А. В. Мудрик
Социально-педагогические проблемы социализации
5. Контркультурные организации как фактор десоциализации
Контркультурные организации и их признаки
Контркультурные организации (криминальные, тоталитарные – политические и квазикультовые) – объединения людей, совместно реализующих интересы, программы, цели, социально- культурные установки, противостоящие фундаментальным принципам, ценностям и правилам общества.
Контркультурные организации появились довольно давно.
Так, в России первое упоминание о воровских ватагах как о коллективах, занимающихся преступным ремеслом, относится к XVII в. В то время они существовали обособленно друг от друга. Связь стала более крепкой в XVIII веке, когда каждому вору вменялось в обязанность делать взносы на общие нужды. Так появился прототип общака. Одновременно с этим начинает формироваться субкультура: разрабатывается «феня», т. е. жаргон, и вводятся «погонялы», т. е. прозвища.
Во второй половине XX в. значительно выросло многообразие и количество контркультурных организаций. В современном российском обществе существует множество квазикультовых сект («Церковь сайентологии», «Церковь последнего завета» и др. – всего по разным данным, от 300 до 500 сект, в которые вовлечено до 1 млн преимущественного 70 %)молодых людей от 18 до 27 лет.
Контркультурные организации обладают признаками, общими для любой организации. Однако ценностно-содержательные характеристики этих признаков, во-первых, существенно отличаются от свойственных просоциальным организациям и асоциальным группам, а во-вторых, специфичны в различных типах контркультурных организаций.
Любая контркультурная организация образуется на основе определенного принципа обособления (преступная деятельность, политический экстремизм, поклонение идолу и т. д.). Принцип обособления – основа возникновения солидарности, чувства «мы». Он позволяет рассматривать людей, не входящих в организацию, как «чужих», как «они».
Контркультурная организация обладает жестко фиксированным членством и жесткой иерархической структурой руководства— подчинения. Обычно во главе организации стоит харизматический лидер, т. е. человек, отличающийся притягательной силой для членов организации и обладающий вследствие этого непререкаемым авторитетом.
Сложившиеся в контркультурной организации иерархические группы (страты) фиксируются с помощью различных стратификационно-маркирующих элементов: специальных наименований каждой страты, привилегиями в
чем-либо или ограничениями и запретами на что-либо, элементами внешнего оформления – одеждой, прическами, макияжем, татуировками и пр.
Как правило, подобные организации имеют определенную атрибутику: от кличек и татуировок до формы и знамен, а также нередко они обладают каким-либо имуществом (у некоторых оно может быть довольно значительным).
Контркультурные организации имеют определенные центры объединения. Обычно это помещения (в которых собираются их члены) как принадлежащие организации, так и «оккупированные» ими (кафе, клубы, спортивные залы и пр., которые стали местами их постоянных встреч).
В большинстве контркультурных организаций складывается закрытая от посторонних система коммуникаций. Ее закрытость обеспечивает созданный в них жаргон, который может иметь характер криптолалии (тайноговорения). Она обеспечивает прохождение информации, необходимой для реализации целей организации и ее жизнедеятельности в целом.
Десоциализирующий характер контркультурных организаций
Десоциализация в данном случае понимается как негативная социализация членов контркультурных организаций (лат. с1е– приставка обозначающая: 1) отделение, удаление – в нашем случае от общества; 2) движение вниз, снижение, например, деградация, в нашем случае снижение приспособленности к жизни в обществе).
Десоциализация членов контркультурных организаций основывается на том, что человек в них воспринимается не как личность (самосознательный ответственный субъект), а как индивид (т. е. как представитель биологического рода или социальной группы), как объект воздействия лидеров. Поэтому взаимодействие членов организации с лидерами имеет безличностный, сугубо инструментально-деятельностный характер (например, в ходе криминальных или экстремистских действий – в политических тоталитарных организациях).
Жизнедеятельность контркультурной организации и каждого ее члена определяется и регулируется соответствующими ее характеру (криминальному, экстремистскому, квазикультовому) нормами, упорядочивающими отношения внутри группы и поведение по отношению к «они» (правила поведения по отношению к членам организации не распространяются на людей, к ней не принадлежащих); образцами взаимодействия и поведения; системой социального контроля – клятвами и проклятиям и т. п.; способами стимулирования – вознаграждения, принуждения и наказания.
В зависимости от характера организации ее субкультура включает в себя специфические элементы. Одним из них может быть отношение членов организации к своему здоровью: от строгого режима жизни и питания, занятий спортом («накачка мышц» и пр.) до самоистощения вплоть до саморазрушения (минимум сна, минимум пищи и пр.). Во многих организациях наркотики и алкоголь используются как средства подавления и сплочения их членов, а в других – существует полный запрет на их употребление. (Так, известны случаи, когда молодые люди добровольно лечились от наркозависимости для того, чтобы выполнить условие возвращения их в преступную группу – В.А. Луков.)
Одним из значимых элементов субкультуры контркультурной организации может быть поощряемый характер поведения в сексуальной сфере. Если в одних организациях культивируются сексуально-эротические ценности, порнография, промискуитет (беспорядочные половые связи), то в некоторых – пропагандируется и реализуется аскетизм, ограничения и запреты в сфере сексуальных отношений.
В некоторых организациях существует особое отношение к семье – ограничение и даже запрет на родственные контакты, отказ от семьи и имущества в пользу организации.
В последние десятилетия десоциализирующее влияние контркультурных организаций растет, что проявляется в ряде тенденций.
Во-первых, растет интерес в различных возрастных и социокультурных слоях общества ко всем типам контркультурных организаций: и к квазикультовым (вплоть до сатанистских), и к криминальным, и к экстремистским— политическим, религиозным, террористическим. Так, 24,1 % опрошенных В.С. Собкиным и М.В. Вагановой московских школьников общались с людьми, состоящими в экстремистских организациях.
Во-вторых, увеличивается диапазон приемлемости по отношению к идеологии и практике контркультурных организаций у довольно больших групп населения. Это проявляется и в росте ксенофобии (в данном случае – ненависти к инородцам), и в культурной и религиозной нетерпимости, и в других тенденциях. Опрос радиостанции «Эхо Москвы» в ноябре 2003 г. выявил, например, что 31 % из 3 тыс. позвонивших считают скинхедов патриотами. Альтернативный вариант ответа «Скинхеды – нацисты» выбрали 69 % позвонивших в студию.
В-третьих, наблюдается количественный рост контркультурных организаций всех типов и увеличение как числа действующих членов организаций, так и потенциальной базы их роста. Так, 38 % опрошенных молодых людей в Свердловской области допускали для себя возможность совершить правонарушение, 32 % затруднились с ответом (В.Г. Попов).
Поданным ВЦИОМ (2002 г.) каждый пятый совершеннолетний житель Воронежа был готов отдать свой голос на думских выборах за русских нацистов (которые отсутствовали в опросном листе и респонденты дописали название их организации сами).
В-четвертых, наблюдается идеологическое схождение, а также практическое сопряжение и сращивание контркультурных организаций всех типов с определенными сегментами экономических, идеологических, политических и властных структур общества. Этому способствует ряд объективных социокультурных обстоятельств, активная работа в этом направлении контркультурных организаций и адекватность их ценностей взглядам и убеждениям ряда представителей перечисленных выше структур.
В-пятых, происходит экспансия контркультурных организаций в сферу социального воспитания через завуалированное, а также и прямое их проникновение в некоторые воспитательные организации. Так, квазикультовые организации (преимущественно сайентологи и мунниты) получали доступ в школы, колледжи, вузы и внешкольные учреждения. Криминализированы многие молодежные сообщества, сформировавшиеся вокруг спортивных комплексов, тренажерных залов, секций восточных единоборств, кикбоксинга и др. Они нередко имеют легальный статус. Все эти тенденции существенны для распространения десоциализирующего влияния контркультурных организаций как на своих членов, так и на потенциальных участников.
Десоциализация в контркультурных организациях определяется рядом особенностей их структуры и жизнедеятельности.
Для контркультурных организаций характерна высокая степень интеграции их членов, что выражается в высокой степени усвоения ими целей, норм и субкультуры организации.
В подобных организациях практически невозможно обособление человека («У меня нет своего ума, совести, тела» – должен твердить новичок в одной из сект). Автономия в рамках контркультурной организации либо невозможна, либо минимальна, либо иллюзорна, ибо у человека отсутствует диапазон свободы в выборе конкретных форм поведения, норм и ценностей, либо этот диапазон минимален, а чаще просто иллюзорен.
В контркультурных организациях происходит адаптация их членов к контркультурным ценностям и установкам и девиантное обособление по отношению к обществу, т. е. они оказывают десоциализирующее влияние на своих членов. Этому способствует и диссоциальное воспитание, которое осуществляется в контркультурных организациях.
Диссоциальное воспитание
Диссоциальное воспитание(лат. dis – приставка, сообщающая понятию противоположный смысл) – целенаправленное формирование антисоциального сознания и поведения у членов контркультурных (криминальных и тоталитарных – политических и квазикультовых) организаций сообществ).
Реплика в сторону: Когда в середине 90-х годов как-то довольно неожиданно я осознал, что в реальности существует бандитское воспитание, фашистское воспитание и другие, которые никогда никем не назывались «воспитание», то первоначально они «обозначились» как антисоциальное воспитание. Но очень скоро стало ясно, что термин «смазывает» интересующее меня явление. Дело в том, что все педагоги и сознательно, и неосознанно хотят воспитать хороших людей, но это у них далеко не всегда получается. По разным объективным и субъективным обстоятельствам в различных воспитательных организациях «получаются» и трудные, и правонарушители и т. п. Т. е. цели у педагогов вполне просоциальные, а результаты могут быть и нередко бывают антисоциальными – результат вопреки цели.
В контркультурных организациях осознанно воспитывают антисоциальных субъектов. Для того, чтобы обозначить это отличие контркультурных организаций от воспитательных я и ввел термин диссоциальное воспитание.
Осуществляют диссоциальное воспитание руководители контркультурных организаций (их могут называть по-разному— вождь, учитель, лидер, шеф и пр.) и проверенные члены организации, входящие в ее ядро. Независимо от характера организации всех их можно назвать воспитателями – компрачикосами (этим словом в средневековой Европе называли тех, кто покупал или похищал детей и уродовал их для продажи в качестве шутов, попрошаек и пр.).
Как и любой вид воспитания, диссоциальное воспитание имеет специфические задачи, цели, содержание и средства.
Задача диссоциального воспитания – привлечение и подготовка кадров, необходимых для функционирования криминальных и тоталитарных групп и организаций.
Так, в ряде криминальных организаций вербовку новых членов осуществляют таким образом: присматриваются к потенциальным кандидатам, потом предлагают вступить в состав группы, затем ему или собранной группе новичков устраивают проверку (бой с такими же новичками команды-соперника), по результатам боя отбирают подходящих молодых людей.
Вовлечение в некоторые квазисекты осуществляется с помощью так называемого семантического драйвера, когда доведенному до определенного состояния кандидату («доведение до края») предлагается элементарно сформулированный простой выход из «ситуации края» – семантический ключ («отдай деньги в секту», «молись на меня» и др.), а выбор подобного варианта выхода из ситуации подкрепляется различного рода поощрениями (от приближения к главарю секты до обещания «райского блаженства» и пр.).
Цели диссоциального воспитания зависят от характера тех групп и организаций, в которых оно реализуется. Но в любой из них воспитание имеет целью добиться абсолютного подчинения членов организации лидеру, усвоения ими соответствующих норм и ценностей и некритической реализации этих норм и ценностей в повседневной жизни.
Вот любопытное свидетельство члена весьма организованной полукриминальной группы: «Молодняк у нас называют «шелуха». Есть специальный пацан, который с ними занимается, объясняет, как нужно себя вести, как ходить, как одеваться» (информант Д.В. Громова из Казани).
Диссоциальное воспитание осуществляется с помощью определенного набора средств, важнейшими из которых можно считать следующие:
– основной род занятий группы или организации (криминальный, квазикультовый, экстремистский);
– автократический (самовластный) стиль руководства, предполагающий единоличное управление лидером жизнедеятельностью группы или организации, беспрекословное подчинение рядовых членов лидеру, жесткий контроль за жизнью и поведением каждого, использование широкого набора негативных санкций (включая физическое насилие, а в криминальных и некоторых тоталитарных группах— физическое уничтожение) по отношению к нарушителям норм и приказов. Реализация автократического стиля руководства ведет к тому, что первоначально складывающиеся отношения «лидер – ведомый», «учитель – ученик» превращаются в отношения «господин – раб», т. е. к полному подавлению членов группы или организации;
– характер основного рода занятий, ценности и нормы, внедряемые в группе или организации, формируют специфическую для нее субкультуру (жаргон, способы свободного времяпрепровождения, эстетические пристрастия – одежда, прическа, тату, пирсинг и др., нормы и стиль взаимоотношений внутри группы и взаимодействия вне группы, фольклор), которая становится эффективным средством диссоциального воспитания.
Процесс диссоциального воспитания, если суммировать данные различных исследователей криминальных и иных контркультурных организаций, в общем виде включает в себя ряд этапов.
Первый этап – возникновение у человека образа организации, привлекательного для него в силу половозрастных, социально-культурных или индивидуальных особенностей, желания войти в нее и получить в ней признание.
Например, криминальная или экстремистская деятельность привлекают подростков, юношей и часть девушек в силу их возрастных особенностей своей необычностью, возможностью компенсировать ущербность, самоутвердиться.
Квазикультовые организации привлекают, как правило, людей неустроенных, одиноких, потерявших или ищущих смысл жизни и т. д.
Значительно сложнее с теми, кто идет в экстремистские политические организации, их члены – коктейль носителей мифологем массового сознания, неудовлетворенности жизнью, непомерных амбиций и многого другого.
Второй этап – включение человека в жизнедеятельность организации, узнавание и освоение им ее норм, ценностей, стиля взаимоотношений. На этом этапе нередко происходит систематическое обучение новичков.
В квазисектах, например, к ним нередко прикрепляют кураторов, которые, проводя с ними очень много времени, внушают требуемые правила поведения (иногда это кураторство называют «бутерброд», т. е. новичка как колбасу «обнимают» два куска хлеба – кураторы).
В политических экстремистских организациях с новичками проводят циклы лекционных и семинарских занятий, дают для изучения специальную литературу, а во многих проводят и практические занятия по физподготовке, восточным единоборствам, вплоть до владения холодным и огнестрельным оружием.
Криминальные группы также уделяют большое внимание новичкам. Традиции здесь давние. О школах воришек в Лондоне XIX в. писал Чарльз Диккенс, а в России— Максим Горький. В Новочеркасске в 60-е годы XX в. старые воры учили своему ремеслу детей (совсем как у Диккенса, которого скорее всего не знали): вешали пиджак или брюки с колокольчиками и надо было достать из кармана монетку (10 копеек) так, чтобы ни один колокольчик не звякнул. В новейшее время диссоциальное воспитание, осуществляемое криминальными сообществами, приобрело особый размах. По данным В.А. Лукова, уже в 2001 г. в разных регионах России действовали десятки бесплатных палаточных лагерей для подростков (в основном туда попадали те, кто уже имел условные сроки, состоял на милицейском учете и пр.). В них воспитатели с солидным уголовным опытом учили ребят, как общаться с милицией, как вести себя в тюрьме, чтобы понравиться сокамерникам. Обучение не ограничивалось лекциями и семинарами, а велось с использованием рукописных учебников – так называемых «прогонов». К 2009 г. количество таких лагерей увеличилось, и они стали больше конспирироваться.
Третий этап – удовлетворение определенных потребностей человека в антисоциальных формах, трансформация ряда потребностей и интересов в антисоциальные.
Например, установка на криминальные действия первоначально складывается под влиянием потребности в престиже, признании, самоутверждении. При неоднократных совершениях подобных действий эта установка закрепляется, приводит к изменению мотивации, формированию самостоятельной потребности в криминальных формах поведения.
Четвертый этап – закрепление антисоциальных действий до уровня неконтролируемых сознанием автоматизмов, что свидетельствует о возникновении фиксированных антисоциальных установок, которые и определяют поведение членов контркультурных организаций.
III.Поколение как субъект социализации и социального воспитания
1. Понятие «поколения», которым обозначается феномен наличия в каждом обществе старших и младших, до сих пор не получило общепринятого определения. Ниже приведу лишь четыре из многих десятков определений.
Поколение:
– генерация, звено в цепи происхождения от общего предка («поколение отцов» в отличие от «поколения детей»);
– однородная по возрасту группа, когорта сверстников, родившихся в одно и то же время, но не связанных узами родства;
– условный отрезок времени, в течение которого живёт данная возрастная группа;
– общность современников, сформировавшаяся в определённых исторических условиях под влиянием каких-то значимых исторических событий, независимо от их хронологического возраста («послевоенное поколение» в отличие от «военного» и «довоенного»).
Следует различать два понятия – «поколение» и «когорта», что очень важно для понимания как истории, так и современных явлений.
Когорта – это совокупность всех людей, родившихся в такие-то годы и живущих в определённых условиях конкретного общества.
Поколение, будучи тоже совокупностью людей, родившихся в определённый период времени, не совпадает с когортой ни количественно, ни качественно. На мой взгляд, этот термин отражает понятие о том, что в каждой когорте имеется большая или меньшая совокупность людей, так или иначе олицетворяющих своё время и тенденции, ему свойственные. Вряд ли можно отнести к одному поколению, с одной стороны, крепостных и традиционные слои купечества и дворянства в 20-е годы XIX века, а с другой – декабристов и тех, кто и не «выйдя на площадь», дышал с ними «воздухом свободы», хотя и те, и другие, и третьи принадлежали к одной когорте. И когда пишут о поколении «шестидесятников», то речь идёт лишь об определённой тенденции, носителями которой была только часть когорты их современников.
В последнее десятилетие, помимо других признаков, по которым можно дифференцировать когорту и поколение современников, весьма существенным становится то, что выделяется совокупность людей, названная мною «оцифрованными», и совокупность, названная мною «аналоговыми», в зависимости от меры и возраста начала приобщённости к Интернету и – шире – к кибер-пространству.
Весьма любопытно то, как пишет о поколении выдающийся философ XX века Хосе Ортега-и-Гассет: «Поколение – это и не горсть одиночек, и не просто масса: это как бы новое целостное социальное тело… Его члены приходят в мир с некими типичными чертами, придающими им общую физиономию, отличающую их от предшествующего поколения. В пределах этой идентичности могут пребывать индивиды, придерживающиеся самых разных установок, вплоть до того, что, проживая друг подле друга, будучи современниками, они чувствуют себя зачастую антагонистами. Но за всеми неистовыми «за» и «против» взгляд легко обнаруживает проступающие общие признаки. И те, и другие являются людьми своего времени, при всех различиях в них больше сходства. Реакционер и революционер XIX века намного ближе друг к другу, чем к кому-нибудь из нас».
2. Следует иметь в виду, что каждое поколение на каждой возрастной стадии своего жизненного цикла имеет характеристики, которые присущи в принципе тому или иному возрасту: детству, отрочеству, юности, молодости, зрелости, старости.
Однако удельный вес различных характеристик у различных поколений может меняться или «сдвигаться» вниз и вверх по возрастной шкале.
Это связано с рядом обстоятельств, в том числе:
– продолжительностью жизни в те или иные эпохи и обусловленным, в том числе и этим, возрастом, признаваемым, как наступившая взрослость (14-летние кардиналы, 17-летние маршалы и пр. в средневековой Европе);
– удлинением периода подготовки человека к взрослой жизни в процессе воспитания, т. е. с увеличением периода детства, отрочества и «появившимися» в XVIII веке юности, а в XX веке – молодости;
– хронологическим сочетанием поколений в различные эпохи: «встык» до середины XIX века (в среднем отца теряли в 16 лет, мать в 36 лет) или «внахлёст» (сосуществование отцов и детей, а позднее и дедов);
– конкретными обстоятельствами исторического развития того или иного общества, например, во всех катаклизмах типа революции когорты молодых играют значительно большую роль, чем в условиях стабильности (когорта последовательно казнивших друг друга вождей французской революции XVIII века. Она почти вся так и не дожила до тридцатилетнего возраста, а 20-летние комдивы и 25-летние командармы выиграли гражданскую войну в России, да и хунвэйбины Мао были весьма молоды).
3. Наличие различных толкований порождает различные интерпретации не только самого понятия поколение, но и поколенческих стереотипов, различий и сходства в гендерных, сексуальных, социальных и других сценариях, свойственных тем или иным поколениям в конкретном обществе, наконец, феноменов межпоколенных отношений, межпоколенной трансмиссии культуры и т. п.
Традиционно межпоколенные отношения и межпоколенная трансмиссия культуры носили характер, образно обрисованный английским историком Арнольдом Тойнби: «Каждое поколение, подобно карме, влачит на себе всё то, что было содеяно предшественниками. Ни одно из поколений не начинает жизнь в условиях полной свободы, но начинает как узник прошлого».
Обычно старшие и младшие поколения в модернизированных и модернизирующихся обществах были:
– каждое относительно гомогенно по поведенческим сценариям, ценностным стереотипам и картине мира, сложившейся в процессе социализации;
– трансляция культуры в модернизированных и переходных обществах типа современного российского, сочетала все три сценария, выделенных М. Мид;
– межпоколенные отношения осложнялись преимущественно психологическими и социально-психологическими конфликтами «отцов» и «детей»;
– картина мира, которая в конечном счёте складывалась у младших по мере их взросления, в принципе не имела существенных отличий от картины мира старших (хиппи, не сгубившие себя, вернулись в средний класс, так же, как и бунтари-студенты конца 60-х гг. XX века).
Ситуация существенно изменилась в последние десятилетия.
4. За последние четверть века в России произошла многовекторная революция.
Я насчитал около двадцати векторов-революций. Они все так или иначе оказали влияние на судьбы тех поколений россиян, которым пришлось социализироваться и «жить в эпоху перемен».
Как мне представляется, несколько из этих революций сыграли особо значимую роль в том, что мы имеем сегодня дело с поколениями, расколотыми как по вертикали (т. е. по отношению друг к другу), так и по горизонтали (т. е. расколотыми внутри поколений):
– плюрализация (ценностная, политическая, экономическая, стилей жизни);
– социально-профессионально-структурная;
– компьютеризация;
– телефонизация (мобильная связь).
Раскол во многом определяется количеством «оцифрованных» в том или ином поколении (условно – мерой их включенности в кибер-пространство), что во многом определяет их картину мира.
Т.е., по признаку включённости в кибер-пространство явно выделяются группы «аналоговых» представителей поколений (обычно живущих в глубинке или в «плохих» районах больших городов) и группы «оцифрованных».
О том, что включённость в кибер-пространство существенно влияет на картину мира человека, свидетельствует огромное количество данных. Ограничусь несколькими фактами.
ИКТ создают феномен изменённого сознания. Один из примеров такого изменённого сознания— погромы в августе 2011 года в Лондоне. Мародёры говорили: «Всё это напоминает большую компьютерную игру».
Практически каждое действие в социальных сетях и в компьютерных играх может быть скорректировано, поэтому человек перестаёт осознавать последствия своих поступков в реальном мире. (Примером может быть стирание границы между восприятием убийства или суицида в on-linen off-line).
«На наших глазах растёт поколение людей, главной мотивацией которых становится мысль: «Получится ли из этого пост на Face-book?» Поездки, походы, окружающий мир – всё становится лишь сырьём для написания поста» (С. Гринфилд). Добавим к этому съёмки травли сверстников, избиений учителей, драк, изнасилований и других преступных действий и пр., пр., пр.
5. Проблема поколений, их соотношения с когортами, межпоколенных и внутрипоколенных отношений, как мне представляется, в социальной педагогике весьма слабо осознана, что приводит к серьёзным трудностям в социальном воспитании (многие их этих трудностей, если и осознаются, то зачастую объясняются не в ракурсе поколенческой проблематики).
Мне представляется, что в русле социальной педагогики необходимо рассматривать поколенческие проблемы с разными целевыми установками, как минимум, с познавательными, понимающими, объяснительными.
Весьма продуктивными могут оказаться ещё два ракурса рассмотрения этой проблематики. Один – определение путей и способов использования в социальном воспитании различных особенностей поколения, когорты, внутри- и межпоколенных отношений, а также учёт и принятие в расчёт этих особенностей.
Второй – поиски путей и способов профилактики, минимизации, компенсации, коррекции, интенсификации некоторых характеристик конкретных поколений, внутри- и межпоколенных отношений.
Помимо того, что вышесказанное трудно реализовать в принципе, следует не забывать, что нынешние воспитатели принадлежат к аналоговым поколениям, а воспитуемые – часть к аналоговым, часть – к оцифрованным. И это делает проблематичными нахождение общего для всех них языка и возможность ведения конструктивного диалога.
