Покрытое сеточкой морщин лицо, плотно сжатые губы, усталое выражение выцветших глаз. Он был старым опытным воякой, не раз преданным и оклеветанным, Пёс мог бы поклясться в этом. Был в этих людях, посвятивших всю жизнь служению своекорыстному господину, какой-то надлом, смирение с несправедливостями этого мира и навечно застывшее на лице недоверие. Старик глотал кружку за кружкой, с едва заметным презрением слушая бахвальство молодых, – видимо, вспоминал свою службу и сожалел о слишком многом. Его глаза случайно остановились на Айзеке, да так и застыли – Пёс кожей ощущал тяжёлый удивлённый взгляд бывалого вояки. Куда бы он ни шёл, за какой бы столик ни подсаживался, старик продолжал следить за ним, не теряя из виду, но и не пытаясь заговорить. И лишь когда Айзек, порядком раздражённый излишним вниманием, вышел из таверны, он поспешил следом.
Свернув за угол, Айзек ждал его. Много ли умения надо, чтобы ухватить за грудки старика, прижать к стене и, прошипев пару угроз, потребовать объяснений? Пёс ожидал чего угодно, даже попыток сопротивляться, но только не того, что произошло дальше. Старик поднял дрожащую – от старости, от выпитого ли – руку и коснулся волос Айзека, заглянул в глаза, и уголки его губ дрогнули.
– Это невозможно… Просто невероятно…
Айзека наполнила нешуточная злость: позади был долгий, не принёсший ровным счётом ничего день, а этот дурацкий старик нёс чушь и ни в какую не желал бояться.
– Говори, тёмные духи тебя побери! – рявкнул Пёс и слегка стукнул бывшего вояку спиной о стену.
Тот охнул и произнёс:
– Твой отец в своё время был таким же невыдержанным и горячим, парень.
Лицо Пса вытянулось от удивления, и он выпустил старика.
– Мой отец? Ты знал моего отца?
– Я обучал его военному делу. – Незнакомец замялся. – Я не знал, что у Варрена есть сын. Но ошибиться невозможно: тёмные волосы, чёрные глаза – это, вероятно, подарок матери-южанки, а вот всё остальное… Ты так похож на своего отца: лицом, манерой держаться, даже голосом. Я будто вернулся в прошлое и вижу перед собой молодого Варрена, жаждущего воинской славы и рвущегося в бой. Из него вышел отличный командир. Как жаль, что судьба жестоко обошлась с ним.
– Мой отец был военным? – едва слышно прошептал Айзек.
Горло сжал предательский спазм: как давно он ни с кем не говорил о родителях. Пёс привык прятать любовь к ним глубоко в душе, куда не добраться Мареуну и всему миру, и уж подавно он не произносил слов «мама» и «папа» вслух – за это учитель наказывал жестоко. И вот кто-то сам, первым, заговорил с ним об отце.
Незнакомец кивнул.
– Был, но потом на него обрушилось такое, чего и врагу не пожелаешь. Варрен был храбрым человеком и не заслужил обвинений в предательстве.
Пёс смотрел на стоящего перед ним старика: не было ни малейшей причины доверять тому, кого он видел впервые в жизни, а все эти разговоры о родителях могли оказаться хитрой ловушкой. Тем более что отец никогда не говорил Айзеку о своём прошлом, и Пёс понятия не имел, кем тот был до рождения сына. Тогда же Варрен брался за любую честную работу, лишь бы прокормить семью. Айзек отлично помнил его шершавые, всегда в мозолях руки, которые обнимали его и гладили по голове или учили писать. Он помнил, как крепко сжимала широкая ладонь маленькую ладошку вертлявого и любопытного сына, когда они ходили на рынок. Как все окрестные пьяницы боялись его всегда такого доброго и улыбающегося папу, и даже местный кузнец не рисковал связываться с ним. Всё это Айзек отчётливо помнил. Но был ли его отец военным, проповедником или даже королём – этого он не знал. И всё же… Ему до демонов хотелось просто поверить старику.
Айзек обхватил себя за плечи и попросил:
– Расскажи мне про него. Пожалуйста.
– С удовольствием! Я так рад нашей встрече. Твой отец был для меня что сын, родного-то мне судьба не дала. Варрен… Ох, сколько же лет минуло. Что сталось с ним сейчас? Он жив?
Пёс покачал головой.
– Я не знаю. Я давно его не видел, с шести лет. Когда родители бросили меня.
– Не может быть! Варрен нипочём бы так не поступил! А Энигма? Ведь она твоя мать, я прав?
– Прав. И они оба поступили именно так… – В голос прорвались горечь и боль.
Старик вздохнул.
– На то должны были быть очень веские причины. Идём, я отведу тебя к себе и расскажу всё, что знаю. – Отставной вояка потянул Пса за собой. – Ты бледный, словно покойник. Не дело продолжать такой разговор на улице.
С той встречи Айзек потерял покой: родители, возможно, живы и находятся в Северном Королевстве. Он получил долгожданную надежду, но в чужой стране, посреди войны, он мог мало что сделать. Зато Пёс знал того, чьи руки были развязаны, под командованием кого была целая армия шпионов и соглядатаев, – того, кто мог помочь. Нужно было лишь предложить Сегретто нечто такое, от чего он не сможет отказаться и что может ему дать только Айзек.
Пёс промаялся с неделю, но Сегретто слышать ни о чём ни желал: ни о просьбах, ни о сделках, ни о планах. Командир ходил мрачнее тучи, и даже бывалые шпионы предпочитали лишний раз не беспокоить его.
– Плохие вести с фронта, – заговорщицким шёпотом рассказывал присланный с передовой гонец. Шпионы старательно спаивали парню кружку за кружкой, надеясь выведать побольше, но тот и сам не слишком был в курсе. Знал лишь, что в прошлом сражении войско герцога Эйре было разгромлено и что при дворе околачивалось множество подозрительно настроенных дворян.
– Наверняка среди них и соглядатаи есть! – заверял гонец. А люди Сегретто лишь ухмылялись в ответ – уж кому, как не им, знать, как нелегко иметь засланного человека возле трона.
– А письмо-то тайное, что я привёз, такое толстенное! Там точно много страшных секретов, – хвастал гонец, налегая на бесплатную выпивку.
– Или и вовсе зреет заговор! – предполагал он после очередной кружки. – Как свергнуть нашего герцога и взять столицу.
– Сейчас ты наболтал на повешение, как минимум. А может, и на встречу с пыточных дел мастером. – Гонец вздрогнул и опрокинул кружку, а шпионы повскакивали со своих мест. Внезапно возникший на пороге Сегретто недовольно изучал подопечных. – С одной стороны, вы, конечно, молодцы, что желаете быть в курсе последних событий. Но с другой… – Он обвёл их тяжёлым взглядом. – Я сам расскажу, кому что нужно знать. Немедленно заткните гонца и уложите спать, назавтра чтоб его тут не было. А если услышу, что вы шушукаетесь о заговоре против герцога Эйре… – Сегретто замолчал, но продолжения и не нужно было, от слов повеяло такой угрозой, что шпионы усиленно закивали. Командир отыскал взглядом Пса. – Айзек, за мной. Сейчас.
В кабинете Сегретто указал на стул.
– Присаживайся. Нам снова предстоит непростой разговор.
Пёс бросил вопросительный взгляд на мужчину, но лезть с расспросами не стал – и так видно, что новости для главы шпионов более чем неприятные. Сегретто прошёлся по кабинету, зачем-то задёрнул шторы – словно кто-то мог взлететь и заглянуть на второй этаж. Айзек терпеливо ждал. Наконец командир остановился перед ним и скрестил руки на груди.
– Насколько ты хорош, Айзек?
В первое мгновение Пёс растерялся.
– Смотря в чём.
– В дворцовых интригах, допустим.
– Боюсь, это не самая моя сильная сторона.
Сегретто подтащил стул и сел напротив – внимательный взгляд глаза в глаза.
– Ты бывал при дворе?
Айзек покачал головой, и Сегретто, упёршись локтями в колени, спрятал лицо в ладонях.
– Но меня обучали манерам, и я притворялся пару раз дворянином, – попытался ободрить его Айзек.
– Этого мало, – глухо откликнулся Сегретто.
Спустя мгновение он убрал руки от лица, поднялся и отошёл к закрытому окну.
– Ты что-то говорил про родителей?
– Да. Я просил вас о помощи в поисках. Мои родители пропали очень давно, но они могут быть здесь, в Северном Королевстве. Один я вряд ли что-то смогу…
Айзек замолчал. Рассеянный взгляд Сегретто ясно давал понять, что он не слишком-то и слушает. Мыслями шпион был где-то далёко, и это «далёко» вовсе не было прекрасным.
– Сегретто. – Выждав пару ударов сердца, Пёс снова окликнул его: – Сегретто? Что-то случилось?
Сегретто кивнул на разложенные на столе бумаги.
– Случилась война. Которую мы проигрываем. На меня давят, хотят, чтобы я любой ценой выполнил задание. Но уже несколько шпионов потерпели неудачу.
– И это связано с герцогским двором. Посол что-то лепетал про засланных шпионов. Вот только засланы они не к герцогу Эйре?
– Ни одно слово из услышанного здесь не должно шагнуть за порог комнаты, Айзек. Иначе это будет последним, что ты разболтал.
– Вы думаете, подобное надо объяснять воспитаннику Ордена?
Сегретто изобразил подобие улыбки.
– Ну да, идущий…
Шпион снова сел напротив и поймал взгляд Пса.
– Мы же оба понимаем, почему мой выбор пал на тебя? – Айзек кивнул. – Я не знаю, справишься ты или тебя постигнет участь предыдущих засланцев, но, сдаётся мне, в Ордене тебя научили парочке-другой полезных трюков. Постарайся употребить их на дело.
– Я соглашусь на задание. Но у меня будет условие.
– Что, так сразу? – невесело ухмыльнулся Сегретто.
– Так сразу, другого шанса у меня может не быть. Я не собираюсь убеждать вас в своей верности – всё равно нет веских доводов, которые устроили бы опытного шпиона. У меня нет подходящего залога, а у вас – способа повлиять на меня.
Сегретто покачал головой, встал и отошёл к окну.
– Сделка на доверии. Между идущим и главой шпионов. Звучит почти смешно.
– Согласен. – Айзек дождался, чтобы Сегретто вновь посмотрел на него. – И тем более неожиданно прозвучит моё условие. Но, возможно, именно оно докажет мою искренность. Я обменяю согласие отправиться ко двору герцога Биргельнфелла на помощь в поисках родителей. Я действительно готов заплатить за это так дорого, как вы просите, – вряд ли предыдущие шпионы попивают пиво в Южных Землях. Выслушайте меня. Думаю, мы сможем помочь друг другу.
– Просыпайся, малыш.
Его разбудил поцелуй, резкий и безжалостный. Вларика не целовала, а скорее кусала, впивалась в него, забавлялась не только с телом, но и с душой, забирая молодость и силу. Айзек ненавидел ведьму и её требовательные ласки, но пока ещё рано искать спасительные лазейки – Савьо нужно время. Пёс провёл рукой по рыжим волосам Вларики и заставил себя ответить на поцелуй.
– Достаточно на сегодня. – Она отстранилась. – Не хочу, чтобы ты едва ковылял по дому, как в прошлый раз. Ты мне нужен свежим и отдохнувшим.
Ведьма пробежалась пальцами по животу Пса и сладко улыбнулась, Айзек лишь вздохнул в ответ. Кеана и Саламандр были тысячу раз правы, предостерегая от Вларики, обещая беду и разрушенную дружбу. Во что превратилась его жизнь!
Зато Савьо жив – об этом Пёс неустанно напоминал себе, когда становилось совсем уж тяжело. Савьо жив, здоров и в безопасности. Это помогало мириться с нежеланными ласками, бороться с попытками Вларики навязать свою волю, – что было ничем не лучше проведённого у Дьюхаза времени. Да это и было, по сути, рабство. Пёс терял контроль над собой, всё чаще он бездумно выполнял прихоти Вларики и лишь потом спохватывался и начинал сознавать, что сделал. В прошлый раз Айзек выследил и избил оскорбившего ведьму торговца, пару раз он уже был на грани убийства, а кражам и обманам не было числа. Что станется, когда ведьма начнёт контролировать его полностью?
– А как думаешь, – Вларика изящным движением оправила платье, – не избавиться ли нам от одного крючкотворца?
– Почему бы тебе просто не сбежать, как обычно? – холодно поинтересовался Айзек, садясь на кровати.
– Не хочу, мне здесь нравится. Но этот делец слишком усердно копает под меня. Неприятности с губернатором мне совсем ни к чему. Ты, кстати, отправишься на костёр вместе со мной, малыш.
«Я не малыш», – мысленно огрызнулся Айзек.
– С чего ты решила, что я соглашусь? – Пёс прошёлся пятернёй по волосам, пытаясь пригладить их.
– О, ты согласишься, – беззаботно отмахнулась Вларика. – Во-первых, потому что я так приказала. – Она чуть нахмурилась, и беззвучное повеление заставило Айзека подняться с кровати, оказавшись с ней лицом к лицу. Зелёные глаза смотрели насмешливо. – Видишь, как всё просто, когда ты не пытаешься перечить: никакой боли, никаких страданий.
– Для убийства тебе придётся чуть больше постараться.
– Я постараюсь, не сомневайся. – Её рука легла на грудь Айзека. – Ведь есть ещё и во-вторых. – Быстрое движение – и ведьма схватила Пса за горло. – Жизнь Савьо. Пока ты верно служишь мне, с ним всё в порядке. Предашь меня и… – Вларика сжала пальцы второй руки в кулак. – Я вовсе не забыла про твоего друга, просто до поры до времени придерживаю этот козырь.
– Чтоб ты сдохла, – процедил Айзек.
Женщина рассмеялась и провела ногтем по его лицу.
– Люблю твою бессильную злобу.
Вларика приникла к губам Айзека, выпивая бурлившие в нём ненависть и неуступчивость. Насытившись, женщина разжала пальцы и толкнула Пса обратно на кровать.
– Будь готов через полчаса – прогуляемся до рынка, послушаешь сплетни, а там решим, как разобраться с дельцом. – Вларика развернулась и оглядела себя в большое зеркало. На неё смотрела цветущая тридцатилетняя красавица. – Ты полезен, Пёс. Никто из моих любовников не мог соперничать с тобой, их хватало ненадолго. Ты же снова и снова восстанавливаешься, сколько бы я ни забрала. Я никуда тебя не отпущу. Быть навечно моим источником – это ли не лучший удел для предателя? Обещаю, ищейки Мареуна никогда не сумеют выследить тебя здесь.
Айзек зажмурился: прав учитель, спасать других – тяжёлая доля.
Через час, тащась за ведьмой по рынку, Пёс щурился на палящее солнце – нестерпимо болела голова, а по телу растекалась усталость прожитых Вларикой лет. Краем глаза он заметил, как беспризорный мальчишка стащил с прилавка яблоко и бросился прочь. Когда-то Айзек и сам занимался тем же, есть-то хочется. Вот только предавался воспоминаниям он недолго. Незадачливый воришка не заметил Вларики. Мальчишка налетел на ведьму, выбил у той из рук покупки и полетел дальше, спеша поскорее раствориться в толпе. Оставить бы Вларику самостоятельно собирать всё, но боги весть откуда затесавшаяся совесть взяла верх, и Айзек подошёл, чтобы помочь. Зато самой ведьме и дела не было до рассыпавшихся продуктов и трав. Схватив Пса за плечо, она заглянула в его глаза, и разум заволокла пелена внушения.
Дальше Пёс помнил смутно: как Вларика, сверля его взглядом, требовала отыскать негодного мальчишку и задать ему взбучку, как он пытался перечить ей, за что тут же поплатился дикой болью в груди. На сей раз ведьма держала цепко, и Псу было не справиться с внушением – уж слишком много времени он провёл рядом с ней. Неуклюжие попытки закрыться от проникающего в разум колдовства потерпели крах, и Айзек, послушный чужой воле, пошёл выполнять приказ.
Имея за плечами детство бездомного пацанёнка, он отлично знал, где искать воришку. И он нашёл его, беззаботно грызущего яблоко. Увидев Пса, мальчишка пустился наутёк. К несчастью для бродяжки, безлюдные переулки вскоре завели его в тупик – стена кособокого здания с запертой дверью посередине отсекала путь к спасению. Воришка испуганно сжался, умоляя не трогать. Память Пса услужливо подкинула картинки из его собственного детства, когда не ведающие жалости пацаны-попрошайки мечтали вышибить из мелкого мальчишки весь дух – и своё бессильное отчаяние перед ними. Но внушение Вларики было сильнее.
Её голос. Её приказ. Её власть над ним.
Айзек был беспомощной марионеткой, которую кукловод дёргал за ниточки, – и он никак не мог сорваться с этой проклятой привязи. Как во сне он занёс руку для удара, и всё же промедлил мгновение – которое решило всё. Отчаянные крики мальчишки были услышаны: дверь в стене отворилась, и на пороге показался крепкий мужчина с потным лицом и в покрытом грязью и копотью фартуке. За его спиной стоял грохот молотков и жарко полыхало в печи пламя – старое, разваливающееся здание оказалось кузницей…
Увидев окровавленного любовника, Вларика презрительно скривила губы.
– Я ожидала большего, Пёс. Надеялась, что в Ордене тебя хоть чему-то научили.
Она окинула его брезгливым взглядом, и мысленный приказ убираться с глаз долой прожёг сознание. Доползя до кровати, Пёс провалился в полный боли сон. А наутро решил, что с него довольно. Кеана предупреждала, чтобы Айзек не пытался убить Вларику – это невозможно для лишённого Дара, он лишь рассердит и распалит ведьму, но терпеть и дальше сил не было. Он уже готов избить, а возможно, и убить по велению ведьмы – лучше попытаться и жалеть потом, чем не предпринять ничего.
Айзек выждал несколько дней, чтобы оправиться и накопить сил, и припрятал в комнате кинжал. Оружие Вларика не убирала: и ведьма, и её пленник были отлично осведомлены, что убить он её не сможет, так что глупые предосторожности были ни к чему. Но Вларика не учла одного: есть грань, после которой человеку становится всё равно, что станется с ним самим, лишь бы прекратился выматывающий кошмар. И Пёс шагнул за неё.
В тот вечер город был неспокоен. Шастали пьяные, оглашая руганью и проклятиями переулок, вспугивали едва устаканившуюся тишину окрики городовых. Сквозь открытое окно просачивалась прохлада, воздух пах влажной пылью – скоро будет гроза, и не только снаружи дома, но и внутри. Айзек не знал, чем кончится эта ночь для него: свободой, смертью или чем похуже, но отступать не собирался. Оставалось надеяться, что Савьо надёжно укрыт магией Кеаны или своей собственной, ведь у него был целый год, чтобы научиться управляться с Даром. Ну а вырвись Пёс на волю, Вларика захочет отомстить вероломному любовнику и рванёт по его следам, позабыв про угрозы уничтожить Савьо, – на это рассчитывал Айзек.
Вларика появилась, когда комнату обволокли густые тени, а далёкий колокол отсчитал полночь. Она остановилась перед креслом, в котором сидел Пёс, и улыбнулась. Вларика была прекрасна: роскошные рыжие волосы, в которых запутались блики лунного света, соблазнительная фигура, лицо с холодными красивыми чертами – но и холодность придавала ей загадочной привлекательности. Она была притягательна и желанна.
«Ведьма, – напомнил себе Пёс, поднимаясь навстречу. – Дурящая тебе голову. Пусти в ход мозги и придержи похоть».
– Прекрасная ночь, – заметила Вларика, обнимая его за шею и привлекая к себе.
Да, ночь воистину была прекрасна. Потому что она поставит точку во всём этом безумии – так или иначе. Пёс коснулся её губ своими, дразня.
«Лишь бы не поняла раньше времени».
Но ведьма, казалось, даже не допускала мысли о покушении – вряд ли до него сыскались такие дураки. Вларика взялась за пряжку его ремня, и Пёс обнял её одной рукой, отвечая на поцелуй, а второй вытащил спрятанный за спиной кинжал. Всего один удар – и всё будет кончено. Тёмные духи, как же это было легко на словах и почти невозможно на деле! Айзек сжимал покрытую кожей рукоять и никак не мог решиться: ведьму словно окружал невидимый щит, который не позволял ему напасть. Злоумышлять против своей госпожи – немыслимо, запретно, невыполнимо. На мгновение Псу показалось, что сейчас он бросит оружие и припадёт к ногам Вларики, вымаливая прощение за нечестивые помыслы, – почти необоримый соблазн.
«Ребёнок… – снова и снова твердил себе Айзек. – Сегодня избить, завтра убить. А потом что – сжечь целый дом? Когда она остановится? Когда пресытится кровью?»
Он резко оборвал поцелуй и, сжав зубы, всадил кинжал в спину Вларики.
Ведьма охнула, но не успел Пёс порадоваться успеху, как его самого пронзила боль – острая, резкая, аккурат там, куда вошёл клинок. Айзек выпустил кинжал и покачнулся. А Вларика расхохоталась и отошла. Не спеша она завела руку назад и с некоторым усилием выдернула оружие. Пёс явственно ощущал, как стальное лезвие извлекают из его спины, словно всё происходило не со стоящей перед ним ведьмой, а с ним самим. Вларика улыбнулась – холодно и жутко, – и от этой улыбки у Айзека мороз продрал по коже.
– Идиот, – пропела она. – Ну неужели моя сестрица не предупредила, что меня нельзя убить? Тебе это не по зубам уж точно.
Айзек сделал два спотыкающихся шага назад и ухватился за спинку кресла, пытаясь удержаться на ногах. Он никак не мог понять, что происходило, почему вместо ненавистной ведьмы он принял удар на себя?
– Мы ведь связаны с тобой, – Вларика беспечно поигрывала кинжалом, в то время как должна была истекать кровью и корчиться от боли на полу, – и вся моя боль становится твоей. Это так просто, неужели ты не понял? Я забираю у тебя то, что хочу: твою силу, молодость, бодрость – и отдаю взамен то, что мне не нравится: немощь, старость, тоску. Мою боль, мои раны. Пытаться убить меня – всё равно что убивать самого себя. Я не почувствую ни-че-го. Смирись уже, Айзек.
– Никогда.
– Жаль. – Вларика перехватила кинжал и приставила к своему сердцу. – Может, тогда избавить тебя от мучений? Ведь умереть вместо меня ты тоже сможешь.
– Валяй.
– У, какие мы серьёзные и отчаянные. Люблю смелых парней. – Она опустила оружие на уровень живота. – Убить тебя… На эту честь претендует и так слишком много человек. Мне не нужна твоя смерть. Мне нужна твоя жизнь. Но вот наказать тебя стоит.
Ведьма прочертила лезвием по животу, но не появилось ни раны, ни крови, зато Пса словно раскалённым железом полоснули поперёк туловища. Ноги подогнулись, и он, хватая ртом воздух, рухнул на колени возле кресла. Вларика подошла и склонилась над ним.
– Скажи, что раскаиваешься.
– Нет.
Вларика взяла его за подбородок, заставляя поднять голову.
– Это было очень глупо.
Айзек мотнул головой, высвобождаясь.
– Упрямый, гордый. Таких ломать всегда интереснее. – Вларика схватила его руку и резанула кинжалом по ладони. Айзек попытался вырваться, но куда там, две раны напрочь лишили его сил сопротивляться. – Неужели тебя никто не научил хорошим манерам? Попытаться убить старую женщину и не раскаиваться в этом! Что бы сказал Саламандр? Ну ничего, Пёс, я преподам тебе урок смирения.
Вларика вытащила из кошеля на поясе бусину и забормотала что-то на своём ведьминском языке. Пламя горящих в комнате свеч вытянулось и задрожало, а Вларика, ядовито улыбнувшись, вложила круглую деревяшку в ладонь Пса и сжала его пальцы. И тут же в комнату ворвался ледяной ветер, разметал занавески, подхватил, заставляя плясать, свисавшие с одеяла кисточки, пробежался по огненным языкам свечей, погасил их и утих.
– Ты заплатишь за своё упрямство, – пообещала Вларика, забирая бусину. – Магия крови – она воззовёт к твоему прошлому, ко всему, что пережило твоё тело, она разбудит твою кровь.
Айзек, не понимая, смотрел на искажённое злым самодовольством лицо ведьмы, а в душу змеёй вползал ужас. Собрав ускользающие крохи смелости, Айзек ощерился.
– Иди ко всем демонам. Там тебе самое место.
– Ты зря сердишь меня ещё больше, Пёс. Уж покорился бы своей доле и попросил прощения как следует. Глядишь, я бы и сжалилась.
– Я лучше сдохну.
– Ну, сдохнуть не сдохнешь, но помучаешься порядком, – философски изрекла Вларика. – На твоём теле предостаточно шрамов и заживших ран, про которые ты, возможно, и сам позабыл. Но напившаяся крови бусина заставит испытать всю боль от них заново, стоит мне только захотеть. Вот так.
Она сжала в руке круглую деревяшку, прошептала несколько слов, и тотчас невидимое лезвие прошлось по левой кисти Пса. Поверх очерченного вновь кровящей раной полумесяца проступили свежие царапины, оставленные им самим, когда он в исступлении пытался содрать шрам с кожи. Колдунья разжала руку, и ссадины мгновенно исчезли.
– Любая рана, Айзек, вся боль, что ты испытал за жизнь, разом обрушится на тебя. Ты не умрёшь от неё и не истечёшь кровью, но сойти с ума можешь вполне по-настоящему. Из этой ловушки нет выхода – кроме твоего полного подчинения мне. И только попробуй ослушаться, я снова возьмусь за бусину. Твоя сегодняшняя выходка меня не на шутку рассердила.
– Не пойдёт, ведьма, – процедил Айзек. – Я не стану твоей покорной куклой.
– Станешь.
Ведьма отошла к окну и, закрыв глаза, взялась за чёрное колдовство.
Сперва Айзек ощутил, как невидимая стрела, пущенная рукой Чёрного Человека, пронзила ногу, а следом его накрыла оглушающая боль от второй стрелы, пробившей насквозь правое плечо. Пёс рухнул на пол и застонал. Вларика открыла белёсые, словно затянутые бельмами глаза.
– Я могу читать твою память как открытую книгу. Я знаю всё, что знаешь и переживал ты. Помнишь Тощего Стэта? Его булава неплохо прошлась по твоей руке. А потом одна из ран ещё и нагноилась.
Пёс схватился за правое плечо: сквозь его пальцы текла кровь – призрачная, не существующая в действительности, но такая же реальная для него, как нахлынувшая старая боль.
– Уник и Дьюхаз тоже внесли свою лепту…
Десятки ударов кнута ожгли спину Айзека, заставив метаться и стенать. А ведьма всё продолжала нашёптывать, заставляя боль с новой силой вгрызаться в тело.
Вларика дала волю своей мстительности и жестокости. Но ей хватило предусмотрительности обезопасить себя: магия ведьмы оплела горло Пса, не позволяя крику вырваться наружу – что, несомненно, привлекло бы не нужное ей внимание. Насытившись, Вларика разжала руку, и чёрное ведовство, словно послушный зверь, выпустило жертву из своих когтей. Старые раны затянулись, боль начала неохотно и медленно отступать, но Айзек едва осознавал это. Он скорчился на полу, почти не дыша после этой пытки и боясь шевельнуться, чтобы не вызвать новый приступ мучений.
– Ну как, тебе понравилось? – поинтересовалась ведьма, толкнув Пса ногой.
Он содрогнулся всем телом и едва слышно застонал. Вларика пододвинула к Псу кинжал.
– Хочешь попытаться ещё раз?
Айзек поднял на ведьму измученные глаза и промолчал. Как много он бы дал сейчас за возможность размозжить голову проклятого отродья о стену.
– Я не слышу ответа, щенок. – Ведьма сжала бусину, обрушивая на него сокрушающую волну боли. – Ты хочешь попробовать убить свою хозяйку ещё раз?
– Н… Нет… – Айзек с хрипом втянул воздух, тело свело судорогой.
– Громче, Пёс! – приказала Вларика, крепче стискивая бусину. – Громче!
Больше всего на свете Айзеку хотелось, чтобы боль прекратилась, ради передышки он, кажется, был готов на всё.
– Не хочу… – с трудом выдавил он. – Прошу те… Не надо… Пожалуйс…
Вларика рассмеялась и взяла Пса за ворот одной рукой, не выпуская бусину из другой.
– Ты раскаиваешься в своеволии, ничтожество?
– Да! – голос Айзека сорвался на хрип. – Да…
– Вот и умница, Пёс! – Ведьма оттолкнула его и убрала деревянный шарик в сумку на поясе. – Это была глупая попытка. Запомни на всю жизнь: неправильные решения ведут к страданиям.
Айзеку очень хотелось послать её к демонам, но у него хватило сил лишь на то, чтобы облизать искусанные в кровь губы и прохрипеть нечто неразборчивое.
– Теперь ты знаешь, почему меня не стоит злить. И тем более пытаться убить. Спокойной ночи.
У Айзека всё плыло перед глазами, когда он смотрел, как уходит Вларика. И стоило двери закрыться за ней, как он уронил голову на пол и наконец-то потерял сознание.
Очнулся он от порыва ветра, пробравшего до костей, тело онемело, и он до ужаса замёрз. Айзек пошевелился, но тут же пожалел об этом – казалось, каждая косточка, каждый мускул отозвались мучительной болью. Пёс сомневался, что выжил бы, если бы его просто избили до такого состояния, не привлекая магию. Айзек постарался найти менее болезненное положение, но, похоже, его не существовало вовсе. Он бы с удовольствием отказался от мучительных попыток подняться, но мысль о том, что может сделать с ним безумная старуха, останься он здесь, о том, что она полностью подчинит его себе, была чересчур пугающей.
Пёс собрался с духом и заставил себя сесть. Протянув тяжёлую, непослушную руку, он нащупал край кровати – хоть какая-то опора. Ухватившись за него и перемежая ругательства со стонами, Айзек кое-как поднялся. Боль накатила с новой силой, вызвав слёзы, но, кажется, он мог передвигаться.
Айзек медленно побрёл к двери, цепляясь обеими руками за всё, что попадалось ему по пути, сшибая статуэтки, роняя книги – но ему было плевать, лишь бы удержаться на ногах, а там пусть хоть весь дом рухнет, погребя под собой эту треклятую ведьму и её бусины. Пёс толкнул скрипучую створку и оказался в коридоре. Темнота и тишина накинулись на него. Где-то впереди ждала лестница, и спуск по ней окажется тем ещё испытанием для непокорного тела, но он уберётся отсюда, он не останется рядом с Вларикой. Поймает – так тому и быть, нет – возможно, сумеет спастись.
Пёс продвигался ужасно медленно, постоянно спотыкаясь обо что-то невидимое в темноте, поминутно останавливаясь, чтобы передохнуть. Ему казалось, что коридор никогда не закончится, а собственное сиплое дыхание так и будет единственным звуком, который ему суждено слышать впредь. Наконец, он увидел перед собой круто уходящую вниз лестницу. Ухватившись за перила, Пёс шагнул на верхнюю ступеньку – тело протестующе заныло. Сцепив зубы, Айзек заставил себя продолжить спуск. Примерно на середине он оступился и кубарем скатился вниз. Волна боли мгновенно омыла всё тело, Айзек прикусил рукав, глотая стон, – он и так наделал достаточно шума.
Те несколько шагов, что отделяли его от выхода, он просто прополз. Вот только ведущая на свободу дверь оказалась заперта, а ключ, разумеется, ведьма и не подумала ему оставить – и почему он не сообразил это раньше? Высадить толстую дубовую створку не было ни малейшего шанса. Айзек в изнеможении прислонился спиной к двери: у него просто не осталось сил, ни физических, ни душевных, чтобы придумать что-то другое. Вся боль измученного тела, которую он худо-бедно умудрялся держать под контролем, идя к заветному выходу, снова захлестнула его.
Донёсшийся с улицы лай заставил Айзека поднять голову. В дальнем конце комнаты светлым квадратом маячило слюдяное окошко – не слишком большое, не открывающееся, оно тем не менее могло дать шанс на спасение. Пёс уже почти в бреду поднял себя с казавшегося спасительным покоем пола. Пройдя несколько заплетающихся шагов, он остановился. Грохот наверняка разбудит Вларику, и та бросится в погоню, но на улице шансов скрыться больше. Лишь бы рама не оказалась слишком крепкой – обломок деревяшки в боку будет не лучшим финалом истории. Закрыв глаза, Айзек собрал остатки решимости. Единственный шанс, и лучше ему не узнать, что сделает Вларика, если побег не задастся.
Вместе с кусками слюды и рамы он вывалился наружу. Приземлился Айзек почти удачно, пара ушибов и царапин не в счёт, ведь он смог встать и похромать прочь. Предпочитая не оглядываться. Теперь шума хватило бы, чтобы поднять и полк мертвецов из могил, очень скоро ведьма сообразит, что произошло. Пытаясь на ходу отряхнуться от колючей слюдяной пыли, Айзек свернул с улицы в подворотни. Спасительное переплетение проулков и темнота быстро укроют его от ненавистной ведьмы.