежать бремени свободы. Но самоубийство есть поступок, доказывающий не обладание свободой, а потерю человеком своей свободы. Самоубийство есть поступок раба, произведенный по необходимости обстоятельств, которые человек оказался не в силах преодолеть.
Чтобы объяснить механизм самоопределения субъектом свободы дальнейшей своей судьбы, можно написать целую книгу и, возможно, даже не одну. Но в общих чертах этот механизм все же можно объяснить. Мы уже знаем, что статус творчества определяется статусом свободы, которая лежит в основе творчества. Статус же самой свободы определяется системой (иерархией) ценностей субъекта свободы. Все существующие системы ценностей субъектов свободы разделяются на теоцентрические, высшей ценностью в которых является Бог, и нетеоцентрические – все остальные системы ценностей, в которых высшей ценностью является все, что угодно, кроме Бога. Теоцентрическая система ценностей зиждется на любви к Богу и культивирует онтическую энергетику. Нетеоцентрическая система ценностей зиждется на любви ко всему, что угодно, кроме Бога: это может быть человек, деньги, наука, нравственность и прочее. Всякая нетеоцентрическая система ценностей культивирует меоническую энергетику. Всякая онтическая энергетика, исходя из того или иного субъекта свободы, конечной целью своей имеет Бога, но, достигнув этой цели, не прекращает своего существования в Нем, а возвращается к тому субъекту свободы, из которого она вышла в предыдущий раз, причем если она в этот "предыдущий раз" исходила из человека, то возвращается ему Богом сторицей (т.е. человек всякий последующий раз получает от Бога больше онтической энергии, чем в предыдущий раз отдал ее Богу). Из этого можно сделать вывод, что человек, отдавая онтическую энергетику, никогда не исчерпается, т.к. всегда будет получать ее от Бога всякий раз после того, как отдал ее Ему. Всякая же меоническая энергетика, исходя из того или иного субъекта свободы (которым может быть только человек), конечной целью своей имеет тот или иной объект существования, принадлежащий нашему миру, но, достигнув этой цели, она возвращается к своему первоначальному источнику частично утраченной, т.к. всякий объект существования нашего мира по природе своей является производным (т.е. несамодостаточным), а стало быть и не имеющим абсолютного статуса существования. Получается, что рано или поздно источник меонической энергетики обесточивается и вместо того, чтобы получать энергетическую поддержку от своей высшей ценности, которую он утверждал в мире, этот источник меонической свободы попадает под пресс своей высшей ценности и в конечном итоге становится либо ее рабом, либо ее жертвой. А в зависимости от того, насколько большой была самоотдача меонической энергетики, будет определяться дальнейшая судьба субъекта меонической свободы: чем большей была самоотдача этой меонмческой энергетики, тем сильнее будет зависимость субъекта меонической свободы от своей высшей ценности, и тем сильное будет давление этой ценности на наличное существование субъекта меонической свободы.
Исходя из этих размышлений, попытаемся теперь объяснить данный механизм самоопределения субъектом свободы своей судьбы на тех примерах, которые я уже привел с Ницше и Камю.
Что касается Ницше, то здесь ситуация выглядит следующим образом. Одним из главных оснований его мировоззрения было отрицание высших ценностей человечества (т.е. нигилизм) и вследствие этого – полная переоценка этих ценностей. Ницше сконструировал свою иерархию ценностей, высшее место в которой отводилось идее сверхчеловека – того состояния будущей природы человека, которому еще не имелось аналогов в истории человечества. Вся энергетика творчества Ницше, таким образом, была направлена на культивирование этой высшей ценности, причем сама энергетика всего его творчества имела меоническую природу, т.к. исходила не из принятия в качестве высшей ценности идеи Бога, а из высшей ценности самой природы человека, которую можно преобразовать в сверхчеловеческую природу. Несмотря на свою меоническую энергетику, творчество Ницше отличалось гениальностью (в смысле способности прозрения многих относительных истин, которое недоступно подавляющему большинству людей), а следовательно и очень сильным энергетическим потенциалом. Это привело к тому, что сам энергетический потенциал ницшевского творчества со временем начал перерасходовать себя, т.к. основным вектором его энергетического донорства было не бытие Бога, а бытие человека (что в конечном итоге привело к тому, что эта самая высшая ценность, которая оказавшись ложной но своей природе, стала энергетическим вампиром по отношению к Ницше и привела его к сумасшествию).
Что же касается Камю, то здесь ситуация очень схожая с ницшевской. Великого французского философа-экзистенциалиста никогда не могла удовлетворить христианская доктрина о любящем Боге-Творце, т.к. из-за своей неспособности к метафизическому мышлению он не находил для данной доктрины какого-либо достаточного основания. Сравнительный анализ существования человека в нашем мире и существования самого этого мира привел Камю к признанию абсурдности человеческой жизни. Но, будучи мятежным заступником достоинства самого человека и его наличного существования, Камю приписывает человеческой жизни смысл, которого та никогда не имела: стоическое противостояние человека как абсурду существования этого мира, так и абсурду существования собственной жизни. Здесь, как и в случае с Ницше, энергетика творчества была меонической, т.к. она исходила из нетеоцентрической системы ценностей (у Камю высшей ценностью являлся человек), что со временем привело ее к самоисчерпанию. В конечном итоге, вся эта энергетика его творчества, аккумулированная в ложную высшую ценность, избранную самим Камю, развернулась против его собственной жизни. И мне кажется, что трагическая гибель Камю явилась не нелепой случайностью, а неизбежной закономерностью: сам абсурд жизни, который установил Камю, но который на самом деле не имел существования, придавил великого писателя 3 . Камю долгое время культивировал то, что не могло иметь существования – утверждал в нашем мире такой смысл человеческой жизни, который, в итоге, был перечеркнут его же собственной судьбой.
