Анастасия Зильберман
Экзистенциальные рассказы
Потерять Бога. Найти Бога
Нет, ну что это такое?..
Я ощутила, как злость разбирает меня. Вот сколько можно говорить?! Сколько можно!
Сколько можно мне говорить, и как можно быть таким беспамятным? Я этого не могла понять. Ведь нормальный человек должен такие простые вещи помнить раз и навсегда. Какая может быть программа в мозгу, которая не дает задержаться простейшей информации?.. А только одна и может быть: когда человек не хочет слушать, что ему говорят. Сознательно, а большей частью бессознательно отторгает все, что идет от того, кто ему неприятен или безразличен. Сам не сознает, как нечто в нем блокирует слова, и они исчезают, растворяются где-то, будто и не было их. И вправду не помнит, что было сказано, пусть бы оно говорилось изо дня в день.
Я неприятна или безразлична мужу, с которым мы прожили двадцать лет. Вот какое открытие.
Мстительно вдохновляясь этим, я не сразу пошла ругаться. Постояла в кухне, старательно вливая в себя темную силу, вызывая в себе образ мужа и чувствуя злобу к нему. Это мне доставляло сумрачное злое удовольствие, и я понимала, что это плохо, но остановиться не хотела, наливалась и наливалась мглой. И наконец, собрав в себе невидимую грозовую тучу, пошла.
Муж сидел в кресле, смотрел смартфон. В последнее время он полностью перешел на него. Ну, газеты, журналы всякие давно пропали из нашей жизни, а книги еще держались; но потом исчезли и они. Весь мир для него собрался в электронной коробочке. Да и для меня тоже, что там говорить.
Он листал смартфон с таким блаженным видом, словно это и есть то, ради чего стоит жить. Все свои сорок с лишним лет он жил именно ради этого. Рос, учился, работал – и добился. Взошел на вершину. Можно сидеть в кресле, смотреть чушь из интернета и улыбаться. А весь прочий мир – да пропади он пропадом! В том числе, конечно, и я. Кто ему я со всеми моими словами, заботами, бедами, болями?.. Да никто! Я ему не нужна. Я так, приложение для его комфорта. Ну!..
У меня не нашлось слов. Тучу огненно пронзила молния.
– Можно тебя отвлечь? – вкрадчиво произнесла я, подойдя.
– Да, конечно… – благодушно отозвался он, не отрываясь от экрана.
Ливни молний брызнули во мне. Я выхватила у него смартфон и бросила на диван.
– Я понимаю так, что другого способа обратить на себя внимание у меня нет?! Я для тебя не существую, это понятно. Ты не слышишь, что я говорю. Вообще!..
И дальше меня прорвало. Я орала, махала руками, переходя на истерический визг. И вправду я не могла совладать с собой, уже не хотела орать, а орала, зло, мстительно, и старалась словесно ткнуть мужа побольнее – ну, это не сложно, у всех людей есть такие слабые места, о которых говорить, вспоминать лучше не надо, это царапает, рвет душу. И у близких наших такие места мы, конечно, знаем. Вот я и знала, и безжалостно втыкала злые слова, и мне очень хотелось, чтобы он взбесился, психанул – а он лишь улыбался, что-то пытался вставить, но я не давала этого, ожесточенно говорила и говорила, нарочно не давая ему не слова произнести, просто на повышенном тоне несла пургу, чтобы только говорить и говорить, не дать ему сказать – и при том лихорадочно искала самые обидные слова, еще сильнее злясь оттого, что они не действуют.
А суть бури – он не выбросил мусор, о чем я просила его еще утром. Сейчас вечер. Причина – забыл. Естественно! Он все забывает, о чем я его прошу. Вот такой блокиратор стоит у него в мозгу, направленный на меня. Как мне еще с ним говорить, как достучаться до него?! Я не знаю. Я не знаю. Не знаю, как жить дальше.
– …сейчас, сейчас схожу, – виновато говорил он. – Вот прямо сию минуту и иду.
Не дослушав, я прошла к себе в комнату, сильно треснув дверью. Слышно было, как он возится, собирает мешки с мусором, потом копошится в прихожей… потом щелкнул выключатель, негромко хлопнула входная дверь.
Ушел.
Я вроде бы начала остывать, но раскаленная душа все бурлила. Вот сейчас придет, надо еще ему припомнить что-то!.. Я стала припоминать разные прегрешения супруга, выкапывала из памяти всякие мелочи, представляла, как сейчас стану высказывать ему, когда он придет… Правда, он почему-то все не шел, и это начало раскалять меня по второму кругу. Решил, видимо, пошататься где-то, не видеть, не слышать меня!.. Ладно. Придешь, будешь видеть и слышать вдвое, не думай, что сбежал и выключил меня. Я так включусь, что тебе небо с овчинку покажется!
Так я продолжала клокотать, а он все не шел и не шел, и злость моя стала превращаться в нечто, что я почему-то не могла осознать. Странное чувство, его отродясь и не было. Мы вообще-то тонко ловим оттенки сложных эмоций, более или менее можем назвать их. Вот светлая печаль, вот смутное тревожное предчувствие, вот память об утраченном или несбывшемся… Но сейчас в меня вошло иное. И я не могла найти ему имени. Но точно это было нечто темное, гнетущее, и я устремилась к телефону. Зачем? И на этот вопрос я тогда не могла ответить. Ответила потом, когда этот ответ уже ничего не значил.
Я только взяла смартфон в руки, и он вздрогнул и пронзительно зазвенел, и я сама вздрогнула от этого. На экране высветился номер мужа.
И в этом, и во всем дальнейшем мне потом чудились жестокие шутки судьбы, но тогда я не испытала ничего, кроме раздражения: вот какого… ему еще надо? Не нашел помойку во дворе?.. Не знает, в какой контейнер бросить пакет с мусором?.. Как я вообще двадцать лет жила с таким?!
Телефон звонил и звонил. Я решала: брать, не брать?.. Черт с ним! Возьму.
– Да, – сказала очень сухо.
– Это?.. – без всякого «здравствуйте» незнакомый мужской голос назвал меня.
– Да, – обомлев, повторила я совсем иначе.
– Вы супруга гражданина?.. – голос назвал фамилию мужа.
– Да.
С этим третьим «да» я будто провалилась в бездну.
Это было ужасно. Что случилось? Да еще ничего. Но под моими ногами вдруг исчезла земная твердь, и ничего с этим не поделать. И я лечу вниз, цепенея от смертельной тоски, в некую ледяную мглу, которая не снаружи, а изнутри меня… а в общем, словами это не описать.
– С вами говорит инспектор ДПС… – голос говорил с ужасающим бесстрастием. – Ваш муж попал в автокатастрофу. Вернее, его сбила машина. Вам нужно подойти сюда.
И он назвал адрес места присшествия.
– Постойте… – слабо промолвила я из внезапного могильного холода. – А… он жив?
– Нет, – с тем же каменным бесчувствием произнес голос. – Случай смертельный. Бригада «Скорой» была, тело отправлено в морг. Вам надо подойти и расписаться в протоколе. Мы вас ждем.
Повторюсь: это сообщалось таким тоном, будто предлагалось расписаться в квитанции по доставке мебели или чего-то в этом роде.
– Нет. Подождите. Подождите… – в шоке лепетала я, как будто еще цепляясь за какую-то призрачную нить надежды, понимая, что это бессмысленно, и все-таки пытаясь схватить ее, как утопающий соломинку. – Вы правду говорите? Это правда?!
Я отчаянно твердила так, ожидая хотя бы сочувственного тона – пусть бы это! Мне только бы услышать человеческую нотку, в тот ужасный перевернутый миг хоть это стало бы той самой ниточкой!..
Но голос безучастно произнес:
– Вы поняли, где это? Вам нужно адрес повторить?
И не дожидаясь ответа раздельно, внятно повторил адрес.
Вот тут я сорвалась.
Я представить не могла, что я так взорвусь. Это не я, это кто-то из меня закричал, что со мной поступают бесчеловечно, что мне сейчас нужны, слова поддержки, сочувствия, да просто тон какого-то понимания, осознания…
– Как?! Как вы можете так говорить? Вы что, не понимаете, что вы со мной творите?! Куда идти? Где вы? Куда я должна прийти!..
Я вопила взахлеб, бессвязно, бестолково, чувствуя себя в дурном сне и еще какой-то глубиной души мечтая проснуться, понимая, что это глупо, и все-таки держась за это: да нет же, это все ненастоящее, по-настоящему не может такое случиться, это чья-то жестокая шутка, жестокая, но шутка, и сейчас это кончится!..
Здесь уже время замигало, как перегорающая лампа. Я не помню, что именно кричала я, как долго это длилось. Не помню. Помню вновь голос. Он звучал так, как будто никакого моего взрыва не было, он ничего этого не слышал, и вообще ничего не случилось, никакой смерти, никакой трагедии, ничто его не тронуло. Должно быть, первые слова тоже попали в щель времени, потому что услышала я невозмутимый финал:
– …тело из морга сможете забрать завтра. Если сюда прийти не сможете, то мы подъедем к вам с протоколом. Адрес, как указано в паспорте потерпевшего?..
И время исчезло.
Я ничего не помню из того, что было с этим треклятым протоколом. Что было в морге. Меня вернуло в мир, когда муж был уже дома. Он лежал в дорогом лакированном гробу, и лицо у него было совершенно живое, спокойное – лицо спящего человека, и я смотрела, и опять мне чудилось, что это случайное повреждение реальности. Налетел морок, и пройдет. Чудилось кому-то во мне, моему второму Я, отслоившемуся от первого, главного и все понимавшего. Второе, в глубине, еще не верило в произошедшее, ему казалось, что всего этого просто не может быть, это некая ненужная игра, которую затеял кто-то бессердечный. Сдует его, и всю эту игру, и муж вновь окажется дома, такой же как был: добрый, рассеянный, несуразный, выводивший меня из себя… И все пойдет как прежде.
Второе Я было куда слабее первого, но оно было, было и было. Наверное, оно и отклоняло меня от времени. Я вновь исчезла. Похороны, надгробные речи, поминки – это ведь все должно было быть, а у меня черно. Выжженная земля.
Я вернулась в мир в одиночестве. В нашей квартире я шла из своей комнаты в зал – и вот в этот момент возникла из ниоткуда. Уже по привычке захотела подумать, что это наваждение, сейчас оно рассеется, щелкнет замок, муж войдет, улыбнется – он всегда улыбался, входя домой…
И ощутила, что второе Я исчезло. Нет его. Некому цепляться за призраков. Никогда больше я не услышу поворот ключа в замке. Никогда муж не вернется домой. Никогда не улыбнется мне…
Мне страшно захотелось сойти с ума, вновь упасть во тьму потери памяти, но этого не случилось. Напротив, память стала безжалостно подсовывать эпизоды моего озлобления. Как я раздражалась на мужа, когда он не выносил мусор, не туда ставил чашку, забывал переключить душ в ванной… Господи! Господи! Да пусть бы он всегда делал все это, не туда ставил чашки, вилки, ложки, но только бы он был!..
Нет. Его не будет никогда.
Второго Я во мне тоже не было, и как ни странно, от этого стало легче. Самое страшное отболело, отмерло. Я осознала, что не умру, не сойду с ума, не потеряю память. Придется жить. Придется с этим смириться.
Эта мысль уже вошла в меня, хотя еще не проросла по-настоящему, не охватила. Была, но казалась чужой. Телефон, звонил, тренькал СМС-ками, Ватсаппом со словами сочувствия, соболезнования, я почему-то вспоминала чудовищно неживой голос инспектора ДПС и теперь только начинала понимать, что этот человек в жизни видел столько человеческих бед, горя, отчаяния, что давно оброс какой-то психологической коростой. Профессиональная деформация личности. Иначе никакая психика не выдержит того, что приходится видеть ему каждый день… И, разумеется, я простила его.
Стало мне легче? Трудно сказать. С одной стороны, вроде бы да. А с другой стороны – возникла и упорно зацепилась мысль, что с мужем я потеряла Бога. Он был, но я не замечала, не ценила его. Он был в нашей совместной двадцатилетней жизни. Пока мы были вместе, Бог незримо овевал нас, он был как воздух, как дыхание, как биение сердца и потому я его не замечала. А когда он покинул меня, я это сразу заметила.
И что делать?.. Я не знала.
Вечером пришла сестра. Она по-настоящему сочувствовала, всплакнула не ради показухи, я видела, что ее проняло от души. Предложила немного выпить. Я отказалась. И тогда мы сварили кофе.
– Слушай! – сказала сестренка, пригубив «капуччино», – я нашла в интернете интересную вещь…
И рассказала о клубе «анонимных товарищей по несчастью». Это такое место, куда добровольно приходят люди, пережившие тяжелейшие удары судьбы. С ними работает психолог. Они собираются группой человек по пять-шесть, не представляются или называются вымышленными именами – а при желании можно и открыться, но на этом никто не настаивает. Психолог слушает, задает вопросы, и все прочие могут задавать… Ну, собственно, это клуб общения, душевной разгрузки.
– Все психотравмы только в обществе лечатся, только среди людей! – убеждала меня сестра. – Пошли! Хочешь, я с тобой пойду?..
Я пожала плечами. Сказать, что у меня душа не лежала туда идти? Нет, так не скажешь. Но и охоты большой не было.
– Ну давай! – наседала сестра. – Легче станет, я знаю, что говорю. У меня знакомая там была. Рассталась с мужчиной. Очень тяжело пережила. Клиническая депрессия. Пошла туда, и очень помогло. Сразу воспряла духом!..
Сестренка еще долго говорила, я слушала вполуха, но где-то мысль зацепилась тоненьким еще крючком…
– Покажи адрес, – попросила я. Сестра поспешно листанула смартфон, нашла, показала. Недалеко.
И я через пару дней пошла.
Все эти дни я тяготилась обрывом связи с Богом, так внезапно мною обнаруженной. Смирялась с тем, что осталась в этом мире сиротой. Не роптала, но это было так тяжко!.. Будто меня окутало дремучим облаком. Как?! Как это вообще могло случиться? Почему это случилось с нами? Чем мы провинились?..
То есть, конечно, я.
Я злобилась на ровном месте, по ничтожным мелочам, там, где незачем было бесноваться. Теперь кляну себя, а ничего уже не исправить, не вернуть. Ну вот какого черта я прицепилась к этому мусору? Зачем?! Не сделай я так, он был бы жив. И Бог незримо обитал бы между нами… Господи! Я знаю, что кричу это в пустоту, ты меня не слышишь, я сама по дурости все порвала, все разрушила. Я готова все забыть, все простить, я поклялась бы ни слова не перечить ему, пусть бы он все разбрасывал и забывал, но только бы он был!
Я шла, чувствуя, как льются слезы. Наклонила голову, чтобы не видели прохожие. На крыльце клуба я тщательно вытерла глаза и щеки насухо, вошла, держа себя в руках, хотя глаза наверняка были красные.
Меня встретили так свободно и приветливо, как будто знали давным-давно, хотя всех присутствующих я видела впервые и как-то не очень различала их, хотя, разумеется, все они были совсем разные люди. Но для меня они были пока сплошной тускловатой толпой. Даже психолог как-то спутался с общей массой, и я с каким-то усилием выделила его из всех: неприметный, невысокий мужчина средних лет самой рядовой внешности. Первые минут пять присутствующие приглушенно вели необязательные разговоры, но как-то незаметно психолог взял инициативу в руки… и вот уже мы сидим полукругом, а он в центре и говорит проникновенным тоном:
– Дорогие друзья! Мы собрались здесь, чтобы поведать друг другу о своих заботах, горестях, о том, что нас гнетет, о том, как сбросить с себя груз прежних бед, лежащих на наших плечах…
И еще, и еще. И я с удивлением осознала, что со мной происходит чудо: темные завалы души начали расшатываться, трескаться, сквозь них пробился свет. Честно: я бы не поверила, если бы это не случилось! Но оно случилось! Значит, на самом деле мне нужно было общество, люди, это мы вместе так действуем друг на друга!..
– Пусть каждый из нас расскажет о себе, – предложил ведущий. – Давайте поделимся тем, что нас тревожит вплоть до того, что не дает уснуть или, напротив, снится по ночам!.. Давайте с вас начнем, – предложил он низенькой полноватой женщине в очках, без прически, в бесформенной старушечьей кофте.
Та глубоко вздохнула и повела разговор о том, что она одинока. Что совершенно никто не обращает на нее внимания, не то, чтобы мужчины, вообще ни у кого нет никакого интереса к ней. И у нее нет никакого стимула в жизни, никаких интересов… впрочем, кроме одного: она хорошо рисует, хотя нигде не училась. Просто увлеклась, одна по вечерам рисует и рисует, и не может оторваться. Разными карандашами. Твердыми, мягкими. Накупила их и рисует. Графика. Черно-белые картины.
– Вы принесли? – живо спросил психолог. – Можете нам показать?
Тетушка помялась и достала из хозяйственной сумки пачку альбомных листов.
Я взглянула… и мысленно ахнула. А может, и не только мысленно, что-то изменилось в моем лице, потому что психолог бросил на меня острый взгляд. Ахнула потому, что в этих рисунках, технически безупречных, был настоящий, живой, бешеный мир: в лицах, пейзажах, мчащихся людях, лошадях, машинах. Меня пробрало до глубин, когда я увидела это, как будто на меня глянул весь космос, воплощенный в земных созданиях… А она сказала, что рисует все это по памяти, и иногда ей чудится, что ее рукой кто-то водит, она сама бы ни за что не смогла бы сделать так.
Должно быть, у никудышной старой девы совершенно бешеный, сумасшедший талант, невидимый миру, о котором никто не знает. Я изумленно позавидовала: и эта дура до сих пор думала, что она какой-то никому не нужный гриб?.. Как так?! Вот уж воистину лицом к лицу лица не увидать!
Я все еще жила инерцией волшебных картин, а речь уже вел мужчина, лысоватый, бледный, но чем-то неуловимо симпатичный. Он сказал, что от него ушла жена. Сама. Объявила, что полюбила другого и ушла. И его мир рухнул, он не знал, как жить, тем более, что она забрала детей. Троих. Два мальчика и девочка. Он живет только потому, что они есть, они общаются по выходным, и каждое воскресенье для него – волшебный маячок, только ради этого дня он живет остальные шесть дней недели… Счастливец! – подумала я. Господи, он сам не знает, какой он счастливый человек!..
Ну и так пошло дальше. Говорила старушка с тросточкой. Сказала, что она чувствует, как она слабеет, ей с каждым месяцем тяжелее и тяжелее выходить из дома, сюда она дошла с большим трудом… и дома у нее живут три собаки, которых она спасла от отлова. Что с ними будет, когда она умрет?! – этот вопрос не дает ей покоя. Говорил молодой парень – непривычными скандирующими интонациями, хотя совершенно понятно. Выяснилось, что он почти глухой, работает тренером в интернате для глухонемых… Говорила девушка, пережившая предательство мужа… Говорила немолодая женщина, школьный учитель. Она осознавала, что тяжело, наверное, неизлечимо болеет, и вспоминала школу, сотни своих учеников разных поколений, которым она дала дорогу в жизнь. Иные из них, уже солидные папы и мамы, состоявшиеся чиновники и бизнесмены, навещают ее, стараются поддержать… Так дошла очередь до меня.
Вроде бы я и не знала, о чем говорить, а тут вдруг слова сами нашлись, сами сложились, и я рассказала о своей трагедии, и говорила и говорила, о приюте бездомных животных, который прежде посещала, помогала, чем могла, но давно уже не была там… И стала говорить о прошлом, о нашей любви, которая сложилась как-то нечаянно, ни я, ни он сперва не думали, что это любовь: так, случайное знакомство, мало ли таких знакомств – случайно оказались вдвоем под навесом автобусной остановки, когда хлестал дикий, безумный ливень, он заливал все вокруг, а автобуса все не было и не было… И вот из этого день за днем, год за годом сложились двадцать лет нашей жизни под незримым Богом, и если бы не моя глупость…
Я говорила и чувствовала, как свет в душе становится ярче, теплей, светлей, а тьма никнет, слабеет и ничего не может сделать с этим светом. Девушка, во время рассказа пристально смотревшая на меня, вдруг улыбнулась и сказала:
– Да вы же счастливый человек! Редко кому дано такое!..
Конечно. Теперь-то я это понимала. Только поздно. Непоправимо поздно.
Я шла домой и думала: да, это не исправишь. Но ведь жизнь не кончается! Если есть Бог, значит, есть вечность, и мы снова встретимся, пусть до этой встречи будет долгая разлука. Но не вечная. Ее можно пережить. У меня есть мой дом, есть работа, есть друзья. Есть приют, мои кошки и собаки. Есть небо, облака, сирень весной, рябины и клены осенью. Я буду жить этим и ждать. А если так, значит мы временно расстались по моей вине. Но я все исправлю. Я знаю, как нам снова обрести себя, теперь уже навек.
