Алиса Гордеева
Если бы не ты
33. Фамилия
Машина плавно неслась по трассе. За окном проносились леса, поля, садовые домики, железнодорожный мост – тот самый, на котором я могла погибнуть и на котором вместо меня умер другой человек. Тяжелые мысли. При свете дня все ощущалось намного острее. Я наблюдала за водителем в зеркало заднего вида, как делала это в детстве, когда по этой же дороге ездила в школу. Гена был спокоен и собран, как и всегда. Мне бы его выдержку! Шесть долгих лет моя безопасность в его руках. Мне повезло! А вот Кире – нет. Ее не уберегли.
Ночью я почти не спала, все время думала о наших с Тимуром семьях. Искалеченные судьбы. Интерес Черниговского к моей персоне только подогревал мысль о том, что есть незримая связь между всеми этими событиями, между Соболевыми и Черниговскими. Но какая? На первый взгляд, трагедия в семье Тимура зеркально отражает нашу с разницей в один год. Почему? Совпадение? Тогда что пытался узнать Тимур? Я не могла понять причину его интереса ко мне. В любом другом случае я предположила бы желание одного отплатить той же монетой другому – иными словами, отомстить. Но это не о Соболеве. При всей его холодности, строгости и резкости, он никогда не поднял бы руку на ребенка. Он мог бы разорить обидчика, подставить, посадить, но не убить! Кроме того, Соболев прекрасно знал, что я жива, знал, что за покушением на меня стоял мой отец, Николай Горский. Что же тогда связывало Максима Соболева и Федора Черниговского? Федора… А если?..
– Гена, а как звали человека, который из-за любви к маме отца посадил? – Леша называл, но сейчас уже не помню.
– Из-за любви? Скажешь тоже! Лешка тебе сказку нарисовал, а ты и поверила! – не отвлекаясь от дороги, заворчал Гена.
– У тебя другая версия?
– Ксюш, то, что было в жизни Катерины до встречи с Максимом, меня не касается. Обсуждать эту тему за ее спиной неправильно. Есть вопросы – задавай матери. Как раз подъезжаем. Хотя… – Гена задумался, а потом добавил:
– Хотя я бы на твоем месте повременил: волнений ей и без того на сегодня хватит.
– Ген, мне не нужна история ее жизни, твое видение ситуации или осуждение, только имя! Как его звали? – я не могу отступить. И Гена сдается.
– Федор.
– А фамилия?
– Ксюш, да какая разница! Не лезь ты в эти дебри и матери не напоминай! У нее только сдвиги в состоянии наметились, ни к чему прошлое ворошить и ее беспокоить. – Генин взгляд в зеркало заднего вида был для меня красноречивее любых слов. Это означало, что разговор окончен и спорить бесполезно.
Через десять минут мы проехали мимо кованого забора и через пост охраны вырулили к дому Соболева. Гена вышел первым, а я осталась в машине. Я уже видела маму и знала, чего ожидать. Всю дорогу отвлекалась на мысли о наших с Тимуром семьях. Но сейчас меня накрыло волной неуверенности и тревоги.
– Выходи, Ксюш. Или передумала? – Гена стоял рядом с открытой дверцей и ждал, когда я вылезу из салона.
– Нет, не передумала. Просто волнуюсь. – Я не могла себя пересилить и выйти. – Дай мне минуту.
Гена отошёл от автомобиля, а я смотрела по сторонам. Как же давно я здесь не была! С тех пор, кажется, прошла целая жизнь, а здесь ничего не изменилось. В голову лезли воспоминания из детства, связанные с этим домом. Почему я всегда считала себя здесь ненужной, несчастной, одинокой? Неужели моя жизнь в этом доме была настолько плохой? Нет! Однозначно, нет! Я просто хотела так думать. Запомнила самое плохое, а хорошее забыла. А того, хорошего, было много! И любви было много, и заботы! И смеялась я в этом доме чаще, чем грустила! Глупая, какая же я была глупая! Не ценила, не замечала, не любила! Эгоистка! Сейчас я бы многое отдала, чтобы было все как раньше. Вот только поздно… или еще нет?
Отчим встретил нас на крыльце. Он нас ждал. На автомате пожал руку Гене и поглядел на меня –долго, в упор. Я же смотрела на него. Он почти не изменился, – всё такой же подтянутый, красивый мужчина, одетый с иголочки, гладко выбритый и подстриженный. «Сколько ему уже? Сорок восемь? Пятьдесят?» – подумала я. Он выглядел моложе своих лет. В то время как Гена уже поседел, у Максима Петровича не было ни одного седого волоска, ни морщин, только если немного вокруг глаз. Эти глаза! Взгляд их был все такой же пронизывающий, серый, ледяной. Я отвыкла от него. Раньше он вселял в меня страх, но не сейчас. Сейчас я заметила в его глазах, кроме всего прочего, отблески радости, волнения и усталости.
– Ну, здравствуй, Ксюша! Наконец-то встретились. – Максим Петрович шагнул мне навстречу и, не дожидаясь моего ответа, сжал меня в своих крепких объятиях. – Рад тебя снова видеть дома!
– Здравствуйте.
Отчим разжал объятия, но не отпускал меня, держал за плечи на расстоянии вытянутой руки. Внимательно осмотрел меня с ног до головы. Мне было неловко, но я видела, что ему это необходимо, потому и терпела.
– Выросла! Как же ты выросла! А самое обидное, что мы с матерью это пропустили. Пойдемте в дом, Катя уже заждалась.
Гена зашагал вперед, я хотела пойти за ним, но отчим меня остановил, подошёл ближе и негромко, так, чтобы Гена не слышал, проговорил:
– Я перед тобой, Ксюша, виноват, знаю. Но после того как повидаешь мать, зайди ко мне. Есть разговор. Это важно.
В ответ я лишь кивнула и поспешила за Геной. Я так хотела скорее увидеть маму!
Я сразу же заметила её в огромной гостиной на первом этаже. Мама сидела в дальней ее части у самого окна. Свет сентябрьского солнца мягко золотил ее локоны. Она смотрела в сад, окрашенный желтыми, красными, рыжими красками осени. Среди всего окружавшего ее великолепия и под этими теплыми лучами она казалась мне настоящим ангелом.
Отчим подошёл к ней, что-то ласково прошептал на ухо и повернул коляску к нам. А я… Я забыла дышать. Мама! Моя мама! Так близко! Я все еще не верила, что могу подойти и обнять её, что могу прямо сейчас за все попросить прощения и сказать, что люблю ее больше всех на свете. Обида, которая жила во мне все эти годы, давно испарилась. Мне было безумно стыдно за нее. Стыдно, что, пока я тешила свое самолюбие, маме было плохо, очень плохо. Я была так далеко, когда должна была быть рядом.
Я почувствовала, как из глаз одна за другой стекают слезы. Но это были слезы радости, я не стыдилась их! Не видя ничего вокруг, я направилась к маме. Она смотрела на меня так, как умела только она: нежно, с любовью, с радостью. В ее глазах тоже стояли слезы, а на лице было подобие улыбки. Она тоже скучала!
– Мама, мамочка! – Я упала на колени перед креслом и начала ее обнимать. Гладила ее по лицу, по волосам, целовала лоб, щеки, руки. Она была здесь, рядом, со мной! Уткнувшись лицом ей в грудь, всё время говорила и не могла остановиться. Я шепотом говорила ей обо всем, что накопилось, –о своей любви, тоске, вине перед ней. А она смотрела на меня, не отрываясь, и тоже плакала.
Я не могла на нее наглядеться, не могла отвести взгляд. Почувствовала, что она напряглась, что хочет сказать что-то, но получается пока плохо. И лишь по губам удалось разобрать: «Прости».
Сколько мы так с ней просидели? Этого я сказать не могу. В какой-то момент я заметила, что отчим и Гена вышли из гостиной, оставив нас одних. Сумасшедшее волнение от первой встречи спало, и мы начали спокойный, насколько это возможно, диалог.
Я отметила, что у мамы получается немного шевелить руками и хоть движения пока нескоординированные, но она старается затронуть меня. Как это приятно – ощущать ее тепло, запах, любовь! Для меня в тот момент это было жизненно важно. Она пыталась произносить простые слова. Да, не всегда у нее получалось четко и понятно, я знала, что это но это дело времени и что мы справимся!
Я рассказывала ей обо все на свете: о Лондоне, о бабушке, о Гене, об учебе, о своей работе. И очень хотела узнать все о ней. Как прошли эти годы без меня? Почему раньше не разрешала мне видеть ее? Почему я так долго ничего не знала? Я понимала, что она все равно не ответит, а потому не стала омрачать нашу встречу этими темами.
Голос отчима прервал наше общение.
– Ксюша, пойдем обедать? Маме нужно на процедуры. Обещаю, вы еще увидитесь.
Максим Петрович взял коляску и увёз маму в сторону гостевых комнат. Гена говорил, что там из нескольких пустых комнат отчим сделал для мамы личный реабилитационный кабинет и специально оборудованную спальню и ванную, чтобы маме было комфортно и уютно. Конечно, ему приходилось постоянно возить ее в больницы на процедуры и обследования, но что-то он может делать дома, и я ему безмерно благодарна за это!
Обедали мы втроем: после процедур мама уснула: ей был необходим отдых, чтобы нервные волокна, мышцы полноценно восстанавливались после нагрузок.
Отчим и Гена обсуждали какие-то свои дела, а я все думала о маме. За этими мыслями упустила вопрос, адресованный мне.
– Ну так что? Добро. Ксюша, ты согласна? – спросил Гена. Я не поняла, что он имел в виду.
– Извини Ген, я прослушала, – смущенно созналась я.
– Я говорю, что на неделе ты живешь у нас, а на выходные можешь перебираться сюда. Только приезжаешь со мной и со мной же возвращаешься. Никаких выходов за территорию особняка без меня быть не должно. Согласна?
– А так можно? – не веря своему счастью, я смотрела то на Гену, то на отчима.
– Можно, – согласился Максим Петрович. – Только осторожно. Для Кати это своего рода лекарство и стимул двигаться вперед. Она безумно по тебе скучала. А в пятницу, представляешь, смогла так сильно махнуть рукой, что статуэтку в саду разбила!
– А что в пятницу? – Гена вопросительно посмотрел на отчима.
Они ему не сказали. Я ломала голову над тем, почему он не выносит мне мозг, а они ему просто ничего не сказали.
– Я Катю обрадовал, что Ксюша приедет. Мы в розарии как раз гуляли, – как ни в чем не бывало врал отчим, хитро поглядывая на меня.
Остаток воскресенья пролетел незаметно. После обеда я успела еще немного побыть с мамой. Мы погуляли с ней в саду, я помогла отчиму ее покормить и уложить спать. С его возможностями он мог бы нанять армию сиделок, но предпочитал делать по максимуму все сам. Объяснял, что не доверяет никому, что мама стесняется посторонних людей, а ему только в радость лишний раз побыть с ней рядом. Именно поэтому на помощь позвали Лешу, временно он заменял отца на предприятии. Нет, конечно, с мамой рядом постоянно была медсестра. Она делала инъекции, следила за ее самочувствием, помогала отчиму во всем, а когда Максима Петровича не было дома, полностью заменяла его. Меня радовало то, что теперь и я смогу помогать, пусть и всего два дня в неделю.
– Ген, ты собирался к Вадику заглянуть? Он сейчас на посту. А я пока Ксению на пару слов заберу, никто не против?
Нам уже пора было возвращаться в город, мне на следующий день надо было на учебу, да и у Гены были дела, но я помнила о своём обещании поговорить с отчимом. Мы поднялись в его кабинет на третьем этаже. Максим Петрович сел за стол в высокое кожаное кресло, а я – напротив, в кресло чуть поменьше.
– Не хотел поднимать разговор при Гене. Как ты уже поняла, ничего про вечер пятницы я ему не рассказал. Не хотел пугать лишний раз. Да и знаю я его. Начал бы себя винить в том, что недосмотрел за тобой. То, что ты приехала, скажу сразу, меня не пугает и не удивляет. Я был уверен, что рано или поздно это случится, что ты не сдержишься. Территория здесь охраняется, лишних глаз нет. Бог с тобой! Но вопрос у меня в другом. – Отчим поднял глаза и строго посмотрел на меня ледяным взглядом. – С кем ты приехала?
Я молчала, да и что я могла ему ответить? Правду? Но я знала, что если скажу, кто и при каких обстоятельствах привез меня сюда, поднимется паника. Если они только почувствуют угрозу, то точно никаких выходных с мамой мне не будет. С другой стороны, кто как не Соболев должен знать, что его связывает с Черниговским. Стоит мне только назвать фамилию Тимура, как все станет ясно.
– Ксения, я повторяю свой вопрос: с кем ты приезжала в пятницу?
34. Суп в кедах
– Ксюша! Миронова! – Стас, староста нашей группы, ткнул меня в спину чем-то острым – наверно, карандашом.– Ксюша-а-а-а! Я не отстану. Идут все. Я обещал стопроцентную явку от нашей группы.
– Козулин, я для кого лекцию читаю?!
Зинаида Ефимовна, наш преподаватель теории перевода, очень ревностно относилась к дисциплине на своих парах. Поэтому я старалась не обращать внимания на тычки старосты.
В четверг для первокурсников должно было состояться посвящение в студенты. И кто только это придумал?! Слушая восторженные отзывы девчонок, я всё больше склонялась к мысли, что мероприятие это сомнительное. Нет, конечно, официальная часть в стенах универа обычно более чем приличная: конкурсы, эстафеты, квесты, и я не была отнюдь против того, чтобы принять участие, но идти со всеми в местный клуб на продолжение праздника мне вовсе не хотелось. Во-первых, я не пью и в обществе пьяных всегда чувствую себя не очень комфортно, а пить мои одногруппники явно собирались, да еще как! Ещё до мероприятия они стали принимать ставки, кто больше осилит. Во-вторых, в четверг вечером у меня была смена в кофейне. Меняться с кем-то из ребят ради ночи в компании пьяных студентов – то еще удовольствие. Но главным контраргументом были Гена и отчим. После поездки к маме и разговора с отчимом мне совершенно ни к чему было привлекать к себе их излишнее внимание.
– Ксения, я повторяю свой вопрос: с кем ты приезжала в пятницу? – Голос отчима всё ещё звучал у меня в ушах.
– Просто со знакомым. Мы, если честно, случайно оказались в поселке. У него тут родственники живут. А я, как сообразила где мы, не удержалась. Правда, я не думала, что вас с мамой увижу. – Ненавижу врать! Любая, даже самая маленькая ложь влечёт за собой следующую. Это бесконечный замкнутый круг. Но ещё больше я боялась лишиться возможности снова видеть маму.
– Ксюш… – Максим Петрович явно нервничал.– Ты пойми меня правильно. Пока ты с Геной или на территории этого дома, мы гарантируем твою безопасность. Но если ты со знакомым уезжаешь посреди ночи за пределы города…
Отчим запустил руки в волосы и, склонив над столом голову, несколько раз провел по ней.
– Я боюсь за тебя, понимаешь? И за маму твою. Если с тобой что-то случится, она не переживет. Я прошу тебя: будь осторожна! Пожалуйста.
И я пообещала не делать глупостей. Поход в клуб среди недели на пьяную вечеринку мне точно не сойдет с рук.
– Я тоже не хочу в клуб, не люблю такие вещи, – начала жаловаться Катя, моя одногруппница, когда мы стояли с подносами в очереди в столовой. – Если ты не пойдешь, я тоже. Одной мне со Стасом не справиться, а так, вдвоем, вроде, и не страшно.
Катя достаточно скромная девчонка, этакая тургеневская барышня. Мы сошлись с ней на почве любви к произведениям Джоан Роулинг. Пока девчонки в группе читали любовные романы или паблики в социальных сетях, мы с Катей спорили о переводе легендарной поттерианы с оригинального языка на русский.
– Катюш, я не пойду. У меня смена в кофейне, – успокоила девчонку.– Вместе дадим отпор Стасу, не переживай! Сейчас пообедаем и найдем его.
До кассы оставалось всего человека два, когда сзади послышался шум, сочетающий в себе недовольные возгласы студентов и чей-то смех. Кто-то явно наглый и бесцеремонный пытался пролезть без очереди.
– Опять Черный лютует, – раздался тихий, но возмущенный голос парнишки, стоявшего за мной. Маленький, щупленький, в огромных очках и прыщах по всему лицу, он держал поднос, полный еды. Неужели все съест? Хотя я и сама набрала первое, второе и десерт. Лопну же!
– Черный? – переспросила его.
– Ага, Черниговский со своими прихвостнями. Вечно без очереди лезут!
В этот момент очередь, испытывающая вторжение в свои стройные ряды, резко сжалась до предела. Парнишка, пошатнувшись в мою сторону, еле удержал поднос и все его содержимое на месте, но сам почти вплотную придвинулся ко мне.
– Прости, прости! Не знаю, как так вышло. Меня резко толкнули. Прости. – Очкарик не на шутку заволновался.
– Я смотрю, тебя так и тянет то на убогих, то на жирных! Благотворительностью занимаешься? Или просто нормальные пацаны не клюют? – За спиной парнишки вырос Черниговский и, отодвинув его в сторону, занял его место.
– А ты, что ли, нормальный? – Если еще с утра я хотела найти Тимура, чтобы поговорить, то сейчас мне хотелось его придушить. – Как по мне, так урод уродом!
– Так ты поэтому чуть не кончила от одного моего поцелуя? Вставляют уроды, да? – громко, с издевкой, привлекая всеобщее внимание к нашему разговору, ответил Тимур. Вот черт! Сволочь!
– Да. Еще как! Так и заставляют меня делать самые непристойные вещи, – медленно, нараспев произнесла я, а сама схватила свой поднос и опрокинула его на Черниговского. – Это только самая малость, но уродам обычно нравится!
– Стерва! – прошипел Тимур. Несмотря на то, что горячий чай обжигал его ноги, а суп медленно стекал в кеды, он не отводит от меня глаз и довольно улыбался. Псих!
Я развернулась и быстрым шагом ушла из столовой. Сегодня я без обеда.
Правда, до нужной аудитории я так и не дошла, и всему виной Стас. Перехватив меня на лестнице, он опять начал свои причитания:
– Ксюш, вот неужели ты не понимаешь!? Если мы с самого первого мероприятия не покажем, что мы единый организм, никакого уважения к нашей группе не будет.
– Стас, обещаю на официальной части отстоять честь нашей группы, а в клуб, извини, не пойду.
– На работе можно подмениться, у родителей отпроситься! Создается ощущение, что тебе просто наплевать на коллектив! – никак не унимался Стас.– Назови хоть одну вескую причину, а?
– У нее просто парень ревнивый и злой, да зайка!? – Голос Черниговского возле самого уха заставил меня подпрыгнуть от неожиданности. Вот только далеко отскочить не получилось: Тимур вплотную прижал меня спиной к своей груди. – Еще вопросы есть, пацан?
– Нет, – промямлил Стас. – Ну… вы… это… Приходите вместе тогда.
– Вместе можно, да, золотце?– ехидно спросил меня Тимур, прижимаясь все плотнее и плотнее.
От возмущения я проглотила язык! Вот же баран! Мало того, что опозорил меня перед Стасом, так еще и жмется ко мне с дикой силой! Так, стоп, а что это за запах?! Принюхавшись, поняла что влипла!
– Да, в нужном направлении мыслишь, девочка моя! Борщ у нас теперь общий, как и подлива с гречей. Жаль, что все уже остыло! – с издевкой в голосе прошептал Тимур.
– Руки свои от меня убрал! Быстро! – не своим голосом прорычала на парня.
– Уверена? Смотри, не пожалей!
Тимур убрал руки и оттолкнул меня от себя, как ненужную и надоевшую вещь. Потом обошел меня и начал уже подниматься, как вдруг остановился и с кривой улыбкой добавил:
– Переоденься, а то от тебя воняет!
– Да пошел ты, урод! – Развернувшись, я побежала вниз.
В туалете, крутясь перед зеркалом в попытках очистить одежду, я впервые пропускала занятия. Обидно! Как же обидно! Моя нежно-голубая блузка и бежевые брючки были безвозвратно испорчены разводами от соуса. Сама виновата! Мало того, что выставила себя истеричкой, которая бросается едой, так еще и сейчас не знаю, как до дома добраться в таком виде. А этому психу все нипочем! На его черной одежде даже следов от борща не видно, встряхнул и пошел. А я тут мучаюсь.
Когда я вышла из уборной, пара была в самом разгаре, а потому в коридорах почти никого не было. Перебежками добралась до гардероба и, получив плащик, поскорее прикрыла им следы своего позора.
Ехать домой на автобусе в таком виде было неприлично, а потому я вызвала такси. Вот только оно где-то задерживалось. Опасаясь, что меня могут увидеть в таком виде, я решила подождать на улице. Минуя парковую зону, подошла к университетской парковке. Как и всегда, машин на ней было немного, но черная «Ауди» Тимура сразу бросалась в глаза: чистая, блестящая и безумно дорогая. Разве обычные студенты на таких ездят? Чертов мажор! Поблизости никого не было, и в мою голову пришла очередная дурацкая мысль.
Не сомневаясь, что потом я об этом пожалею, достала свою помаду и на всех глянцевых и блестящих стеклах и зеркалах написала, что Тимур – псих! Результат меня порадовал: пастельный розовый отлично сочетался с чернотой Черниговского авто. Вред для машины минимальный, но так просто помаду салфеткой не сотрешь! Придется Тимурчику поработать! Это тебе не гречку ладошкой смахивать!
Довольная, я села в такси и с чувством свершившегося возмездия поехала домой.
35. До и после
Последние несколько часов я то и дело вздрагивала от любого шороха. Моя смена заканчивалась через двадцать минут. В кофейне было немноголюдно и спокойно, а вот внутри меня нарастала тревога. Ожидание подвоха иногда хуже его самого.
Это днем я казалась себе смелой и отважной, когда разрисовывала машину Тимура. Сейчас же мне казалось подозрительным, что он до сих пор не объявился. Я была уверена, что он заявится в кофейню и что-нибудь устроит. То, что он ответит мне за дурацкую выходку, не вызывало сомнений. Я даже Реми попросила иногда выглядывать из кухни и смотреть, жива ли я еще. Он, конечно, ничего не понял, но регулярно меня проверял. Мне казалось, что за последние дни его уверенность в моем психическом здоровье немного пошатнулась. Но виду Реми не подавал. Пока. Как и не задавал лишних вопросов.
– Хей, трусишка! Тебя проводить до остановки? Я выхожу через десять минут. – Реми в очередной раз выглянул из кухни.
Мне очень хотелось согласиться. Идти одной было страшно. Но за здоровье Реми я переживала сильнее. Ему со мной нельзя. Я так и не выяснила, кто отправлял мне угрозы. Именно поэтому наедине с Реми лучше было не оставаться.
– Нет, Реми, спасибо. Я задержусь немного. – Надо было срочно что-то придумать. «Может, Гену попросить Гену за мной заехать?» – подумала я. Конечно, я понимала, что тогда вопросов не избежать, но сейчас они меня не так пугали. Зато при Гене Черниговский не посмеет меня и пальцем тронуть. «Решено! Звоню Миронову. Как-никак, он в ответе за мою безопасность», – решилась я.
Вот только Гена был у Соболева, и я прикинула, что дорога до кофейни займёт не меньше часа, и отвергла этот вариант.
«Думай, Ксюша, думай!» – накручивала себя. Но в голове была пустота.
– Ксюш, ты еще здесь? – Егор всегда уходит последним, закрывает кофейню и сдает ее на сигнализацию. – Случилось что? Почему домой не идешь?
– Все нормально, уже собираюсь.
– Ксюш, посмотри на меня. Ты что плачешь?– мягко поинтересовался Егор. В его голосе ни грамма фальши, он действительно переживал.
Вокруг столько чутких, внимательных людей, почему же меня жизнь столкнула именно с Черниговским?
– Нет, просто напридумывала всяких ужастиков и боюсь одна домой идти.
– Я на машине, давай, подвезу?
– Если по пути, то не откажусь.
По дороге до дома ничего странного или необычного не произошло. И около подъезда черная «Ауди» меня не поджидала. Даже в лифте до квартиры я доехала абсолютно спокойно.
– Мне ничего не угрожает! Возможно, Тимур даже не понял, что эти надписи моих рук дело, – то и дело успокаивала себя, пытаясь заснуть, но предчувствие скорой расплаты никак не покидало.
Вот только ни во вторник, ни в среду Черниговский так и не объявился. И даже в университете мы ни разу не пересеклись. Конечно, я старалась вести себя тихо, как мышка, но не пряталась. Найти меня при желании можно было легко.
В четверг я приехала на занятия немного раньше обычного. Чтобы скрасить минуты ожидания, решила немного прогуляться. Совсем скоро погода возьмет курс на холодную и промозглую осень, не захочется не только гулять, но и нос на улицу без причины высовывать. Поэтому я мечтала насладиться последними погожими денечками: запечатлеть в памяти теплое солнце, еще пока приветливый ветерок, яркую палитру опавших листьев. Неспешно прогуливаясь мимо парковки, я заметила машину Тимура. Одиноко стоящий чистый автомобиль блестел на солнце без единого намека на мой недавний акт вандализма. Неужели все зря? Мне так хотелось позлить его, а вышло все иначе. Тимуру было все равно.
За разглядыванием черной «Ауди» я совершенно упустила из вида парочку, которая увлеченно целовалась, опираясь на капот автомобиля. Тимура я узнала сразу. Довольный, как мартовский кот, он стоял вполоборота ко мне. Одна его рука была в кармане брюк, а вторая плавно гуляла по спине блондинки. Высокая, длинноногая, с идеальной фигурой, девушка поглаживала Тимура по плечам, шее, забиралась ладошками в его черные волосы и, казалось, мурлыкала от удовольствия. Черниговский целовал ее мягко и нежно, всем видом показывая, как бережно он относится к своей половинке. Таким чувственным я его до этого ни разу не видела. Оказывается, он умеет быть другим. Со мной всегда грубый, наглый, высокомерный, а с этой девушкой он казался таким ласковым и чутким.
От этих мыслей в области сердца неприятно заныло. Вообще смотреть на этих двоих мне было некомфортно и обидно. Меня он так не целовал.
Опустив голову, я постаралась пройти незамеченной к зданию университета. Настроение, такое воздушное и радостное еще пару минут назад, резко скатилось до минусовой отметки.
Ложку дегтя добавил Стас.
– Ксюш, ты чего, уже рассталась со своим головорезом? Или у вас… это… свободные отношения? В клуб теперь точно не пойдешь, да? – Козулин как назло выбрал момент, когда в группе царила тишина, и тем самым привлек к разговору всеобщее внимание.
– Ты о чем? – Яне сразу сообразила, что Стас говорил о Тимуре.
– Да только ленивый не видел, как Черный все утро лизался с Маринкой Сбруевой из параллельной группы. Вот это я понимаю – пара! Прямо как с обложки журнала! – То ли чувство такта совершенно было неведомо Козулину, то ли ему хотелось сделать мне еще больнее, чем было до этого, но тему для обсуждения своими словами на несколько перемен вперед он задал всей группе.
– Ксюш, да не переживай! Я же видела, что этот Тимур тот еще отморозок. Стасу так и сказала, что он все неправильно понял. А его будто петух в одно место клюнул, третий день тебе кости перемывает. – Катя изо всех сил пыталась меня поддержать.– Кстати, я сказала ему, что не пойду в клуб. Так представляешь, что он мне ответил?
Я отрицательно помотала головой.
– Сказал, что не больно-то и надо. Типа, я и клуб – вещи несовместимые! Представляешь, каков нахал?! А заливал про единение группы… Мне даже захотелось пойти и поставить его на место, да и остальных, кто так же считает. А может, Ксюш, сходим ненадолго? Блеснем красотой, затмим собой всяких Сбруевых, заставим Козулина проглотить язык и до двенадцати, как Золушки, вернемся домой.
– Ага, а фею-крестную мы где найдем, чтобы в красавиц перевоплотиться?
– А вот эту заботу оставь мне. Смотрела ТВ-шоу «До и после«?
– Нет, не приходилось.
– Зря! Если коротко, то приглашают туда самую обычную девушку, потом преображают ее, и в результате получается такая красотка – глаз не оторвать!
– Это, конечно, все здорово, но на телевидение я не хочу совершенно. Да и вечеринка уже сегодня, если ты помнишь, так что всё равно не успеем.
– Не успеет Сбруева! А у меня сестра – шеф-редактор этой программы. С ее связями сделают из нас конфеток. – Катя закатила глаза, засмеялась, а потом заговорщически добавила: – Но только до двенадцати! Не люблю я клубы!
Именно в тот момент эта идея показалась мне сомнительной, но увлекательной. Оставалось отпроситься у Гены и уговорить Захара отработать за меня смену.
Вместо последней пары старшие курсы должны были провести официальную часть посвящения. Нас всех собрали в актовом зале. Сначала долго и муторно выступал ректор университета. Возлагал на нас надежды, сокрушался по поводу современной молодежи, учил жить правильно и с пользой для общества. Потом – думаю, больше для ректора – студенты пели, плясали и поздравляли нас с началом студенческой жизни. А когда «шишки» универа покинули зал, начались конкурсы и шутливые испытания. Над нашей группой издевалась группа третьекурсников. Ребята постарались на славу! И в муке нас изваляли, и морской капустой накормили, и прыгать-бегать заставили. Сказать, что было весело – ничего не сказать. Мы все дружно валялись от смеха и не могли остановиться.
А потом прямо с мукой, в волосах, нас забрала сестра Кати Алёна.
– Девчонки, вы меня, конечно, простите, но свалились вы на мою голову не вовремя. У меня съемки в самом разгаре. Поэтому я вас к Жоржику закину, а дальше уж сами.
Жоржиком оказался молодой паренек очень странной внешности. Похожий на шарик, пухленький и упитанный, он носил облегающие голубые джинсы и пиджак, расшитый розами. Черные, как смоль, длинные волосы были собраны на затылке в гладкий пучок, а маленькие бесцветные глазки прятались под массивной оправой очков. Отдавать себя ему на растерзание казалось непростительной ошибкой. С другой стороны, мы с Катей решили дать ему шанс. В крайнем случае, вместо клуба мы могли просто разойтись по домам.
Но Жоржик оказался мастером своего дела. Спустя три часа мы смотрели с Катей в зеркало и просто не узнавали себя.
Мои вечно вьющиеся на кончиках волосы Жоржик сделал изумительно гладкими и блестящими, ничуть не хуже, чем в рекламе дорогого шампуня. Помимо этого он немного их подравнял и придал форму. Легкий, почти невесомый макияж завершал мой образ. Я даже не могла предположить, что мои глаза могут быть настолько выразительными, а губы чувственными.
Катю тоже было не узнать. Жоржик выбрал для нее высокую прическу, которая подчеркивала красивый изгиб шеи, а воздушные пряди спереди делали ее личико трогательно утонченным.
Когда Жоржик закончил творить красоту, вернулась Алёна. Она привезла с собой несколько вариантов одежды и обуви.
Я остановила выбор на синем платье чуть выше колена с красивым глубоким вырезом на спине и тонкими лямками, подчеркивавшем изящные изгибы моего тела. Это платье и близко не стояло с тем, во что меня нарядила в прошлый раз Аня. Оно не было вульгарным или чрезмерно откровенным, но в нем я впервые ощутила себя сексуальной. Ох, видел бы меня Гена – точно никуда бы не отпустил!
Туфельки на невысоком, но тоненьком каблучке и серебристый клатч окончательно убедили меня в изумительности образа.
Для Кати же сестра подобрала черный комбинезон с американской проймой и широким, летящим низом. Узнать в подруге девочку-заучку было практически невозможно. Перед нами стояла роковая красотка, готовая с легкостью разбивать сердца проходящих мимо мужчин.
– Девочки, отожгите там! – напоследок сказала Алена, высаживая нас возле клуба.
Волнение и беспокойство нарастали с каждой секундой. И если Катю волновало только то, как отреагируют на нее одногруппники, то я боялась встречи всего с одним человеком. О том, что он уже в клубе, говорила черная «Ауди», припаркованная у самого входа.
