Алиса Гордеева
Простые слова
Глава 12. Игра
Пять лет назад.
Савелий.
– Мы крутые! – кричит Лёня, снова и снова подпрыгивая на кровати. – Мы круче всех!
Старая металлическая сетка отлично пружинит под голыми пятками парня, но до зубного скрежета раздражает своим скрипом. Впрочем, Смирнов так орёт, что ещё большой вопрос: кто кого?
– Громче, пацаны! – Не унимается правый защитник нашей хоккейной команды. – Ну! «Олимпия» – чемпионы!
– Да! Мы лучшие! – вторит ему Гриша и тоже принимается скакать. – Круче нас только Халк! Ветер, давай с нами!
– Детский сад! – Мотаю головой, едва сдерживая смех.
– Кто не с нами – тот против нас, Ветер! – вопит Лёня, напоминая негласный девиз нашей команды. – Ну же, кто тут самый крутой?
– Придурки! – отрезаю, давясь от смеха, и всё же, скинув кроссовки, забираюсь на матрас.
– Не слышу, Ветер! – чеканит Смирнов и швыряет в меня видавшей виды подушкой. Постельное бельё мы сдали ещё утром, а потому от столкновения с моим коленом из посеревшего наперника в разные стороны летит пух.
– Мы крутые! – Отдаюсь с головой захлестнувшим эмоциям и теряю связь с реальностью. – «Олимпия» – чемпионы!
– Да! Вот так! – гогочет Лёня и ловко уворачивается от ответного удара подушкой. – Давай, пацаны, ещё громче! Олимпия! Олимпия!
Нам плевать, что кровати под нами держатся на честном слове, а наши возгласы эхом разносятся по третьему этажу спортивной гостиницы. Мы продолжаем оголтело скакать и, срывая голоса, радоваться победе, о которой бредили последние полгода! За спиной важная игра со сборной соседнего региона, а впереди – целый месяц отдыха. Уже вечером огромный двухэтажный автобус отвезёт нас в домой, а завтра утром я вместе с родителями отправлюсь к морю. Я заслужил! Идеальный сын, гордость школы, а теперь ещё и лучший игрок сезона – я ли не молодец?!
– А пошлите гулять? – Раскрасневшийся Гришка Зотов, наш бессменный вратарь, плюхается на кровать и раскидывает руки в стороны. – А то сейчас докричимся, и Сан Саныч из нас отбивную сделает!
– Думаешь, Саныч в отеле сидит? Ага! – Шмыгает вечно простуженным носом Лёня. – Спорим, тренер нас всех в гостиницу загнал, а сам отмечает победу!
– Да какая разница, всё равно старая грымза-администратор никуда нас не выпустит. – Подпрыгиваю напоследок и, поджав ноги, ничком падаю на матрас. – Первый раз, что ли?
– Жаль, – канючит Гриша. В свои тринадцать он выглядит как старшеклассник. Высокий, мощный, с едва заметной порослью над верхней губой. Да и голос у парня низкий, с хрипотцой. Всё это никак не вяжется с прыжками на кровати и нелепым нытьём. – А я в «МакДак» хотел сходить. Верите, ни разу бургер не пробовал?
– Было бы, что там пробовать? Хлеб да котлета.
– Давайте лучше остальных найдём. А там и придумаем, как время до вечера скоротать. – Закидываю ноги на спинку кровати, а руки – за голову. Нас приехало на игру восемнадцать человек, но все, как сквозь землю провалились.
– А что их искать? – фыркает Гриша. – Саня ещё вчера кичился, что если обыграем этих слюнтяев, то пойдёт покорять сердца местных фигуристочек со второго этажа.
– Фигуристочек? – К этим самоотверженным девочкам у меня с детства трепетное отношение.
– Ага, со всей страны понаехали. У них тут что-то вроде летних сборов.
– Да ну, скучно! – Отдохнув немного, Лёня снова начинает прыгать. – О чём нам с ними говорить? Ну на фиг!
– За что купил, за то продаю! – возмущается Гриша. Парень всё время забывает, что мы с Ленькой немного младше, а потому драки подушками нам куда интереснее каких-то там девчонок. – Вы спросили, где Саня, – я ответил! Не хотите, давайте дальше с ума сходить.
И всё же через десять минут мы плетёмся на второй этаж к остальным ребятам из команды. Громкие голоса парней и девичий смех безошибочно указывают на номер в конце коридора. Но не успевает наша дружная троица приблизиться к цели, как дверь номера с грохотом отворяется, а на нас выбегает толпа визжащих подростков.
– Я считаю до пяти, – доносится им вдогонку басовитый голос Сани, центрального нападающего и капитана «Олимпии». – Кто не спрятался, я не виноват. Раз…
– Вы чего встали как вкопанные, – щебечет рыжеволосая девчушка лет десяти и тянет Гришу за собой. – Прячемся. Скорее.
– Зачем? – Послушно семенит за малявкой вратарь.
– Кого Саша первым найдёт, тому голым по этажу бежать. Ну же, скорее!
– Вот чёрт! – хохочет Лёня. – Этот заставит! Айда врассыпную, пацаны!
Мы тут же подрываемся с места и несёмся за шумной толпой, а уже через несколько секунд разбегаемся по разным этажам. Лёня и Гриша устремляются наверх, а я отчего-то спускаюсь сначала на первый, а потом ещё ниже, на цокольный этаж. Адреналин в крови штормит, а дыхание непослушно сбивается. Найди Саня кого другого – пожалел бы, но только не меня. С первого дня, как я ступил на лёд, парень видит во мне конкурента, а потому нет никаких сомнений: не спрячусь как следует – сверкать голой попой перед пацанами придётся однозначно! Но как назло, на этаже ни одного закоулка, а двери все наглухо закрыты. Взбудораженное воображение играет со мной злую шутку: мне чудится, что за спиной раздаются шаги. Дёргаю каждую дверь в надежде найти спасение. И какова же моя радость, когда самая крайняя и невзрачная всё же открывается. Я влетаю внутрь не глядя и лишь спустя мгновение понимаю, что вокруг темно. Ладонью скольжу по стене, пытаясь найти выключатель, но его нет! Зато есть какие-то стеллажи, забитые хламом. Тот начинает с грохотом падать, вынуждая и без того шальное сердце биться быстрее.
– Может, угомонишься уже! – Тонкий девичий голосок, пропитанный тревогой и страхом, разрывает темноту. – Из-за тебя нас найдут! Замри, балбес!
Я прикрываю глаза и покорно выполняю указание девчонки.
«Дожили!» – смеюсь про себя, но уже через считаные секунды за дверью слышу шаги. Ещё немного, и нас найдут! Уверен, мы оба затаили дыхание и мысленно молимся всем богам, чтобы обошлось!
Уже в следующее мгновение, в замочной скважине проворачивается ключ, но вместо того, чтобы нас найти, некто с тяжёлой походкой запирает нас в тёмном чулане. Нам требуется время, чтобы это осознать. На мою невольную соседку понимание накатывает чуть раньше: спотыкаясь обо что-то шуршащее, она подбегает к двери и, пнув ту с размаха, собирается закричать, чтобы нас выпустили. Но тут в коридоре раздаётся голос Сани, а я спешу накрыть губы девчонки своей ладонью:
– Тшш! Не сейчас! – шепчу ей ухо, а сам ощущаю, как она вся дрожит.
– Никого постороннего тут не видели? – басит Саня.
– Нет! – Скрипучий старческий голос доносится в ответ. – И ты вали, парень, отсюда! Читать разучился: служебное помещение. Пошли-пошли, нечего тут выглядывать!
А дальше звук удаляющихся шагов, темнота и аромат спелых яблок от распущенных волос незнакомки.
– И что теперь? – Вырывается из плена егоза и что есть мочи толкает дверь. – Кто нас отсюда выпустит?
– Да ладно тебе истерить!
Стараюсь казаться смелым и безразличным, а самого колотит от страха. Я ненавижу темноту и замкнутые пространства!
– Истерить? – возмущается подруга по несчастью. – У меня лёд через час! Не приду – конец мне!
– Тогда нечего было в прятки играть! Сидела бы в номере!
– Тебя забыла спросить, придурок! – Она самозабвенно пинает дверь и то ли от отчаяния, то ли от болезненного столкновения ноги с металлом тихо постанывает. Жду слёз и продолжения обвинений, но вместо этого, девчонка шумно выдыхает и бросается на дверь с новой силой.
– Так и будешь стоять без дела? – кидает с укором. – Помогай выламывать!
– Выламывать? – Меня разбирает дикий смех. – Дверь? Металлическую? Ты больная, что ли?
– Ты зато здоровый,– пыхтит из последних сил. – Но вот незадача: тупой!
– Может, хватит уже меня оскорблять?
Отхожу вглубь чулана, постепенно привыкая к темноте. Мне даже удаётся разглядеть силуэт мелкой занозы, что самозабвенно пытается вынести дверь одной своей девчоночьей силой.
– Да я ещё не начинала! – огрызается и снова тарабанит: – Помогите!
– Ты слепая? – Зачем-то хватаю её за плечи, спиной прижимая к своей груди. – Или с закрытыми глазами сюда бежала? Мы в самом хвосте подвала. Здесь нет никого. Какой толк орать?
– А что ты предлагаешь? – Она тяжело дышит, но кричать перестаёт. – Ждать, когда нас крысы сожрут?
– Крысы? – зато вскрикиваю я. Этих безмозглых тварей я боюсь до ужаса. Тут же вспоминаю наш коттедж, куда мы переехали год назад из городской квартиры, и подвал, из которого отец выводил мышей битых полгода. И то были мыши, а тут крысы! Фу!
– Испугался, что ли? – смеётся в моих руках незнакомка, да так задорно, что становится стыдно.
– Вот ещё! – Отпускаю тонкие плечи и сую руки в карманы брюк. И пока девчонка хохочет, на всякий случай переступаю с ноги на ногу, чтобы ни один грызун не смел ко мне подобраться.
– Поверь, крысы – это не самое страшное в жизни!
Смех стихает слишком резко, а от звенящей тишины кожа вновь покрывается мурашками. Чёртовы девчонки! Вечно от них одни проблемы!
– Что может быть страшнее? – спрашиваю, чтобы разбавить молчание, а сам понимаю, что не хочу знать. Меня и так пугает любой шорох!
Я не трус! Темнота, теснота, крысы – этого боится каждый! И уверен, мелкая зазнавшаяся выскочка не исключение. Просто издевается надо мной! Но то, с какой болью в голосе она отвечает, напрочь сбивает с меня всю спесь:
– Страшнее крыс в тёмном чулане – мой отец, если узнает, что я здесь с тобой сижу вместо того, чтобы тренироваться.
– Скажешь тоже! – И хотя на сердце становится как-то неуютно, делаю вид, что проблемы девчонки не стоят выеденного яйца. – Если тебе будет легче, у меня автобус через пару часов. Тоже, знаешь ли, от тренера попадёт, если опоздаю.
– Тогда нам обоим нужно поскорее найти выход!
– И что ты предлагаешь? Набивать синяки, выламывая дверь? Орать, как умалишённые?
– Твоё предложение?
– Ждать и не тратить вхолостую силы! Пацаны меня потеряют по-любому и пойдут искать. Если будем сидеть тихо, услышим их шаги, тогда и заорём! А пока нам нужно найти выключатель и осмотреться: вдруг здесь есть ещё один выход. Согласна?
– Ладно, твоя взяла!
Осторожно, сантиметр за сантиметром мы ощупываем стены возле двери, но заветного выключателя так и не находим. Исследовать коморку дальше от выхода в кромешной темноте не решаемся – в памяти свежи разговоры о крысах, а потому, подперев дверь спинами, садимся на пол и ждём.
– А у меня нет друзей. Совсем, – произносит девчонка немного грустно.
– Ты это к чему? – спрашиваю, монотонно стуча затылком по прохладной поверхности металла.
– Просто так.
– Просто так даже мухи не летают.
– Ты сказал, что друзья тебя будут искать. Меня никто не станет… Если только тренер. Да и то, потому что ей положено за мной следить.
– Без друзей погано, – констатирую факт. – Да и скучно.
– Кому ты рассказываешь? – соглашается и, усаживаясь поудобнее, случайно касается меня плечом. – Прости!
– Хочешь, я стану твоим другом по темноте? – вырывается спонтанно.
– Не откажусь! Когда темно, друг особенно необходим.
Она хихикает, а я нахожу её ладонь своей и зачем-то сжимаю. А потом вдруг понимаю, что совершенно ничего не знаю о своей новой подруге.
– Как тебя зовут?
– Ма…– начинает девчонка, но внезапно замолкает.
– Маша?
– Нет.
– Марина?
– Нет, погоди! Всё так необычно, – она снова елозит, но руки из моей ладони не выдёргивает. – Мы, как слепые котята, жмёмся друг к другу и пытаемся казаться смелыми. Хотя я наперёд знаю, что ты боишься крыс, а я… я тоже боюсь. Не крыс – одиночества! Я бы сошла с ума, если бы этот старик запер меня здесь одну. Честно! А ещё, я никогда и никому не признавалась в том, о чём тебе сказала так легко.
– Ты о друзьях?
– Нет, но и это неважно! Ты только подумай: вокруг – целый мир. Яркий, огромный, шумный! А наш внезапно сузился до размеров чулана. Пусть тёмного и местами страшного! Но в этой темноте каждый из нас волен быть самим собой и в то же время может не переживать, что его осудят. Ты меня понимаешь?
– Нет, – отвечаю честно.
– Не будет имён! – воодушевлённо щебечет девчонка. – Хотя мы можем их выдумать! А ещё никакой конкретики! Нас найдут – и мы разбежимся! Навсегда! Но поклянись, всё, что ты узнаешь от своего друга по темноте, не расскажешь никому и никогда!
– А без всех этих сложностей нельзя?
– Нельзя! – Обрубает на корню все сомнения.
– Ладно, – отмахиваюсь от зануды. Кто знает, сколько нам ещё здесь сидеть, и уж лучше провести это время за мирной беседой, нежели в ссоре. – Выдуманные имена, говоришь? Тогда меня зови Ураган!
– Пффф, – пшикает со смеху так называемая подруга.
– Что «пффф»?
– Какой из тебя ураган? – Продолжает смеяться. – Так, летний бриз.
– Ну, знаешь! – ворчу и, отпустив ладонь девчонки, скрещиваю на груди руки.
– Ладно! – Решает сжалиться. – Ураган так Ураган.
Хмыкаю и даже не спорю.
– А сама-то ты кто?
– Нана, – произносит смущённо.
– Нана?
Сколько раз за сегодня я вспоминал это имя, хотя думал, что давно о нём позабыл? Фигурное катание, отец, внушающий страх… Да не сойти мне со скамейки запасных, если рядом со мной сидит не та самая Нана из моего детства!
– Меня так мама называет, – робко поясняет принцесса из прошлого.
Как же я тогда переживал, что больше никогда её не увижу! Как много хотел сказать. Даже письмо ей пытался написать, пока лежал с воспалением лёгких в больнице. Правда, мои каракули тогда не смог разобрать даже отец. Я злился. Пытался переписать. Но лучше никак не выходило.
– Нана. – На губах расцветает улыбка, а на душе становится светло, несмотря на темень вокруг.
– Ты чего завис? – Пихает меня острым локотком в бок.
– Нана – это от Марьяны? – уточняю, окрылённый надеждой.
– Нет! – вскрикивает слишком резко. – И вообще, мы же договорились: никаких имён.
– Ладно, – выдыхаю, а сам подбираюсь к правде с другой стороны. – Какая ты, Нана? Опиши себя!
– Фу, как банально! – И снова тупи́к. Хотя… – Попробуй ты меня описать, Ураган!
– Я же тебя не видел! – беспечно вру, пробуждая в памяти образ семилетней девчонки.
– В этом и интерес. Ты расскажешь обо мне, а я о тебе! Победит тот, кто больше угадает!
– И какая награда ждёт победителя?
– Желание! Но, – спохватывается на ходу, – приличное! Никаких пробежек голышом, уяснил?
– Ладно. Ты первая!
– Слабак! – усмехается Нана и снова копошится рядом. Но не успеваю раскрыть рта, как ощущаю лёгкие прикосновения тонких пальцев к своему лицу.
– Ты что делаешь? – испуганно выдыхаю.
– Составляю твой портрет! – отвечает, как ни в чём не бывало, а сама пропускает сквозь пальцы непослушные пряди моих коротких волос. – Не переживай, ты потом сможешь воспользоваться моим запатентованным методом.
И пока я теряюсь в незнакомых доселе ощущениях, Нана настырно продолжает изучать меня, вкрадчиво окутывая теплом своих пальцев каждый миллиметр кожи. Её медлительная нежность сродни пытке! Нана точно издеваясь, неспешно проводит подушечкой пальца по моему носу и спускается к губам, игриво обрисовывая их контур. Тыльной стороной ладони скользит по щеке и, слегка царапая кожу ноготками, тормошит мои уши. А затем, пуская по телу табун бешеных мурашек, кончиками пальцев выводит замысловатые узоры на моей шее. Я невольно прикрываю глаза, а после внезапно вздрагиваю, когда второй рукой Нана проводит по моему плечу.
– Довольно! – Вскакиваю на ноги, бесцеремонно скидывая с себя руки девчонки. – Твоё время вышло!
Голос хрипит, а дыхание сорвано, как после двухчасовой тренировки. Позабыв про крыс, я делаю шаг назад и с грохотом падаю, запнувшись то ли о ведро, то ли о какой-то контейнер.
– Ты там живой? – Смеётся от души мелкая ведьма и давит на больную мозоль: – Поднимайся скорее, а то крысы загрызут!
– Вот поэтому у тебя и нет друзей! Ты же самая настоящая язва! – бросаю в сердцах и в панике поднимаюсь.
Нана молчит. Перестаёт смеяться. А я с силой стискиваю зубы, коря себя за несдержанность.
– Ты красивый. – Внезапно начинает моё описание Нана. Вот только в её голосе больше нет былой лёгкости, да и слова вылетают будто сквозь слёзы. – У тебя волевой подбородок. Такие бывают у великих людей. И ты многого добьёшься, вот увидишь! Если, конечно, перестанешь всего бояться. У тебя жёсткие непослушные волосы, такие же, как и ты сам. Наверно, они русые, ближе в светлому. А глаза голубые и очень добрые. А ещё, мне кажется, твой нос усыпан веснушками. Я угадала?
Нет! Она промахнулась на все сто! Но мне становится так стыдно за свои недавние слова, что я соглашаюсь. Бубню «прости» и снова сажусь рядом.
– Моя очередь, – своим плечом задеваю её. Странное дело: сидеть на полу рядом с Наной совсем нестрашно. Я мгновенно забываю про крыс, а темнота из пугающей становится скорее манящей.
– Ты невысокая, да и вообще, мелкая и худая. У тебя волосы цвета молочной ириски. Они мягкие, длинные и пахнут яблоками, а ещё немного вьются на самых кончиках. Только ты часто прячешь их в нелепых пучках на макушке, перетягивая резинками.
Воскрешаю в памяти образ пятилетней давности. Мне не нужно касаться Наны и ничего выдумывать. Какая она – я знаю, помню, как будто видел только вчера.
– Твои глаза ярко-карие, с оттенком бельгийского шоколада. Большие и выразительные. А ещё у тебя маленький вздёрнутый нос! Ты часто его задираешь кверху, чтобы казаться сильной и смелой, отважной и гордой. За этой бронёй ты прячешь от мира свои слёзы, боишься показаться слабой, стесняешься быть собой. Поэтому никого не подпускаешь близко. Я прав?
– Нет, – вскрикивает испуганно, предчувствуя поражение, а потом врёт: – Я совсем другая. Да, невысокая и тощая, но волосы у меня почти чёрные, а глаза серые. Я не задираю нос и не прячу никаких слёз. Я не плакса! Всё мимо, Ураган!
– Значит, эту битву ты выиграла! С меня желание!
Нана соглашается и проваливается с головой в собственные мысли. Наверно, думает, что загадать. В каморке снова воцаряется тишина, нарушаемая лишь нашим дыханием. Мы всё так же сидим рядом, возле двери, едва касаясь плечами друг друга, и терпеливо ждём спасения. Теряемся во времени, не замечая минут, проносящихся со скоростью света. И даже не знаем, ищут ли нас или просто забыли. Каждый шорох в этом проклятом чулане будоражит фантазию, отсылая к фильмам ужасов, и напоминает о крысах. Я снова и снова завидую смелости Наны и её выдержке, ощущая себя слабым и трусливым. Мне необходим её тонкий голос, смех, колючие фразы. Глупо, но она мой свет в этой кромешной темноте!
– В свой десятый день рождения я просидела в тесной кладовке всю ночь, – Нана как чувствует, что нужна мне, и начинает говорить. – В разгар праздника меня заперла в ней подруга, которой я верила, как себе.
– Случайно заперла?
– Наивный!
– И что никто не заметил твоей пропажи? Родители? Другие гости? – То, о чём рассказывает Нана, не укладывается в голове.
– Мама устроила мне пижамную вечеринку с ночёвкой. Все подумали, что я просто ушла спать, и продолжили веселиться. Это к вопросу, почему у меня нет друзей. А откуда у тебя страх крыс?
– Не страх, – Мотаю головой. – Просто неприятие. Мерзкие животные, да ещё и заразу всякую разносят.
– Есть такое!
Нана вытягивает ноги, а головой наваливается на моё плечо.
– Прости мне мои слова про друзей, – Мне до сих пор совестно, что ляпнул сгоряча ерунду.
– Проехали.
– Я обещаю тебя не предавать. Друзья по темноте – это серьёзно! А если что, клянусь сидеть с тобой в страшной кладовке на пару.
– Ловлю на слове! – А вот и её долгожданный смех. Так-то лучше!
– Ты тоже мне что-нибудь пообещай, Нана!
– Например?
– Например, что друзья по темноте – это навсегда!
– Глупости! Нас скоро найдут, и мы больше никогда не увидимся. Давай лучше я научу тебя ничего не бояться.
– Да сколько тебе повторять? Я и так ничего не боюсь! – Снова закипаю. Что же за невыносимый характер такой у девчонки?
– Я серьёзно! Кто знает, что ждёт тебя завтра. Вдруг тебя похитят инопланетяне? Или соперник подкинет крысу в ботинок конька?
– Ладно! Чувствую, тебя легче выслушать, чем переспорить.
Следующие минут двадцать Нана с упоением рассказывает, как на месте крысы научиться представлять пушистого цыплёнка, как правильно дышать, чтобы страх отступил, а напоследок, когда каша в моей голове начинает сочиться из ушей, добавляет:
– А если всё это не поможет, просто прошепчи: «Нана». Я услышу. Обещаю. Где бы я ни была, мысленно возьму тебя за руку. Вот так. – Нана переплетает наши пальцы и придвигается чуть ближе. – Вдвоём не так страшно, правда?
Ещё часа три, а может, и четыре мы перебираем всякую ерунду: говорим о фильмах и книгах, любимых играх и ненавистных уроках, мы спорим, смеёмся и снова спорим; стараемся не думать, почему нас до сих пор не нашли, и притворяемся, что не слышим, как урчит в животах от голода. А потом засыпаем. Точнее, засыпает Нана, уютно устроившись на моих коленях. Я же ещё какое-то время продолжаю прислушиваться к звукам за дверью, еле слышно шепчу «Нана», когда страх берёт надо мной верх, а потом сдаюсь.
Нас будят громкие голоса и ржавый скрежет ключа в замке. Спросонья не сразу соображаем, что делать. Успеваем вскочить на ноги и вновь переплетаем наши пальцы. Яркий свет, внезапно ворвавшийся в тёмную обитель, безжалостно режет глаза. Мы щуримся, прикрывая лица руками.
И снова голоса. А после обжигающая боль: Сан Саныч хватает меня за ухо и силой вытаскивает в коридор. Размашистыми шагами он ведёт меня за собой, не позволяя обернуться, а я, растерянный и уставший, не нахожу в себе сил на сопротивление. Минуя длинные коридоры гостиницы, мы выходим на улицу. Не сбавляя темпа и не ослабляя хватки, сквозь ночную тьму Саныч гонит меня к автобусу, в котором измученные ожиданием сидят ребята. Мы должны были выехать в начале пятого, сейчас – глубокая ночь. Кто-то, навалившись на тёмные окна, дремлет, кто-то копается в телефоне, а некоторые сверлят меня недобрым взглядом, обвиняя во всех смертных грехах. Их неудобные позы, спёртый воздух, пропитанный потом и чипсами – это всё из-за меня, знаю!
Саныч старательно бьёт словами, грозится отчислить и всё произошедшее трактует по-своему. Я не спорю. Занимаю свободное место и снова проваливаюсь в сон. Беспокойный, липкий, страшный…
В наш городок мы возвращаемся ранним утром. Автобус размеренно заезжает на парковку возле ледовой арены, где уже столпились обеспокоенные родители. Ещё бы! Они ждали, что мы вернёмся накануне поздно вечером. И пусть Сан Саныч предупредил их о задержке, на лицах взрослых красуется неподдельное волнение за своих детей. Взглядом выискиваю отца. Я подвёл не только ребят, но, возможно, сорвал и наш семейный отдых. Во сколько там у нас поезд? В одиннадцать? Навряд ли теперь успеем. Впрочем, в толпе малознакомых лиц родное не нахожу.
Пока ребята потягиваясь собирают вещи, спешу на выход. Продолжаю глазами искать отца, но, увы, меня никто не встречает. Игнорирую тревожные звоночки и жду, когда водитель откроет грузовой отсек автобуса, чтобы забрать свои вещи. И в этот момент моего плеча касается холодная костлявая рука совершенно незнакомой мне тётки.
– Савелий? Ветров? – Голос бесцветный и нетерпящий возражений. – Меня зовут Нелли. Я социальный работник. Тебе придётся пойти со мной.
– Никуда я с вами не пойду! – пытаюсь освободиться и жадно смотрю по сторонам. Где это видано, чтобы детей похищали вот так, на виду у всех. Но до меня нет никому дела. Радость встречи со своими отпрысками затмевает глаза чужих мам и пап, а мои, как назло, где-то задерживаются.
– Поверь, Сава, так надо! – не унимается женщина. Тощая, немного сутулая, с мышиным цветом волос, забранных в скучный хвост. На её носу красуются очки, а в руках – что-то наподобие папки. Она пытается мне улыбнуться, но выходит натянуто и как-то жалко. За спиной настырной тётки замечаю сотрудника полиции в форме, и сразу всё встаёт на свои места. Резко вырываюсь из рук дотошной метёлки и, расталкивая встречающих локтями, несусь к Санычу. Я виноват, не спорю! Но привлекать полицию – перебор!
Сан Саныч стоит у раскрытой двери автобуса и напряжённо что-то объясняет ещё одному полицейскому, а затем оборачивается ко мне. От его неподъёмного взгляда по спине бегут иголки и становится трудно дышать. Кто бы мог подумать, что невинная шалость с прятками приведёт к таким серьёзным последствиям.
Слегка замедляю ход, но продолжаю протискиваться ближе.
– Сан Саныч, я же не сам себя запер в этом дурацком чулане! В чём моя вина́? Зачем полиция? – Голос тревожно сипит. Меня отчаянно пугает взгляд тренера. В нём больше не вижу агрессии и злости – только жалость!
Саныч протягивает руку, подзывая к себе, и крепко обнимает за плечи. Ничего не понимаю! Кручу головой, снова и снова выискивая в толпе отца.
– Савка, – хрипит Саныч, не находя слов. – Тут такое дело…
– Я не виноват! Слышите? – перекрикиваю чужой смех и трель голосов. – Сейчас родители приедут! Они вам все объяснят!
– Они не приедут, Сава! – руки тренера до хруста сжимают мои плечи, а голос кривым гвоздём царапает сознание. – Больше никогда не приедут. Ваш дом сгорел этой ночью. Они погибли, парень! Прости!
