Виктор Дашкевич
Магическая Российская империя. Комплект из 3 книг
Глава 4
В столовой ничего не изменилось. Все тот же стол, тщательно накрахмаленная скатерть, столовые приборы из серебра, помнящие, наверное, самого Петра Первого. Вся семья очень ценила этот старинный сервиз. Все остальное серебро было отдано на переплавку во время войны.
Возле кресла во главе стола приборов сервировано не было. Ну конечно, кто бы решился сесть на бабушкино место в ее отсутствие. И хоть сам Аверин считал, что во главе стола должен сидеть его брат, но и это мнение он решил держать при себе. Для него и для Василя с супругой были подготовлены места по правую сторону стола, напротив окна. А слева находились места для Марины и детей. Высокий стульчик рядом с пустым креслом – очевидно, для Миши. А…
Стоп. Аверин пересчитал приборы и нахмурился. Один был лишний. Его взгляд помрачнел, но он сел на свое место и принялся ждать.
Предчувствие его не обмануло. Отодвинув стулья и усадив детей, Анонимус, обойдя Марину, уселся за стол.
Нет, ошарашен таким поворотом Аверин не был. С самого его приезда ситуация развивалась как по учебнику. Сейчас перед его глазами предстала вторая стадия подчинения семьи фамильяром. Сперва к диву начинают относиться как к обычному слуге-человеку. По-хорошему, по-доброму, часто предоставляя гораздо больше свободы, чем следует. Потом – как к другу или родственнику. Сначала дальнему, не включенному в круг родных. Но чем дальше, тем влиятельнее становится фамильяр. Постепенно его власть растет, и он превращается в главу семьи, принимающего все решения. А позже – казнящего и милующего домочадцев. Легенды о вампирах родились из историй таких подчиненных родов. Набравший огромную силу фамильяр, если был умен, не сжирал свою семью быстро, а годами пил кровь и разводил домочадцев как скот. А члены семьи добровольно приносили себя ему в жертву, почитая это за великую честь и совершенно забыв, что див их защищает только потому, что когда-то давно их предок его подчинил и поставил на службу. В прежние времена даже существовали колдуны, занимающиеся поиском и уничтожением таких фамильяров. Самым известным из них стал Абрахам Ван Хелсинг, оставивший после себя множество ставших классикой трудов. Все юные колдуны обязательно изучали его работы в Академии.
Аверин с громким стуком положил вилку на стол и посмотрел в сторону брата. Но тот сделал вид, что ничего особенного не происходит. Этим Василь тоже отличался: он великолепно умел делать хорошую мину при плохой игре и начисто игнорировал неприятные и неудобные ему вопросы или события. Зато Мария повернулась и смерила Аверина оценивающим взглядом. Скорее всего, она поняла, что неприятный родственник собирается что-то выкинуть, и не ждала ничего хорошего.
Аверин усмехнулся. Он ценил фамильяра и помнил, что див служил его роду чуть ли не с его основания. Несколько раз в смутные времена семья выживала только благодаря Анонимусу. Но сейчас не до сантиментов. Семье грозит опасность. И с ней необходимо решительно разобраться. В конце концов, его собственный наглый див понял, где следует принимать пищу. Хм.
Внезапно Аверин осознал, что, огорошенный быстро сменяющейся чередой событий, он совершенно забыл о Кузе. Где, интересно, шляется кот и, главное, чем он занят?..
Мария продолжала выжидающе смотреть. Что же, она ждет реакции, она ее получит.
– Я прошу прощения, – он огляделся по сторонам, – меня давно тут не было, и я не знаю новых правил. Мы теперь сами ходим на кухню с тарелками? Или, может быть, мы едим ложками из общего котла? Но я не вижу его на столе. Мне сходить за котлом?
– Гера, – укоризненно посмотрел на него Василь, – не будь таким нетерпеливым. Сейчас мы закончим с молитвой, и всё подадут.
Он опять сделал вид, что не понял намеков брата, сложил руки перед собой и начал произносить слова молитвы. Все остальные домочадцы последовали его примеру.
Аверин тоже сложил руки и повернул голову к пустому месту во главе стола. Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем в это кресло усядется Анонимус? Кто посадит его туда? Миша, выросший при таких порядках и привыкший именовать фамильяра дядюшкой? Или еще сам Василь?
Молитва закончилась, и появились две молодые горничные.
Неужели их заставят обслуживать Анонимуса?
Аверин принялся наблюдать.
Когда девушка поднесла ему супницу, он поблагодарил ее кивком головы и стал ждать, что она будет делать, когда дойдет до дива. И он не ошибся. Диву она тоже протянула супницу, но с таким выражением лица, как будто давит таракана.
Интересно. Ей кажется странным прислуживать за хозяйским столом дворецкому или прислуга в этом доме знает, что дворецкий – фамильяр? Обычно подобную тайну знали только старые, проверенные слуги. Слишком много суеверий было связанно с фамильярами. Что и не удивительно – Анонимус в давние времена вовсе не брезговал закусить такими вот горничными.
Хотя… какие-то плюсы в поедании горничных были. Когда твой див жрет слуг, сложнее забыть о его природе.
Аверин с невозмутимым видом приступил к еде. Прежде чем предпринимать какие-либо действия, надо понять, насколько далеко все зашло.
Ужин проходил в странной напряженной тишине. Не смеялись и не разговаривали даже дети. И было не совсем понятно, вызвано это напряжение волнением за бабушку или причиной был сам Аверин.
Когда подали горячее, дверь в столовую внезапно открылась. На пороге появилась старая экономка Аксинья, едва ли не ровесница бабушки. Аверин всегда помнил ее бодрой старушкой. Аксинья довольно шустро посеменила к столу и наклонилась к Анонимусу, что-то зашептав ему на ухо. После чего юрко удалилась.
Див встал. Глубоко поклонился и обратился к хозяину дома:
– Ее сиятельству вдовствующей графине стало намного лучше, и она желает ужинать.
Лицо Василя просветлело, и на нем отразилось облегчение. Дети тут же загомонили. Похоже, все-таки все переживали за бабушку.
– Анонимус, как она? Она в состоянии сесть за общий стол?
Если бы бабушка вернулась на свое место, див бы моментально вылетел не только из-за стола, но и из семейного круга. Но…
– Увы, пока, к моему огромному сожалению, нет. С позволения вашего сиятельства, я немедленно соберу и отнесу ей ужин.
– Конечно, займись этим. Но помни, никакой водки!
– Конечно, ваше сиятельство, как вы могли подумать, что я забуду! – Анонимус снова поклонился, вышел из-за стола и направился на кухню.
Аверин проводил его взглядом. Сейчас фамильяр вел себя абсолютно нормально. Что же тут происходит?
Не прошло и пары минут, как Анонимус снова появился на пороге столовой. В его руках был поднос, накрытый крышкой. С невозмутимым выражением лица он направился через зал к противоположному выходу.
Аверин отложил вилку.
– А ну-ка постой, Анонимус, покажи, что ты несешь.
Див остановился. Обернулся, поколебался немного, но потом с явной неохотой поднял крышку. Что же, прямые приказы он пока выполняет.
На подносе стояли тарелка с супом, еще одна с вареной картошкой и, ну естественно, блюдце с огурцами.
– Анонимус, – спокойным тоном сказал Аверин, – огурцы оставь здесь.
Но див демонстративно вернул крышку на место и отвернулся, чтобы продолжить свой путь.
– Ее сиятельство вдовствующая графиня велела их принести, – холодно пояснил он.
– А я велю тебе их оставить здесь, – не изменяя тона, ответил Аверин. – И тебе не кажется, что невежливо разговаривать, стоя спиной к собеседнику?
Вместо ответа див сделал шаг к выходу из столовой.
– Остановись, Анонимус. – Аверин постарался сказать это по-прежнему спокойно. – Это приказ хозяина.
– Вы мне не хозяин, – не оборачиваясь, бросил див.
Не успело отзвучать последнее слово, как Аверин уже был на ногах. Он вскинул правую руку, крутанул кистью, и гибкий искрящийся язык Плети выплеснулся из его развернутой ладони. Он сжал ее, раздались гудение, легкий свист, и пиджак на спине Анонимуса с треском лопнул. Вместе с кожей. В открывшейся ране показались кровоточащие края плоти. Кто-то вскрикнул за его спиной – кто-то из женщин. Аверин знал, что еще немного, и он рассек бы и ребра, поэтому, снизив мощь Плети, следующим ударом подсек дива под коленями и, захлестнув его щиколотки, резко дернул на себя.
Анонимус упал, потеряв равновесие, поднос со звоном выпал у него из рук, тарелки раскатились в стороны.
– Дядюшка Анонимус! – закричал Миша.
– Гера! – перекрыл его голос возмущенный вопль Василя.
Аверин убрал Плеть, молча, игнорируя крики, обошел фамильяра и остановился в полушаге от его лица. Тот стоял на четвереньках, опираясь на левую руку, – его подколенные связки еще не успели восстановиться, и по-другому в таком положении ему было не удержаться. Див поднял голову и посмотрел Аверину прямо в глаза.
И в его взгляде не было ни вызова, ни агрессии. Только какая-то почти детская обида.
– Никогда, ты слышишь, никогда не смей так разговаривать ни с кем из членов этой семьи. Ни со мной, ни с Мишей, ни с девочками. Ясно? Иначе я лично вышвырну тебя в Пустошь.
– Да, ваше сиятельство, – див наклонил голову, – прошу простить мою дерзость.
– Гера! – снова раздался возмущенный голос брата. – Что ты творишь? При детях!
– Я? – переспросил Аверин. – А знаешь, очень хорошо, что дети здесь. Пусть посмотрят.
Он отошел на несколько шагов и скомандовал:
– Анонимус, высвободи свой демонический облик.
И сам едва сумел устоять на ногах, когда его окатило настоящее цунами силы. Все мышцы свело судорогой, он стиснул зубы, чтобы подавить крик. Он знал, что через несколько секунд это состояние пройдет, но эти секунды были невыносимы. У Анонимуса был шестой уровень, и, по-хорошему, при его трансформации стоило бы отойти намного дальше. Лопнули и обвалились оконные стекла и лампы в люстре, с треском разрушился оказавшийся рядом старинный комод, а на месте дворецкого раскинул свои кольца гигантский фиолетовый удав.
Вскрикнув, рухнула в обморок горничная, как раз в это время заходившая в столовую с подносом. Еще один набор тарелок со звоном раскатился по полу.
Громко заревел Миша. Испуганно закричала Вера, Любава застыла, закрыв рот ладонями.
Аверин шагнул к столу:
– Надо же. Я не ошибся. Никто из вас никогда не видел этого? – он указал на удава. – А было бы полезно. Видите, дети? Вот так на самом деле выглядит ваш «дядюшка». Он не человек и никогда им не станет. А если вы забудете об этом, то однажды он вас сожрет.
Всхлипывания Миши превратились в визг. А вот с лица Веры страх исчез. И она смотрела на фамильяра, скорее, с любопытством, чем с ужасом или отвращением. С демонстрацией надо было заканчивать. Мише было плохо. Да что там, если сам Аверин едва сдерживал дрожь…
– Анони… – начал он.
Но его прервал хриплый низкий голос брата:
– Гера, замолчи.
Аверин повернулся к нему. Василь вышел из-за стола. Губы и щеки его побелели, руки были сжаты в кулаки. Аверин никогда не видел брата в такой ярости.
– Не смей наводить в моем доме свои колдовские порядки! – рявкнул он и повернулся к фамильяру: – Анонимус! Приведи себя в приличный вид и отнеси, наконец, бабушке чертов ужин! Без огурцов!
Миг, и на месте раскачивающегося удава снова материализовался дворецкий. Он поспешно вскочил на ноги и принялся собирать с пола посуду. В дыре на пиджаке виднелась гладкая кожа.
Миша перестал плакать, как по волшебству. И в гостиной на несколько минут повисла тишина, нарушаемая только звоном тарелок.
Внезапно тишину прорезал женский крик.
Присутствующие, до этого завороженно наблюдавшие за Анонимусом, резко обернулись. Кричала Мария. Ее взгляд был направлен на Верочку, на голове которой сидел огромный полосатый шершень. Видимо, залетел в разбившееся окно.
Девочка непонимающе хлопала глазами, удивленная таким внезапным вниманием.
Где-то сбоку Аверин услышал гудение и треск. Скосив глаза, он увидел Анонимуса, в руке которого мерцала и искрилась шаровая молния. Но что с ней делать, див не знал. Оружие, способное уничтожить средних размеров танк, в данном случае было абсолютно бесполезно.
Аверин выпустил тонкую нить Пут. Прицелился. У него гораздо меньше шансов навредить девочке, чем у Анонимуса, но все равно, если он промахнется, шершень ужалит Веру. А укус этой твари в голову – крайне опасная вещь, особенно для ребенка.
– Верочка, доченька, не шевелись, – раздался сдавленный голос Василя.
Девочка продолжала хлопать глазами, на ее лице появился испуг.
И тут из окна выстрелила серая молния. Миг, хруст, и только крылья шершня спланировали на стол. А на коленях у Веры облизывался совершенно довольный Кузя.
– Ки-и-са! – воскликнула Вера и подхватила Кузю под мышки. – Мама, это же просто котик, ты чего так кричишь?
Она так и не поняла, что произошло.
– Котик?.. – Василь медленно начал приближаться к дочери. – Вера, отпусти его… отойди.
– Папа…
Аверин одобрительно хмыкнул. Все же Василь еще не погрузился в мир добрых фей и понимал, что обычный кот на такие фокусы не способен. Да и Анонимус свое оружие убирать не торопился. Див прекрасно видел то, что недоступно обычному человеческому глазу.
– Это мой котик, Верочка. – Аверин убрал Путы и показал Василю жестом, что все в порядке.
Молния исчезла из рук Анонимуса, и он вернулся к тарелкам как ни в чем не бывало.
– Ваш? Гермес Аркадьевич, а как его зовут? Такой хорошенький! Миша, смотри, какой милый котик! – Вера протянула Кузю брату.
Миша шмыгнул носом, вытер рукавом мокрое лицо и заулыбался. Кузя послушно висел, как игрушечный, и совершенно спокойно дал мальчику себя схватить.
Аверин подошел к детям и присел рядом на корточки.
– Котика зовут Кузя. На тебе, Верочка, сидел шершень, а Кузя поймал его и съел. Поэтому твоя мама кричала: она боялась, что шершень тебя укусит. Теперь бояться нечего.
– Так, выходит, Кузечка меня спас? – Девочка наклонилась к коту, которого все еще прижимал к себе Миша, и чмокнула в нос. – Спасибо тебе, котик! А можно с ним поиграть?
– Конечно, сколько хотите. Я для этого его сюда и привез.
Кузя повернул голову и внимательно посмотрел хозяину в глаза. Его зрачки превратились в две щелочки. Аверин улыбнулся самой добродушной своей улыбкой и добавил:
– Он очень любит играть с детьми. Правда, Кузя?
– Ура! – воскликнула Верочка.
– А что он кушает? – деловито осведомился Миша.
И Кузя на его руках довольно замурчал.
– Все, – вздохнул Аверин, – даже людей.
Дети звонко рассмеялись, а Василь смерил брата таким взглядом, что Аверин поспешил добавить:
– Но на самом деле он любит «краковскую» колбасу.
– Дядю… – Вера смутилась, не зная, как теперь обращаться к дворецкому, – …шка Анонимус, принеси нам колбаски для котика!
– Сию минуту, только распоряжусь насчет ужина для графини. – Анонимус погрузил посуду на поднос и зашагал на кухню. Возле лестницы он на миг склонился над лежащей горничной, потом поднялся и пошел дальше.
Тут и Аверин вспомнил про девушку. Она до сих пор пребывала в обмороке.
– Она хоть жива? – поинтересовался он у брата.
– Конечно, иначе Анонимус сказал бы нам.
– А ты не хочешь ей помочь?
– Пусть полежит, – с неожиданной злостью ответил Василь, – будет ей уроком.
Судя по всему, дети очень быстро забыли о происшествии в столовой. Кузя полностью занял их внимание. Аверин наблюдал, как они носятся по парку, играя с Кузей в прятки, и радостно верещат, все трое, даже Любава, которой уже было пора заводить собственных детей, и недоумевал, почему Василь до сих пор не подарил детям если не пару собак, то хотя бы кошку. Да, бабушка не любила животных, но сколько лет она уже не жила с семьей.
Но касается ли это Аверина? Здесь уже давно не его дом.
Да и был ли его?
В двенадцать лет он поступил в Академию. С тех пор бывал в поместье только на каникулах и на больших праздниках типа Рождества или Пасхи. И, чего греха таить, всегда чувствовал себя здесь неуютно. Слишком много правил. Слишком много внимания подающему надежды колдуну. Бабушка старалась контролировать все. Постоянно расспрашивала о самых мельчайших подробностях его учебы, тщательно изучала табель с оценками, хотя в нем почти по всем предметам стояло «отлично». Но никогда не хвалила. А ему и не надо было. Гере настолько нравилось учиться, что он дни считал до того момента, когда начнется семестр и он снова сможет вернуться в Академию. Заняться в поместье было решительно нечем. Отцовскую библиотеку он перечитал чуть ли не трижды. Кто знает, может, останься он тут, попал бы под влияние бабушки так же, как и брат.
Между тем Кузя выскочил из кустов, в которых скрывался уже пару минут, и напрыгнул на Мишу. Тот радостно взвизгнул и опять принялся тискать кота. Потом выпустил, и кот, задрав хвост, помчался к фонтану. Миша и Вера кинулись за ним.
Кузя будто и сам получал от возни искреннее удовольствие. Аверин откинулся в плетеном кресле и внезапно нахмурился – по дорожке к нему шла Мария.
Зайдя в беседку, она некоторое время наблюдала за детьми, а потом сказала негромко:
– Будет лучше, Гермес Аркадьевич, если вы уедете.
– М-м? – Аверин вскинул брови. – Уеду? Прямо сейчас?
Она кивнула:
– Мой супруг очень зол на вас. Не думаю, что он захочет вас видеть в ближайшее время. Ваша выходка во время ужина была отвратительной.
– Вы так считаете? – Аверин усмехнулся. – По сравнению с тем, что вы посадили Анонимуса за семейный стол, мало что может выглядеть отвратительным. Зачем это было сделано? Очень сомневаюсь, что для того, чтобы меня разозлить. Такое ведь происходит не первый раз?
Она смерила его взглядом:
– А вы знаете, Анонимус ночами сидел у кроватки, когда Миша болел. Кормил его с ложечки. Когда Вера сломала ногу, он, почувствовав это, бросился в парк из гардеробной, где готовил нам одежду к выходу, и успел подхватить ее до того, как она упала на землю. Он давно уже нам всем как близкий родственник. В отличие от вас. Вы приносите в этот дом только беды. Ваш визит всегда заканчивается каким-нибудь скандалом. Так что, поверьте, всем будет лучше, если вы уедете прямо сейчас.
– И отниму у детей кота?
Неприязнь с Марией у них была обоюдной. Эта женщина никогда не упускала возможности продемонстрировать свое отношение, но, надо отдать ей должное, брата против не настраивала.
– Не подумайте, я благодарна вашему… животному за то, что он защитил Веру. Но, может быть, на этой хорошей ноте и стоит распрощаться?
– Давайте так, – Аверин встал. – Я сейчас пойду и поговорю с Василем. И если он мне скажет уезжать, немедленно исчезну из вашей жизни, навсегда.
Ее лицо исказила гримаса то ли гнева, то ли страдания.
– Перестаньте его мучить! Вы что, не видите, как ваш брат пытается заслужить хотя бы хорошее ваше отношение, я уже не говорю о любви! Прежде чем утвердить выпуск каждой новой модели автомобиля, он долго изучает чертежи и фото и обсуждает со мной, понравится ли эта машина вам! А вы… вы хоть раз приняли его подарок? Он пять, пять раз дарил вам новейшие модели своего завода! А вы продолжаете упорно ездить на убогом «РуссоБалте»! Последнюю модель он даже назвал вашим именем. Но, я уверена, вы уже успели наговорить ему гадостей по этому поводу. Зачем вы вообще приехали? Вы же вдовствующую графиню на дух не переносите.
– Вот что, – Аверин еле сдержался, чтобы не сказать какую-нибудь резкость, – вы не вмешивались прежде в мои отношения с семьей. И я был бы очень признателен, если бы вы и впредь придерживались того же правила. – Он наклонил голову в знак того, что разговор окончен, и направился в курительную комнату. Он точно знал: брат сейчас там. Наверняка сидит и пьет в одиночестве коньяк.
В курительной комнате, несмотря на открытые настежь окна, дым сизыми клубами висел под потолком.
Аверин зашел, притворил за собой дверь и сел в кресло напротив массивного дубового стола.
Василь скользнул по вошедшему взглядом, сделал глубокую затяжку и выпустил в воздух очередную струю дыма. Потом налил себе коньяк в инкрустированный серебром снифтер, покачал его в ладони и указал глазами:
– Будешь?
Аверин встал, достал с полки еще один такой же бокал и протянул брату. Тот молча налил, и Аверин вернулся в свое кресло. Они посидели в тишине еще немного. Первым молчание нарушил Василь:
– Я так понимаю, извинений не будет. – Он снова покачал коньяк в бокале, затем поднес его к носу, вдохнул, а после затянулся папиросой.
Аверин встретился с ним взглядом:
– Мне не за что извиняться. Анонимус не просто так вел себя вызывающе, разве ты не понимаешь? В этой семье у меня больше всего силы. И он бросил мне вызов, хотел проверить, не уступлю ли я. Нельзя было спустить это ему с рук, особенно после того… – Он замолчал.
– Ну-ну, говори. Особенно после чего?
– После того как ты усадил его с нами ужинать. Если уж говорить об извинениях, ты отлично знал, как я отношусь к подобному.
– А что, ты тоже веришь, что это вызывает бесплодие? А еще импотенцию и чирьи? – с удивлением спросил брат, и Аверин не понял, было оно искренним или поддельным.
Подумав, что лицезрение Анонимуса за столом и правда может вызвать несварение желудка, он хмыкнул.
– А ты зря смеешься, Гера. Глупые суеверия и тебя касаются. Вот ты знал, что если колдун коснется готовящейся еды, то в ней немедленно заведутся опарыши? Какой разумный человек в такое поверит? От тебя я этого точно не ожидал. Ты же учился столько лет. У тебя какая категория?
– Высшая.
– Вот. А ты упорно держишься за всю эту средневековую чушь и предрассудки.
– Суеверий и предрассудков действительно предостаточно. Про чирьи, так точно. Но это не отменяет реальную опасность.
– Ладно, погоди. Ты хоть знаешь, почему я посадил Анонимуса с нами за стол? – Василь снова понюхал коньяк. Он никогда не пил сразу. Сначала долго исполнял этот ритуал. Аверин тоже не торопился.
– Знаю, Василь. Потому что он уже давно член семьи, в отличие от меня. Послушай, – увидев, что Василь хочет что-то сказать, он поднял руку, – я не буду извиняться, я сделал то, что должен был, но ты прав, я не имею права наводить свои порядки в твоем доме. Ты взрослый человек и глава семьи. Поэтому, если ты скажешь, я немедленно уеду.
– Так, – Василь хлопнул по столу, – давай сначала выпьем.
Они с легким звоном соприкоснулись бокалами и сделали по глотку.
– Ну вот. Сегодня ты уже точно не уедешь, – брат рассмеялся, хотя и немного натянуто. – Ты не представляешь, Гера, насколько легче была бы жизнь, если бы ты умел слушать кого-то, кроме себя.
Аверин улыбнулся. Коньяк был хорош, поэтому он сделал еще глоток и поднял бокал:
– У окружающих – может быть. Но точно не у меня. Василь, – он слегка подался вперед, – ты верно заметил, у меня высшая категория. Может быть, тебе стоит прислушаться? Ты подпустил Анонимуса к себе и своим детям непозволительно близко. При этом ни ты, ни они совершенно не понимаете его природы. Я могу тебе рассказать тысячу историй, где такое отношение закончилось трагически.
– Гера, – внезапно совершенно серьезно проговорил Василь, – ты его совсем не знаешь.
– Это ты его не знаешь! – Аверин поставил бокал на стол. – Ты понимаешь, что напоминаешь человека, который завел дома льва и возится с ним, как с обычным домашним котом. Да, до какого-то времени лев будет послушен. Но только пока его инстинкты не возьмут верх. Это не домашний кот, это дикий зверь.
– Хм. Однако ты завел себе домашнего кота, я смотрю, – Василь сделал еще глоток и закурил новую папиросу, предыдущая истлела в пепельнице, – и что-то я сильно сомневаюсь в его безобидности. Уж не тот ли это зверь, что давеча пугал весь Петербург? В сегодняшней газете как раз написали, что известный сыщик и колдун Гермес Аверин поймал опасного демона и спас город. Не этот ли демон сейчас скачет по моему двору, задрав хвост?
Да… ума Василю всегда было не занимать. Аверин поднял бокал, покачал в руке и осушил до дна.
– Я держу его в узде, Василь. И, поверь, не позволяю лишнего. Потому что я отлично осознаю, что это за существо. Наши дивы все про нас знают, понимаешь? Они не читают наши мысли, но чувствуют все наши эмоции. Наши страхи, наши радости и беды, наша боль – им все известно. Все наши слабости. Мы для них – открытая книга. И это было бы полбеды, если бы они не были сильнее нас. Настолько сильнее, насколько мы сильнее той самой домашней кошки. Ты видел сегодня мое оружие. Поверь, оно очень мощное. Но если бы Анонимус не был связан заклятием нашим предком, которого он, кстати, сожрал, если ты вдруг забыл… так вот, если бы он не был связан этим заклятием, он бы мокрого места от меня не оставил.
– Сдается мне, что ты немного прибедняешься, – улыбнулся Василь и снова разлил коньяк в бокалы, – я все-таки не полный невежда в этом вопросе, в библиотеке полно отцовских книг. Ты слишком преувеличиваешь опасность. Профдеформация, кажется, так это называется? Когда-то предки домашних собак были волками. Но сейчас собаки верны, послушны и дружелюбны.
Он поднял бокал:
– Ну, за дружелюбие?
Они снова чокнулись и выпили. Аверин вздохнул:
– Василь… в действительности это называется «профессионализм». Ты привел плохой пример с собаками. Тебе любой кинолог скажет, что даже болонку надо обучать и воспитывать. А дивы… с ними еще хуже. Они ощущают наши эмоции, но своих чувств у них нет. Они не способны любить, привязываться, сострадать. Див не может быть другом и любимым. Все, что он хочет, глядя на тебя, – это жрать. И если бы мы не удерживали их мощными заклятиями, они бы давно сожрали всех нас. Так что ты можешь сколь угодно тепло относиться к Анонимусу, это похвально, очень. Поверь, я презираю и осуждаю тех, кто издевается над своими дивами, насилует их, играет в барина или заставляет совершать всякие мерзости. Но див четко должен помнить, кто в вашей связке главный. Кто хозяин. Это не исключает доброго отношения, но это важно.
– А ты уверен, что у них нет чувств? – тихо спросил Василь.
Скрипнула дверь. Появилась Марина. На этот раз платье на ней было темно-синее, а волосы убраны в замысловатую прическу. Она несла поднос с чайником и чашками. Аромат, доносившийся от них, был весьма приятным.
– О, отлично, вот и наш чай. Марина заваривает отличный чай, я не знаю, что бы я без нее делал. Пришлось бы пить этот, как его?..
– Пуэр? – подсказал Аверин.
– О, точно! Ты тоже его пил, да? Фу-у… А еще есть такой… как же там… «Се-но»! Ну натурально сено! А сколько пафосу: «Китай», «Япония».
– Нам, жителям северных болот, не понять тонкой восточной души, – рассмеялся Аверин. Марина смущенно улыбнулась и поставила чашки и чайник на стол.
– Иди, Мариночка, мы сами, – махнул рукой Василь, – тут ужасно накурено.
Марина еще раз улыбнулась и послушно скрылась за дверью.
Аверин в который раз убедился, что правильно не женился на ней. Слишком уж она тихая и покладистая. Да и вообще, жить с человеком, к которому ты не испытываешь не то что любви, даже симпатии, не полезно для обоих. Пусть Марине будет хорошо здесь, в доме брата.
Аверин попробовал чай, и он оказался выше всяких похвал. Черный, терпкий, с нотками каких-то трав и легким ореховым привкусом. Да, то, что надо сейчас. Он налил себе еще, насладился ароматом и снова выпил. А Василь тем временем разлил коньяк.
Аверин указал на закрывшуюся дверь:
– Почему ты ее замуж не выдашь? Неужто она до сих пор по мне сохнет? Вот не поверю. Вы же выходите в свет, разве никто не ухаживал? Она так… ничего.
– Да она красавица, как моя Маша. Не ухаживал, ха! Ты бы видел, как за ней ухлестывал майор Волобуев!
– Волобуев? Тот самый? Который на спор перевернул твою «Ласточку»? За Мариной? – Аверин, успевший снова пригубить чай, чуть не поперхнулся.
– Да-да, именно он. Ты представляешь? Однажды в театре так раздухарился, что бедная девочка пряталась от него в уборной и за портьерой.
– Зря пряталась, вышла бы отличная пара.
Оба рассмеялись.
Но Василь тут же снова стал серьезен.
– Гера, я все же хочу, чтобы ты понял. Сегодня ты не Анонимусу «его место» указал, ты унизил меня при моих детях. Поставив под сомнение мое решение и мои приказы. Я уже помолчу о том, что ты напугал Мишу. Он теперь будет бояться собственного фамильяра.
Аверин глотнул еще коньяка и внимательно посмотрел на брата:
– А вот за это извини. Серьезно. Я не подумал.
Он снова налил себе чаю. Тот был просто потрясающе вкусным. В голове немного шумело от выпитого коньяка.
– О-о! – Василь в свою очередь плеснул коньяка и поднял бокал: – Выпьем за крайне редкое явление: Гермес Аверин извиняется! И не через три года!
Аверин только пожал плечами, выпил полбокала и понял, что ему хватит.
– Но! – Он поднял палец. – Насчет Миши я не согласен. Он должен бояться. Иначе он даже до первого экзамена не доживет. Вот объясни мне, почему ты не показывал детям демонический облик их фамильяра? А личины? Они их-то видели?
– Слушай, ты видел этот облик. Я сам в первый раз жутко перепугался. И можно подумать, ты – нет. Да, насчет Миши согласен, затянул. Я собирался показать через полгода-год. А девочкам это зачем? Они знают, что он див. Они видели его «в действии» и отлично понимают, насколько его способности отличаются от человеческих. Я не понимаю, для чего вообще кого-то пугать? В конце концов, не вина Анонимуса, что он не выглядит в звериной форме таким милым, как твой кот.
– Нет, я не испугался. Меня тогда вырвало не от страха. А потому, что я ощутил его силу. Мне тогда еще и четырех не было. Но да, с Мишей я погорячился. Надо было отправить Анонимуса во двор.
Василь провел ладонью по лицу.
– Ничего ты не понял, Гера. Ты так ничего и не понял.
Аверин протянул руку, чтобы налить еще чая, но понял, что промахнулся мимо чайника.
– Вот черт… – тихо выругался он. Для колдуна настолько потерять координацию было недопустимым.
– Помочь? – участливо спросил Василь.
– А? – Аверин поднял голову. В глазах двоилось. – Да… я сейчас еще чаю выпью и пойду, наверное. Очень у тебя забористый коньяк.
Василь рассмеялся и налил ему чай. Осушив несколькими глотками чашку, Аверин поднялся на ноги. Его шатало.
Василь тоже встал и потянулся:
– И то верно, пора спать. Тяжелый был день.
Они вышли из курительной комнаты.
В коридоре в голове немного прояснилось. Аверин огляделся по сторонам и, протянув руку, коснулся барельефа на стене, изображавшего то ли цветы, то ли шишки.
Все-таки это его дом. И в этом доме не так уж и плохо.
Послышался шум и детский смех. В коридор вбежали дети. Вера тащила Кузю, перекинув его через плечо. Увидев дядю, она взяла кота под мышки и протянула:
– Гермес Аркадьевич, вот ваш кот!
– Спасибо, – Аверин улыбнулся и взял Кузю на руки. И понял, что чувствует себя как-то странно. Он пожелал всем спокойной ночи и направился в свою спальню. Да, Василь прав. День действительно выдался не самый легкий. А у Аверина такой нелегкой была вся прошедшая неделя.
