Александра Михайловна Воронцова. Неиз. художник.
Количество матросов, женщин и жителей, которые должны были перевозиться через бухту с южной стороны на север для рассмотрения и отмены решений комиссии по расследованию должны были транспортироваться с большой осторожностью, для здоровья окружающих и для предотвращения распространения чумы в Крым и в другие земли. В то же время я понимал, что расследование продлится долго и обязательства задержат меня на несколько недель, а может быть даже месяцев. Это усугубляло мои мучения и моё жестокое горе, что моя жена с плохими вестями о здоровье нашего дорогого ребёнка не могла знать когда я смогу их найти».6
Около 6000 людей были допрошены. В итоге по решению суда казнены 7 человек, возглавивших восстание. Это были «Т. Иванов, Ф. Пискарев, К. Шкуропелов, П. Щукин, М. Соловьев, Я. Попков, а также унтер-офицер Крайненко». Приговор исполнили на территории слободок 11 августа. Бунтовавших 423 женщин выслали в другие города. Более 1000 горожан и матросов отправлены на каторжные работы. Всего около 4000 человек выселили в Архангельскую губернию. Генерал Турчанинов был разжалован в рядовые. Сделав доклад Императору, получив от него благодарность и заслуженный отпуск, Михаил Семёнович отправился в Одессу. Там он поручает своему заместителю генералу Афанасию Ивановичу Красовскому временно исполнять обязанности по управлению губерниями Новороссии и Бессарабии, к тому же за ним остаётся управление своим 3 пехотным корпусом. Раздав приказания своей канцелярии Воронцов наконец-то в двадцатых числах сентября, поспешил вслед за своей женой и детьми в Вену. Уже в дороге он получил письмо от Елизаветы Ксаверьевны о смерти их прекрасной дочери Александрины. Нет нужды рассказывать читателю, что происходило в душе отца. Он доехал до города Ланьцут в Польше и остановился в имении друга графа Альфреда Войцеха Потоцкого женатого на Юзефине Марии Чарторыйской. Княгиня Елизавета Воронцова была там. Похоронив ребёнка в Вене, она вернулась с Симоном и Софией в Ланьцут. Такое великое горе ещё больше сблизило супругов, они несколько дней прожили в имении Потоцких. Очень близкое и внимательное отношении принцессы Юзефины к Елизавете помогло преодолеть этот жизненный кризис. Спустя несколько дней эти две семьи вместе отправились лечиться минеральной водой в Вену и ставить памятник на могилу дочери. Там в Европе Воронцовы пробыли до конца года. В этом же году во Франции произошла «Июльская революция» и был коронован новый правитель Луи Филипп I. Волнения так же произошли в итальянских городах государствах. То же самое было в Бельгии. В октябре началась революция в Польше под лозунгом «восстановлении независимой Речи Посполитой». В Москве же в конце года разразилась эпидемия холеры, и Государь лично участвовал в борьбе с этой заразой. В ноябре польская армия, готовившаяся в поход под Российским флагом в Бельгию «обратила оружие против России». Капитан Пётр Высоцкий поднял восстание и напал с офицерами на казарму гвардейских улан. Великий князь Константин Павлович со своей женой Жанеттой Грудзинской (княгиней Лович) успел бежать из Бельведерского дворца и спрятаться.
Наступивший 1831 год Воронцовы встретили в Европе. Здесь они нашли приехавшую Ольгу Станиславовну Нарышкину (урождённую Потоцкую), с которой Елизавета Ксаверьевна всё жизнь дружила. Она так же очень помогла Воронцовой выйти из морального и физического кризиса. У Ольги на руках была её двухлетняя дочка София, к которой сильно привязалась Елизавета. Они вместе с детьми тихонько гуляли по Вене в парках. Женщины, оставив детей на попечение гувернанткам иногда посещали оперу, заходили в магазины и кафе. Постепенно Елизавета Ксаверьевна приходила в нормальное состояние.
В эти январские дни генерал-фельдмаршал Иван Дибич повёл свои войска в Царство Польское. Сейм объявил династию Романовых лишённого польского престола. В феврале произошло сражение при местечке Грохове. Сражение развилось за владение ольховой рощей. После 4 атаки к вечеру 13 февраля наши гренадёры захватили этот лес. Поляки потеряли порядка 12000 человек и отступили в Варшаву. Генерал-фельдмаршал Дибич мог окончить войну, но тут вмешался Константин Павлович, который посоветовал ему не уничтожать бегущего противника. Поляки стали его родным народом, он пожалел их ведь, Великий князь прожил с ними 15 лет. Фактически он спас Варшаву от уничтожения. Император писал Дибичу, что Суворов бил поляков малым числом, а тот с большой армией не может справиться с этой задачей и топчется на месте.
В конце февраля граф Воронцов получил письмо от Таврического губернатора Александра Ивановича Казначеева, который ему докладывал: «Начну с Алупки: в ней дорога до самой пограничной пирамиды окончена и прекрасно. Чрез неделю будут ее продолжать до Мисхора. Плантация за кордоном для фруктовых деревьев окончена. Дом для Шатильона начат и цоколь возведён, остаётся продолжать; мне кажется етот дом слишком сузил проездную дорогу. Зала не начата потому, что от Вас не возвращён план. Плантация виноградная между морем и новою дорогою окончена. Место большого будущего дома Вашего ещё не очищено, и на оном отрыты под взорватыми каменьями строения с костьми. Я думаю, ето были жильи, подавленные когда ни будь с жильцами своими разрушившеюся горою. <…> У Княгини А. С. Голицыной кухня с разными запасами выстроена в два этажа, как она говорит, Вам для сюрприза. Для дома Князя А. Н. Голицына материалы заготовлены, и подрядчик нанят – ето будет настоящий замок. <…> А что Кебах сделал, так ето можно назвать прелестию: он провёл дороги везде так, что все красоты Орьянды теперь видеть можно, прогуливаясь нечувствительно и без усталости. Клумбы в видных местах вчерне окончены, остаётся садить деревья. Оливковые деревья сидят уже на вскопанной земле. Место, которое Вы указали для Лимонных и Апельсинных деревьев, начали приготавливать. Для нижней каскады материалы готовы и чрез неделю приступят к работам. Верхняя каскада, где Вам угодно было, чтобы вода сбрасывалась на скалы подобно Моисееву источнику, ещё не начата, но скоро будет все готово к начатию. Работы для прищепы виноградников я уладил так, что в две недели воля Ваша будет непременно исполнена. Фельдманов дом в Поне окончится начисто. Остальное к приезду Вашему, надеюсь довершится. В Магараче большая часть дороги проведена, а через две недели окончена будет совершенно. Участки все розданы, но я усмотрел много земли пустой и велел прибавить ещё 6 участков. Из них только могу наделить Ваших офицеров, которые, несмотря на мои повестки, не благоволили ко мне отнестись письменно, а я не щитал себя обязанным их ожидать долее. Уптону участок отведён очень хороший. Для Мадмуазель Жаксмар также оставил я два участка по приказанию Вашему. У Левшина, Фошера и Шатильона начали уже копать землю <…> В Массандре церковь окончена и десятина прибавлена к плантации. В Айданиль прибавлено плантации до двух десятин и проведена прекрасная дорога к морю, где начинают приготовлять начерно пристаньку небольшую. О погребе говорить нечего – ето великолепие! Я был в нем и пробовал все вина; их всего до 800 вёдер, но отличного качества; 8 вёдер из отборного винограда названо именем Графини Елизаветы – думаю, что оно будет достойно своего названия. В Юрзуфе за большим домом вскопаны до десятины под клумбы больших деревьев. По дороге от Кучук-Лампада к Алуште окончен дом Кеппена с разными прибавлениями. В Апреле начнём дорогу от Алушты к Ялте; я подрядил Максюкова поставить 600 человек рабочих на выгодных условиях для Казны и неубыточных для подрядчика <…> Магазейны везде полны провизией и все в них размещено с предосторожностию и отдельно, как бы в порядочной лавке. Рабочие сыты, довольны и все почти здоровы; тут можно сказать спасибо Верболозову, который не токмо лечит, но входит в рассмотрение помещения, пищи и трудов рабочих, таким образом предупреждая болезни <…> у Вас на жалованье, на плату и содержание рабочих выходит до 90 т. рублей в год -ето слишком много, не щитая покупки материалов и прочего и прочего. Надобно бы остановиться дальнейшими постройками»7. Я привожу эту переписку здесь потому, что только в архиве можно это прочитать, и не каждый читатель до этого дотянется.
Граф Михаил Семёнович со своим двоюродным братом, находившимся в отставке генерал-майором Львом Александровичем Нарышкиным, в марте совершили поездку в Триест и Венецию.
Е.К.Воронцова. Худ. Иозеф Эдуард Тельчер 1830 г.
Там они посетили могилу матери Екатерины Алексеевны Воронцовой (Синявиной) в старинном греческом Храме Святого Георгия (Chiesa di San Giorgio dei Greci) находящегося в районе Кастелло. Граф Михаил Воронцов оставил большие деньги на «вечное проведение каждый год панихиды в день смерти матери». Конечно, они получили известия о том, что началась новая война и, находясь в отпуске, спешили уехать в Англию, куда Воронцов прибыл на корабле в мае этого года. Престарелый его отец Семён Романович был в плохом состоянии. Вот как он писал в последнем письме из Ричмонда: «…у меня всё в порядке со здоровьем, но душевных сил нет; я потерял самого старого и самого дорогого друга нашей семьи месье Джоли, который с 10 лет занимался воспитанием Катиньки, который был моим секретарём, жил в моём доме, читал мне книги и я ему постоянно диктовал письма». Граф Семён Романович Воронцов, которому уже 87 лет до конца своих дней оставался в здравом уме, и это очень радовало сына и дочь. Михаил Семёнович по приезду рассказал о своём горе и о том, как посетил могилу матери. Внук и внучка обняли старого деда, и он при их виде расплакался. Далее Воронцовы все вместе с детьми поехали в Уилтон-хаус для встречи с сестрой Екатериной Семёновной, которую не видели 4 года. За это время она овдовела и жила с детьми в замке Уилтон-хаус. На её попечении были: 20-летний сын Сидней, 16-летняя Мэри, 15-летняяя Кэтрин, 13-летняя Джоржиана и 11-летняя Эмма. Старшую дочь Элизабет, которой было 21 год, Екатерина Семёновна выдала замуж за Ричарда Мида барона Клануильяма (внебрачного сына герцога де Ришилье) пэра Соединённого Королевства. Ранее тот служил адъютантом у герцога Веллингтона и был посланником в Берлине. Всё большое семейство Воронцовых, наконец, собралось в этом богатом поместье. Они отдыхали, наслаждались парком, рекой Наддер и гуляли часто через Палладиевый мост, Итальянский сад (9гектаров) ранее благоустроил ландшафтный архитектор Капебиллити Браун, а скульптор Ричард Уэстмакотт установил статуи и соорудил фонтан. В парадном холле дворца была расположена статуя Уильяма Шекспира, который много лет назад ставил здесь одну из своих пьес. Тут на верхних галереях хранились различные раритеты такие как: прядь волос английской королевы Елизаветы I, почтовый ящик Наполеона, картины братьев Брейгель и Энтони ван Дейка.
В это время в поместье хозяйка строила госпиталь Святой Марии Магдалины, и архитектором был Эдвард Блор, которого посоветовал Екатерине Семёновне её друг Вальтер Скотт. Строительство большого дворца в Алупке фундамент, которого был заложен в прошлом году, шло не очень быстро, так как заказчик граф Воронцов отсутствовал. Проект был создан знаменитым английским архитектором Томасом Харрисом, подписан и утверждён одесским архитекторм Франческо Боффо. Руководил строительством нектто «месье Шатильон».
Таврический губернатор Александр Казначеев докладывал в конце августа графу Воронцову: «…мы тщетно ищем рабочих, давая гораздо большую против прежнего цену: рекрутские наборы много мешали тому, наконец третий набор с 500 – четверых, в сем месяце объявленный, отнял у нас последнюю надежду. Несмотря на то, я не перестану искать рабочих. Между тем распорядился я исправлением дороги, начиная с спуска Симферопольскаго до Алушты, расширяем теснины, делаем мосты, снимаем косогоры. Приготовили все нужное для Судакской дороги с тем, чтобы после рабочего времени тотчас ее начать. Теперь ета дорога делается ещё важнее: Петербургские купцы отнеслись к нашей винной Кампании с пожеланием завести с нами торг Крымскими винами, а в Москве составилась другая кампания для покупки наших вин. И без того наши вина почти все раскупаются так, что старого вина отыскать нигде нельзя; а потому надобно сколь возможно усиливать и ускорять виноградныя насаждения <…> Почтовые дворы кончены; я прибавить хочу еще один на горе против памятника Государя Александра на Алуштинской дороге, а то трудно ездить по горам на одних лошадях от Алушты до Чевков. Бричек образцовых мне доселе из Одессы не прислали; я о них представлял три раза; наконец, тем уведомляют, что их прислали с кем-то, но я не мог его отыскать, надеюсь однако вырыть их из неведения <…> P. S. Алминский мост кончен, на Каченском также ставим уже арки; но к нещастию внезапное необычайное наводнение повалило кружала и одна арка ещё незаконченная, упала; от сего другая покривилась, быки сорваты и теперь делают почти все вновь. Убытков тысяч на 30-ть. Так было внезапно и сильно, что целые ряды дерев унесло, ключевые тёсаные камни огромного размера находили версты за четыре от мостов. Мост на Чёрной возведен до начала арок. Старожилы утверждают, что такого наводнения, как последнее, никогда не бывало. Оно есть следствие проливных дождей, несколько дней сряду продолжавшихся в горах, где Алма, Кача и Белбек имеют свои начала. Когда Алминский мост был окончен, то многие смеялись его огромностью над речкою, похожею на ручей; теперь перестали смеяться: во время наводнения волны касались верха арки Алминского моста и с левого быка вырвали средний камень. <…> Если Вы помните Белбекский короткий, но высокий мост, то конечно удивитесь, слыша, что через него проходила вода. На половине высоких тополев разбросаны копны плывшего сена и мусора; некоторые сады занесло песком, илом или сором. Все что то делается необыкновенное в наш век. В Феодосии до 70 фонтанов существовало, осталось шесть, и в тех теперь воды так упали, что необходимо углублять водопроводы»8.
Часто в Алупку на строительство приезжала соседка княгиня Анна Сергеевна Голицына, которая всё всегда контролировала. Это она уговорила Казначеева, чтобы тот поговорил с Шатильоном переделать фасад гостиницы. Последний согласился с этими доводами и просил архитектора «Южного берега Крыма» Филиппа Фёдоровича Эльсона нарисовать другой фасад гостиницы. Александр Иванович, между прочим, доложил, что Шатильон строит для себя дом и часть материалов от строительства дворца отправляет к себе.
Наступило лето и Михаил Воронцов с женою и детьми переезжают в Лондон в богатый район Мерилибон, где остался дом семьи Пемброк. Граф Михаил Семёнович обратился к местным врачам по поводу болезни глаза. В июле они навестили могилу своего сына Мишеля в Брайтоне и далее отдыхали на пляжах городка Уортинг. Там Воронцов получил письмо от отца, что он, будучи в своём доме упал, спускаясь с лестницы, сильно ударился и теперь лежит в кровати. Тотчас же Михаил Семёнович, Елизавета Ксаверьена и графиня Екатерина (Кэтрин Пембрук) вернулись в Лондон и наняли людей и докторов для ухода за старым своим отцом.
В Европе дела шли не совсем хорошо. В мае польские войска отошли на север к местечку Остроленка. Сам Дибич заболел холерой. Командовал русской первой дивизией и наступлением генерал -лейтенант Карл Егорович Мандерштерн. Поляки в сражении при Остроленке потеряли больше половины своих сил. Были убиты их генералы Каменский и Кицкий и войска перестали доверять Скржинецкому. Русский фельдмаршал Иван Иванович Дибич-Заболканский после болезни скончался 29 мая в селе Клешеве, близ города Пултуска, когда наши войска двигались к Варшаве. Временное командование армией взял на себя начальник штаба генерал-квартирмейстер Карл Фёдорович Толь. Получив такое известие, Государь назначил новым главнокомандующим фельдмаршала графа Ивана Фёдоровича Паскевича-Эриванского. Он поспешил к войскам и прибыл туда 13 июня. Приняв дела, он продолжил боевые действия против польской армии. Через месяц Паскевич, переправившись через Вислу начал штурм Варшавы. В этом бою Иван Фёдорович был ранен и травмирован ядром. Оно пролетело очень близко от руки задев мундир и сбив командующего с лошади. Временно его заменил Великий князь Михаил Павлович. После победы он направил Государю депешу со словами «Варшава у ног Вашего Императорского Величества». Остатки Польской армии бежали в Австрию, где позже капитулировали. Летом этого года случилась беда, Великий князь Константин Павлович, будучи в Витебске заболел холерой (или принял яд) и внезапно скончался 15 июня вечером. Примерно в эти же дни холера появилась в Петербурге. В конце месяца произошёл бунт простого народа на Сенной площади. Туда прибыл батальон Семёновского полка и разогнал бунтующих в прилегающие улицы. 24 июня прибыл в город Государь и лично обратился к толпе с воззванием. Он заставил всю площадь встать на колени и молиться, говоря «сам лягу, но не попущу, и горе ослушникам». Холера продолжалась и в день умирало до 600 человек. Особенно она развилась на флотских кораблях в Кронштадте. В июле от этой заразы умер граф Ланжерон. Он был похоронен в Санкт-Петербурге на Выборгском лютеранском кладбище. Его сын Андро был на войне и деньги в размере 100 000 рублей были у Императора Николая, который тот получил от Ланжерона, для передачи их на фронт. Об этом государь уведомил в письме главнокомандующего Ивана Паскевича.
Генерал Михаил Семёнович Воронцов не был вызван из отпуска на эту войну и на гражданскую службу. Сам Государь и Императрица соболезновали ему и Елизавете Ксаверьевне по случаю смерти их дочки и болезни отца. У Александры Фёдоровны в конце июля родился сын, которого назвали Николай. В сентябре Воронцов с семейством и его сестра Екатерина Семёновна со своими детьми приехали лечить детей на минеральные воды в замок Тамбридж недалеко от города Роял Танбридж-Уэллс. Младшая дочка графини Пембрук 11-летняя Эмма заболела оспой, и её показывали опытным врачам. Достоверно неизвестно, но я предполагаю, что именно там младший 5-летний сын Воронцовых Михаил Михайлович (Мили) умер от оспы. Это была трагедия для всей семьи. Елизавету Ксаверьевну было не узнать, за два года она потеряла двоих детей. Сам Михаил Семёнович и сестра Екатерина всячески старались поддержать убитую горем мать.
В ноябре Воронцовы возвращаются в Лондон, где ухаживают за своим старым отцом. Уже в конце года они переезжают в Брайтон, и ставят памятник на могиле своего сына Мишеньки. Елизавета Ксаверьевна в такой ситуации решила остаться жить в Англии и постоянно ухаживать за могилой сына. В Брайтоне по её настоянию Воронцовы записали в школу быстро повзрослевшего 8-летнего своего сына Симона (Семёна), а 7-летнию дочку Софи (Софью) отдали в пансион благородных девиц мадам Перси.
В этом месяце граф Воронцов получает очередное письмо от Александра Ивановича Казначеева о делах в Крыму: «Здесь много говорят о беспорядке, который царит в Вашем хозяйстве; представляю, что все эти слухи были Вам переданы с большими преувеличениями; что касается меня, осмелюсь предположить, что беспорядка не так уж и много и все идет совсем неплохо; даже накладных расходов совсем немного, а они обычно неизбежны там, где отсутствует смета для строительства. Там часто не хватает денег – причина этому та же. Если Вы распорядитесь сделать расчет на весь год заранее, выделяя средства на каждый объект по отдельности – все будет хорошо. Но за время Вашего отсутствия было начато строительство стольких зданий и различных сооружений одновременно и безо всякой сметы, что никакого состояния не хватит. Месье Шатильон уверяет Вас, что ему делают разные придирки в связи со строительством в Алупке – это не совсем верно: во-первых, никто не вмешивается в дела и работы, которые ему поручены, если только речь не идёт о фасаде гостиницы, который он сделал похожим на балаган».
Далее Казначеев продолжает и советует Воронцову сделать коренные изменения в строительстве дворца: «Шатильон прямо не жалуется, но которые вызывают у него большое неудовольствие – это экономические выкладки Гюбнера и слишком прямые упреки Герасима, которые говорят ему время от времени: «Зачем расходовать пуццолан, смешивая его с известью для строительства дома Шатильона? Зачем отрезать такие большие куски древесины для паркета? Для чего вызывать дополнительные расходы переделывая по нескольку раз одно и то же? и т. д. Я потребовал от Гюбнера больше не делать ему замечаний и я запретил Герасиму входить в обсуждение всяких вопросов, связанных с манерой строить – и, кажется, мир пока что восстановлен. Я Вам уже писал как-то в одном из писем, что Шатильон очень усерден, я считаю его честным и порядочным человеком; он выбирает опытных рабочих и тщательно следит за ними, работая только в одном месте он не очень загружен, следовательно, можно надеяться, что здания, возведённые под его руководством, окажутся прочными. Но что касается главного дома, я осмелюсь надеяться, что вы найдёте хорошего архитектора в Англии, или в Петербурге, так как, сказать по совести, Шатильон не много понимает в элегантности рисунка и строения; он сам признается, что построил в жизни только один дом – для своего отца <…> для Графини посылаю стихи Х. Д. Зотова очарования юрзуфских красот внушили в него страсть к поэзии. У Вас вина более 3.000 ведер нынешний год. P. S. Je vous envoie aussi quelques dessins (5) faits par Maurer (Посылаю вам также несколько рисунков (5), сделанных Морером)»9. Вот по этим рисункам (фотографии ещё не было) позже Воронцов и Эдвард Блор создавали новый проект дворца в Алупке и вписывали его в местный ландшафт. Русский архитектор Филлип Эльсон к тому времени занимался реставрацией Бахчисарайского дворца. Ранее в Алупке он построил «Храм Архистратига Михаила», новую Татарскую мечеть, «Чайный домик» у моря и старый дом Воронцова «Азиатский павильон» в котором тот принимал Его Величество Государя Императора Александра Павловича. В это же время он заложил фундамент «Храма Усечения главы Иоанна Предтечи» в Массандре.
Пока Михаил Воронцов был в отпуске, в Одессе начал работать новый градоначальник. На эту должность указом Государя был назначен Алексей Ираклиевич Левшин, бывший секретарь графа. Он в первую очередь рассказал всю обстановку в городе. Вот как он пишет о своих и общих делах Воронцову в Англию: «…не могу удержаться, чтобы не сказать Вам, что везде и во всём найден мною величайший безпорядок <…> я не нашёл в Думе ни гроша, что мне нечем платить жалованья <…> между тем недостроенныя здания валятся, зима приходит и грозит им новым опустошением <…> полиции никто не слушает, никакия распоряжения относительно чистоты города не исполняются <…> пожарной команды нет, служители пожарные все разобраны чиновниками для прислуг <…> в Карантине воровство дошло до той степени, на которой было лет 10 назад <…> непослушание и леность архитекторов и небрежение в производстве работ давно мне были прискорбны. Получив в руки власть, я так круто стал поворачивать, что и ленивые стали прилежны, и Боффо, который никогда никаких отчётов не давал, входит ко мне с рапортами о 80 копейках <…> пароход в Константинополь перестал ходить, торговля идёт у нас весьма плохо, и жители скучны. Набережная, благодаря Фан-дер-Флиту, близка к окончанию <…> не угодно ли вам будет взять несколько акций в компании для пароходства между Одессою и Константинополем? Прошу засвидетельствовать моё совершенное почтение графине Елизавете Ксаверьевне и его сиятельству графу Семёну Романовичу. Малюткам вашим мой усердный поклон. Завтра отправлю пароход Неву в Константинополь с подарками от двора нашего Турецкому султану <…> сюда прибыл инженер по имени Флата для открытия артезианского колодца, француз сей ветренен и капризен, но говорят, хорошо знает своё дело, и я стараюсь угождать ему, в надежде видеть посреди города нашего бьющий фонтан… я начал мостовую от карантинных ворот до Ланжероновского спуска, она делается на манер Миланской, из мелких Константинопольских камней с 4 полосами из Ливорнских плит, лошадям не скользко, а колёсам не тряско они катятся по гладким плитам.
Строительство дворца Воронцова в Алупке. Гравюра худ. Карло Боссоли 1833г.
На Пересыпи уже 2 месяца работают 60 человек арестантов; ям уже нет, спуск перемощён заграничным камнем <…> деревянный мост через Молдаванскую большую балку был перестроен заново, с обеих сторон перед ним сделали шоссе и каналы. Биржа и Институт подвигаются плохо по запутанности отчётов <…> набережная, делаемая Потаповым скоро будет окончена. <…> в Военной балке, лежащей близ Вашего дома, оканчивается большой канал для стока вод. <…> Купальню, бывшую под бульваром, намерен я переделать в красивое здание, коего план при сем посылаю. Уверен, что вы его одобрите <…> зная мысли ваши, я ласкаю себя надеждою, что вы, по возвращении вашем к нам и увеличите моё усердие к службе на пользу города здешняго и всего края <…> в балке Жуковского хутора я развожу по обеим сторонам лес. Землю приготовляет Рубо двумя своими плугами; а деревья (до 20000 на первый раз) получу из Слабодзеи. Такую же плантацию начинаю я и в Пересыпи, у самой таможни, но в меньшем виде <…> в ноябре открыли мы здесь Английский клуб и избрали вас членом нашим <…> капитаном порта Потёмкиным, на которого купечество жалуется за взятки, и я весьма им недоволен <…> другая неделя у нас холода, и порт замёрз. Торговля плоха, но Молдавское вино поддерживает город, доставляя значительный доход, нам нужны для больницы хирургические инструменты и прошу вас купить для города»10. Конечно, Воронцову все эти сведения были интересны и он приказал временно остановить строительство дворца. На литографии Карла Боссоли видим, тот момент, Столовый корпус готов, за ним видны постройки старого Азиатского павильона. Фундамент под Главный корпус залит, Ново построенная мечеть видна выше по склону. По просьбе Левшина граф за свои деньги позже купил два набора хирургических инструментов и отослал ему в Одессу. Воронцову так же было сообщено, что в конце ноября на Южном берегу Крыма прошёл сильный ураган «что вековые деревья из корня вырвал, многия крыши сорвал, снял крышу и с Массандровской церкви; в Юрзуфском доме перебил почти все окны и сорвал двери даже в отдалённых комнатах. В Севастопольской бухте повредил некоторые суда, а в Таганроге разбросал корабли так, что и по сию пору многие не отыскиваются. Около Евпатории повалил два корабля, в Феодосии выбросил одно судно на берег и разрушил садовые колонны. От сего же ветра Таганрог потерпел на сотни тысяч убытков».
Новый год 1832 год семейство Воронцовых встречало в Брайтоне. Именно там граф подметил некоторые элементы в архитектуре Королевского павильона, которые позже применил в проекте своего дворца в Алупке. Затем Михаил Семёнович в марте уехал в Лондон, где его 88-летний отец продолжал болеть. Графиня Елизавета Ксаверьевна в начале года получила от своей подруги Софьи Станиславовны Киселёвой (Потоцкой) письмо, в котором она рассказывает, что молодой художник Джорж Хейтер в Париже написал её портрет. Она сообщает, что он переезжает в Лондон, и Софья дала адрес места проживания. Вернувшись в Англию Хейтер (George Hayter) начал портрет Елизаветы Воронцовой. Поздравляя с праздниками семейство Воронцовых Александр Казначеев в январском письме сообщил: «От всей души поздравляю Ваше Сиятельство с новым годом. Дай Бог, чтобы Вы в оном обрадовали нас своим приездом в Россию. Наконец могу Вам сказать, что дорога на Южном берегу начинается, я уже нанял 500 человек (к сим рабочим я просил Графа Палена исходатайствовать пленных поляков, если можно) в Курской губернии и ожидаем их в Марте месяце. В етом же месяце готовы будут и наши дилижансные колымаги от Эвпатории до Керчи. <…> У Вас добыто вина более 3000 ведер. Могло быть более, но позднее собрание винограда уменьшило значительно количество оного. В минувшем году вы имели не более 800 ведер; неожиданная прогрессия вовлекла Экономию Вашу в недостаток бочек. Полагаю, что на будущий год Вы получите до 8000 ведер; надобно подумать о запасе посуды и о том, что для такого значительного количества вина необходимы значительные заведения бочарные на месте, иначе Вы десятки тысяч рублей потеряете на каждый год. Кампания имеет вин на 50000 рублей, два погреба в Симферополе и Судаке; бочарню, прессы и все внутренне устройство соразмерно капиталу, который в наличности простирается до 120 т. р. Капитал сей с каждою почтою увеличивается. Совет Кампании определил: продавать вины не иначе как по выдержании оных; а между тем приготовить сбыт им посредством предварительных объявлений и сношений с городами Киевом, Харьковым, Херсоном, Екатеринославлем, Нижним Новгородом и другими местами и лицами, которые могут нам в сем способствовать»11.
В этом же письме он прислал сочувствие графу и графине о потери детей: «О потере Вашей мы знаем и предупредили желание Ваше сердечною молитвою о сохранении Вам остальных ангелочков – услышит Бог молитву нашу, она принесена от глубины сердец, Вами облагодетельствованных. Жена моя свидетельствует Вам и Графине свое искренне почтение; я у Графини целую ручки с особенным чувством преданности».
Граф Михаил Семёнович всю весну живёт в Лондоне, где отцу несколько раз им были приглашены видные английские столичные врачи. Он, понимая плохое состояние отца в первую очередь, вызвал жену из Брайтона и написал своей сестре в Уилтон. Екатерина Семёновна Пембрук с детьми приехала в свой лондонский дом, где в эти дни проживал граф Семён Воронцов. Ночью старый граф спускался по лестнице с верхнего этажа в библиотеку находившеюся на втором и там упал (возможно, не выдержало сердце). Прибежавшие на шум родные нашли его лежащим на ступенях «со свечею и книгою уже без памяти». Спустя пять дней старший Воронцов не приходя в сознание умер (9 июня) и был с почестями похоронен семьёй в церкви недалеко от того дома где в последнее время проживал.
Воронцовская улица в Лондоне. Современное фото.
Граф Семён Романович Воронцов навеки остался лежать в фамильном склепе семьи Пембрук в Приходской христианской церкви Сент-Мэрилебон (Church St.Marylebone Parish) в Лондоне. Эта церковь находится на Мэрилебон-стрит севернее Оксфорд-стрит около нынешних садов Королевы Марии (Queen Мary) в Риджентс-парке. Настоятелем этой церкви в те года являлся доктор философии, каноник Кентерберийский Джон Хьюм Спри с которым Семён Романович Воронцов часто беседовал. В этой очень старой церкви был крещён лорд Джорж Байрон. Сюда приходил адмирал Гарацио Нельсон, он тут крестил свою дочь Горацию. Здесь было бракосочетание Эммы Харт (Леди Гамильтон) с 60-летним Уильямом Гамильтоном. Тут же были погребения семьи графов Бентик (Bentinck) и здесь венчалась его дочь Екатерина. В Лондоне позже была названа улица в честь Семёна Романовича «Woronzow road», которая и сейчас находится немного севернее Риджентс-парка.