Под утро их разбудили крики и шум снаружи. Подскочив с кровати, Гельда кинулась к двери и приоткрыла её. Посёлок был освещён заревом пожарищ, наёмники с гиканьем гоняли обезумевших от страха жителей – словно веселящиеся охотники. Проснулся и заплакал малыш Кей, подбежала к двери встревоженная Иветта.
– Маман, што это? Што творицца?
Гельда захлопнула дверь и схватила дочь за плечи.
– Ничаво, милая, не гляди.
Но Иветта стряхнула её руки.
– Ведь они убивают женщин и детёв! Маман, они убивают нас!
Стук в дверь заставил их вздрогнуть и испуганно замолчать – затих даже Кей.
– Это они… Это по нас, – прошептала Гельда.
Она огляделась и лишь сейчас заметила, что их ночного гостя и след простыл. Стук настойчиво повторился, из-за двери послышался приглушённый голос:
– Это Айзек!
Не успела Гельда остановить дочь, как та кинулась к двери и распахнула её, но тут же, ахнув, отступила. Рука Гельды сжалась на оставленном на столе кинжале.
Это и вправду оказался Айзек: растрёпанные волосы, перепачканное в саже лицо и горящие безумием глаза. Заперев за собой дверь, парень выдохнул:
– Поторопитесь. Нам надо бежать – прямо сейчас.
– Што творицца? – умоляюще сжала руки Иветта. – Отчего они убивают селян?
Айзек болезненно улыбнулся.
– Вы слышали про карателей, ведь правда?
Гельда охнула и, зажав руками рот, села на лавку. Иветта же во все глаза уставилась на наёмника.
– Убивцы? И ты из их?
Айзек кивнул. Непонимающе таращившийся на них Кей внезапно разревелся.
– Они убьют нас, – едва слышно выговорила Иветта. – Они убьют нас всех.
– Ну, это мы ещё поглядим.
Айзек взял с лавки ножны с мечом и принялся застёгивать перевязь. Гельда подхватила с пола Кея.
– Всё будь хорошо, спокойся, – шептала она, гладя сына по голове.
– Верь своей маме, никто не умрёт.
Уверенности в голосе Айзека хватило бы на них всех, вот только Гельда не могла поверить убийце. Иветта с нескрываемым презрением посмотрела на парня.
– И эт г’рит нам каратель!
– И это говорит вам каратель. И моё слово чего-то да стоит. – Айзек взял со стола кинжал и протянул Гельде. – У вас нет причин доверять мне. Но придётся. Или можете выйти за дверь и встать в очередь за смертью. Ну так как?
Иветта прижала руки к груди и вопросительно уставилась на мать. Гельду душили сомнения, но наёмник был прав – вариантов не так уж и много. Опустив на пол притихшего Кея, Гельда взяла предложенный кинжал.
– Лады, каратель. Што нам надобно делати?
– До леса вам не добежать – уже нет, вас заметят и догонят. Единственный наш – ваш, – поправил себя Айзек, – шанс на спасение – старый храм на окраине посёлка. Он каменный, да и дверь обита железом – моему отряду придётся постараться, чтобы попасть внутрь или выкурить селян оттуда.
– Но как мы попадём тудыть? – Вглазах Иветты появился огонёк робкой надежды.
– Через дверь, что выходит на задний двор. Пробирайтесь к храму дворами, избегайте улиц и людных мест – там вас легче найти. Внутрь пускайте только тех, кого знаете лично. И запомните: вы должны быть очень осторожны, попадись вы в руки карателей, и вас уже никто не спасёт.
Иветта вцепилась в руку Айзека.
– А ты?
Он высвободил руку из хватких пальцев.
– А я попытаюсь отвлечь своих приятелей от вдохновенного сжигания людей.
– Но ты ведь один! Как ты смогёшь отвлечь всех убивц? И што пуще, как ты смогёшь вырвацца? Они не простят предателя.
В глазах дочери по-прежнему читался страх, но теперь к нему примешивалось восхищение – и это совсем не нравилось Гельде. Не стоит обожествлять карателя, пусть он и решил раскаяться и помочь им. Есть поступки, которые забывать нельзя. Слава всем богам, Айзек не воспользовался наивностью Иветты. Растянув губы в мерзкой ухмылке, он покачал головой.
– Нет, девочка, не смотри на меня так, я не герой твоих грёз. Я вовсе не герой. Не забывай: я каратель.
Кровь бросилась в лицо Иветты, и она поспешно отвернулась. Айзек же перевёл взгляд на Гельду.
– Не мешкайте. От этого зависят ваши жизни.
С крыш была видна центральная улица, упирающаяся в небольшую площадь – лобное место, средоточие всей жизни селения. Сюда пожары ещё не добрались, но языки пожирающего деревню огня рвались в небо – их не заметить было невозможно, как и закопчённые остовы крыш на восточном краю: обугленное, скрученное предсмертной судорогой нутро домов. Позади них, посреди нагромождения чёрных клубов дыма, вставало зловеще-алое солнце. Ветер гнал с окраин горячий воздух, и он пропах горькой, едкой гарью. Подлинное светопреставление, которым так любят стращать приверженцы всех вер.
Перезарядив украденный из повозки арбалет, Айзек перелез через конёк крыши и подобрался к краю. Вряд ли звук шагов или хрустнувшую под ногой черепицу кто-то услышит посреди этого хаоса, но вот его самого вполне могли заметить – и уж тогда он позавидует даже заживо сожжённым селянам. С другой стороны, впервые за долгое время Айзек ни о чём не жалел. Как бы всё ни кончилось, что бы ни случилось дальше, главное он уже совершил – отказался быть молчаливым соучастником жуткого преступления. Пёс не позволил на этот раз прогнуть себя. Как удивительно: то, на что люди не могут решиться в одиночку, то, что кажется им недопустимым, становится приемлемым для толпы. Среди десятка таких же изуверов твоё личное преступление кажется незначительным, а вина – крошечной. Отличное самооправдание, на которое Айзек больше не намерен был вестись.
Распластавшись на крыше, Пёс выцелил карателя: тот тащил избитую женщину. Щёлкнула спущенная тетива – взмахнув руками, мужчина упал. Селянка на мгновение замерла, не понимая, что произошло. В отдалении с грохотом и треском рухнул прогоревший дом: вверх взметнулся сноп искр и облако перемешанной с дымом пыли. Женщина вздрогнула всем телом и, словно очнувшись, бросилась прочь. Пёс не мог знать, выживет она или за углом попадёт под руку очередного убийцы – в этом приходилось довериться слепому случаю. И жрецам, которые раз за разом отправлялись на поиски уцелевших жителей, чтобы по одному или группкой привести их под защиту каменных стен храма. Оставалось надеяться, что боги уберегут своих служителей – каратели не щадили никого.
– Видел бы тебя Мареун сейчас. Идущий, возомнивший себя спасителем! – процедил Айзек, примериваясь к провалу между крыш.
Вот и обнаружилась очередная грань, которую незадавшийся убийца навроде него не смог пересечь. А ведь когда-то Айзек считал своих учителей образцом бессердечности и жестокости. Как же плохо он знал жизнь!
Следующий дом выходил торцом на площадь. Здесь карателей собралось больше: пять человек, лениво привалившись к помосту, перебрасывались колкостями. Все соседние здания стояли далеко, придётся спускаться – и осторожно, ввязываться в драку Пёс не планировал. Присмотрев место на противоположной стороне крыши, Айзек спрыгнул в сугроб, глубокий снег поглотил все звуки и смягчил приземление. Выбравшись и отряхнувшись, он выглянул из-за угла. Каратели оживились, замахали руками появившемуся из дому товарищу – он тащил за волосы брыкающегося мальчишку, вторая рука сжимала плечо раненой женщины.
– Ещё двое, прятались на чердаке. – Он швырнул их под ноги дружкам.
– С бабой развлечёмся или сразу?
Крайний каратель схватил поднявшуюся женщину за подбородок, поворачивая к себе.
– Ничего так.
Мальчишка завизжал и попытался вырваться, но каратель тычком опрокинул его в снег. Вояки разразились смехом, селянка шарахнулась в сторону, вырвавшись из хватки, – и тут же угодила в руки другого наёмника.
Он должен пройти мимо – сколько раз Айзек поступал именно так, карателей слишком много, всех жителей не спасти. Отступив за дом, Пёс развернулся и зашагал в другую сторону. С чего ему вообще взбрело в голову уговаривать себя: вмешиваться в чужие беды – не в его привычках, Савьо – тот да, несмотря ни на что, кинулся бы на подмогу. Айзек остановился и скрипнул зубами. Тёмные духи бы побрали это вечное сострадание Савьо! Пёс пересчитал оставшиеся болты: всего три. Новые он сейчас вряд ли добудет, арбалет после стычки придётся бросить. Наподдав ногой снег, Айзек кинулся обратно.
На площади мало что изменилось. Один из карателей, наступив ногой на грудь мальчишки, осыпал того насмешками. Пацанёнок рычал и пытался вырваться, но взрослый был сильнее. Троё наёмников обступили рыдающую женщину.
– Ты творишь глупость, Пёс, – пробормотал Айзек, прицеливаясь.
Болт угодил одному из троицы в спину, и наёмник рухнул под ноги товарищам и перепуганной женщине. Каратели мгновенно всполошились, прошуршали вытащенные из ножен мечи. На этот раз Пёс успел укрыться за домом. Он сумеет перезарядить арбалет и снять ещё одного, но не более – следующий выстрел выдаст его.
Так и случилось. Выпущенный болт нашёл свою цель, ещё один каратель рухнул на брусчатку, но Пса обнаружили.
– Там, за углом! Это он стрелял!
Отшвырнув в сторону арбалет, Айзек шагнул навстречу четверым наёмникам. И те в изумлении замерли, увидев собственную форму на убийце.
– Ты…
– Предатель, – подсказал им Пёс, рубанув ближайшего к нему врага.
Удивление сыграло ему на руку, наёмник замешкался, и его защита опоздала. Скрежетнув по лезвию, меч Айзека соскользнул на кисть карателя, разрубая пальцы. Мужчина взвыл, выпустил оружие, и тут же, быстрым обратным движением, Пёс ударил его в висок и метнулся в сторону – подальше от мечей прочих карателей.
– Изменник… – процедил один из них.
– Как точно подмечено, – с пренебрежением бросил Айзек, стряхивая с меча кровь. – Это вам не безропотных селян зарубать.
Мужчины переглянулись. Один из них кивками отправил напарников в стороны. Они что, серьёзно планировали втроём загнать его в ловушку, посреди огромной площади?
Едва мужчины сделали шаг, как он стремительно отступил. Так повторилось несколько раз, но эта игра быстро надоела Айзеку. Сделав ложную отмашку в сторону, он заставил двоих карателей отшатнуться и тут же бросился к крайнему слева. Пёс позволил тому начать удар, парировал мечом и, выхватив из-за пояса последний болт, воткнул его в живот мужчине. И ту же скользнул за спину раненого, уходя от атаки оставшихся карателей.
– Следующим умрёшь ты.
Айзек качнул мечом в сторону одного из наёмников. К его собственному изумлению, это сработало. Мужчина попятился, опустил меч, а спустя пару шагов развернулся и бросился прочь. Приведёт подмогу – и демоны с ним, Пёс надеялся к этому моменту быть уже далеко. Перешагнув через причитающего и зажимающего рану в животе карателя, Айзек зло оскалился в лицо последнему противнику:
– Дуэль не предлагать. Я прикончу тебя как крысу.
Мужчина выставил перед собой меч. А в следующее мгновение вскрикнул, покачнулся и, сделав несколько спотыкающихся шагов, медленно завалился в расцветший красным снег. Из спины карателя торчал кинжал.
Айзек вскинул брови и уставился на мальчишку – тот оторопело глядел на своего первого мертвеца. Женщина за его спиной раскрыла рот в немом крике. И прежде, чем она успела совершить непоправимое, до того, как её ужас обрёл голос, Пёс шагнул к мальчишке, опустился перед ним на колено и сжал плечо.
– Спасибо, ты спас меня. – Пацанёнок поднял на Пса полные слёз глаза. – Ты молодец, ты большой молодец. Слышишь?
Мальчишка неуверенно кивнул, вытёр нос рукавом и с надеждой переспросил:
– Чисна?
– Честно-честно, – подтвердил Айзек. – Если бы не ты, кто знает, чем бы кончилось дело. На, держи. – Он вытащил из-за пояса кинжал и протянул мальчику. – Ты же настоящий воин. Будешь защищать… – Айзек вопросительно посмотрел на подошедшую женщину. В её глазах ещё бился страх, но с голосом она справилась.
– Мамку. – Она положила руку на плечо сына.
Айзек кивнул ей и снова посмотрел на сжимающего оружие мальчика.
– Будешь защищать маму. Кроме тебя некому. – Он улыбнулся, подбадривая, и на лице ребёнка проступила робкая ответная улыбка. Война, будь она неладна, заставлять детей убивать – последнее дело.
– Сейчас здесь будет толпа карателей, вам лучше скрыться. Если получится, доберитесь до храма. Там вы сможете спрятаться.
Айзек погладил по голове мальчишку, стремительно поднялся и зашагал прочь, не обернувшись на летевшую ему в спину благодарность. Он и так излишне влез в это дело, дальше им придётся помочь себе самим.
Убегать улицами небезопасно, в любой момент можно столкнуться с карателями, что едва не произошло: за углом скрипнула дверь и послышались голоса. Отступив обратно в проулок, Айзек обошёл дом сзади. Здесь забор подходил близко к стене дома, так что взобраться на крышу оказалось делом пустячным.
Оказавшись на крыше, Пёс прислушался: бывшие соратники удалялись, но вряд ли он рискнёт вновь спуститься на землю – да и зачем, здания стоят едва ли не вплотную друг к другу. Он перепрыгнул на крышу соседнего дома – того самого, откуда вышли наёмники. Черепица недовольно хрустнула под его весом, но, кажется, выдержала. Присев, чтобы не быть слишком заметным, Айзек добрался до конька крыши и попытался сориентироваться, в какой стороне находится храм.
Острый запах гари ударил в нос. Поначалу Пёс решил, что его принёс порыв ветра, но уже в следующее мгновение он услышал и звук. Прямо под ним стонал и завывал разгорающийся огонь. Каратели подожгли дом, надо убираться отсюда! Но едва Айзек шагнул к краю, черепица не выдержала и с жалобным стоном провалилась внутрь, увлекая за собой в утробно урчащее пламя пожарища.
Пламя, обжигающее, безжалостное пламя плясало в его кошмаре, обращая всё вокруг в пепел. Савьо метался и искал выход из огненной ловушки, но не находил. А ярко-оранжевые языки огня подбирались всё ближе, лизали одежду, опаляли волосы, покрывали кожу болезненными поцелуями – и от них мгновенно вздувались пузыри. Он задыхался от удушливой гари. Но самое худшее случилось потом, когда он увидел его – своего друга. Айзек шёл к нему прямо через огонь, объятый языками пламени, но будто не чувствовал их, не ощущал жгучих прикосновений. В вихре огня и дыма Пёс был похож на жестокое божество, и он смотрел сквозь Савьо, словно не видя.
– Айзек, – позвал лекарь, и друг, моргнув, с удивлением уставился на него.
– Ты? Мой предсмертный бред? Как странно.
– Помоги мне, Айзек! Я горю! – взмолился Савьо.
– Нет, не ты. – Пёс протянул руку и взял лекаря за локоть. Нестерпимая боль обожгла Савьо, настолько горячим было это прикосновение. – Я попался в ловушку собственной глупости.
Лицо Айзека исказилось от муки, и он растворился в языках пламени.
– Савьо! Проснись!
Кто-то настойчиво тряс его, но Савьо не хотел просыпаться, он хотел остаться там – в странном то ли сне, то ли видении. Ему надо было отыскать друга, попытаться помочь.
– Савьо!
Лекарь открыл глаза и увидел встревоженного Илена.
– Ты кричал во сне. Тебе что-то снилось?
– Видение… – выдавил Савьо, садясь на постели. Ужас пережитого во сне давил на грудь, не давая сделать полного вдоха. – Айзек. Он попал в беду.
– С чего ты так решил? – потребовал Саламандр.
– Я видел огонь, пожар, дым. И Айзека. Он сказал, что я его предсмертный бред.
– Можешь добавить что-то ещё? Где он? Он один?
Лекарь покачал головой.
– Простите, но это всё, больше ничего не знаю. А ещё он взял меня за локоть, и его прикосновение было горячее огня. Вот здесь.
Савьо закатал рукав и озадаченно уставился на руку – на сгибе локтя краснел след от ожога.
– Как… Как такое может быть? – пролепетал лекарь. – Ведь это был просто сон!
– Очевидно, что не просто сон… – заметил Илен.
Савьо со страхом разглядывал руку.
– Я что же, становлюсь как Вларика? Она могла разделять видения с другими, управлять ощущениями – я помню это. Я не хочу!
– Кеана говорила что-то об этом?
– Что мне не подвластна тёмная сторона Дара, – признался Савьо.
– Ну вот видишь! – Губы Илена искривила откровенно фальшивая улыбка.
– Я мало разбираюсь в этом, – заметил Саламандр, – но могу предположить, что твой Дар нашёл способ сделать то, чего ты так жаждешь, – нашёл Айзека.
– Да что толку! Если Айзек умрёт!
– Необязательно. Возможно, его спасут или он сам выберется. Айзек живуч как пёс.
– Илен прав. Мы не знаем – пока – что случится дальше. Ты сказал, что Вларика могла управлять такими видениями. А ты?
Савьо растерялся.
– Я не знаю… Я слишком удивился. Я просто… присутствовал там. Да, пожалуй, так сказать будет правильнее всего.
– Думаю, это стоит проверить. Вдруг Дар предоставит ещё шанс связаться с Айзеком.
– Но как мне это сделать?
– Хороший вопрос. – Саламандр задумался. – Кеана бы ответила на него лучше всех. Но её здесь нет. На чём основываются твои видения: звуки? запахи? ощущения? Возможно, стоит окунуться в то, что ты видел. Вспомни сон в малейших деталях, почувствуй жар. Но только помни, что не видение властно над тобой, но ты над ним, ты можешь и хочешь им управлять. Ты не обязан чувствовать страх или боль – они не твои, они – всего лишь вымысел.
Сказанное Саламандром звучало логично. И в то же время было слегка нелепо: магистр идущих учит его обращаться с Даром. Но он прав, Кеаны здесь нет, и лучше сделать хоть что-то, чем вовсе не пытаться.
– А если я не смогу?
– Тогда ровным счётом ничего не изменится, – резонно заметил Саламандр.
Савьо закусил губу и кивнул.
– Да, я попробую. Я хочу помочь Айзеку.
Падение было стремительным и болезненным. Удар о жёсткий пол выбил из груди весь воздух, кажется, он даже на мгновение потерял сознание, потому что увидел перед собой Савьо. Более того, он говорил с ним – находящимся за тысячи миль отсюда.
– …собственной глупости, – произнёс Айзек, и тут же жгучая боль вгрызлась в руку.
Пёс зашипел и открыл глаза – левый рукав был охвачен огнём. Сбив пламя, он подскочил с тлеющих обломков стропил и сбросил длинную куртку карателя – та занялась в нескольких местах. Тщательно затоптав огонь, Айзек осмотрел обожжённый локоть: кожа покраснела и покрылась волдырями. Он попытался убрать остатки обгоревшей ткани, но малейшее прикосновение отзывалось болью. Забросив это занятие, Пёс накинул на себя подпалённую куртку – хоть какая-то защита от плясавшего тут и там огня.
Пробираясь среди нагромождения вещей и лабиринта перегородок, Айзек пытался понять, в какой стороне находится выход. Окон здесь не было вовсе, похоже, он оказался в каком-то складе. С одной стороны, это на руку – огонь будет медленнее распространяться по зданию, а с другой – шансы выбраться наружу резко сокращались.
Пригибаясь к полу, где едкого дыма меньше, Айзек брёл наугад. Слезились глаза, каждый вдох когтями проходился по горлу. Ему быстро повезло, впереди показалась приоткрытая дверь – и покрытый чёрными хлопьями сажи снег за ней. Спасительный воздух был так близко!
Едва слышный среди рёва пламени звук остановил его. Пёс замер, прислушиваясь. Показалось или нет? Звук повторился: где-то в глубине дома заходился истошным воплем младенец. Бросив тоскливый взгляд на дверь, Айзек развернулся и пошёл на плач.
Рукав куртки, которым он прикрывал лицо, не слишком помогал: Пса забивал кашель, а в ушах стоял звон. Зачем он вообще полез сюда? Решил за раз смыть с себя былые грехи? Надрывный плач привёл его к охваченной огнём двери. Не соображая, что делает, Пёс схватился за ручку и тут же с криком отдёрнул руку: раскалившееся железо обожгло ему ладонь. Натянув рукав на другую руку, Айзек отошёл в сторону и рванул на себя дверь – та хрустнула, покосилась, но устояла, защитив от вырвавшегося из комнаты пламени.
Выждав немного, Пёс шагнул внутрь. И, споткнувшись обо что-то в густом дыму, полетел на пол. Перед лицом оказалась детская плетёная корзинка, порядком обгоревшая и покорежённая. С облегчением убедившись, что она пуста, Айзек принялся шарить вокруг, он никак не мог понять, откуда доносится плач. Задыхаясь, глотая обжигающий нутро воздух, он в отчаянии переворачивал всё подряд: горящие ящики, сундуки, какие-то тазы и вёдра. Он увидел его совершенно случайно: крошечный младенец, завёрнутый в уже тлеющее одеяльце, оказался под бадьёй.
Айзек схватил ребёнка и, прижав к себе, бросился к выходу. Но едва он прошёл с десяток шагов, как перед ними рухнула горящая доска, осыпав снопом искр. Пёс отпрянул: упавшая деревяшка надёжно перегораживала путь, в одиночку он, возможно, бы и рискнул пробраться, но с малышом на руках нечего и думать об этом, придётся искать обходной путь. Над головой затрещало, и Айзек успел только наклониться над ребёнком, защищая от осыпавших их горящих кусков, болезненно жалящих везде, где они прикасались к коже.
По ощущениям минула целая вечность, но Айзек так и не смог найти выхода – возможно, он и вовсе бродил кругами, Пёс не взялся бы сказать. Ещё недавно редкие очаги пламени всё разгорались; вдохи отдавались болью за грудиной, а от нестерпимого жара кожа, казалось, лопалась. Отчаяние постепенно сменялось безразличием и болезненным отупением. Запнувшись, Пёс упал и остался лежать, не в силах подняться. Куда идти? Да и зачем, если он всё равно блуждает наугад. Ребёнок рядом был пугающе тих и неподвижен.
– Айзек…
Лёгкий, словно дуновение ветерка, голос.
– Айзек? Ты меня слышишь?
Разумеется, Пёс слышал его. И, разумеется, никак не реагировал. Да и как можно реагировать на бред, на вызванные жаром и удушливым воздухом галлюцинации?
– Айзек… Посмотри на меня, пожалуйста!
– Не буду. Тебя здесь нет, ты всего лишь бред.
И всё же Пёс поднял голову. Перед ним, сотканный из воздуха и света, стоял Савьо и умоляюще протягивал к нему руки.
– Вставай, Айзек, я помогу тебе, я проведу вас к выходу.
Пёс отмахнулся от него.
– Я никуда не пойду за фантомом.
– Я не фантом! Айзек, не губи себя! Не дело гибнуть из-за доброго поступка.
– Исчезни. – Пёс тяжело поднялся, осторожно взял младенца и, растерянно оглядевшись, поплёлся обратно.
– Стой! Нет! Не в ту сторону! Иди за мной, Айзек! Я знаю, где выход. – Савьо попытался схватить его за плечо, но рука прошла сквозь Айзека, словно это он был бесплотным духом, а вовсе не лекарь.
– Ну говорю же, ты мой бред, – подытожил Пёс.
Савьо рассерженно нахмурил брови.
– Ладно, пусть я бред, но ведь я же фантом друга, а не врага. Так почему бы не поверить мне? Просто попробуй! Тебе нечего терять, не найдя выхода, ты сгоришь заживо вместе с малышкой. И что толку? Айзек, я ведь твой бред! Так поверь своему бреду. Идём за мной, друг. – Савьо шагнул к охваченной огнём комнате и оглянулся. – Знаю, это выглядит устрашающе, но там спасение. Я выведу вас, идём.
– Будь я проклят… – Айзек обернул младенца полой куртки и шагнул следом за едва различимым силуэтом Савьо в наполненную жаром и густым дымом комнату. – Я верю химере…
Но, несмотря на нелепость происходящего, Савьо уверенно провёл задыхающегося и спотыкающегося Айзека к выходу, выбирая наименее опасный путь среди стонущих под огнём стен. Оказавшись на улице, Пёс рухнул на колени и опёрся рукой о снег, второй продолжая прижимать к груди крошечное неподвижное тельце. Хриплый кашель душил его, а голова шла кругом.
– Куртка! Куртка! – голос Савьо ввинчивался в сознание.
– Что? – Пёс бессильно уронил голову.
– Она горит! Айзек!
Наконец, Пёс понял, чего хочет Савьо, и сдёрнул с себя занявшуюся куртку. Отшвырнув её в сторону, он с трудом заставил себя поднять младенца и отойти от готового в любой миг рухнуть дома. Вновь упав на колени в снег, он смотрел на полыхающее здание и не верил, что сумел выбраться оттуда, дышал и не мог надышаться.
Пронзительный женский визг смешался с гулом пожара.
«Привлекла внимание карателей, надо уходить», – машинально отметил Айзек.
– Моя дитка! Моя доча! Исполати богам, ты спас ейну! – Незнакомка опустилась в снег возле Айзека и осторожно забрала у него крошечный свёрток.
– Ты кто? – хрипло поинтересовался Пёс.
– Лайна. Я укрылася здесека, но наймиты сыскали нас. Они подп’лили склад, а мя свели c собой… Они… Они… – Женщина запнулась. – Я утекла, но боялася, што моя дитка сгорела. Тя боги послали. Не знамо, как и оплатити!
Айзек посмотрел на избитую женщину в порванной одежде, она, рыдая, склонилась над девочкой. Сбежать от карателей – это было поистине чудом. Видимо, в своей самоуверенности те решили, что всё равно никуда ей не деться. А быть может, хотели, чтобы перед смертью она узнала, что сталось с заживо сгоревшей дочкой.
– Просто помни, что не все мужчины – сволочи.
– Исполати, – прошептала Лайна, прижимая к себе пугающе тихую малышку. – Исполати…
Пёс кивнул и попытался встать, но тело отказалось подчиняться, и он повалился на покрытый сажей снег. Лёжа на спине и глядя в затянутое дымной мутью небо, Айзек слушал, как женщина колдует над младенцем, пытаясь привести того в чувство. И едва он закрыл глаза, как раннее утро огласил обиженный, громкий крик спасённой им девочки.
– Жива, – прошептал Пёс, не открывая глаз. – И я, кажется, жив. Спасибо, Савьо.
– Пожалуйста, друг, – шепнул мгновенно унёсшийся вдаль ветер.