Алексей Небоходов
Трамвай отчаяния 2: Пассажир без возврата
Глава 5
База была оцеплена ещё до рассвета. Периметр накрыли плотным кордоном. В воздухе витал слабый запах влажной древесины и опавших листьев, но даже природа казалась здесь чужой, словно сама земля чувствовала, что произошло нечто неестественное. Осенний туман, тянувшийся от реки, скрывал часть территории, приглушал звуки, делая происходящее ещё более нереальным.
Виталий вышел из машины первым и кинул быстрый взгляд на опустевшую парковку перед главным корпусом. Варвара последовала за ним, плотнее запахивая пальто. Освещение в здании работало лишь частично – свет в некоторых окнах мерцал, создавая ощущение, будто пространство внутри зала ещё не пришло в себя.
– Никто не заходил? – спросил Санин у сержанта, стоявшего у входа.
– Только мы. Персонал эвакуирован, доступ ограничен, но… – офицер замялся, будто не зная, как сформулировать мысль.
– Говорите, – Смолина подняла на него взгляд.
– Даже те, кто просто стоял рядом, чувствуют себя… плохо.
Она молча кивнула. Это было ожидаемо.
За дверью их встретил резкий контраст – отсутствие каких—либо признаков того, что здесь всего несколько часов назад находились люди. Они медленно прошли вперёд. В воздухе сохранялась некая остаточная плотность, как если бы само пространство хранило следы произошедшего.
На полу в нескольких местах остались странные пятна, напоминавшие ртуть, но их поверхность мерцала, отражая свет, который на самом деле отсутствовал. Варвара присела, вгляделась. Масса двигалась сама по себе, словно пульсируя в невидимом ритме.
– Этого не было в отчёте, – пробормотал Виталий, наблюдая за жидкостью.
– Потому что никто не осмелился подойти ближе, – тихо отозвалась следователь.
Она подняла взгляд. Всё вокруг выглядело так, будто здесь произошёл взрыв, но не создал никаких разрушений. Потолок был цел, мебель не перевёрнута, но на стенах расползлись обугленные пятна, как следы от невероятного жара, не оставившего после себя ни огня, ни дыма.
Некоторые предметы, столы и металлические элементы конструкции были оплавлены, но не сломаны, словно столкнулись с силой, которую невозможно объяснить с точки зрения физики.
– Видишь? – Виталий наклонился ближе к одному из столов.
Края стеклянной поверхности были скручены, как если бы материал подвергли мгновенной, направленной термической обработке.
– Это не типичное высокотемпературное воздействие, – добавил он. – Стекло не лопнуло, не раскрошилось, а… смялось.
– Воздействие изнутри, – Варвара провела пальцем вдоль тёмного следа на стене, ощущая подушечками пальцев гладкую, но почему—то чужеродную текстуру материала.
– Сотрудники говорят что—то полезное? – Санин бросил взгляд на лейтенанта, стоявшего у входа.
– Они… просто в шоке. Говорят, что ничего не слышали. Только звук, гул… – офицер запнулся, будто подбирая слова. – Но не обычный. Он чувствовался даже телом, внутри.
Варвара вновь посмотрела на зал:
– Камеры?
Лейтенант глубоко вдохнул:
– Повреждены.
– В каком смысле?
– Физически они целые, но на записях…
Он протянул планшет. Варвара нажала на экран, и перед ней развернулась картинка. Несколько секунд – пустой зал. Затем резкий скачок помех, изображение пошло волнами. На фоне не было движения, но пространство словно колебалось, как вода под невидимой силой.
– Это не сбой, – Виталий пристально всматривался в искажённые кадры и недоверчиво покачал головой.
Через несколько мгновений картинка изменилась. По залу пробежала дрожь, как если бы объектив камеры сам пытался отвернуться, но в центре кадра вдруг проявился силуэт.
Не чёткий, не явный, а размытый и дрожащий, словно находящийся сразу в нескольких точках пространства. Варвара задержала дыхание.
– Останови.
Офицер поставил запись на паузу.
– Что это… – пробормотал Виталий.
Фигура оставалась неподвижной, но её очертания менялись, как если бы камера фиксировала не одно тело, а его след, отпечаток чего—то, что не могло существовать в обычном измерении.
– Здесь было нечто, – тихо произнесла Варвара, всё ещё глядя в экран. – И сейчас мы видим не просто последствия.
Она подняла глаза на Виталия, встретившись с его внимательным взглядом. Оба понимали – то, что произошло в этом зале, не поддавалось простым объяснениям.
Допрос сотрудников затянулся. Люди, которых Варвара и Виталий допрашивали, не могли дать внятных объяснений, но в их словах угадывались детали, которые, возможно, имели значение.
Охранники сидели напротив, скованно, будто не знали, чего от них ждут. Трое мужчин – все с одинаковыми нашивками частного охранного предприятия, все с одинаковым выражением усталости на лицах.
– Повторите ещё раз, в чём заключались ваши обязанности, – голос Варвары был ровным, но в нём чувствовалась настойчивость.
Пожилой охранник, с неравномерно поседевшей щетиной, коротко прочистил горло и посмотрел на неё, не торопясь с ответом.
– Мы отвечали за периметр. Патрулировали территорию, смотрели, чтобы посторонние не заходили. Внутренние помещения в наши задачи не входили.
– Вам запрещалось заходить в здание?
– Не то чтобы запрещалось, – вмешался второй охранник, худощавый, с тёмными кругами под глазами. – Просто это было не нужно. Весь контроль внутри осуществляли другие.
– Кто?
– Не знаем. Их было несколько человек, они не представлялись. Просто давали распоряжения.
Виталий сложил руки на груди, пристально разглядывая охранников.
– Вы кого—то запомнили?
Мужчина в центре, широкоплечий, с тяжёлым взглядом, наконец поднял голову.
– Один был высокий, в костюме. Никогда не повышал голос, говорил спокойно, но ему никто не перечил. Другой – моложе, но с такой же чёртовой уверенностью.
– Они участвовали в организации вечера?
– Они просто… были там. Появлялись, смотрели, произносили короткие фразы, – охранник потер переносицу. – У меня такое ощущение, что они знали больше, чем говорили.
– Когда начался этот… инцидент, – Варвара сделала едва заметную паузу, подбирая слова, – вы что—то слышали?
Охранники переглянулись.
– Был гул, – ответил пожилой.
– Опишите, – Виталий подался вперёд.
– Он не был громким. Но его ощущали внутри, будто дрожь в костях.
– Сколько он длился?
– Десять секунд, может, больше… трудно сказать.
– Что было после?
– Ничего. Просто… пустота.
Варвара записала в блокноте их слова, затем подняла взгляд:
– Вы слышали крики?
– Нет. Ни одного звука, – ответил худощавый. – Вот что было самым жутким.
Виталий постучал пальцем по столу:
– Значит, вы утверждаете, что ничего не видели, но ощущали звук и давление?
– Именно. Мы были снаружи. Но нам сразу сказали – ничего не слышали, ничего не знаем.
– Кто сказал?
– Позвонили.
– Кто?
– Не представились. Мужской голос, ровный, без эмоций.
– Что сказали?
– «Вы просто выполняли свою работу».
Руководители триста второго переглянулись. Это начинало походить на заранее продуманную зачистку. Следующим был администратор. Мужчина лет сорока с измождённым лицом и трясущимися руками.
– Вы где находились в момент происшествия?
– В коридоре, – его голос дрожал. – За дверью.
– Вы слышали что—то необычное?
Мужчина глубоко вдохнул, как будто пытался собраться.
– Смех.
Варвара напряглась:
– Смех?
– Да, – он судорожно сглотнул. – Прямо за дверью.
– Чей?
Он замялся, опустил взгляд:
– Это был не человеческий смех.
– Что это значит?
Он закрыл глаза, сцепил пальцы в замок.
– Он был… будто несколько голосов одновременно. Искажённый, гулкий.
– Он был долгим?
– Несколько секунд. Потом всё исчезло.
Виталий внимательно следил за мужчиной.
– Когда вы зашли в зал, что увидели?
– Ничего. Просто пустое помещение.
– И вам это не показалось странным?
– Я… – он сглотнул, будто пытаясь справиться с тошнотой. – Мне сказали, что это часть процесса.
– Кто?
– Люди, которые… которые здесь работали.
– Их имена?
– Я не знаю.
Варвара взглянула на своего напарника. Всё больше деталей говорило о том, что персонал знал гораздо меньше, чем могло показаться.
Последней была уборщица. Женщина лет пятидесяти, крепко державшая в руках смятый платок.
– Где вы были в момент происшествия?
– Внизу, в служебном коридоре.
– Вы что—то слышали?
Женщина медленно кивнула:
– Смех.
Варвара напряглась, услышав то, что ей уже говорили ранее:
– Вы уверены?
– Да.
– Какой он был?
Женщина тяжело вдохнула.
– Он был… не человеческий. Как будто несколько людей смеялись одновременно, но звуки не совпадали.
– Он доносился из зала?
– Да.
– Как долго?
– Несколько секунд.
– Когда именно?
– Прямо перед тем, как всё замолкло.
Варвара обменялась взглядом с Виталием.
– Что вы почувствовали в этот момент?
Женщина посмотрела на неё с выражением, близким к страху.
– Это было что—то… плохое.
– Что именно?
– Это не был весёлый смех. Это было как… – она замялась. – Как будто кто—то смеялся над нами.
Следователь почувствовала, как по спине пробежал холод.
– Спасибо, – сказала она, закрывая блокнот.
Опрос свидетелей закончился, но теперь вопросов стало ещё больше.
Варвара медленно провела пальцами по гладкой поверхности стола, на котором лежали фотографии с места происшествия. Изображения пустого зала с обугленными стенами, пятна странной субстанции, застывшие на полу, искривлённые очертания мебели, которая, казалось, подверглась аномальному воздействию. Всё это не укладывалось в привычные категории насильственных преступлений. Это было чем—то иным, чем—то, что выходило за границы человеческой логики.
Виталий стоял у окна, молча рассматривая тёмные силуэты деревьев за стеклом. Его привычная уверенность казалась не такой твёрдой, как обычно. В воздухе витало чувство, что они столкнулись с чем—то, чему пока не могли дать объяснение.
– Это не убийство, – наконец сказал он, оборачиваясь к Варваре. – По крайней мере, не в том смысле, к которому мы привыкли.
– Тела не просто исчезли, – тихо отозвалась она, не отрывая взгляда от снимков. – Они были… переработаны, превращены в нечто иное.
Она взяла одно из изображений и посмотрела на пятна жидкости, рассеянные по полу. В обычном свете они напоминали ртуть, но, если смотреть под определённым углом, можно было заметить слабое пульсирующее свечение.
– Эту субстанцию уже анализировали? – спросила она, переводя взгляд на Виталия.
Он покачал головой:
– Отправили в лабораторию. Но я не уверен, что у них найдутся параметры для сравнения.
– Что говорят криминалисты?
– Что это не похоже ни на одну известную органическую или неорганическую жидкость. Температура образцов нестабильна. Они могут нагреваться и охлаждаться без видимой причины.
Варвара задумчиво постучала ногтем по краю фотографии:
– Это остаточная субстанция, связанная с неизвестной энергией.
Санин хмыкнул, но без иронии:
– Ты начинаешь говорить, как один из тех учёных, которые изучают паранормальные явления.
– А у нас есть другой вариант?
Он не ответил. Они оба понимали, что дело выходит за пределы рационального восприятия.
– Кто—то знал, что это произойдёт, – продолжила Варвара, отложив фотографии в сторону. – Кто—то, кто вовремя скрылся.
– Ты думаешь, среди персонала был информатор?
– Возможно. Или кто—то, кто не хотел быть частью происходящего.
– Тогда почему он не попытался это остановить?
Варвара прикусила губу, обдумывая вопрос.
– Может, не мог. Или знал, что бессилен.
Она поднялась, прошлась по комнате, пытаясь выстроить в голове логическую цепочку.
– Все улики говорят о вмешательстве нечеловеческой силы, – наконец произнесла она.
Виталий посмотрел на неё с тем выражением, которое появлялось у него в редкие моменты, когда он сталкивался с чем—то, что не мог объяснить.
– А если это действительно так?
Она замерла, поймав его взгляд.
– Тогда у нас проблема. Потому что, если это случилось один раз, значит, может повториться.
Варвара стояла над одним из пятен, оставшихся на полу, и пристально вглядывалась в его поверхность. Оно было странным – вязкая субстанция не впитывалась в покрытие, не растекалась, а будто сохраняла собственную форму, почти живую. Иногда ей казалось, что жидкость пульсирует, едва заметно изменяя оттенок, но при малейшем движении взглядом эффект исчезал.
Она вытащила из кармана тонкий металлический зонд, присела и осторожно коснулась субстанции. Металл не прошёл сквозь, но в тот же момент ощущение, будто пальцы коснулись холодного электрического разряда, заставило её отдёрнуть руку.
– Не трогай без перчаток, – негромко произнёс Виталий, не отрываясь от экрана телефона.
Он стоял у двери, набирая номер Белоусова. Варвара перевела взгляд на него, но промолчала. Она уже догадалась, каким будет ответ начальства.
Санин приложил трубку к уху, а спустя мгновение сказал:
– Мы на месте. Здесь не простое исчезновение людей, а что—то куда более сложное, чем могли бы предположить, – Виталий говорил чётко, стараясь не показывать раздражения.
В трубке воцарилась пауза, потом раздался ровный, безэмоциональный голос Белоусова:
– Займитесь этим тихо. Без шума и посторонних глаз.
Виталий скептически приподнял бровь, хотя знал, что начальник его не увидит:
– И что конкретно вы имеете в виду под "тихо"? Мы уже понимаем, что обычное расследование здесь не поможет.
– Вам лучше не задавать этот вопрос, – ответ последовал незамедлительно, с той же безразличной холодностью. – Просто выполните работу и не привлекайте лишнего внимания.
Связь оборвалась. Виталий медленно опустил телефон, встретился взглядом с Варварой.
– Они не хотят в это вмешиваться, предпочитают держаться в стороне, – он убрал телефон в карман, глядя на коллегу с лёгким раздражением. – Они даже не пытаются разобраться, просто хотят, чтобы всё затихло само собой.
– Разумеется, – ответила она, голос её был ровным, но безразличным. – Это всегда так. Если дело выходит за границы обычного, они предпочитают не замечать его.
– И что, если мы не сможем это скрыть? – Санин задумчиво провёл рукой по затылку, глядя на неё в ожидании ответа.
– Тогда последствия будут совсем не такими, какие они себе представляют, – следователь чуть дольше, чем нужно, смотрела на пятна на полу, прежде чем снова поднять взгляд, но затем она снова посмотрела на них:
– Нам остаётся только разобраться в этом самостоятельно.
Ночью база выглядела иначе. Фонари вдоль дорожек светили тускло, и их бледный свет почти не разгонял сгущающийся туман, клубившийся у земли. Внутри здания было тихо, слишком тихо, будто стены не просто поглощали звуки, но и сами избегали их.
В комнате охраны двое оперативников следили за мониторами. Камеры, установленные в зале и коридорах, продолжали работать в ночном режиме, фиксируя пустые помещения.
– Что—то не так, – пробормотал один из них, прищурившись.
На одном из экранов, в центральной части зала, где находились пятна жидкости, происходило нечто странное. Субстанция медленно уменьшалась, исчезала, будто её не испаряло тепло, а поглощала невидимая сила.
– Видишь? – второй оперативник наклонился ближе. – Они исчезают.
– Это не испарение… – его напарник замер.
На нескольких других камерах заметно, как температура в зале оставалась на десять градусов ниже, чем в остальных помещениях базы.
– Какого чёрта тут происходит?!
Тишину пронзил резкий звук. Из соседнего помещения раздался приглушённый глухой стук. Оперативники переглянулись.
Один из них медленно поднялся, схватил рацию и направился к залу. Сотрудники триста второго услышали шум почти одновременно.
Они находились в другой части здания, просматривая отчёты, когда в коридоре раздались шаги. Виталий тут же схватил фонарик и первым двинулся вперёд, Варвара последовала за ним.
– Кто там? – негромко спросил Санин, когда они приблизились к дверям конференц—зала.
Но ему никто не ответил, и они вошли. На полу, возле одной из колонн, лежал один из следователей. Его лицо было мертвенно бледным, глаза закрыты, дыхание прерывистое.
– Что с ним? – Варвара быстро склонилась над ним.
– Без сознания, но пульс есть, – Виталий проверил запястье мужчины.
Рядом с ним лежал пластиковый контейнер для образцов, а на полу – разлитая жидкость, которой он, вероятно, коснулся. Варвара медленно подняла взгляд.
– Что—то здесь есть.
Они резко обернулись на звук помех. На экране камеры, в комнате охраны, изображение дрогнуло. Помехи пробежали по кадру, размывая очертания пустого зала.
Оперативник замер, не отводя взгляда от экрана.
В какой—то момент картинка почти полностью рассыпалась на статические шумы, но затем…
На долю секунды проявилось нечто: фигура, похожая на человека, но слишком высокая, с вытянутыми конечностями. Она стояла посреди зала, неподвижная, но создавалось ощущение, будто она осознанно наблюдала за камерой.
Оперативник не успел среагировать. Изображение снова дрогнуло, силуэт дёрнулся, а затем исчез. Экран погас.
Глава 6
Лифтаскар жил, пульсируя нескончаемым желанием, наполненный похотью и наслаждением, растекавшимися по его улицам, пропитывавшими стены, впитывавшимися в тела обитателей. Здесь не существовало времени в привычном смысле – ни дня, ни ночи, только один вечный момент, в котором растягивались секунды, ускользая от понимания.
Этот мир не знал солнца, не видел зари, никогда не чувствовал освежающей прохлады рассвета. Здесь был только вечный сумрак, мерцающий мягким багрово—лиловым светом, стекающим с причудливых небес, разрываемых Луной, чья форма была непристойна, откровенна, но, несомненно, живая. Она господствовала над этим миром, нависая, заполняя собой небо, дыша, пульсируя в такт желаниям существ, населяющих этот край. Её форма напоминала огромную вагину, из которой исходило тёплое, тревожное сияние, лишённое уюта, но наполненное зовом. Свет не давал покоя, он возбуждал, извлекал наружу самые потаённые инстинкты, заставлял забыться в ощущениях, не оставляя места для разума.
Под этим светом раскинулись города Лифтаскара, живые, дышащие, переплетённые сложной сетью улиц, площадей, возвышений, лож и алтарей, в которых никогда не прекращался ритуал наслаждения. Эти города возводились не людьми и не для людей. Их строили сущности, существующие вне морали, вне понятия добра и зла, ведомые лишь похотью, сделавшие её основой своей цивилизации.
Здания здесь не были предназначены для жизни в обычном понимании. Они не служили ни укрытием, ни защитой, ни местом покоя. Каждый дом, каждый храм, каждый дворец—жертвенник был частью одного общего механизма, бесконечного ритуала.
Фасады домов вытягивались вверх, увенчанные закруглёнными арками, украшенные колоннами, испещрёнными рельефами. Каждая сцена на стенах этих зданий изображала воплощённую похоть – застывшие в камне тела переплетались, изгибались, запечатлённые в моменте, который здесь никогда не заканчивался.
Окна были узкими, вытянутыми, напоминая разрезы, зияющие раны, всегда открытые, и никогда не закрывающиеся ставнями. За ними не прятались: они были лишь рамками, через которые можно было наблюдать за тем, что происходит внутри.
Крыши терялись в чёрных парах, будто вплетаясь в туман, растворяясь в воздухе. Одни заканчивались заострёнными шпилями, другие напоминали своды древних храмов, массивные, грубые, но притягивающие взгляд своей бесстыдной эстетикой.
Лестницы вели не вверх и не вниз, а словно тянулись внутрь самих зданий, изгибаясь так, что было невозможно предугадать, куда они приведут. Некоторые обрывались в пустоте, превращаясь в парящие платформы, на которых стояли возвышения, ложа, алтарные площадки.
Дверей здесь не было. Всё пространство Лифтаскара было открытым. Ни одно помещение не закрывалось наглухо, ни одно ложе не скрывалось за стенами. Всё было создано для зрелища, для участия, для слияния.
Переходя из одного квартала в другой, можно было наблюдать, как функция зданий менялась, но их суть оставалась неизменной.
В одном районе возвышались храмы—бордели, здания с куполами, напоминающими округлые формы тел, увенчанные фигурами демониц, застывших в соблазняющих позах. Входы в эти здания были похожи на широко раскрытые пасти, внутри которых горели алые огни, маня вглубь.
Далее раскинулись дворцы—жертвенники, залы, в которых вершились ритуалы поклонения демоницам – безмолвные толпы существ, отдающихся культу, сцены, превращённые в нескончаемые церемонии.
На площади, ведущей к сердцу города, возвышалась великая пирамида, главный храм, в котором обитала владычица этого острова. Она царила над своими подданными, ожидая поклонения, живя среди нескончаемого акта, из которого никогда не выходила.
В каждом здании, в каждом камне, в каждой улочке Лифтаскара было одно – служение страсти. Этот мир не был построен ради чего—то большего. Он был создан для того, чтобы в нём растворялись те, кто однажды сюда попал.
Толпа текла по улицам Лифтаскара, сливаясь в единый поток тел, стремящихся к храму, возвышающемуся в самом сердце города. Здесь не было спешки, но в их движениях сквозило нетерпение, ожидание, доведённое до предела. Они несли свою дань – не золото, не подношения, а самих себя. Их шаги отдавались глухими ударами по камням мостовой, смешиваясь с низким, пульсирующим ритмом барабанов, задающих темп всему этому шествию.
Звуки переплетались в симфонию, в которой не было хаоса, но был ритм, подчёркивающий происходящее. Томные стоны, приглушённые вскрики, движения тел, шёпоты, дыхание – всё это становилось частью единого акта, сливающегося с музыкой города. Голоса множества существ, впитавшие в себя вожделение, поднимались к небу, растворяясь в тягучем, мерцающем свете Луны, извращенной формы.
Главный храм возвышался над ними, а его стены переливались влажным светом, отражая багровые всполохи, стекавшие с куполов и колонн. Его вход, раскинувшийся в широкой арке, словно звал внутрь, манил, приглушённо мерцая густым, насыщенным свечением, переливающимся, как масло на воде.
Лестницы, ведущие к алтарю, были выточены из чёрного камня, нагретого до температуры живого тела. Они извивались, разветвлялись, тянулись к вершине, где возвышалось ложе демоницы, великая платформа, на которой вершился ритуал, не прерывающийся никогда.
Владычица острова, демоница, гигантская, неподвижная, погружённая в вечное блаженство, возлежала на своём алтаре, принимая дань от своих подданных. Упругая кожа, напоминавшая тёмный атлас, мерцала в свете храмовых огней, изгибаясь под плавными движениями окружающих её существ. Она не говорила, не двигалась, но её присутствие ощущалось в каждом взгляде, каждом движении, каждом звуке, срывающемся с уст её слуг.
По одному они поднимались к ней, ложились на нее и входили внутрь, подчиняясь неизменному ритуалу. Их тела вплетались в движение, следуя ритму, который здесь никто не смел нарушить. Они касались её кожи, чувствовали её тепло, растворялись в ней. Это совокупление здесь считалось высшей формой поклонения.
Толпа, стоящая у подножия храма, наблюдала, замирая в благоговейном восторге. Каждое движение было освящено её именем, каждая секунда принадлежала только ей. Она не просто правила – она владела.
Ритуал продолжался, не зная остановки. Тела двигались, звуки переплетались, желания воспламенялись, отражаясь в гладких камнях, напитанных этим огнём. Лифтаскар жил, дышал, продолжал существовать в своём вечном акте поклонения.
Очередь двигалась к ложу демоницы, и вот настал его черёд. Когда Миркан шагнул вперёд, его фигура выделялась на фоне остальных. В отличие от прочих демонов, опьянённых похотью, он не излучал жажду, не спешил склониться перед владычицей.
Его движения были плавными, но в них читалась настороженность. Взгляд холодный, отрешённый. Он не пытался слиться с ритуалом, не ждал позволения. Он просто подошёл ближе, не отрывая глаз от неё.
Владычица Лифтаскара, столь же неподвижная, как храм, в котором она восседала, наконец посмотрела на него. И в этот миг что—то нарушилось.
Она узнала его. До этого момента её разум оставался чистым, лишённым воспоминаний о том, кем она была прежде. Она существовала в этом мире, подчинённая его законам, питающаяся потоками похоти, вливающимися в её тело. Она была частью Лифтаскара, не отделяя себя от него, и ей не нужно было помнить.
Но Миркан стоял перед ней, и в его лице, в глубине этих глаз, было что—то, что вырвало её из привычного забвения. Прошлое разорвалось в её сознании, прорвав плотный покров забвения. Она вспомнила.
Когда—то она была человеком. Жила на Земле, в мире, где страсть была ограничена рамками морали, где тело принадлежало ей одной, где никто не мог приказывать ей. Но он… Он явился за ней, вырвал её из той жизни, пронёс сквозь слои реальности и швырнул сюда. Он превратил её в это.
Она потеряла своё имя. Она утратила голос, которым говорила прежде. Её желания перестали быть её собственными. Всё, что в ней осталось, принадлежало Лифтаскару.
Но сейчас… Сейчас она вспомнила.
– Ты… это был ты… – её голос прозвучал приглушённо, словно сама реальность мешала ей произнести эти слова.
Миркан усмехнулся, наблюдая за тем, как осознание постепенно охватывает её разум:
– Ты забыла меня. Но я помню тебя.
В этом не было ни жалости, ни сожаления. Только констатация факта.
Демоница не могла осознать сразу, зачем он вернулся. Она думала, что он пришёл как подданный, как все, кто сегодня пришел с ней совокупиться. Но теперь понимала – он вернулся не ради праздника, не ради неё, а ради мести.
Она медленно подняла руку, и её пальцы дрожали – не от страха, а от неуверенности. Это был жест власти, попытка взять под контроль ситуацию. Но Миркан не дал ей времени.
В тот же миг, как её ладонь едва заметно качнулась вперёд, он нанес удар.
Из его руки вырвалось чёрное пламя, свернувшее пространство, прорезавшее воздух, исказившее само течение реальности. Оно не обжигало, не разрывалось всполохами – оно пожирало всё, чего касалось, оставляя за собой пустоту.
Демоница вскрикнула – но это был не крик боли, а нечто большее. Это был крик ужаса.
Её тело не просто разрушалось. Оно исчезало.
Тьма охватила её, впилась в кожу, превратила её очертания в нечто зыбкое, неуловимое. Массивное тело, созданное для вечного наслаждения, покрылось рябью, как гладь воды под внезапным порывом ветра. Размываясь, она растекалась по алтарю, исчезая в клубах чёрного дыма. Она не истекала кровью – у неё не осталось ни тела, ни плоти, ни костей.
Толпа застыла в оцепенении, не в силах поверить в происходящее. Никто не мог осознать, что они стали свидетелями невозможного. Демоницы считались вечными, существами, не подвластными времени, боли или разрушению, их власть была абсолютной. Они не могли исчезать, но теперь перед ними разворачивалась реальность, которая рушила все, во что они верили.
Но теперь… Теперь одна из них «канула в небытие», словно её никогда не существовало.
Никто не мог поверить в это. Ни один демон, ни один раб, ни одна из сущностей, населявших Лифтаскар, не мог вообразить подобного. Они видели это своими глазами. Владычица исчезала, и её величие, следы её существования стирались с лица мира, превращаясь в пустоту.
Миркан стоял в центре этой застывшей тишины, словно скала среди бушующего, но внезапно утихшего шторма, его взгляд был твёрдым, а присутствие неизбежным.
Он не выражал ни радости, ни ликования, ни удовольствия от содеянного, а лишь внимательно наблюдал за происходящим, оставаясь безмолвным свидетелем своего поступка.
Он только стоял и смотрел, изучая последствия своего решения, не испытывая ни сожаления, ни триумфа. Она растворилась в пустоте, словно её никогда не существовало, оставив после себя лишь смутный отпечаток в сознании тех, кто стал свидетелем этого невозможного.
После короткой паузы, он отступил назад: его силуэт начал терять чёткость, словно таял в воздухе, становясь неосязаемым. Затем он растворился в пространстве, оставив после себя лишь глухое эхо разрушенного порядка.
Некоторые демоны бросились вперёд, но его больше не было среди них. Осталась только пустота, зияющая над алтарём.
Великий праздник Луны прервался. Впервые за всю историю Лифтаскара.
В этот момент Луна озарилась ослепительным багровым светом, словно реагируя на случившееся, её поверхность дрожала, а линии, напоминавшие сеть вен, расширились, заполняясь тёмным сиянием.
Её свечение стало насыщеннее, тёмные прожилки расширились, очертания сжались, будто само небесное тело отреагировало на случившееся. Её свет упал на город, и толпа невольно вздрогнула.
Лифтаскар потерял одну из своих владычиц, но это был лишь начало.