bannerbannerbanner
полная версияЭкзистенциальные рассказы

Анастасия Зильберман
Экзистенциальные рассказы

Полная версия

Горб из чувств

Дорогой друг! Читая эти строки, не думай, что перед тобой записки сумасшедшего. Совсем нет. Я обычный человек предпенсионного возраста, зовут меня Михаил Иванович Петров. Я врач. Офтальмолог. Член профсоюза, если это важно… Ну, пусть будет. Имею жену и двух взрослых детей, хожу на черт их подери, ланчи которые нужны для бесед, стараюсь посещать балет и оперу (ведь я москвич!) и… И, собственно, я погибаю.

Я понимаю, как дико и страшно звучат эти слова. Сознаю, что должен объяснить их. И объясняю.

Начать придется издалека. С детства.

Моя мама мечтала, чтобы я стал медиком. Вернее, ей владела мысль, что у мужчины вообще должна быть достойная благородная профессия: настоящий мужчина – высокооплачиваемый интеллектуал, с избытком зарабатывающий умственным трудом. И вот подвернулся нам именно такой сосед, и мамины мечты воплотились, обретя живой пример.

Сосед был врач-хирург. Звали его Николай Петрович. Действительно, он был самый что ни на есть образец успешного мужчины: статный, ухоженный, даже щеголеватый, с прекрасно поставленной речью. Умел говорить так, что заслушаешься: ясно, связно, с богатыми речевыми оборотами. Тут вообще надо сказать, что медицина развивает в человеке умение четко, грамматически правильно излагать мысли, и врачи становятся писателями заметно чаще, чем представители других профессий… Впрочем, я не об этом. Я о себе.

Итак, мама была очарована дядей Колей, и по ее настоянию, окончив школу, я поступил я мединститут. Отец же мой всегда утверждал, что жена должна быть из приличной семьи и обязательно хотеть детей. Тогда, мол, ей будет чем заняться, куда приложить силы, а иначе вдруг она задурит, вздумает путешествовать, или иное хобби заимеет… Так это не для жизни. А дед мой, Виктор Федорович любил повторять: у настоящего мужика должна быть дача! Вот с такими напутствиями я рос, учился, взрослел. Учился я старательно, увлекся шахматами, что в семейном кругу также дружно поощрялось как атрибут солидного мужчины. А вообще, по выходным у нас была традиция собраться за нарядно накрытым столом, обсуждать насущные вопросы. Так сказать, мозговой штурм, работа коллективного разума. И на одном из таких собраний – я тогда числился во вполне успевающих студентах, пусть и звезд с неба не хватал – было решено, что я прочно встал на хорошую надежную дорогу, и пора мне обзаводиться семьей. Естественно, моей будущей супругой должна быть девушка, во всех смыслах достойная меня, такого подающего надежды юноши. Естественно, образованная. У мамы вообще был пунктик, что человек без высшего образования – не человек… Короче говоря, все эти рассуждения сомкнулись на дочери еще одной нашей соседки тети Зои: миловидной девушке по имени София, студентки МГУ. А я по молодости и не возражал, мне жизнь тогда казалась мне светлой дорогой в светлое будущее. Тетя Зоя сама смотрела на меня благосклонно: воспитанный молодой человек из приличной семьи, можно сказать, отличная профессия уже в руках… Так и договорились.

Но вот что случилось со мной в те годы, а именно, когда мне было восемнадцать.

Был ясный, слегка облачный, не очень жаркий летний день. Я, весь такой просветленный, беззаботный, на душевном позитиве шагал по Арбату, когда вдруг из подворотни старинного дома, словно из ниоткуда вынырнула цыганка. Такая самая обычная цыганка, смуглая, в ярком платье расцветки «вырви глаз» и таком же платке. Возраст?.. Да как-то я даже и не понял ее возраст, но это и неважно.

Она сверкнула золотозубым оскалом:

– Позолоти ручку, красавец!

– Так у тебя же зубы есть золотые, – благодушно отшутился я, на что она засмеялась:

– То зубы, а это ручка! Большая разница.

И тут меня как черт под руку толкнул. А что, подумал я, рискнуть?..

Цыганка вмиг угадала мои мысли. В руках у нее неведомо как очутилась колода карт.

– Вытаскивай! – предложила она. Ну, я и вытащил…

Вот странное дело. Это была вовсе не игральная карта. Это был вполне профессионально выполненный цветной типографский рисунок на плотном: изможденный человек на больничной койке.

Видно лицо мое изменилось не в лучшую сторону, потому что цыганка вроде бы смутилась. Но тут же поспешила сказать:

– Ты запомни, человек хворает, лишь когда несчастлив! Будешь счастлив, ничего худого с тобой не будет! Карту только не теряй, а то с пути собьешься.

И как-то так исчезла, что и глазом не успел моргнуть.

Но ладно! Взял я карту и пошел, усмехаясь. И думаю: пока я счастлив, все хорошо! А я счастлив?.. А почему нет! Я студент, будущий медик: не ленись, и профессия в руках. А я и не ленюсь… Скоро буду женат на хорошей милой девушке. Недавно и вовсе соревнования по шахматам выиграл… Так, глядишь, и принесет удачу карта!

А правду говоря, конечно, я отнесся к этому как к шутке. Побежала жизнь, замелькали дни, месяцы, годы с их мелкими и большими заботами… И карта пропала куда-то, и я о том думать позабыл. Годы и чувства стерли. Дети выросли, у них началась своя жизнь, с женой мы давно стали равнодушны друг к другу. Да, собственно, и не особо-то пылали, а так, родителям захотелось, чтоб мы были вместе, ну вот мы и вместе… Между прочим, мои родители живы, старички, но живы и довольно бодренькие, а вот тетя Зоя давно умерла… Словом, жизнь как жизнь… Была бы!

Была бы таковой, если бы я ни с того, ни с сего не начал хворать. Я, врач! И сам понять не мог, и коллеги разводят руками. Всего-то пятьдесят пять! А у меня аппетита нет, сна нет, и ничего не радует, и весь мир как-то потускнел, словно солнца в нем стало меньше, небо потемнело, дни стали короче, а ночи длиннее… Тоска. Печаль.

Короче, решил лечь в больницу для профилактики. Стало ли лучше?.. А черт его знает. Такие же бессонные длинные ночи. И было это еще такой поздней осенью, когда листья облетели, а снег еще не выпал, и мир из цветного стал серым…

И вот ночью лежу в своих невеселых мыслях, не могу избавится от этой тоски… и вдруг как молния в памяти сверкнула.

Карта! Та самая цыганская карта! Я чуть не подпрыгнул на кровати. Как гром среди ясного неба! И те слова: будешь счастлив, ничего худого с тобой не будет!

Я сразу по-другому взглянул на жизнь. Стал анализировать, и прямо оторопь меня взяла… Да что там оторопь! Попросту страшно стало. Ну посудите сами: учиться я должен был хорошо, что бы не позорить родителей, стихи читать, стоя на табуретке, чтобы мной гордились, должен поступить в институт, участвовать в сборе урожая, ходить на чьи-то дни рождения… В общем, всем я стал я всем должен сразу после детского сада. Иначе говоря, это не я сам жил на свете, это страх разочаровать или подвести, жил во мне, жил вместо меня. Это мой страх женился не на том, на ком бы я захотел, а на некоем человеке лишь потому что он из приличной семьи. На даче я работал потому что было надо, ходил на всякие чертовы ланчи потому, что было надо… И вот мне 55 лет и я не знаю, что мне надо! Кто я такой? Что я люблю?.. Не знаю.

Хаос! Хаос стал жить внутри меня, и это не так уж плохо. Я вышел на лестничную площадку, закурил. Хаос! Я больше не бежал от него, я вошел в него.

Нужно носить в себе еще хаос, чтобы быть в состоянии родить танцующую звезду – так говорил Заратустра. И я должен был с ним согласиться.

На следующее утро я выписался из больницы, под строгую клятву коллегам, что буду лечиться. И придя домой, немедленно начал лечиться.

А именно: я предложил супруге развестись. Честно говоря, ожидал всего. Крика, истерики, скандала, погрома… И какого было мое удивление, когда она сказала: так ведь это же чудесно! Она давно хотела предложить мне то же самое, только не решалась. А неизвестный мне коллега Петр уже давно ей подходит куда больше меня, они оба любят балет… Ну и чего же более? И мы с легким сердцем расстались.

Дети наши уже взрослые, восприняли это мирно. Родители мои… те да, уверяли, что я собрался их в гроб вогнать. Мама твердила, что ее сердце не переживет моего развода, отец недовольно бубнил, что я ненадежный человек и дел со мной никто иметь не будет… На что я резонно отвечал – а какие, нафиг, дела у пенсионера офтальмолога, который до сих пор на жизнь чужими глазами смотрел?.. Все, дорогие мои папа с мамой, теперь буду жить как хочу, и никого спрашивать не буду. А вы, если хотите, в гроб ложитесь, мешать не стану.

Конечно, я так не сказал, зная, что запас здоровья у моих стариков на зависть каждому. Ну и ничего, живут дальше, никаких гробов. И слава Богу.

А у меня началась совсем иная жизнь! Прошло два года, я не хожу больше на всякие ланчи и не пью этот непотребный латте. Я стал пить чай с бутербродами с коллегами на работе (я продолжаю работать, меня ценят, как профессионала), мне больше не нужно было тащиться ради статуса в Турцию или Египет, где от жары я погибал и семь дней делать вид, что это моя мечта. Как-то на выходных я пришел к соседу по гаражу и согласился пойти с ним на рыбалку. Сосед подумал, что я сошел с ума, поскольку он лет двадцать пять звал меня, а я говорил, что не хочу. А теперь захотел.

– Ты… серьезно? – не поверил сосед.

– Абсолютно! – заверил я.

И вот я 55-летний прожигатель жизни и друг хаоса, сижу на речке с удочкой и слушаю живую лесную тишину и ощущаю счастье. И вспоминаю, как недавно я был на дне рождения у бывшей супруги. Они с Петром только вернулись из заграничного путешествия, посетили там оперу, испытали небывалый восторг. Привезли мне в подарок сувениры, и это мне очень приятно, и никакой ревности, никакого сожаления о прошлом у меня нет. А они замечательная пара!

А я приобрел моторную лодку и фидерную удочку. Какое счастье! Я как ребенок бежал в магазин за этими вещами, радуясь, что больше не должен ходить на дни рождения к людям для поддержания своей порядочности и добродетели. А еще я недавно обратил внимание на фельдшера Скорой помощи Наталью Ивановну, и так мне эта женщина понравилась, слов нет! А когда я узнал, что у нее есть собака лабрадор, то окончательно потерял голову от них двоих сразу. Мама, узнав, что у Натальи Ивановны нет высшего образования, вновь завела разговоры про свои гроб и могилу, но как-то опять до них дело не дошло.

 

Теперь на день рождение и мне больше не дарят картины, статуэтки, фарфор и прочие убранства. Я получил в дар палатку, путевку в турпоход на Алтай, фотоаппарат. В последнее время я увлекся фотографией природы из походов и рыбалки. Все прежнее время мне нужно было искусственно сиять, а я в душе всегда тяготел к уединению…

Сказка о настоящем победителе

То, что мы вам расскажем – совершенно правдивая история. Не улыбайтесь, ведь правда всегда где-то рядом, и идти к ней можно разными путями. И сказочным тоже. И надо помнить, что истина и правда это вещи близкие, но разные. Как две родные сестры. В чем разница? – подумайте, дорогие читатели, сами. А мы начинаем рассказ.

Совсем не так далеко, не за тридевять земель жила-была чета пенсионеров. Не будем называть их стариком со старухой, тем более, что они такими и не были: это были бодрые энергичные люди, ведущие здоровый образ жизни. Они не курили, соблюдали режим дня, а главное – проживали на лоне природы. Имелся у них небольшой уютный дом с рябиной у крыльца, палисадник с флоксами и пионами, дворик, огород, фруктовый сад… приусадебное хозяйство, говоря короче. Домик находился на самой околице, здесь кончалась деревенская улица, переходя в проселочную дорогу: та извилисто бежала вдоль полей за горизонт, и там, должно быть, превращалась в другие дороги, тракты, шоссе, разбегавшиеся по всей нашей бескрайней планете.

А над околицей во все времена года стояла мирная тишина. Погоды, непогоды, день за днем, год за годом… Дальние огородные грядки уходили под уклон к круглому озеру с прозрачно-бирюзовой водой, сквозь нее были видны камни и водоросли на дне, стайки серебристых рыбок, а на поверхности как в зеркале отражались прибрежные ракиты, облака, птицы… Зимою озеро замерзало, через него пролегал санный путь, летом в жаркие дни на нем веселилась ребятня, а еще его облюбовала лебединая стая. Почему перелетные птицы после зимовки в теплых краях возвращались именно сюда?.. Ну, видать, им тут пришлось как-то особенно по душе. Голубое озеро в окружении камышей, ив, березовых рощ было необычайно красиво, белоснежные большие птицы как нельзя лучше вписывались в прелестный ландшафт, а местные жители очень полюбили их, считали «своими», и лебеди без боязни заглядывали в деревню пообщаться, перекинуться новостями с близкой и дальней родней: гусями, утками, индюками и курами. Домашние птицы были гостям рады: пернатым всегда найдется, о чем поболтать друг с другом, тем более, что перелетные лебеди повидали мир, да еще с высоты, и могли порассказать много такого, от чего домашнему гусю или селезню впору лишь клюв разинуть от изумления. А вот деревенским кошкам и собакам эти визиты не то, чтобы не нравились, а навевали ненужные мысли, которые сразу начинали вертеться вокруг вкусного обеда… но здешние псы и коты были народ воспитанный, они только жмурились и облизывались, иногда невнятно ворчали – тем все и заканчивалось.

У наших пенсионеров, конечно, всякой домашней птицы тоже хватало, а так как их двор был к берегу самый ближний, то гости с озера заглядывали сюда чаще, чем в другие подворья. И вот однажды после такого посещения в кладке утиных яичек осталось очень крупное яйцо светло-серого цвета. Как так получилось – Бог его знает, но получилось.

Ага! – уже, наверное, воскликнул эрудированный читатель. Опять нам хотят рассказать сказку про гадкого утенка!..

А вот не надо спешить с выводами.

Хозяин и хозяйка тоже были знающими людьми, а уж в чем-чем, а в сельском хозяйстве разбирались досконально. И уж, разумеется, отличить лебединое яйцо от утиного, а птенца лебедя от утенка они могли сразу. И ничуть не путались, а сразу поняли, кто появился у них на дворе.

– Что, Рекс? – спросил хозяин у рыжего пса, похожего на собаку динго, уже лет десять несшего сторожевую службу в усадьбе. – Пусть живет?

Умный Рекс подумал, помахал хвостом и солидно гавкнул: пусть!

И юный лебедь остался жить в птичьем хлеву.

Он как-то не думал, что отличается от прочей птичьей братии на дворе. Все вместе дружно копошились на дворе, отыскивали вкусных червячков, веселой компанией ходили на озеро, бултыхались, ныряли в бирюзовую глубь… Лебединая стая обжила дальний берег озера, и хоть вся пернатая компания была дружной, лебеди здесь чувствовали себя хозяевами и держались немного свысока. Самую малость, но все же. По крайней мере, юнец это заметил. Он был наблюдательный и неглупый, но по молодости еще не мог объяснить себе, почему от своих приятелей его так и тянет подплыть к противоположному берегу, познакомиться поближе с птицами, и похожими, и непохожими на его соседей… но так и не подплыл. Слишком уж горделивыми они ему казались. Этак вот подплывешь, а тебе скажут: ты кто такой? Будь здоров и прощай. Может, не прямо так, но по сути. Не решился, короче говоря.

Между тем время шло, пришел сентябрь, холодные ночи, ясные зори, утренний иней на траве. Рябина у крыльца рубиново алела листьями и гроздьями. Осень как-то очень быстро пронеслась, настали настоящие холода, и когда озеро уже начало затягиваться тончайшим ледком, лебединая стая улетела на юг. Лебедь навсегда запомнил тот по-настоящему морозный день, а вернее утро, когда они всей гурьбой пришли на озеро… а на том берегу никого не было. Это было так странно и грустно, что не вместилось в маленькое сердечко. Он смотрел на пустой берег, не понимая, что с ним, почему он вдруг чувствует себя осиротевшим. Озеро без стаи казалось пустым, чужим каким-то – ну, это понятно. А он сам?..

– Приш-шла зима! – прошамкал важный голос у него над головой.

Это сказал сильно разъевшийся за лето гусь, отчего достиг титула самой большой и умной птицы на подворье. Насчет большого не поспоришь, это факт, а что касается умного… Тут, конечно, с меркой посложнее, но он ходил, гоготал и смотрел на белый свет с таким гонором, что хочешь-не хочешь, а приходилось думать, что он умный. Даже умнее индюка. Так его и прозвали: Умный гусь.

Он авторитетно разъяснил, что лебеди взлетают в дальние края последними из перелетных птиц, когда чуют приход зимы, за день-два до нее. И оказался прав: назавтра набежали свинцового цвета тучи, повалил снег, все стало белым-бело, и озеро стало замерзать по-настоящему, еще темнея постепенно исчезающей извилистой полыньей. Птицы теперь почти не выходили из уютного теплого хлева, и вынужденное безделье скрашивали разными беседами.

Конечно, в основном разглагольствовал Умный гусь, как профессор перед студентами:

– …главное в жизни – найти свое место! Это и есть главная победа! Ты чемпион! Понятно?

Лебедю было не очень понятно, но интересно. «Это потому, что я еще молодой, – думал он. – Надо вырасти. Тогда пойму».

Гуси больше всего ценятся вскоре после наступления первых морозов, когда они уже обросли пухом-пером и еще не потеряли нагулянный за лето вес. И двух недель не миновало, как Умный гусь нашел свое место в жизни: на праздничном столе, с яблоками и черносливом, средь блеска хрусталя, фарфора, мельхиора. Гости были очень довольны.

Вот тебе и умный, вот тебе и чемпион.

В птичьем мире все попроще: скоро жители хлева почти и позабыли про Умного гуся и его лекции. Не он один – и другие куры, гуси, утки время от времени уходили в никуда. И это нормально. Все шла и шла долгая зима, с морозами, метелями, оттепелями, короткими днями и длинными ночами, лебедь рос, набирался ума-разума. Может, его немного было в птичьей болтовне, да ведь он сам был неглупый, только не хвастал, вел себя скромно, с расспросами не лез, сам не выступал, а все, о чем крякали, гоготали, кудахтали, мысленно просеивал. Ненужное отбрасывал, толковое оставлял. В отличие от других, память у него была прочная. И постепенно понял, что Умный гусь где-то и дело говорил. Найти себя – это и значит стать чемпионом, найти то, в чем ты будешь лучше всех. И значит, что? Значит, надо искать! Кто ищет, тот всегда найдет!..

До последней фразы он, правда, еще не дорос. А вот «надо искать!» – это запало в душу. В жизни возникла цель, а в нем самом возник азарт. А кроме того, из разговоров старших он смекнул, что за зимой должна прийти весна, которой он еще не видел. И он стал ждать ее. И, конечно, она пришла.

Сперва отрывисто потянуло тонким, почти неуловимым запахом февральских снегов, слегка подтаявших на полуденном солнце, замерзших к ночи, а на другой день вновь подтаявших… Для нашего лебедя это был совсем незнакомый запах, к тому же призрачный, его на миг заносило в хлев, и тут же он исчезал. Но он был. И лебедь понял верно: это первое дыхание весны. Поэтому, когда небо и солнце стали ярко-голубым и ярко-золотым, захлюпали и потекли снега, и южные ветра принесли запахи иные, он уже не удивился. Он лишь заторопился: ну вот уже весна, а за ней лето (это он тоже усвоил из зимней трепотни в хлеву), пора думать о том, в чем же становится первым!..

Задуматься-то он задумался, но придумать еще не мог. Пока думал, прошла весна и превратилась в лето. Вот прилетела на озеро все та же стая, оно вновь ожило веселым шумом, так же лебеди захаживали в деревню, а на водной глади держались слегка отчужденно. Тем не менее их деревенский собрат решил подплыть к ним.

За прожитый год он стал настоящим лебедем, точно таким же, как они, и встретили они его дружелюбно, почти как своего. Но на расспросы ответить не смогли. Вернее, так ответили, что снова пришлось думать.

– Стать первым? – ухмыльнулся вожак стаи, настолько мощный, что наш герой рядом с ним как-то сам собой стал почтительно кланяться и хлопать крыльями. – Да ты сначала хоть бы пятым стань!

Теперь молодой захлопал глазами, и пришлось пояснить: в полетах стая выстраивается строго по порядку – во главе вожак как самый сильный и опытный, а чем дальше, тем слабее. Так лететь легче, лидер как бы рассекает воздух для следующего, тот помогает третьему… и последними летят молодежь, самые слабые, им в хвосте легче всех.

Ага… – задумался домашний лебедь. И пару дней задумчиво плескался в озере, отвечал невпопад, если спросят. А потом решился, вновь подплыл к вольной родне:

– Слушайте! А возьмите меня осенью с собой!

В стае, услыхав это, удивились, загоготали, донеслось до вожака. А тот, узнав в чем дело, отнесся благосклонно:

– Да если хочет, пусть летит… – ни радости, ни возражений в голосе не было.

С этого момента лебедь стал отдаляться от товарищей по двору, хотя продолжал ночевать там. Но дни почти все проводил с лебединой стаей, помногу расспрашивал о дальних странах, небесах, облаках, и как-то удивляло его, что отвечают ему равнодушно, как о чем-то самом обыкновенном, хотя ему-то все это представлялось необычайно диковинным, и сердце сжималось от сладостного волнения – не так уж много времени пройдет, и он все это увидит…

Рейтинг@Mail.ru