Париж, три недели спустя.
– Поговори с ней! Меня она просто не замечает! – доносился из соседней комнаты озадаченный голос Лероя. Я лишь плотнее укуталась в плед и вновь подошла к окну.
Уже три недели вместо серого и пасмурного города мой взгляд падал на набережную Сены. Пастельные тона Парижа и тихая гладь воды вперемешку с яркими красками осени делали пейзаж поистине сказочным. Горский не поскупился и снял для меня просторную квартиру прямо в центре города. Самые интересные уголки Парижа были в шаговой доступности. Вот только за пределы квартиры я так еще ни разу и не вышла.
Даже за пределы своей комнаты я выбиралась только на завтрак. Обед и ужин, как правило, я пропускала.
Лерой жил вместе со мной. Но если моя комната находилась в глубине квартиры, то его – практически при входе. В последнее время он напоминал мне сторожевого пса. Он следил за каждым моим вздохом, за каждым шагом. За это время Лерой дважды сменил поваров, полагая, что мое нежелание есть было вызвано низкими кулинарными способностями последних. Всеми правдами и неправдами он пытался вытащить меня на прогулку по набережной, на любую экскурсию по городу или хотя бы в кино. Но все его усилия были тщетны. Лерой никак не мог понять одну простую вещь: мне было плохо! У меня разрывалось сердце от жгучей тоски и яростной обиды одновременно. Да и откуда ему было это знать? Мы практически не говорили – точнее не так: я практически не говорила с Лероем. На все его вопросы, предложения и замечания я лишь кивала или отвечала односложно. Да, он оказался профессиональным телохранителем, но совершенно никчемным психологом.
Именно поэтому каждые два-три дня ко мне приезжал Реми. Как он находил время и силы при таком жутком графике учебы, к тому же живя почти на окраине города, я не могла понять, но была ему безмерно благодарна. Только с ним я могла говорить, только он умудрялся накормить меня или уговорить выйти на балкон.
– Опять ничего не ела?– Стук в дверь и голос друга заставили обернуться.
– Я не хочу,– улыбнувшись, мягко ответила ему.– Зачем ты приехал? Разве у тебя сегодня нет занятий?
– Уже закончились. Я волнуюсь за тебя.– Он подошел ближе, чтобы прикоснуться губами к моей щеке.
– Все хорошо, правда. Я сегодня говорила с Геной. Через несколько дней его обещают выписать.
– Это здорово! – неподдельно обрадовался Реми, но тут же сник.– Такими темпами ты сменишь его на больничной койке. Ксю, пожалуйста, хотя бы ешь!
Я кивнула в ответ. Мне казалось, я и так достаточно ела. Кофе, круассан и немного фруктов спокойно обеспечивали меня энергией на целый день. Но ни Реми, ни Лерой не разделяли моих мыслей.
– Сегодня солнечно и тепло. Я хотел позвать тебя на пикник. Представляешь, прямо за вашим домом – огромный парк. Мы могли бы устроиться на газоне и слопать по сэндвичу. Специально для тебя я приготовил крок-мадам. Попробуешь?
Я снова кивнула. В этот момент жалость к себе уступила место дружеской поддержке. Реми, как никто другой, старался вернуть меня к жизни, хотя и менее всех остальных был причастен к моим горестям.
Все мои ссадины и синяки, которыми еще три недели назад было покрыто мое тело, бесследно исчезли, но самая главная рана никак не затягивалась. Все это время я отчаянно прогоняла от себя мысли о прошлом, и прежде всего, я пыталась не думать о Тимуре. Но его голос, его улыбка, его взгляд, его запах и тепло его рук всплывали в моей памяти, постепенно сводя с ума. Я не понимала, как дурацкое сердце может так неистово страдать только от одной мысли о нем – о человеке, который не просто предал меня, а полностью уничтожил.
Несколько раз Лерой предполагал, что Тимур не прекращал считать меня виновной в смерти сестры, что таким образом он пытался мне отомстить. Что ж, это было похоже на правду. Более того, у Тимура все получилось. Живая снаружи, я была абсолютно мертвой внутри.
– Ты моя умница! – Реми схватил меня за плечи и радостно закружил по комнате. – Свежий воздух и отличная компания в моем лице – это все, что тебе сейчас нужно.
Он не прекращал кружить меня. Поворот… Второй… Третий… Задорный смех друга. Еще один круг… И еще… И в это мгновение я поняла, что образ Реми начал расплываться перед глазами. Последнее, что я успела заметить – его угасающая улыбка. А потом наступила темнота.
Когда я снова открыла глаза, Реми рядом уже не было. Я лежала в своей кровати, прикрытая одеялом, а где-то неподалеку Лерой и Реми беседовали с кем-то по-английски. Судя по разговору, это был врач.
– Убедительно прошу, как только ваша невеста проснется, привезти ее к нам в госпиталь. – Незнакомый мужской голос был строгим и не терпящим возражений. Интересно, кого из ребят он считал моим женихом?
– Обязательно, – ответил Лерой.
– Почему это случилось? Это из-за недостатка пищи или свежего воздуха? – волновался Реми. В отличие от Лероя он иногда переходил на французский.
– Возможно, и так, но вы должны понимать, что это может быть не простой обморок. На вашем месте я бы для начала исключил возможную беременность. А для этого лучше посетить врача в больнице.
Услышанное повергло в шок не только меня, но и мужчин за стеной. Во всей квартире повисло тягостное молчание, которое лишь спустя несколько минут было нарушено прощанием врача и звуком закрывающейся двери.
– Ты понимаешь, что все, что ты сейчас услышал, не должно выйти за пределы этой квартиры? – Стальной и тяжелый голос Лероя нарушил гнетущую тишину.
– Понимаю, – ответил Реми.
Зачем я очнулась? Как же хорошо было там, в темноте! А здесь, в реальной жизни, в очередной раз меня начало трясти от переливающихся через край эмоций. Беременна? Нет, нет, нет! Только не это! Только не так! Только не от него! Мысли судорожно путались в голове, хаотично сменяя друг друга! Я не готова была стать мамой. Я же сама еще была ребенком – глупым, бестолковым и наивным! Без образования, без работы, без мужа, в конце концов! Я обессиленно рухнула обратно на кровать, завернулась в одеяло, оставив открытым только лицо, и закрыла глаза.
Как бы я ни противилась мысли о возможной беременности, как бы сильно ни ненавидела отца этого малыша (или малышки), руки невольно легли на живот, а в голове стали появляться размытые образы моего будущего сына или дочки. Что бы там ни было раньше, как бы Тимур ни презирал меня, это маленькое создание в моем животе имело право на жизнь и на свой кусочек счастья. И теперь я была в ответе за это. Как мама когда-то, несмотря на все беды, свалившиеся на нее, не отказалась от меня, так и я была твёрдо уверена, что ни за что не смогу отказаться от своего ребенка. Ни за что!
Сказалась ли слабость после обморока или неполноценное питание, а может, оглушающая новость, но я не заметила, как погрузилась в беспокойный сон.
– Как ты думаешь, она спит или все еще без сознания? – Мягкий голос Реми поблизости разбудил меня, но я не спешила открывать глаза.
– Месье Орей сказал, что она спит, – почти шепотом ответил ему Лерой.
– За что ей все это, а? Мало что ли она настрадалась? – Реми, мой хороший Реми, как всегда, переживал за меня!
– Не знаю. Но надеюсь, что врач ошибся.
– Нет, – с уверенностью сказал Реми. – Не ошибся. Посмотри на нее. Хотя ты же ее совсем не знаешь. А я вижу, что она стала другой. Врач не ошибся, вот увидишь.
– Если так, то это печально, – заключил Лерой.
– Дети – это радость, Лерой! Странно, что ты до сих пор не понял этого, – возразил Реми.
– Почему не понял? Я люблю детей. Просто пока не встретил женщину, от которой хочу их иметь. Но, знаешь, однажды у меня будет целый дом малышни. Дети – это счастье, вот только не в случае Ксении.– Судя по шагам, парни отошли к окну и продолжили разговор .
– Ты же понимаешь, что Горский никогда не примет ребенка Черниговского. Никогда! – Лерой ненадолго замолчал. Я не успела подумать о своей возможной беременности в этом направлении. Но разве мнение отца в этом вопросе может что-то изменить?
– Согласись, тем самым он навредит лишь себе, – парировал Реми.– Снова лишит себя дочери, да еще и внука.
– Ты плохо его знаешь, – ухмыльнулся Лерой, а у меня по коже пробежали мурашки. На что был способен мой отец?
– Но больше я переживаю не из-за Горского. Подумай, что сделает Федор, когда узнает. У него давно не осталось ничего святого, впрочем, как и у его сына. Или ты думаешь, что Тимур будет рад этому ребенку? – Слова Лероя резали по живому. – Ты же видишь, что с ней происходит. И это полностью его вина. Она не переживет еще одного предательства. Реми, я боюсь, что они уничтожат эту девочку!
– Значит, выход только один,– снова послышался голос Реми.– Никто не узнает, что это ребенок Тимура. Для всех этот малыш будет моим.
От одной мысли о том, что их разговор зашел слишком далеко, у меня пересохло во рту, а в глазах защипало от набежавших слёз. Какое право они имели решать за меня?!
– Ты уверен, что сможешь защитить Ксюшу с ребенком от нападок Черниговских? Я уже молчу про ее отца. Он ни за что не поверит в вашу связь. Это не шутки, Реми. Будет лучше для всех, если отцом этого малыша стану я. Горский мне доверяет, и я в силах противостоять любому из Черниговских.
Слезы ручейками стекали на подушку. Я не верила в реальность услышанного. Негодование вкупе с дикой злостью и желанием защитить себя и малыша обретало разрушительную силу.
– А ты уверен?! – взорвался в ответ Реми.– Уверен, что, когда Ксюша захочет уйти, ты сможешь ее отпустить?! Уверен, что сможешь жить с ней, зная, что ее сердце тебе не принадлежит?! В конце концов, уверен ли ты в том, что, глядя в глаза этому малышу и замечая в нем черты другого мужчины, ты сможешь любить его, как родного?
Лерой замолчал, и на мгновение в комнате воцарилась оглушающая тишина.
– Она полюбит меня, вот увидишь!