Александр Операй
Злой человек
Никаких чувств, кроме страха. Влад что-то скрывает. О чем-то молчит. Его взгляд слишком тяжелый. В нем только гнев.
Этот старик. Он лишь кажется человеком, но внутри у него все мертво. Влад избегает прикосновений, словно боится, что иллюзия исчезнет и вместо неё на свет появится монстр. Зомби, которому тысячи лет. Все это время он служит хозяину. Незримому разуму, который скрыт за металлом и пластиком корабля.
Иван знает. Он догадался.
Трудно быть богом, но еще сложнее быть человеком.
Мелкие несоответствия вызывают чувство неприязни и страха. Когда Влад двигается, на него невозможно смотреть без содрогания. Ужасное существо. Оно будто выбралось из ада и теперь, обретя тело, снова учится им управлять.
Влад говорит, что корабль торчит на орбите планеты уже тысячу лет.
В это трудно поверить, но сто тридцать пять пробуждений действительно много для одного человека. Это странно. Что случилось с другими? Вроде бы верный вопрос, но есть и еще.
Огромное существо всегда рядом.
Иван слышит, как оно дышит. Вверху. За стенкой. На внешней стороне обшивки Владивосток номер 5. Кто-то стучит по металлу. Несильно. Негромко. Мягкие касания. Плеск. Шепотки, стоны, шелест, едва уловимые колебания корабля.
Это Дагон или Ктулху.
Иван ждет наступления сна.
Он сидит на стуле у стены и отбрасывает длинную тень, которая тянется через всю комнату до самой двери, превращаясь из образа человека в нечто потустороннее, пришедшее из кошмара. Дерево в мертвом лесу. Черное, сгоревшее в адском пламени вместе с листвой, землей, небом и жизнью.
В помещении холодно. Отопление и вентиляция не работают. Всюду грязь, лежалая одежда, вонь немытого тела. Когда-то новая мебель теперь в бурых подтеках, она отдает сыростью, плесенью и туалетом. Комната больше похожа на одиночную камеру, чем на уютное место, которое можно было бы назвать домом.
Здесь слишком пусто.
Нет оснований для беспокойства, но что-то не так. Это странное состояние, когда чувство одиночества медленно перерастает в тревожность. Вечное ожидание неприятностей. Психоз заключения. Многократное повторение одних и тех же мыслей. Это наказание не телесное, но духовное.
Иван взял со стола пластиковую бутылку, открутил крышку и понюхал содержимое. Запах оказался паскудным. Скверное пойло. Он задержал дыхание и сделал пару глотков. Спирт лишь слегка был разбавлен водой. Процентов на десять не больше. Горло жгло и сушило. Иван надеялся, что останется жив, а когда пронесло и алкоголь надежно «упал», в комнате вдруг потемнело.
Свет чуть заметно моргнул и стал тусклым. Генераторы снова сбоили. Иван ремонтировал их сотни раз, но установки ломались. Опять и опять. То был замкнутый круг. Кошмар всей его жизни.
Он подумал, что так даже лучше. Энтропия растет и с каждым днем нужно прилагать все больше и больше усилий, чтобы навести здесь порядок. Ему всегда есть чем заняться.
Иван выпил еще.
На душе было мрачно. Кошки скребли. Да так сильно, что хотелось кричать. Бессонница пожирала. Глотала реальность, мешала секунды с часами и минуты длились, как дни, а недели менялись местами с годами.
Иван посмотрел на кровать. Там лежал рабочий комбинезон. Еще одна кожа, которую необходимо носить, чтобы уберечь мясо и кости от смерти. Еще одна оболочка. Тюрьма, из которой он не мог выбраться. Единственным способом убежать из заточения были сны, но там все чаще появлялись отголоски прожитой жизни: бесконечные коридоры, запах резины, цифры и результаты экспериментов, всполохи системы картрирования мозга, шум океана. От такого дерьма едет крыша. Это грёзы в ведьмовском доме.
С каждым прожитым днем сон приходит все позже и длится все меньше и меньше. Бессонница приносит с собой пустоту. Чувство падения. Словно под ногами открылась бездонная пропасть. И все мясо, кровь и кости ухнули вниз. От Ивана осталась лишь кожа. Временами ему бывает очень трудно вернуться. Вновь обрести рассудок и способность трезво мыслить.
Иван взглянул на свои руки и увидел сон наяву.
Лицо незнакомой девушки превращается в кашу, становится фаршем из мяса и крови. Рвутся губы, ломается нос, зубы крошатся от ударов и яркий синий глаз вытекает наружу, скатываясь по щеке в океан.
Иван слышит вопль, и ему трудно поверить, что он умеет кричать настолько громко.
Он очнулся и огляделся по сторонам.
Комната стала меньше. Потолок нависал. Стены придвинулись ближе. Мятая постель и комбинезон словно гроб с мертвецом во время поминок.
В отражении на поверхности шкафа сидел человек с обезумевшим взглядом. Он выставил руки вперед в попытке закрыться от правды. Он боялся убийства, своего и чужого, был напуган малейшей возможностью его совершить. Воспоминание о кошмаре уже исчезало, опускалось на дно, прячась в глубинах памяти, оставляя на поверхности сознания лишь отголоски-круги. И этот человек, потерявшийся между прошлым и настоящим, взглянувший на себя со стороны, никак не мог поверить, что был когда-то другим. Безумие сползало с лица, будто маска, обнажая растерянность и неуверенность в своих силах.
Иван спрятал бутылку со спиртом под стол и достал из ящика у стены небольшой лист бумаги.
Схема корабля пахла машинным маслом. Всюду пометки и записи. Корявый, неровный почерк внизу и уверенный, размашистый сверху. Ближе к середине листа только печатные буквы. Эти послания друг для друга оставили несколько человек, но Иван видел в них нечто общее. Наклон слов. Неравномерность движений. Строение букв.
В носовой части корабля находился отсек, помеченный на схеме знаком вопроса. Рядом каракули в целое предложение: «Дорога из желтого кирпича».
Иван много раз собирался сходить на нижнюю палубу и проверить таинственное помещение, но что-то все время мешало.
Свет моргнул.
Странные звуки повторяются снова и снова. Колебание. Шелест. Скрипы и стоны. Тяжелое дыхание. Глубокий вдох. Шумный выдох. Что-то огромное совсем рядом. За стенкой. Оно царапается и скребется по корпусу корабля. Нечто хочет проникнуть внутрь. Оно ищет Ивана. Зовет по ночам. Мешает спать. Этот гул. Этот шелест. Он всегда рядом. Стоит прислушаться и вот он опять.
Иван схватил с кровати рабочий комбинезон и вышел из комнаты в коридор.
В сумраке аварийного освещения корабль, словно труба, берущая начало из ниоткуда и ведущая в никуда. Проход все время сужается, петляет, заводит в тупик. От стен идет запах пластмассы. Воздух холодный, с низким содержанием кислорода. В заброшенных помещениях блуждают призраки. Голоса, стоны, вялые всхлипы, едва различимый скрежет металла.
Оказавшись на нижней палубе, Иван двинулся в сторону хранилища данных. Полужесткий комбинезон реагировал на усилие плохо. Пот щекотал подбородок, капли стекали по коже, оставляя после себя свербящее ощущение грязи. Хотелось помыться.
Иван свернул в технический коридор и замер на месте.
Под ногами бежала вода.
Злоба и страх.
Чувство заброшенности, безысходное отчаяние, напряжённость и беспомощность.
Тошнотворный запах йода, водорослей, соли и гальки. Как будто море где-то совсем рядом. Холодный поток движется в сторону шлюза и там мельчает, и уходит под палубу.
Иван взглянул на треснувшую стену в поисках утечки, но ничего не нашел. Он вдруг подумал, что обречён ремонтировать Владивосток номер 5 до конца своих дней. Он будто приговорен к бессрочному заключению на орбите, отвергнут, брошен стареть и умирать в дырявых отсеках, мучиться бессонницей и собирать воспоминания из обрывков кошмара. Ему не нужны ни леса, ни океаны. Он презирает и ненавидит чистый воздух и ветер, звуки дождя и траву, деревья и небо. Он просто хочет выбраться на свободу.
Иван открыл шлюз и оказался в хранилище данных. Лампы аварийного освещения бросали дрожащий свет на серверные стойки, уходившие в глубь помещения. Ни один модуль памяти не работал. Все было мертво. Аппаратные терминалы "молчали". Сажа и пыль под ногами, разрушенный потолок над головой. Неуютно, как в склепе. Когда-то давно здесь хранились копии сознания всех людей с планеты Земля, но крохотный вирус уничтожил большую часть мозга Владивосток номер 5.
Иван осторожно прошел по самому краю хранилища. Он знал, что мерзость все еще находится на корабле. Мерзость гниет и плодится. Мерзость заменяет нейронные связи, ломает коды программ, путает адреса и команды, стирает данные и картотеки, внедряет себя в системную память.
Зло таится в следах от огня. Сквозные прогары на полу будто поступь хаоса. Кому-то показалось мало того, что вирус переписал все базы данных, заполнив их одним и тем же видеофайлом. Чужак устроил пожар в самом центре хранилища, уничтожив большую часть оборудования. Здесь все обуглилось, прогорело, оплыло.
В глубине души Иван тоже хотел, чтобы все наконец-то закончилось. Пусть людей вновь создаст кто-то другой или же не делает этого вовсе. Он не годится для роли творца. Слишком много дерьма. Он чувствовал в себе некий изъян. Нравственный, духовный недостаток. Злость. Трусость. Ненависть. Отвращение к тому, кем он был и чем занимался на борту Владивосток номер 5.
Перегородка в следующий отсек открылась на несколько сантиметров и встала намертво. Иван с трудом протиснулся в образовавшуюся щель и оказался в длинном ангаре.
Это было странное место.
Оно шелестело. Будто огромное существо втягивало воздух в легкие и выдыхало обратно.
Маленький корабль в центре помещения, выглядит старым и ненадежным. Теплозащитное покрытие на небольших крыльях усеяно трещинами. Часть корпуса рядом с двигателем хранит следы пожара. В местах выпадения силикатной плитки видны панели укрепленного углепластика. Кабина управления в передней части кажется слишком маленькой для человека.
Несколько ржавых гидравлических подъемников стоят рядом со шлюзом и кажется вот-вот рассыпятся в прах. Автоматический заправщик под крылом челнока погнулся под собственным весом и как будто плывет по настилу ангара.
Иван делает вдох и выдох, пытаясь успокоить нервы и сердце. Нет никаких гарантий, что шаттл сможет доставить его на планету, что он не сгорит при в ходе в верхние слои атмосферы. И тем не менее на секунду в его голове мелькнула сумасшедшая мысль: он должен убраться отсюда. Прокатиться вниз со скоростью падающей кометы и быть может покончить со всем тем кошмаром, который творится вокруг.
Он хватает из шкафа рядом со входом несколько свертков и облачается в легкий скафандр. От чужого снаряжения разит грязью и потом. Внутри будто сидит другой человек. Этот чужак давно умер. Здесь не осталось новых вещей и людей.
Иван застегивает V-образный клапан скафандра и подключает вентиляционный шланг к портативному вентилятору. Система жизнеобеспечения реагирует на проверку, и регулятор давления, находящийся на груди чуть ниже гермошлема, стравливает лишний воздух.
Поднявшись по трапу к кабине челнока, Иван долго возится с входным лазом, который никак не хочет открыться. Кажется, проходит целая вечность прежде, чем затворный механизм поддается, и крышка люка отходит в сторону.
Иван пролазит внутрь кабины и занимает кресло пилота. Несколько дисплеев и куча незнакомых датчиков, переключателей и кнопок разбросаны по пульту управления в передней части и выглядят слишком сложно, чтобы сходу разобраться что здесь к чему. Он успевает пристегнуть ремни, когда до него наконец-то доходит, что шлюз в дальней стене ангара все еще закрыт.
Черт.
Гребанная, ДЕРЬМОВАЯ, долбанутая дверь.
Весь этот СРАНЫЙ корабль.
Будь проклято все.
Слышишь, Влад?
– ПРОСТО СДОХНИ!
Иван отстегивает ремни и выбирается из челнока.
Впервые с момента, как он попал в ангар до его слуха вновь доносится странный звук. Нечто снаружи стучит по корпусу корабля. Недовольное, сердитое существо проверяет на прочность Владивосток номер 5. Оно отступает и опять возвращается. Один и тот же цикл повторяется множество раз. Шорох. Басовитый гул и затем приглушенный грохот.
Какое-то время Иван просто стоял и смотрел на затворный механизм шлюза.
Он забыл о своем желании покинуть Владивосток номер 5. Теперь это не имело никакого значения.
Любопытство оказалось сильнее. Ему нужно было увидеть нечто новое, необычное, выходящее за рамки его бесцветной жизни.
Он хотел знать, что будет, если впустить зверя, который так долго скребется снаружи.
Иван протянул руку к рычагу и опустил его вниз.
Дверь пошла в сторону, заскрипела и вдруг выгнулась внутрь.
Океан хлынул через коробку шлюза в ангар.
– НЕТ!
Иван мотнул головой, пытаясь стряхнуть наваждение, но волна сбила его с ног и протащила до перехода в хранилище данных. Он ударился головой о перегородку и на секунду лишился сознания.
Тьма качнулась.
В ней было скучно.
И одиноко.
И страшно.
Тысячи лет тянется боль. Такого странного цвета. Кораллового он бы сказал. Яркая с кровью, зубами, блевотой и дерьмом. Целый коктейль. Весеннее платье молоденькой девушки. Вся в цветах. Вся в цвету. Хороша.
Тьма.
Нет ничего.
Разрыв в потоке информации.
Провалы. Пробелы.
Голову знатно отбило. Всё звенит. Рок-эн-ролл. Играй громче, стучи в барабаны.
Где-то далеко-далеко орет аварийная сигнализация.
Иван встал на колени и увидел, как кровь падает в воду.
Удивительно.
Странно.
Так много холодной воды. И она прибывает. Она пахнет солью. Она и есть сама соль.
Стекло гермошлема разбилось.
Ребра болят, дышать тяжело, будто воздух внутри корабля превратился в кисель. Вдох не приносит обычного облегчения. Выдыхать просто нечем. Чувство полной дезориентации. Желудок подбрасывает вверх и резко швыряет вниз, хочется встать, но тело залито свинцом и весит несколько тонн. Ничего не поднять, не сдвинуть с места. Неимоверным усилием воли Иван открывает рот, чтобы кричать, но наружу выходит лишь хрип и мычание.
Он сжал кулаки и почувствовал, как жгучая ненависть давит горло.
И в этот момент двери шлюза не выдержали давления океана и разломились.
Волна подняла Ивана вверх и бросила вниз.
Вода хлынула в скафандр через дыру в стекле шлема.
Потолок закружился в гигантской воронке. Волны потянули Ивана и потащили наружу. Он принялся бить руками и ногами, пытаясь всплыть на поверхность. Кровь в голове разрывала сосуды на части. Кожа будто сползала с лица. Потускневшим, почти невидящим взором Иван глянул вверх.
Там плавало желтое солнце.
Так далеко.
И так близко.
Глава 4
1
Мужчина и женщина прячут глаза. Я им не нравлюсь. Время, отведенное на собеседование, подходит к концу и уже поздно что-то исправить, произвести должное впечатление, набрать нужный балл. Я был взвешен, отмерен и признан негодным. Я проиграл и теперь меня ждет приговор в духе:
мы обязательно вам позвоним
Вот где ложь и обман.
Поверить в такое, значит поверить всему. Правда в том, что я здесь не нужен. Наш разговор простая формальность.
Женщина улыбается мне. Она растягивает рот все шире и шире, будто решила проверить кожу на прочность. Я хочу разбить ей лицо. Она манекен из витрины магазина одежды. Её пустые глаза могла бы взять себе смерть, если бы решила взглянуть на публику, чей мозг уже лет сто подключен к Радость-17, и они никак не умрут, потому что больше не люди, а цифровой след в хранилище виртуальных кошмаров.
Мужчина упакован в черный костюм. Он бы мог сниматься в научно-популярных фильмах в роли застывшей звезды, и ни один квант света не покинул бы его. Иногда он замирает на миг и что-то мертвенно-неприятное проявляется в том, как он выдает себя за человека.
Я сижу на стуле в чулане торгового центра "№135" и вот уже полчаса пытаюсь получить должность курьера. Я испытываю непреодолимое желание приносить людям пользу, потому что помню слова, с которыми Бог обратился ко мне этим утром:
ТЫ ДОЛЖЕН УСТРОИТЬСЯ НА РАБОТУ
Но я предан анафеме.
Мужчина тыкает в монитор на столе и говорит:
– Вы несколько месяцев работали в министерстве экономики. Почему оттуда ушли?
– Я сомневался.
– В чём именно у вас были сомнения?
– В экономике.
– Поясните.
– Она предпочитает людей, уверенных в том, что ежедневный ритуал, состоящий из восьмичасового рабочего дня, оправдывает невыносимую бессмысленность бытия.
Мужчина широко улыбнулся и клацнул зубами. Наверное, я показался ему очень забавным. Чем-то средним между искусственным домашним животным и видео-обоями на стенах порно театров. Такие потешные мертвые штучки, выдающие себя за лучших друзей человека.
Я хочу сказать ему что-нибудь гадкое.
– Они выгнали меня, потому что я убил человека. Это несколько портило репутацию министерства.
Женщина кривит рот. Я испачкал Белоснежку в грязи. И теперь она ждет, когда сможет незаметно от всех принять пару таблеток рисперидона, чтобы унять тревожные мысли.
– Я оставил ребенка в горящем автомобиле. Он не кричал. Если вам интересно. Просто обуглился до костей.
В комнате становится тихо.
Я слышу гул электричества в лампах на потолке и то, как женщина наступает мужчине на ногу. Он едва заметно кивает и складывает руки в замок на груди.
– Вы так легко говорите о смерти ребенка.
– Я должен рыдать?
– Не могли бы вы рассказать что-нибудь личное.
Я пожимаю плечами и говорю только правду:
– Иногда женщины, с которыми у меня был секс, спрашивают, почему я не заведу себе домашнее животное. Они честно верят, что это может помочь.
Я молчу, и комната тоже молчит. Нам теперь всем неудобно. Я гляжу в зеркало на стене. Полицейские утверждают, что такой простой фокус способствует соблюдению общепринятых норм. Отражение не дает мне совершать антисоциальные поступки, говорить грубости, перечить вышестоящим. Но я понимаю, что мой леопардовый пиджак выглядит слишком вульгарно. Это он портит первое впечатление у людей обо мне. Ни хрена они не знают кто я такой. Не видят. Леопардовый пиджак застилает им разум. Я – это шмотки, которые напялил на себя этим утром. Никто не заметит моих сожалений по этому поводу. Блестящие платья. Хаотичный беспорядок.
Мужчина продолжает допрос:
– Когда вы в последний раз принимали рисперидон?
– Я не под кайфом.
– Медицинские справки гарантируют вашу благонадежность, но очень часто кандидаты, которых к нам направляет служба надзора, не испытывают потребности в командной работе и не стремятся к общению в коллективе, что влияет на результаты труда. Торговый центр "№135" придерживается более традиционных ценностей. Вы должны пройти эмпатический тест на полиграфе, если хотите работать у нас.
Я не спешу отвечать.
Я думаю о пакетах для мертвецов.
В моей голове крутится ролик, в котором порно-актриса Алиса Астахова снимает с себя черные полиэтиленовые трусики и говорит:
Наши мешки для ТРУПОВ – это сумки для человеческих тел
Дальше идет номер телефона ближайшего торгового центра.
Я улыбаюсь. Мужчина и женщина улыбаются мне. Они думают, что я отработанный материал. Со мной возятся только потому, что моя анкета пришла из Службы надзора и по закону они обязаны провести собеседование.
– Послушайте, – говорит мужчина, откидываясь на спинку стула, – у нас более трехсот резюме на рассмотрении и ни один кандидат не отказался пройти эмпатический тест на полиграфе.
Он внимательно смотрит мне в глаза. Наверное, так импотенты убеждают женщин поработать руками и ртом чуть подольше.
Я хочу вернуться домой.
В дождливые дни лучше пить чай, курить сигареты и пялиться в потолок. Такое решение проблемы существования в детерминированной Вселенной не подойдет тем, у кого в доме есть ружье, им лучше отправиться на работу, сходить в кино, пообщаться с психоаналитиком, зарядить ружье.
– Мы считаем, – говорит женщина, – что несогласие с результатами теста, выходит за рамки общепринятого поведения и является основанием для отказа в приеме на должность.
– Звучит, как полная чушь.
– Отсутствие на сайте торгового центра №135 результатов полиграфной процедуры может быть воспринято нашими клиентами как доказательство вашей неблагонадежности.
Я потираю виски.
Есть некий предел, после которого становится неприятно смотреть на корпоративные оболочки. Мелкие несоответствия, из-за которых возникает нервозность. Может быть, если в комнате пойдет дождь или включится система пожаротушения, мужчина и женщина покроются ржавчиной и откроют мне свою настоящую сущность. Правду о том, что все мы здесь манекены депрессий с лицами давно мертвых людей.
– Знаете, – говорю я, – такие разговоры вызывают тревожные чувства.
– Что вы хотите этим сказать?
– Мне неприятно здесь находиться.
Мужчина пожимает плечами.
– Информация о вашем отказе пройти проверку на полиграфе будет направлена в Службу надзора.
– Дело не в тесте, – говорю я, – проблема в том, что у настоящих людей левая сторона лица, почти всегда, выглядит более привлекательно, чем правая.
– Вам не нравится наша внешность?
– У вас симметричные лица.
Мужчина открывает рот и молчит.
Сейчас он мне нравится больше. В первые за все время собеседования он выглядит честно. На мгновение он приблизился к тому, чтобы быть человеком, и мы стали похожи. Потерянные, абсурдные существа без ответов на простые вопросы. Кто мы? Зачем? Почему? Вся эта лживая игра вокруг нас рушится за неимением смысла.
Он смотрит мне в глаза, как будто мечтает со мной переспать. Статистика говорит не в мою пользу, но я слышу, как его руки мечутся под столом. В восьмидесяти процентах случаев работникам удается воспользоваться тревожной кнопкой, не вызвав подозрений у злоумышленников. Она, как последний довод в проигранном словесном дзюдо и переход на огнестрел. Выстрел в голову надоевшему собеседнику. БАХ! Мозг вылетает наружу и красит белые стены дерьмом.
За моей спиной открывается дверь и двое полицейских входят в комнату. Они похожи на мертвецов. Дешевые оболочки, специально созданные уродами, чтобы внушать страх одним внешним видом.
Я медленно встаю со стула и поднимаю руки вверх. Во мне нет ничего. Только усталость. Я не могу хорошо или плохо относится к умывальнику или к урне для мусора, пока не узнаю, что они больше, чем вещи. Я не чувствую злость, гнев, раздражение или агрессию. Я не испытываю желания все здесь уничтожить. Разбить женщине лицо. Заставить мужчину съесть свой черный костюм, свои туфли, ногти и волосы.
Полицейские выводят меня в коридор.
2
Такси спускается к побережью.
Я закрываю глаза и вижу багровый прилив. Красное солнце на дне океана. Город в огне. Всюду крики. Жалобы. Стоны. Люди окружают автомобиль, пытаются проникнуть в салон, бьют по стеклу, просят взять их с собой и увезти из кошмара. Я абсолютно спокоен и безразличен. Глядя на лица несчастных, я чувствую, как далеко зашел в своем одиночестве. Я рыба, выброшенная приливной волной на грязный асфальт. И бьюсь о железобетон. И надеюсь, снова оказаться в воде, но забираюсь все дальше и дальше вниз по дороге, путаясь в мусоре и помоях, в сутенерах и шлюхах, во лжи и молчании, которые были здесь до меня. Люди злятся и выбивают окна в машине. Их всё больше и больше. Часть из них гибнет в огне, но остальные выламывают двери автомобиля и лезут в салон. Они ищут меня, пытаются рассмотреть и запомнить. Они находят во мне все признаки МКБ-10, подходящие под определение социопата:
– хронический характер аномального поведения, дисгармония в личностных позициях и поведении;
– ухудшение профессиональной и социальной продуктивности.
И т.д. и т.п.
Люди хотят посадить меня на седативные препараты, вскрыть мне череп инструментами для трепанации и подправить мозги, чтобы я стал нормальным. И помнил. Шаг вправо, шаг влево от интересов толпы, карается вызовом полицейских. И знал. Доносы подтверждают статус благонадежного гражданина.
Доносы подтверждают статус благонадежного гражданина!
Я просыпаюсь от крика.
Такси везет меня через торговый квартал.
Всюду реклама.
Она лезет с экранов над входом в метро, сползает по стенам домов, мерцает на небе, улыбается и смеется из придорожных лайтбоксов. Она смотрит на меня самым добрым и светлым взглядом из всех, что я видел. Мы влюблены. Или были когда-то. Тысячи лет прошли с нашей встречи, но реклама любила меня все эти годы. И вот я прорвался сквозь мрачные дни и непогоду, прошел через пустыню и горы, чтобы увидеть её телевизоры и холодильники, съесть лучшие в городе веганские бургеры и попробовать воду со вкусом барбитала натрия. Голос рекламы переполнен мажорными нотами, чтобы настроить меня на доверительный лад. Она говорит со мной, как добрый дедушка в супермаркете под елкой на Новый год.
Я выхожу из такси и двигаюсь в сторону спального микрорайона.
В разбитом асфальте зияют огромные лужи, на поверхности которых плавают копии уличных фонарей, зданий, машин и прохожих. Я смотрю на мир сверху вниз, в мутную, грязную воду, всю в бликах неона и не вижу ничего хорошего.
Наверное, я один из тех людей, которые никогда не будут довольны жизнью. Мне не помочь. Я просто брожу в одиночку. Никто не говорит в точности, что думает, чувствует или имеет ввиду. Здесь царит лицемерие. Я вступаю в лужу и город идет в вкривь и вкось. Так сгинут все отражения. Кто-нибудь их раздавит, разобьёт зеркала. Человек более сильный, чем я, уверенный в своей правоте, привыкший доводить дела до конца. Дикий. Несломленный зверь. Дух первобытной борьбы с неодолимым желанием жить на свободе.
Я захожу в гостиницу на углу перекрестка.
Вестибюль смердит алкоголем и едой из доставки. На стенах граффити. Под ногами валяется мусор. Опасаясь полицейских облав, кто-то поменял цифры на всех номерах.
Двери комнаты в конце коридора испачканы кровью. Выглядит скверно. Я оглядываюсь по сторонам, но вокруг ни души. Местные обитатели затаились и ждут наступления ночи. Солнечный свет несет смерть упырям. Бледные, полумертвые тени спят и видят кошмар. Они возвращаются в этот мир только чтобы пожрать.
Я достаю из кармана ключи и отпираю замок.
В номере царит полумрак. Окно занавешено и неоновой свет, проникая свозь щели, оставляет на стенах сине-зеленые блики.
Алиса лежит на полу, будто на дне океана.
Она похожа на манекен.
"Высокая мода" породила стандарт для всех оболочек женского пола как чрезвычайно худую, спортивную, высокую фигуру с узкой талией и длинными ногами, полной грудью между вторым и третьим размером. И обязательное лицо. Юное и невинное, как цветок, не знавший ни слёз, ни печали. Весь город заполнен идеальными куклами.
Алиса другая.
Ужасный шрам на левой стороне лица тянется от виска к подбородку и портит всю красоту. Я хочу расцеловать каждый шов и прикоснуться кончиком пальцев к порезу, но замечаю рядом с девушкой на полу Радость-17. Отвратительный черный квадрат горит красным цветом. Зловещие тени оживают на стенах. Я снова в кошмаре. Безумие никогда не отпустит меня.
Я обнимаю Алису за плечи и кладу на диван. Кожа да кости. Девушка похожа на птицу. Худой, угловатый журавлик из белой бумаги. Сейчас она в моей власти. Может быть, я отвезу её к океану. Послушать, как разбиваются волны о скалы. Снять ботинки и пройтись по кромке прилива. Сунуть пальцы в песок и почувствовать, как течение вымывает планету. Зачерпнуть в руки холодной воды и умыться. После стольких лет я не знаю, как быть с кем-то рядом. Я потерялся в ослепительном сиянии города, захваченный потоком людей, сплавляющих свои жизни по улицам вниз через нагромождение зданий, домов, машин, рекламы, страха, ненависти и любви. Теперь этот зыбкий мир из песка высыхает на солнце и поднявшийся ветер сносит постройки. Не удержаться.
Я отключаю Радость-17 и внимательно слежу за дыханием девушки. Её грудь едва заметно поднимается и опускается. Жизнь все еще теплится в этом измученном теле.
В комнате тихо и пусто.
Слабый сквозняк трогает детские рисунки на холодильнике. Простые и легкие картинки. Деревья и солнце. Пряничный домик с собаками во дворе. Мама и папа. Песчаный берег и океан. Они хранят в себе воспоминания. Девять лет жизни ребенка.
На столе у окна стоит фотография в рамке: маленький мальчик под елкой. Он держит в руках вязанный свитер с забавным оленем, танцующим под луной, которая желает всем «Счастливого Нового Года». Всюду фантики и конфеты, коробки с подарками и мишура. Белая крыска Джухейна, прячется в ветвях елки.
Я беру в холодильнике пакет с питательным раствором и начинаю осторожно разминать содержимое, смешивая аминокислоты, жиры и глюкозу. Научиться заботиться об упырях вовсе несложно. Достаточно закончить медицинские курсы или провести какое-то время в больнице, наблюдая за тем, как спят оболочки, подключенные к Радость-17. Они не живут. Серые будни повторяются друг за другом, как пули в обойме. День за днем. Ночь за ночью. Годам к тридцати большинство из них подыхает от скуки, потому что город не может ничего предложить, кроме шлюх и рисперидона. Сумасшедшие верят, что где-то там в чужом сне, среди воспоминаний о прошлом можно встретиться с древним Богом. Достаточно помолиться, исповедаться за грехи, купить Радость-17 и подключиться к кошмару. Все не напрасно. Нужно уснуть, чтобы проснуться. Ведь в жизни есть некий смысл. Тайна, которая лучше, чем шмотки, жратва, секс и таблетки. Познав её, становишься просветленным. Каждый сможет осознать природу реальности. Полностью. Целиком. Все следы неведения исчезнут, все завесы падут. Круг воплощений прервется.
Ваал, Анат, Асират.
Ваал, Анат, Асират.
Ваал, Анат, Асират.
Я прикрепляю пакет с питательным раствором к внутривенному катетеру у Алисы на левой руке и включаю дозатор, чтобы жидкость поступала в кровь медленно и понемногу.
Когда-нибудь все лекарства закончатся или потеряют свою эффективность.
Что же мы будем делать?
Не знаю.
Наверное,
БРОСИМ КУРИТЬ
и
УСТРОИМСЯ НА РАБОТУ
Я ложусь на диван рядом с Алисой и обнимаю её хрупкое тело. Я человек, который никогда никого не любил. Настоящая близость между людьми – это когда они разговаривают друг с другом в кафе через столик? Жизнь научила меня защищаться, играть, контролировать, умничать и скрывать свои чувства. Мне не нужно ощущение родства и счастья рядом с другим человеком. Я так измельчал, что согласен на едва заметное прикосновение к коже. На запах и звук чужого дыхания.
У меня нет друзей, и я не знаю, как их получить. Может быть, они продаются в супермаркете напротив аптеки, но мне никогда не приходило уведомление о распродаже и скидках. Я не питаю иллюзий. Мое одиночество деградировало в изоляцию. Она дает ощущение безопасности.
Я закрываю глаза.
Реальности нет.
Все чувства уходят. Отключаются одно за другим. Я мыслю, но уже не существую. Я космонавт, отправленный в полет к центру Галактики. Вокруг меня только долгая тьма. Никаких снов и кошмаров. Кто-то дернул шнур и оборвал соединение с центральным сервером данных. Все картинки пропали.
Я просыпаюсь под вечер.
В номере тихо.
Алиса все еще спит. Она выглядит лучше. Чернота под глазами исчезла, дыхание стало ровным.
