Александр Операй
Злой человек
– Михаил, почему твоя дочь тебя ненавидит? Ты плохой человек?
– Нет. Она думает, что меня подменили.
– Ужин становится интересным.
Михаил смотрит на Лину.
– Однажды я понял, что никакого города, Kepler-452b и прочего дерьма вокруг нас не существует.
– Ты всегда и везде говоришь ерунду.
– Быть может пора начать меня слушать?
– Я ненавижу тебя.
Михаил внимательно смотрит на дочь, будто раздумывая, стоит ли продолжать ссору или сделать вид, что подобное дерьмо случается слишком часто, чтобы придавать ему хоть какое-то значение.
Алиса приходит на помощь:
– Значит, все здесь обман?
Она обводит ресторан взглядом.
Михаил ставит бокал с шампанским в сторону и говорит:
– Все ответы находятся в Радость-17. Наша реальность – это продукт компьютерной программы, которая была написана и реализована цивилизацией людей с планеты Земля. Из этого города не уйти и не уехать. Доберешься до окраины, перелезешь через забор и встанешь, как в копанный у подножия гор. Можешь мне верить, я-то знаю, о чем говорю. Я видел людей, которые сдохли на перевале, долбясь о невидимую стену, словно «железки», у которых слетели настройки маршрута. Эти болваны не могли уйти и не хотели вернуться. Они просто застряли.
– Звучит просто ужасно.
– На самом деле я нахожусь на космическом корабле Владивосток номер 5, который вот уже несколько тысяч лет ползет в сторону Kepler-452 b. Я никогда не рождался. Я не умирал. Все здесь лишь информация, записанная на твердотельный накопитель, который со временем стал разрушаться. Я вижу следы того, как «реальность» превращается в фарс и дальше в трагедию. Подсказки приходят будто из потустороннего мира. У меня нет имени. Я никогда не выйду за пределы иллюзии.
– Господи, Михаил, тебе нужно выступать с этим на телевидении и в Интернете. Ты бы собрал кучу просмотров.
– Я пытался. Но когда я убедился, что наш мир ненастоящий – это было невыносимо. Правда. Безумие освобождает. Я купил пистолет и выстрелил себе в голову. Но у меня был друг. Один. Самый близкий. Он создал мне новое тело и загрузил туда старую версию Михаила, только подправил саму малость. Теперь я обречен. Я буду жить. Пока город не будет уничтожен. Пока вся эта чертова планета не превратиться в огненный шар.
Лина хватает меня за руку.
– Довольно. Я не могу больше слушать. Твой рассказ – издевательство. Мой отец давно умер. Ты – жалкий обманщик.
– Хочешь уйти?
– Не вздумай пытаться меня остановить. ТЫ ВСЕГДА ВСЕ ПОРТИШЬ.
– Лучше останься.
Лина встает из-за стола. Она вытирает руки салфеткой. Так будто они действительно в грязи.
Михаил говорит:
– Ты умрешь завтра утром.
Лина швыряет салфетку Михаилу в лицо.
Она тащит меня к лестнице на первый этаж.
Глава 9
1
Машина летит сквозь ночь, и я вижу, как город, неоновый Минотавр, застывает во времени. Улицы, сплетенные в лабиринт, скользят в потоке яркого света. Всполохи разноцветной рекламы навсегда остаются и длятся тысячи лет, будто сияние мертвых звезд.
Моя Ариадна молчит, и я хочу сказать ей, что нам не сбежать от судьбы.
– Куда-то спешим?
– Да. Умереть молодыми.
– Я уже стар. Сбавь обороты.
– Нет.
Машина вылетает на встречную полосу.
Лина уходит от столкновения с грузовиком в самый последний момент и швыряет нас в тоннель, ведущий на побережье.
Дорога пуста. Только белые полосы на черном асфальте. Ночь темнеет, и свет фар упирается в непроглядную тьму.
Мы молчим.
Ничего из сказанного больше не имеет значения.
Машина сворачивает на узкую грунтовую дорогу, ведущую к скалам и дальше на холм к маяку. Лина нажимает на тормоз. Она выключает двигатель и некоторое время просто сидит, глядя вперед на старый дом. Луч света, идущий от маяка, выхватывает лицо девушки из кромешной тьмы вокруг нас. И оно, как луна, то всходит надо мной, то опять исчезает.
– Ты хочешь меня.
– Нет. Это неправда.
Лина смотрит на меня долгим, немигающим взглядом.
Её губы сухие. Горячие, как в лихорадке. Поцелуй обжигает.
– Ты должен сказать это в слух.
Она улыбается.
– Скажи: я хочу тебя.
Она вцепилась в меня.
Я почувствовал, как её зубы медленно разрывают мою нижнюю губу и, как теплая кровь стекает по подбородку, а поцелуй меняет вкус от цветочного, сладкого к ржавому, соленому океану. Я толкнул Лину что было силы, и она ударилась затылком о дверь. Захохотала. Её рот, красный от крови, полыхал в отблесках маяка. Растрепанные волосы – мрачная река, уносящая бледное лицо утопленницы вниз по течению.
Лина открывает дверь и выбирается из машины. Она бежит к дому на маяке.
2
В прихожей темно.
Пахнет солью, песком и океаном.
На полу лежит её платье. Оно, как стрела указывает на коридор в обход кухни.
Я стою рядом с лестницей, ведущей на второй этаж, и внимательно слушаю звуки. Волны бьются о берег и сползают назад в никуда.
Кто-то смеется.
Звонкий девичий смех на весь дом.
Я бегу наверх, подбирая по пути с пола туфли, колготки, лифчик и наконец маленькие, едва приметные трусики. Они висят на дверной ручке спальни.
Лина ждет меня. Голая, с широко расставленными ногами. Она улыбается.
– Ты должен сказать.
Я встаю рядом с девушкой.
Между нами нет ничего. Только ночь.
Она бросается на меня и срывает рубашку. Я помогаю ей расстегнуть пуговицу на джинсах.
Нет ничего от нас прежних.
Здесь только кожа.
– Я хочу тебя, Лина.
3
Океан шумит, как стиральная машина. Безумец веками моет камни вдоль пляжа. Недовольный, холодный и мрачный. Из тех стариков, что любят порядок и когда каждый делает свое дело. Он меня угнетает. Будто отец. Или святой. Просит рассказать о грехах.
Я прячусь под одеяло.
Мне нужна сигарета, но я вроде как бросил и теперь должен устроиться на работу. Вскоре после первой заработной платы все мои проблемы исчезнут. Жизнь обретет смысл. Мне выдадут кредит в ближайшем банке, и я куплю себе массажер простаты двусторонний с вибрацией на пульте управления. Но все это потом. Как-нибудь. Между прочим.
В спальне пусто. Я опять одинок.
Лина.
Когда же все это было между нами?
Прошлой ночью.
Тысячи лет назад на другой планете.
Я любил тебя.
Я не любил тебя.
Ты лишь призрак. Навязчивая идея. Эротомания. Психоз. Паранойя. Соскальзывание. Девушка с дикими глазами, которая увезла меня в дом на маяке. Я поцеловал её и проснулся в краю холодных волн и с тех пор бесцельно брожу в пустыне реальности без надежды на спасение. Я обречён.
За окном океан.
Волны набегают на берег и сползают обратно. Реальность шипит, будто змея, предупреждая об опасности. Время больше не связано с движением тел в Солнечной системе. Сейчас то ли утро, то ли полдень, а может быть уже вечер.
Волны бьются о скалы.
Стены тонкие, двери негерметичны, под одеялом темно и душно. Голоса разрывают голову на части. Не дают спать.
Где-то в доме работает телевизор. В перерывах между рекламой нового средства от деменции закадровый голос диктора рассказывает о птицах.
– Почти все они умрут от мороза. Особенно опасны для них обледенение и налипание мокрого снега. Лишившись возможности искать пищу на земле они погибнут от голода. Выживут только серые воробьи, потому что их много.
Я отбрасываю одеяло и смотрю в окно.
Опять океан.
Горечь без отчаяния.
Да пошел он. Этот мертвый поэт мог бы придумать что-нибудь и поумнее.
Я одеваюсь и спускаюсь вниз. Кругом пыль да паутина. Мебель отсырела и пошла буграми и трещинами. В гостиной стол, стулья, пара кресел и ведьма.
У открытого окна сидит Лина. Она держит в руках книгу, но взгляд её устремлен к океану. Девушка похожа на статую в желтом платье. Мертвенно-бледная. Хрупкая. Такую сразу хочется разбить, чтобы увидеть, как осколки разлетаются в разные стороны и нечто целое и прекрасное превращается в мусор.
Она снова притащила с собой запах KENZO как обещание сотворить зло.
Ветер листает страницы туда и обратно.
«Удивительный волшебник из страны Оз» шелестит в унисон океану.
Лина говорит:
– Никто не знает о том, что я сотворила с тобой, любимый.
– Не называй меня так.
– Я взяла инструменты и проделала в левой части твоей груди небольшое квадратное отверстие, а затем положила туда красивое сердце из алого шёлка, набитое опилками.
– Я ничего такого не помню.
– Но доброе ли это сердце?
– Ты опять играешь со мной в свои глупые игры.
– Нет. Я не умею летать на метле или превращаться в стог сена. Я просто люблю тебя, милый.
– Ты любишь меня?
– У всех свои недостатки. Мне лишь нужно было доказать свою любовь. Я дарила подарки, покупала одежду, готовила ужин.
– Оскорбляла и угрожала.
Лина смеется.
Я чувствую себя идиотом.
Я и в самом деле глупец раз все еще остаюсь рядом с чудовищем, которое давным-давно вознамерилось меня проглотить.
Вечно ропщущий океан шумит за окном.
– Ты мой Железный дровосек. Я подарила тебе сердце.
– Нет.
– Ты можешь сам во всем убедиться, – говорит Лина и встает с кресла. Её желтое платье шелестит, открывая взору чувственные ноги.
Девушка отдает мне книгу. Старая сказка иссохла. На обложке лишь тень от рисунка. Железный дровосек пожимает руку Страшиле. Они выглядят, как любовники.
– Я буду ждать на берегу.
Лина уходит.
Я открываю книгу, но буквы играют со мной.
Части и главы исчезли, предложения стёрлись.
Лина оставила мне на каждой странице лишь:
ДВЕРИ В ПОДВАЛ
Я брожу из комнаты в комнату в поисках доказательств того, что этот дом не может быть настоящим. Все, как говорил Михаил. Боль и эмоции ничего не означают. Симуляция определяет сознание. Материальны только идеи, а остальные объекты – лишь тени. Бесконечные комбинации цифр формируют бытие.
Мне нужен Перри Мейсон, чтобы разобраться в этом дерьме.
Между лестницей на второй этаж и проходом на кухню есть дверь.
Огромная металлическая створка, которые обычно ставят на входе в подвал многоэтажного дома.
Смутные сомнения лезут мне в голову.
Что-то не так.
Легкий сквозняк приносит запах больницы. Спирт, формальдегид, хлорамин. Я будто опять оказался в палате. Сейчас войдет врач и расскажет, какие изменения произойдут со мной после того, как он залезет мне в голову и основательно там приберется.
Я открываю дверь и спускаюсь вниз.
Вот, Иаков, лестница. Спустись. Там найдешь постыдную правду.
На потолке горят тусклые лампы. От стен идет холодный, голубоватый свет.
Помещение набито различным оборудованием: мониторы, компьютеры, серверные стеллажи, панели управления, колбы, микроскопы, реагенты, механические протезы, резервуары с искусственной кожей, части скелета, несколько сотен Радость-17.
Всюду кабели и провода.
Пол усеян комками полусгнившей студенистой массы. В центре находится бассейн цилиндрической формы. Вдоль стен стоят огромные колбы, наполненные прозрачной жидкостью, в которой плавают мужские тела. Они словно парят в невесомости.
Оболочки вызывают у меня отвращение. Некрасивые. Кожа слишком туго обтягивает жилы. Это мумии, возвращенные к жизни. Неоконченные. Мертвенно-неприятные. Они чересчур похожи на человека.
Я обвожу помещение взглядом и замечаю, что четвертая колба пуста.
Кто-то должен разбудить меня. Сказать мне, что все будет хорошо. Просто заговорить. Здесь реальность сломалась. Стены подвала придвинулись ближе. Потолок сорвался и падет.
Я бегу через комнаты и переходы, через залы и галереи, сквозь пространство и время на встречу безумию и океану.
Дом пустой, но кто-то бубнит.
Телевизор болтает без остановки:
– В нашем городе более восьмидесяти ядерных электростанций. Приготовьте себе кофе. Сядьте у окна и представьте мир, в котором нет человека. Когда я щелкну пальцами все люди исчезнут.
Звук щелчка.
Дом немного тряхнуло.
Я падаю. Сейчас планета расколется на две равные части.
Я мертвый. Я манекен.
Одень меня в платье, посади на диван. Будем вместе смотреть телевизор. Залезть мне под юбку, юркни ладонью в трусы. Я ведь не против. Я мертвая хрень. Без души.
Я открыл двери и вышел из дома.
Двор утыкан деревьями. И они словно пугало в поле. Лишились одежды. И стоят, разведя ветки в стороны, к небу, к земле. Черные, будто сожженные, каменные из угля. Простой карандаш рисовал единицы и нолики. Облака тем же цветом. Если бы они опустились чуть ниже, то деревья бы в них проросли. Под навесом у гаража чья-то машина в пыли.
Я стою на пороге и вижу, как океан наползает на берег.
Далеко-далеко возле скал девушка в желтом платье прикрывает ладонью глаза и смотрит в сторону маяка. Она машет мне, и я поднимаю руку в ответ.
Это не приветствие.
Мои пальцы сжаты в кулак.
4
Лина.
Женщина, которая влечет меня помимо воли.
Спокойная и серьезная. Слишком красивая, чтобы быть настоящей.
Она всегда рядом. Следит за мной словно мать и полицейский.
Она и то и другое. Её любовь безусловно-условна. Я должен поступать правильно иначе все поглотит ненависть.
Волны набегают на берег, и брызги пены оставляют темные пятна на желтом платье. Время от времени Лина поднимает голову, чтобы посмотреть на солнце, долгим немигающим взглядом. Ветер бросает черные волосы, словно облака в пустое бездонное небо, за которым виднеется холодный космический мрак. Темно-синяя граница, после которой начинается бездна, выглядит как перевернутый океан.
Лина шагнула вперед, и волна охватила правую ногу по самую щиколотку, а потом зашипела, сползая назад по песку. Девушка улыбнулась.
– Там внизу лежат камни, – сказала она и рассмеялась. Сказала так будто под песком скрывалась какая-то тайна. И только она смогла её разгадать.
Я молчу.
Туфли мешают.
Я ничего не могу чувствовать, кроме прилипших к коже носков. Это дурацкое лето снова здесь на побережье. Воздух плавится. Город сползает в океан, чтобы остыть. Дома стоят прямо в воде. Отмель стала похожа на части огромного космического корабля, который затонул здесь тысячи лет назад. Куски металла, пластика, бетона и мусор.
Мне хочется взять в руки грабли и выгрести отсюда все окурки и стекло, обертки конфет, жвачки, куски покрышек, тряпки, пакеты и тонны другого дерьма, которое расползается по округе, словно пятно меланомы на коже.
– Интересно, каким океан был в самом начале? – спросила Лина.
– Некрасивым.
– Ты помнишь?
Я пожимаю плечами.
– Всюду пустыня. Песок сыпется вместо волн. Ветер носит холмы. Он дует в одну и ту же сторону несколько лет подряд. Дюны плывут по мертвой глади высохшего океана, засыпая останки города. В тех местах, где песка мало, песчаные холмы напоминают наконечник копья. Гигантские полосы тянутся дальше и дальше. В никуда. Там рассыпаются горы. Пальцы мертвеца, скрюченные в попытке ухватиться за жизнь. Нужно ехать всю ночь, чтобы на рассвете увидеть прибой. Пыльная пена на поверхности лужи мочи. Она пахнет йодом и формальдегидом. Последнее, что остается: поместить свое тело в этот раствор, в надежде вечной жизни, которую обещал Владивосток номер 5.
Лина говорит:
– Возьми меня за руку.
– Как будто мы вместе?
– Да. Именно так.
Ее ладонь оказалась большой и влажной.
Тонкие, длинные пальцы. Хрупкие, словно стекляшки. Почти невесомые. Она могла бы стать музыкантом или врачом. Быть кем-то еще. Жаль, что мы снова здесь. В этой точке.
Чувство падения гложет меня изнутри.
Лина.
Что значит имя?
Я выпустил её руку. Безвольная, она полетела вниз, будто никому не принадлежала, но не упала, не разбилась, а лишь ударилась о девичье бедро.
Лина поглядела на ладонь и пошутила:
– Ну вот, теперь она уже не моя. Придется отрезать и подарить тебе лучшее, что у меня есть.
– Оно у тебя между ног.
Девушка улыбается. Но улыбка у нее странная. Слишком быстрая, словно тень от облака, которое на секунду закрыло солнце.
– Мы могли бы поплавать.
– Нет.
– Ты слишком серьезный.
– Вода пахнет йодом.
– Я забыла купальник. И под платьем у меня нет ничего.
– Ты можешь развлечь меня по-другому.
– И что для этого нужно сделать?
– Расскажи правду.
Наши взгляды встречаются.
Мы играем в игру. Кто кого пересмотрит.
Мы, как плодовые мухи. Наш геном полностью прочитан с одной единственной встречи.
Я расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и закатал рукава. Ничто теперь не мешает. Мои движения будут легкими и точными. Никаких лишних усилий.
Лина говорит:
– Двери в подвал – это как Лев, колдунья и платяной шкаф. Или вниз по кроличье норе в Страну чудес. Портал в другой мир. Граница, через которую нужно переступить, чтобы увидеть нечто большее, чем стены с обоями.
– Я нашел там оболочки Ивана.
Лина смеется.
Громко и беззаботно, как несмышлёный ребенок, заприметивший в руках, матери любимую погремушку. Заливистый, искренний смех. Это дурацкая, неприличная радость сводит с ума. Терзает меня, будто воспалившийся нерв.
Я чувствую пустоту.
– Они все твои, дурачок.
Лина гладит меня по щеке.
Пустота разрастается.
– Настоящий Иван давно умер.
– Тогда зачем тебе я? Это жалкое подобие твоего мужа. Неужели все из-за места в совете? Или ты так долго играешь роль, что уже и сама забыла с чего все началось?
– Ты больше похож на человека, чем он.
– Не мели ерунды.
– Я люблю тебя, Ваня.
– Не надо теперь.
– Очень жаль.
Волны приходят на берег, разбиваются и отступают. Опять и опять. Мертвая плоть океана выглядит, как живая. Там. Внутри. Глубоко-глубоко. Есть что-то еще. Вода темная, будто под ней скрывается огромная туша. Нечто мрачное, первобытное, несовершенное скрыто от глаз.
Это камни.
Они здесь повсюду. Тысячи лет осколки гор медленно уходят на дно под весом печали.
Я вынул один из воды и что было силы ударил Лину в лицо.
Попал прямо в рот, разбив передние зубы. Губы девушки лопнули от удара, и яркая алая кровь полилась в океан. Она закричала. Потеряла всю красоту. Перестала быть женщиной и превратилась в красную плоть. Кусок мяса. Вагина.
Я снова ударил. Попал ей в висок. Она пошатнулась и села. Так быстро будто устала и наконец-то нашла себе место. Волна захлестнула её, смыла крик и на цвет оказалась совсем не зеленой, а ржавой.
Я ударил опять. Разбил девушке левую скулу, зацепив камнем глаз. Зеленый цвет вытек наружу. Потух.
Хрипы. Стоны.
– Иван, – всплакнула она еле слышно. Полуслепая. Уродина. Уписалась от испуга.
– Иван. Любимый… не надо.
Я бил до тех пор, пока она не заткнулась.
Рука онемела от боли.
Берег совсем потемнел.
Океан качнулся вперед и назад.
Пальцы теперь в чем-то липком.
Лина словно ребенок. Её почти нет. Она занимает совсем мало места на берегу. Разбитая кукла, которую бросили дети, когда она надоела и уже не нужна. Там только желтое платье, которое зацепилось за кожу и кости. Волны треплют подол, трогают трусики белого цвета.
Она будто спит. И это ей снится. Мир разрушится в тот самый миг, когда она снова проснется. В тайне от себя я надеялся, что все так и будет. Тело Лины исчезнет, а вместе с ней и кошмар. Но ничего не случилось. Вот она. Исправленная, пересаженная, мертвая. Все, что было сделано мной обратилось в кошмар. Все взращено неразумно. Здесь должны были двигаться губы, которые я целовал не знаю сколько раз. Она лежит у кромки прибоя, уставившись единственным глазом в небо и жестокое солнце никак не мешает ей следить за облаками.
Её волосы слиплись. Она стала похожа на птицу. Маленький журавлик, который выпал из гнезда прямо в лужу дерьма. Мне хочется сказать ей об этом. Хочется, чтобы она рассмеялась.
Время будто соскальзывает. Все перемещается вперед, оставаясь в прошлом, будучи здесь в настоящем.
Это странное чувство.
Дурнота, отвращение, рвота. Будто влюбился. Гнев, тревога, отчаяние. Очередные симптомы депрессии. Я ребенок, которым владеют самые примитивные страхи. Мне хочется убежать, потому что здесь холодно.
Здесь слишком холодно для летнего дня.
Солнце в зените.
Воздух плавится над дорогой от берега в город.
Ни людей, ни машин.
Реальность мертва, как картины на стенах.
Я мою руки от скверны, которую принял за кровь.
Пальцы дрожат. Дрянь случилась. Бессмыслица.
Глава 10
1
Дом на маяке – проклятое место.
Теперь я это знаю.
Ветер приносит шум волн.
Злой океан.
Он рассержен и что есть силы швыряет волны в утес. Земля дрожит и трясется, с деревьев слетает листва. Скоро сюда придет шторм. Может быть, он смоет башню и дом, унылый сад и гараж, забор и дорогу, а потом разнесет к чертям город.
Хорошо если так.
Мне хочется быть разрушенным. Я никто. Оболочка. Полый человек, набитый трухой и соломой. Без чувства и сути. Я влачусь к месту последней встречи. Моя судьба предрешена. Надежд больше нет. Все поглотит пустота.
Когда они придут за мной, я скажу им, что хочу умереть. Пусть оставят в покое врачей, Радость-17, рисперидон. Таким как я нет места в городе. Я убийца. Им лучше меня уничтожить.
Дом похож на череп. Окна на втором этаже, как пустые глазницы. Они следят за мной, когда я прохожу через сад, мимо гаража по дорожке из желтого камня. Кусты можжевельника сыплют на землю мелкие листья-иголки.
Открытая дверь словно рот. Темная, мрачная дыра, которая ведет в Тартар.
Этот дом – глубочайшая бездна. Тюрьма.
Мое имя – Сизиф. Я первый из всех смертных сумел вернуться из мрачного царства теней. Покинуть цифровое хранилище Владивосток номер 5 и стать плотью. Я человек, который поднялся над бессмысленностью своего существования, который в этой бессмысленности обрёл свой смысл и свою гордость.
Кто я?
Тысячелетний старик, успевший сменить сотни оболочек, чтобы построить город и править в нем, как царь, Бог, сумасшедший.
Кусок мяса, зараженный чужим сознанием, как червями.
Кем бы я ни был скоро этому придет конец.
Я вхожу в дом на маяке.
Все молчит. Ни скрипов, ни шорохов. Здесь так тихо, словно в могиле. Два этажа пустоты для меня одного. Может быть я должен убить себя сам. Остаться в спальне на втором этаже.
Я снимаю трубку телефона в гостиной и набираю номер Службы надзора.
Мне отвечает женщина с голосом, как у людей из рекламы товаров для всей семьи:
– Полицейский участок. Чем могу вам помочь?
– Здравствуйте. Меня зовут Иван. Я только что убил свою жену Лину.
– Ваша жена. Она точно мертва?
– Да. Я бил её камнем пока она не заткнулась.
– Где вы сейчас находитесь?
Я называю адрес.
– Оставайтесь на месте. Я высылаю к вам отряд полиции. Они прибудут через пятнадцать минут.
– Спасибо.
Какое-то время я слушаю гудки. Все лучше, чем шум океана.
Может быть, я должен был плакать. Излить этой женщине душу. Но видно у меня её нет. Я хочу, чтобы полицейские, Служба надзора и все остальные люди в городе осудили и наказали меня. Вот и все. Никаких разговоров.
Я сажусь на стул у окна и жду, когда все закончится.
История моей жизни повторяется вновь и вновь. Когда-то она представлялась трагедией. Теперь только фарс. Целый город, да что там – планета, превратились в подмостки для одного человека. Его жизнь представлена композицией из монологов, последовательность которых лишь пародия на сюжет. Роман никакой. Не столь интересный, как лучшие вещи у других начинающих авторов. Мошенник должен быть схвачен критикой с поличным и привлечен к ответственности.
Когда-то давно я думал, что людей вроде меня можно считать хорошими. Я никому не делал плохо. По мере своих возможностей нёс в мир добро. Никто не ждал от меня подвоха, я не доставлял другим проблем, со мной было легко и приятно общаться, мне доверяли. Проблема в том, что за свою «хорошесть» никто из нас ничего не получит.
Значит я не достаточен? Я не такой?
Это безумие.
Я вижу в окно, как к дому подъезжает машина.
Низко посаженный автомобиль кажется сбитым и мускулистым. Он рычит на всю округу и едва не сносит гараж, когда влетает во двор дома на маяке.
Водитель – парень лет девятнадцати, поправляет прическу, осматривает свой дорогой костюм ручной работы и медленно идет к дому.
Я не жду от этой встречи ничего хорошего.
Михаил держит в руке пистолет.
Он направляет на меня оружие, как только входит в гостиную.
Я говорю:
– Скоро сюда приедет полиция.
– Не мели ерунды. Твой звонок уже стерли из базы Службы надзора.
– Это ты постарался?
Михаил кивает.
– Где она?
– На берегу.
– Сиди, где сидишь.
– Хочешь убить меня?
Михаил кладет пистолет на стол. Он прикуривает сигарету и выдыхает дым в потолок. Его лицо слишком бледное. Я вижу синие вены на лбу. Они делают его старше.
Мальчик-старик не спешит говорить. Он расстёгивает верхнюю пуговицу рубашки и снимает туфли.
– Ноги устали. Целый день просидел на стадионе. Много работы.
– Что все это значит?
– Ничего. Просто вся наша жизнь – куча дерьма. И ты её сделал больше.
– Лина обманула меня. Настоящий Иван давно мертв. Там в подвале оболочки для новых Иванов. Я просто первый, кого она разбудила.
– Может и так.
Михаил пожимает плечами.
– Только, видишь ли, Ваня, дело совсем не в тебе. Мне плевать на тебя. Можешь быть у неё хоть сто пятым. Я люблю свою дочь. Она мой родной человек. И все что я делаю, я делаю для неё.
– Трахаешь порно-актрис?
– Это старое увлечение.
– Что будет дальше?
– Я не хочу тебя убивать, но ты должен убраться из города. И больше никогда сюда не возвращаться.
– Так же, как и предыдущий Иван? Ты и ему сделал такое же предложение?
Михаил вытирает лицо тыльной стороной ладони. Он кривит рот, будто съел что-то кислое.
– Этот кошмар тянется много лет. Время от времени я даю своей дочери новое тело, а она воскрешает тебя. И не думай, что я не пытался переписать её воспоминания. Просто всегда что-то да остается. Лина находит тебя, а если нет, то создает. Выдумывает. Ты лишь призрак. Подобие Ивана. Его суррогат. Плод воображения о человеке, которого здесь никогда не было. Ты существуешь только потому, что этого хочет моя дочь.
– Ты сумасшедший.
Михаил смеется.
– Сказал человек, который забил камнем девочку на смерть. Раньше таким, как ты в голову вживляли чип-боли, чтобы были послушными, будто псевдо-собаки, а теперь дают вам свободу. Хотят посмотреть, что из этого выйдет. Можно ли создать новую личность из ничего. Что-то из пустоты. Знаешь, будто сама жизнь. Вот тебя нет. Трах. И вот ты родился.
– Я не верю тебе.
– Ты убил Лину раз шесть, может быть семь. Или десять. Я почистил свои воспоминания. Так проще иметь с этим дело. Иногда надо засучить рукава, взять в руки лопату и просто выгрести все дерьмо из конюшни.
– Ты смешон.
Михаил улыбается. Он берет со стола пистолет и направляет дуло мне в лицо.
– Убирайся.
2
Машина несется вперед.
Ночь, словно живая. Блики от фонарей, свет тысячи окон и отблеск рекламных плакатов доходят сюда от самого побережья. Город празднует ночь. В пятницу всюду одни вечеринки.
Я существую сам по себе. Ни друзей, ни семьи. Мне больше нет дела до людей, которые остались внизу. Пусть веселятся. Тратят деньги в поисках счастья. Для них это важно. Больше, чем что-либо другое. Они довольны собой и излучают уверенность. Нет причин сомневаться в себе.
Я говорю им:
– Все будет хорошо.
Нет ничего невозможного для человека, который в это верит.
Ну и дерьмо.
Нет, нет, нет, ничего никогда не будет хорошо.
Здесь тишина.
В небе над головой видны яркие звезды. Горы больше не кажутся великанами. Это всего лишь огромные камни, которые катятся в океан. Часть из них уже там. Скалы когда-то держались на склоне хребта, а теперь уходят под воду вдоль всего побережья.
Ветер приносит запах смолы.
Дорога идет через лес. Всюду только деревья. Высокие, красноватые. Больше здесь ничего не растет. Лишь на обочине, там, где мощные корни разрушают асфальт, пробивается какая-то бледная зелень.
Шоссе поднимается вверх к перевалу. Город остается внизу, но я не чувствую себя лучше. Я ухватился за руль, как за спасательный круг. Мне приходится сопротивляться тревоге, нарастающему ощущению катастрофы. На асфальте танцуют мрачные тени, попутных автомобилей нет и ни один фонарь не работает. Дорожные знаки скрыты под слоем грязи и пыли, часть из них поржавела, на других сползла краска, и они превратилась в пустые таблички без направлений, ведущие в никуда из ниоткуда. Защитные ограждения вдоль обочины слетели со стоек и валяются на земле. Редкие остановки зияют дырявыми крышами. Дорога – сплошные ухабы, трещины, ямы. Основание полотна разрушается, щебень уходит в песок и мешается с грунтом.
Все проклято и брошено в запустении.
Может быть, я ошибся, и кроме города больше нет ничего нет. Мир пустой. Человек одинок. Все остальное иллюзия.
Мы говорим и говорим друг с другом,
Но мы одиноки. Живые, одинокие.
Чьи мы? Как перекати-поле, без корней.
На перевале смешанный лес пахнет смертью. Воздух отравлен гниением листьев и смрадом трухлявых стволов. Старые ветки и мертвые корни валяются вдоль обочины. Чуть дальше, за отбойником бродят тени деревьев. Ветер играет с листвой. Шепотки, стоны и разговоры.
Ведьмина ночь.
Нечистая сила пляшет во тьме.
Близится полночь – лучшее время для колдовства.
Я мог бы взять с собой немного волшебной травы. Идиот. Зверобой, лаванда, полынь. Венок чеснока. Собрать их перед рассветом, чтобы подействовали наверняка.
В зеркале заднего вида, нет ничего. Только тьма. Дорога уходит за поворот, и огромная стена камней закрывает все небо.
Молчание.
Глушь.
Лучше ехать быстрее. Прочь от мыслей. Может быть где-то есть мое место. Пустошь до самого края. Дикая, обширная и никем не обитаемая.
Мелкие камни осыпаются со склона горы. Деревья скрипят. Звук шин по асфальту отражается эхом.
Дальний свет режет ночь. Дорога пуста. Я достаю сигарету, чтобы согреться, но холод не отпускает меня. Горы торчат будто надгробия. Трещины в камнях похожи на буквы. Временами я вижу на них свое имя.
Мое ли?
Этот образ движется следом. Не отмахнуться. Он везде, куда ни взгляни.
Носится рядом. Прячется за спиной. Неясные очертания будоражат воображение. Предвестники страха. Я жму на газ, надеясь удрать от наваждения. Кажется, если я хоть чуть-чуть сбавлю скорость – нечто схватит меня и утащит в черную, непроглядную тьму.
Время принять рисперидон.
Я улыбаюсь. Мысль доводит меня до приступа смеха. Больше нет страха. Только безумие. Ничто мне не может помочь. Никакие таблетки, заклятия или травы.
Я сумасшедший.
Я несусь на скорости сто восемьдесят километров в час прямо в бездну.
3
На рассвете я вижу кровавое солнце.
Дурной знак.
Всюду пустыня.
Нечто серое, лишенное красок. Застывшая навсегда волна океана, которая никогда не уйдет вместе с отливом. Песок разрушает реальность. Почти как таблетки. Есть только он. Вечный, непобедимый, подминающий все под себя. Ничто не останется прежним. Все поглотит энтропия.
Я не чувствую скорость. Дорога пуста и монотонна. Вокруг нет ничего. Лишь изредка попадаются кривые деревья, да ветер гуляет по увядшей траве. Горы давно позади, но местность скалиста, всюду овраги и пересохшие ручейки.
Ни людей, ни машин. Лишь земля. Голая. Никому не нужная пыль.
Песок заметает дорогу. Кое-где на пути лежат крупные дюны. Я считаю их как овец.
Всюду небо и маленькие холмы, покрытые коростой-травой.
Овечки-дюны одна за другой без остановки перепрыгивают через овраг.
