Командование операцией взял на себя Захарий. Он бодро вышагивал по темной безлюдной улице впереди всех. Прохожих не попадалось совсем: начало буднего дня пятницы не способствовало ночным прогулкам, кроме того, было прохладно.
– Люблю ночи, – поглядывая себе за спину на попутчиков, говорил Захарий. – Время, что не говорите, покойное, не то что днем: толчея, шум. Бывало, тащишь на плече скончавшегося, об него народ торопливый стукается, того и гляди тебя вместе с покойником уронят. А один мужичонка, чересчур уж торопливый выискался, налетел на меня прямо из-за поворота.
Они свернули в подворотню и дальше пошли проходными дворами. В их тьме карлик ориентировался не хуже, чем при солнечном свете.
– Налетел он на меня, – продолжал Захарий, – да как разорется, дурак недобитый. Ну я, ясное дело, рассвирепел и набил мужика покойником. А ему все мало – пуще прежнего на меня накинулся. Ну, вижу, дела плохи, совсем нервный человек, ничем не усмирить. Такой, думаю, долго не проживет, и пошел от него. Точно, через месяц и его в морг тащил… Много историй с мертвяками знаю. Никто столько не знает, – с удовольствием похвалился Захарий. – О, смотрите-ка!
Он указал пальцем куда-то вверх.
По карнизу на уровне третьего этажа шел бесстрашный человек.
– Куда это он намылился? – спросил карлик.
– Это Марфа Семеновна, – признав спящую старуху, сказал Николай. – Она каждую ночь по карнизу с ломом лунатит.
Постояв, глядя на старуху, двинулись дальше. Они углублялись в нескончаемую сеть проходных дворов и проходных парадных, вероятно, тех самых, которыми уже шел Николай, ведомый негритенком Джоржем. Из народа, помимо старухи, им попался только спавший на скамейке пьяница и растерянный невысокого роста человек. Растерянный человек подошел к ним и что-то спросил или сказал, но никто ничего не понял. Потому что был это, черт знает как забредший сюда японец. А потому как никто японской грамотой не владел, отчаявшийся иностранец состроил такое лицо, что, казалось, готов сделать себе харакири, издал вопль тоски и печали и побрел своей дорогой, с ужасом озирая окна жилых домов.
– Ищет, наверное, кого-нибудь, бедолага, – пожалел японца Владимир Иванович. – Далеко еще?
Но Захарий не ответил. Низко, над самыми крышами, пролетел вертолет, потом сделал круг и еще раз пролетел.
– Осторожно, ноги здесь переломать к чертовой матери можете, – предупредил Захарий, юркнув в заборную дыру.
Николай и Владимир Иванович последовали за ним. Здесь при свете фонаря по битому кирпичу они без членовредительства пробрались в следующий двор. Когда они пролезали в пролом, Николай пребольно ударился головой о бетонный выступ.
– Этот выступ мне знаком, – услышав стон Николая, бросил через плечо Захарий. – Бывало, тащишь усопшего – обязательно ударишься. Теперь-то не бьюсь уже: под свой рост раздолбал. Зато первый год лоб болел…
Они очутились еще в одном дворе. В его центре, как сказочное чудовище, возвышался темный силуэт дерева.
– Сюда, – сказал Захарий, останавливаясь возле щели между железными гаражами.
– Да как же в щель-то… – забормотал Владимир Иванович. – Ведь узкая, ведь не проберусь я…
– Вытащим, не дрейфь, – успокоил его карлик. – Ну я пошел.
Его маленькое тельце исчезло во мраке щели. Николай последовал за ним. Это оказалась очень узкая щель, вероятно, та, в которую Николай выбирался после подглядывания в оконце. И он жалел, что не снял куртку.
Делая небольшие приставные шажки, шурша одеждой о железные бока гаражей, в кромешной затхлой тьме он продвигался вперед. Сзади слышалось тяжелое сопение и постанывание. Там протискивал свое тело Владимир Иванович. Хотелось почему-то скорее преодолеть этот проклятый путь, и Николай из одежды лез вон, чтобы идти быстрее, но у него не получалось.
– Что такое? – пробормотал он, вдруг наткнувшись в темноте на препятствие. Николай протянул руку и нащупал голову, скорее всего, голова эта принадлежала карлику. Николай отдернул руку и замер. Гаражи спирали дыхание. Сзади прерывисто и тяжело сопел Владимир Иванович.
– Захарий, это вы? – наконец, набравшись смелости, спросил Николай.
– Да, погоди ты… Вот падла! – донеслось до него из тесной и душной тьмы, что-то зашуршало.
– Что случилось?
– Да что-что! Падла какая-то вход заткнула. Сейчас, может, выпихну… Вот падла! Держись крепко.
В бок Николаю что-то уперлось, дышать стало совсем невозможно.
– Сейчас, сейчас, – бормотал Захарий, пыхтя от натуги.
– Господи! Скоро этот коридор жуткий кончится?! – донесся стон Владимира Ивановича.
– Тут что-то проходу мешает, – сообщил ему Николай.
– Господи! Мука-то какая!
От напора, производимого Захарием, Николай отступил на приставной шаг.
– Нет! Не выпихнуть. Вот падла! Хорошо заткнули. Это, наверное, чтобы ребятишки не лазали. Вот падла!
– Что?! Что там?! – послышался плачущий голос со стороны Владимира Иванович.
– Чего же теперь делать? – во тьму с ужасом задал вопрос Николай. То, что нужно выбираться обратно, пугало его до спазм в горле. Ему безумно хотелось на волю. Вон из этой тесноты и затхлости. Но идти назад!..
– Назад придется идти, – сказал Захарий. – И фонарик что-то не зажигается, – он пощелкал выключателем на фонаре. – Назад идти придется… – повторил он с досадой, и слышно было, как он выплюнул.
Николаю пришлось вжаться затылком в стену гаража, чтобы повернуть голову в другую сторону. Все равно он больно протер носом стену, но зато теперь впереди он увидел свет. Конечно, свет этот был тьмою ночи, просто менее густой, но из этого мрака он чудился светом.
– Обратно вылезайте, Владимир Иванович, – сказал Николай. – Проход там заткнут.
– Господи! Обратно… – почти плакал Владимир Иванович. – Обратно-то… никак. Силы я потерял все…
Сделав несколько шажков, Николай добрался до занявшего проход Владимира Ивановича.
– Не могу я, не выбраться мне отсюда никуда, – вдруг совершенно бесстрастным гробовым голосом проговорил Владимир Иванович.
– Что?! Как не выбраться?! Да вы что говорите?!
Николая охватила паника.
– Что за задержка? – послышался хриплый голос добравшегося до Николая карлика. – Что там еще случилось?
– Да вот, – ответил Николай, обливаясь потом ужаса, не поворачивая головы. – Владимир Иванович застрял.
– Что, здорово застрял?!
Владимир Иванович не отвечал.
– Эй, ты живой?! – снова крикнул карлик.
– Может быть, ему плохо? – предположил Николай. – Эй! Владимир Иванович!
Он поближе притиснулся к его боку и, нащупав руку, ущипнул.
– Я всегда чувствовал, что конец мой будет ужасен, – донесся до Николая замогильный голос. – Всегда.
"Господи! Это мне кажется или нет? Это во мне кто-то говорит, – пронеслось в голове Николая. – Неужели это конец?.."
– Чушь свинячья! Я тебе дам "конец"! – вдруг раздалось с другой стороны Николая. – Вылезай! Я тебе дам "конец"! Я до ста лет жить буду и между гаражами подыхать не собираюсь!
– Я чувствовал, что конец мой близок, – опять донесся загробный голос. – Вчера на лестнице кто-то звал меня по имени… Это был голос моего покойного дяди… Я узнал его.
И тут пробуждающий хоть какую-то слабую надежду в этом душном кромешном мраке, голос:
– Ерунда! Вылезай сейчас же!!
"Что же это такое? Мерещится это мне или нет?!
Стекая по лицу, пот попадал в глаза, но Николай не чувствовал боли, он был близок к обмороку.
– Давай поднапрем! Вытолкнем его вместе! – пихнул его в бок Захарий.
Этот толчок вернул Николаю возможность соображать. Он изо всей силы ущипнул Владимира Ивановича за руку.
Владимир Иванович вскрикнул от боли и, кажется, придя в себя от легкого помутнения рассудка, заерзал и застонал, пытаясь выбраться. По мере сил Николай помогал ему одним боком, с другого на него давил Захарий. Казавшееся безнадежным положение придавало Николаю силы, он кряхтел, стонал. Было страшно остаться тут спрессованным гаражами и людьми. Было страшно до ужаса, до душевной паники. Вот она – смерть – иногда казалось Николаю. Все! В отчаянии он напрягал грудь, силясь сдвинуть, хоть на немного сдвинуть гаражи, чтобы дать груди пространство вздохнуть. Он не хотел, не мог оставаться здесь больше! Николай изо всех уже сил, не задумываясь над тем, что причиняет ему боль, пихал плечом, руками заткнувшего проход Владимира Ивановича и ненавидел, люто ненавидел его в эту минуту.
Общими усилиями они, наконец, вытолкнули мешавшее проходу тело наружу, и Николай вырвался из узкого жуткого пространства на волю. Свежий воздух ударил в потное лицо. Он, широко открыв рот, дышал; рядом, прислонившись плечом к гаражу, стоял Владимир Иванович.
– Передрейфили, небось? – из щели выбрался Захарий. – Вижу, передрейфили. Ну теперь все. Туда больше не полезем… Не думал я, что вы такие тучные, а то б с другого хода повел. С другой стороны тоже лаз есть, он поширше будет. Обходить, правда, придется далеко, минут десять потеряем.
– Сколько же мы там пробыли? – спросил отдышавшийся Николай.
– Всего минут пять, – ответил карлик, взглянув на часы. – Не больше. Ну, вперед.
Он дружески похлопал Владимира Ивановича по сгорбленной спине и пошел куда-то. Николай с вялым Владимиром Ивановичем поплелись вслед. На ходу Захарий отвернул крышку фонарика.
– Ну так и есть – контакт отошел, я так и думал. Надо же, в самый ответственный момент отказал…
Снова оглушительно зажужжало, и опять над крышами пролетел вертолет, но на него уже не обратили внимания. Николай наслаждался жизнью. Вонючие дворы-колодцы, по которым они брели, казались ему чудными, полными цветов полянами; и даже зловонные помойки в этих дворах, словно цветочные клумбы, вызывали симпатию и приятное чувство умиления. Ему казалось сейчас, что в том обреченном на отчаяние пространстве он вдруг понял то, что не понимал раньше, наконец, ощутив сладостный вкус жизни.
От парадной навстречу им метнулась человеческая тень. Это оказался обыкновенный японец. Он снова что-то сказал, но потому как никто не понял, японо-язычный гражданин махнул рукой и скорбный отошел к помойному баку.
– Да, перепугался я там, в темноте и тесноте, – сказал пришедший в себя Владимир Иванович. – Не знал, что может быть так страшно.
– Это все паника, паниковать надо меньше. А этому вашему Собирателю каково там, в покойницкой, лежать?..
Остальную часть пути они не общались. Все дворы Николаю казались похожими между собой, и он скоро потерял им счет. Наконец, карлик остановился у ряда железных гаражей.
– Здесь проход пошире, – сказал он, указав на одну из щелей. – Не дрейфь, братва! Лезем.
Он бодрым шагом направился к темной щели.
– Я не полезу, – сказал Владимир Иванович, даже в темноте было видно, что он бледен как покойник.
– Как так?! – повернулся к нему Захарий.
– Я не полезу, начальник… На стреме лучше постою.
– Ладно, стой, – согласился Захарий, с состраданием на него глядя. – Там мы и вдвоем управимся.
Прежде, чем лезть, он посветил фонариком.
– За мной, Колян, – махнул Захарий рукой и юркнул в щель.
Николай последовал за ним. Пространство между гаражами, действительно, оказалось намного шире того, в котором они были вначале, и он без труда и каких-либо приключений выбрался в крохотный закуток. Захарий уже стоял на гробе и светил в окошко.
– Да, так фиг, пожалуй, обнаружишь – полазать, поворочать придется. Эх, если б не Амвросий работал, свет бы зажгли…
– Поработать предстоит, – встав рядом с карликом и следя за световым пятном, скользящим по недвижимым телам, подтвердил Николай.
– Это в последний год падеж увеличился сильно… Перестройка доводит или экология. А, может, то и другое. Подсади-ка.
Свет фонаря погас, Николай на ощупь подсадил маленького человека. Внизу что-то загрохотало. Вероятно, Захарий спрыгнул на гроб. Пятно света выхватило из тьмы чьи-то распростертые руки вперемешку с ногами. И Захарий, склонившись и вглядываясь в накиданных как попало покойников, побрел среди огробленных и лежавших так просто, безгробных.
Николаю лезть туда очень уж не хотелось, но он, пересилив отвращение, подпрыгнул и, зацепившись за край окна ногой, кое-как протиснулся в оконце и спрыгнул на пол. Нога наскочила на неровность, подвернулась, и Николай повалился в тьму. Руки его на кого-то попали, ему сделалось противно, и он, торопливо загрохотав о гроб ногами, вскочил… но, ослепленный вспышкой, зажмурил глаза, ничего вокруг себя не видя.
– Смир-но!! Кругом ма-арш!! Очистить помещение!! Смир-но!! – вдруг заорал хриплый мужской бас. – Смир-рно!! Очистить помещение!! На ночную поверку становись!
Николай потер глаза и, сощурившись, осмотрелся кругом.
Вокруг лежали покойники в различных позах. В конце помещения, возле двери, опираясь на косу, стоял курносый человек, а рядом с ним мужик в ватнике, в шапке с опущенными ушами и выкрикивал на весь морг команды. Но их никто не исполнял.
– А этот что? Непор-рядок! – вдруг устремив на Николая взгляд, раскатисто рявкнул мужик, двинувшись через мертвецов прямо к нему. – Устранить!
И тут Николай увидел Захария, тот лежал между недвижимыми телами и, корча страшные рожи, усиленно делал ему знаки.
Таясь от мужика в шапке, он не хотел говорить в голос, а только все махал, махал руками. Наконец, до Николая дошло, и, как не было ему противно, он опустился между гробом, о который ушиб ногу, и телом какого-то мужика – и затих.
– Сам улегся. Умница! Я произвола не терплю. Сми-ирно!! Очистить помещение!!
Лицо Николая оказалось повернутым в сторону мертвого мужчины. Мужчина в глубоко натянутой на брови кепке лежал смирно на боку, как будто спал, их носы чуть-чуть не соприкасались, глаза гражданина были закрыты. Лицо мертвого человека показалось Николаю знакомым, даже очень знакомым. И хотя бытует мнение, что лицом к лицу лица не разглядеть, но, чем больше он в неярком морговом освещении вглядывался в его черты, тем больше уверялся в том, что знает этого человека.
– Сми-ирно! На вечернюю поверку становись! – не переставая, горланил бравый мужик в шапке.
Покойник, которого с таким интересом разглядывал Николай, вдруг открыл оба глаза и удивленно моргнул несколько раз. Взгляды их встретились. Моргнувший покойник узрел, что на него смотрят, и тут же закрыл оба глаза, как будто и не открывал. Свет погас; команды смолкли; где-то, взвыв пружинами, хлопнула дверь.
Николай вскочил на ноги и, сделав два шага в сторону и на кого-то наступив, остановился как вкопанный. Освещая себе путь фонариком, к нему шел Захарий.
– Ты чего сюда-то залез? Думал, я один без тебя не обойдусь?.. Ведь он зашибить тебя мог.
– Тут покойник жи… живой, кажется… – заикаясь, проговорил Николай.
– Собиратель, что ли?
Захарий стал высвечивать покойников вокруг них.
– Нет, не Собиратель, он на меня смотрел…
– Да они все смотрят… Ну какой, показывай.
Но Николай не мог выбрать своего, да теперь он уже и сомневался – не привидилось ли ему это от страха.
– Ладно, если живой – выход найдет, а ты обратно лезь – вдвоем только морока одна. Фонарик-то в единственном числе.
– Да… пожалуй, я там подожду… – пробормотал Николай, попятившись к окну, но споткнулся и упал спиной в холодные тела, забарахтался в них, вскочил… Хихикая, Захарий указал светом фонаря путь; Николай, не разбирая дороги, бросился к оконцу, подпрыгнул, уцепился за край и подтянулся, судорожно перебирая ногами по стене. Наконец, ему удалось выбраться из помещения морга в смотровой закуток. Он в темноте нащупал гроб, уселся на него и пригорюнился. Ждать, пока карлик обнаружит покойника, предстояло черт знает сколько времени. Часов у Николая не было. Он бы, конечно, вышел на волю к Владимиру Ивановичу, но в проход лезть без карлика было боязно. И вообще, если бы там за стеной среди трупов не лазал маленький беспечный человек, Николай совсем сошел бы с ума от страха. Его присутствие успокаивало и вселяло уверенность.
Николай встал на гроб ногами и стал смотреть в оконце на то, как карлик бродит по моргу. По стенам в свете фонаря шарахались тени, словно морг шевелился. Несколько минут Николай с интересом наблюдал замысловатую игру света и тени. Как вдруг ему почудилось непонятное и необоснованное движение в покойницких рядах. Ему ни с того ни с сего почудилось, что один из покойников пошевелился, поднялся на локти, потом сел и повернул лицо в сторону увлеченного поисками карлика. Но блуждающий карлик метнул луч света в сторону наблюдающего за ним покойника, и тот рухнул замертво, вновь представившись неживым. Николай еще долго, не отрываясь, глядел на то место, где заметил странное телодвижение, не доверяя своим наблюдениям, но в том месте более не произошло ни одного движения, кроме причудливой игры теней. От долгого глядения на одно место в поздний час у Николая начали слипаться глаза. Потеряв интерес и уже ко всему безразличный, он прилег в темноте на крышку гроба, подложил в качестве подушки под голову руку, собираясь вздремнуть…
– Эй, ты чего, уснул?.. Зову, зову!.. Ну ты даешь!
Николай вскочил с гроба в кромешной тьме, потеряв ориентир, в панике заметался по тесному отделению.
– Что такое?.. – бормотал он в ужасе, ощупывая железные стены гаражей. – Что такое?..
– Да проснись ты! Здесь я, – высунувший голову в окошко, Захарий осветил свое лицо светом фонаря. – Вот он я!
Лицо свое он осветил снизу, как делают дети, пугая друг друга, и Николай его испугался. В детстве подобные шутки товарищей почему-то не производили на него впечатления. А сейчас в столь странной ситуации произвели. Он затрепетал и прижался спиной к холодной стене гаража. Луч фонарика ударил по глазам.
– Ты что, не очухался еще?
– Ах да, задремал, кажется… слегка, – заслоняясь от света рукой, проговорил Николай, приходя, наконец, в себя.
– Я там лазаю, с ног сбился, а ты, Колян, дрыхнешь, на гробике пристроившись.
– Да нет… я так… Нашли его? Помочь?
Он поднялся на гроб, оказавшись совсем близко от лица карлика.
– Тут история произошла… – таинственно, вдруг перейдя на шепот, заговорил Захарий, погасив фонарь. – Весь морг облазил, а он… – Захарий захихикал в темноте.
– Что он? – подождав некоторое время в безмолвии и мраке, спросил Николай. Захарий опять захихикал.
– А он… уже проснулся давно. Представляешь, сам проснулся и за мной наблюдал потихонечку.
Фонарь вдруг зажегся и прямо перед своим носом Николай увидел лицо Собирателя.
– А я проснулся и думаю: "Кто это среди покойников шляется?" – сказал Собиратель. – Но главное не в этом, не в этом вовсе, представьте. Пока Захарий мой труп разыскивал, он еще восемь человек спящих обнаружил. Представляете?.. Так что их тоже спасать нужно. Потому что я слышал, как сегодня днем начальство приходило и велело завтра же всех покойников в крематории пожечь и помещение освободить. Его кооператоры скупили, говорят, для партийных шишек ресторан со стриптизом устраивать будут. Ладно, пойду Захарию помогу.
Фонарь, освещавший лицо Собирателя, погас, и Николай остался стоять в темноте. Мысленно он прикинул, что каждому выходит нести по два тела. Немного погодя, он заглянул в окно. Посреди помещения стояли карлик и Собиратель. Откуда-то из угла, освещая свой путь фонариком, из-за маленького роста и хрупкого телосложения с трудом перебираясь через покойницкие завалы, брела крохотная старушонка.
– Милые!.. – взывала она на ходу. – Милые, вы этого… с косой, не видели?..
Николаю стало неинтересно – он снова прилег на гроб и подложил руки вместо подушки…
– Эй, ты чего уснул? Зову, зову… Ну ты даешь! – донесся до него голос Захария.
– Что, все уже? – Николай вскочил на ноги. – Помочь нужно?
Захарий посветил на него.
– Еле откопал. А ты тут, Колян, дрыхнешь. Принимай тело. Я толкать буду, а ты поддерживай, чтобы мы ему голову не раскроили.
Фонарь погас, и Николай, встав на гроб, подставил для приема тела руки.
Сначала вперед пошли холодные ноги в брюках. Николай на ощупь схватил их и стал тянуть.
– Полегче! – прикрикнул на него Захарий. – Попортим.
Вдруг сзади Николая раздался тяжелый вздох и хрипение. Он, не выпуская холодных конечностей, обернулся, но в кромешной тьме ничего не увидел, поэтому решил, что почудилось. Выталкиваемый из морга мнимоумерший лез на Николая, и он, поддерживавший расслабленное тело, изнемогал под его тяжестью.
– Ну все, кончилось, держи крепче – отпускаю, – донеслось от Захария.
Тело всей своей тяжестью легло на руки Николая, и он в темноте опустил его куда пришлось.
– Ну что, все в порядке? – спросил Захарий, высунув голову в оконце и освещая тело фонарем. – Теперь я лезу.
Захарий вмиг оказался на стороне Николая.
– Ну давай, потащили, – скомандовал он, беря спящего под руку.
– А Собиратель где? – спросил Николай шепотом.
– Как где?
– Собирателя-то мы дождемся?
Захарий посветил Николаю в лицо.
– Ты чего? Крыша поехала? А это кто, по-твоему?
– Как же? Он что, заснул опять, что ли? Мы же только что с ним разговаривали…
– Приснилось тебе…
Тут позади Николая снова раздалось кряхтение и тяжелый вздох, какой издает иногда домохозяйка. Захарий метнул луч света на голос.
Из щели между гаражами выглядывала косматая, ощетинившаяся голова какого-то сощурившегося мужчины.
– Ребя! Ребя. Эт я где, а?..
– Тебе здесь чего надо?! – воскликнул малорослый, но смелый Захарий. – А ну проваливай отсюда, пока цел!
– Застрял я, милостивые государи. Сил нет выбраться… Окажите любезность, помогите человеку.
Захарий подошел к нему ближе, посветил в занятую им щель.
– Ах вот кто щель забил?! Как же ты сюда просочился-то?
– Убейте, господа, не помню. Помню, с овощебазы мешок овощей стыбзил, на бутылку обменял, дальше память, как рукой сняло – обрывается.
– Поможем человеку, – сказал Захарий, мотнув головой на пахнущего перегаром застрявшего типа.
Они дружно принялись вытягивать мужчину из щели. Нелегкая это работа оказалась. Вытягивали его за одежду и даже старались пропихнуть назад. Но мужчина в щели сидел прочно.
– Господа! Может, с той стороны соблаговолите выпихнуть? – предположил он.
– Нет, там совсем не развернуться, – сказал Захарий, тяжело дыша и светя из фонарика в лицо застрявшего. – Я уже пробовал. Когда ты спал, я с той стороны пробовал, думал, что от ребятишек щель покойником безродным заткнули. А это ты, оказывается… Слушай, нет нам времени с тобой возиться. Вылезай сам. Как забрался – так и вылезай.
– Да что вы, уважаемый?! Я ж здесь сдохну в этой щели проклятой. Кто меня соблаговолит, кроме вас, вытянуть?.. Третьего бы разбудили, – он, щурясь от света, заглядывал за Николая. – Чего зря дрыхнет?
– Твое дело не советы давать, а думать, как выбираться будешь. Мы тебя в последний раз тянем, и если не вылезешь, то и фиг с тобой. Пару дней здесь посидишь – похудеешь, сам выпадешь.
– Да вы что, милостивый государь! Вы что, уважаемый?! Давайте сейчас. Я уж сам напрягусь, как подобает… Ну давайте, окажите такую милость…
Снова на ощупь похватали его за одежду и начали тянуть из щели. Мужчина кряхтел громче всех и матюгался во весь пропитой голос. Всеобщими усилиями тело его, наконец, медленно подалось и вдруг со щелчком, подобным тому, какой издает вырвавшаяся из бутылки пробка, вылетел из щели, и все трое повалились: кто на землю, кто на гроб. Впотьмах изможденный за ночь Николай поднялся на ноги. Карлик, разыскав фонарь, зажег его. И Николаю, еще не пришедшему в себя, вдруг почудилось в окне человеческое лицо. Лицо только на мгновение мелькнуло в полумраке и тут же исчезло.
– Ну, милостивые государи! Едрена вошь! Ну, чуваки! – восклицал спасенный, оказавшийся великорослым, крупным детиной. – Я вас отблагодарю. Купите книгу. Недорого. Две штуки почти новые, третью даром отдам. Купите, а?!
– Да иди ты со своими книгами, – сказал карлик.
– Мне тоже не нужно сейчас, – помотал головой Николай.
– Ну купите, господа, ведь две дешево уступлю, третью так просто…
Он достал из-за пазухи книги. Но карлик светить на него перестал, а окинул светом фонаря недвижимое тело Собирателя.
– Ну, милостивые государи, не хотите хорошие книги покупать и хрен с вами.
Сказав это, детина шагнул во мрак широкой щели и исчез.
– Ну взяли, – распорядился карлик. – Ты мне вынести помоги, а дальше уж я сам.
Подняв под руки обмякшее тело Собирателя, они неторопливо протащили его через щель и оказались во дворе.
Светало. На пустом ящике возле гаражей сидел нахохлившийся от утренней прохлады Владимир Иванович. Перед ним, размахивая книгами, стоял спасенный детина, предлагая их купить. Владимир Иванович был бесстрастен и не обращал на надоедливого продавца никакого внимания. Но, увидев выбравшуюся из щели троицу, вскочил и с радостью бросился к ним. Детина, поняв, что это одна компания, плюнул, засунул свои книжки под ремень брюк и, застегнув куртку и не имея в столь ранний час никаких дел, опустился на ящик, освободившийся от Владимира Ивановича.
– А я-то уж думал, случилось чего! – восклицал Владимир Иванович.
– Да нет, все в ажуре, – сказал Захарий, вскинул на плечо Собирателя и, вдруг засвистев свой любимый "Танец маленьких лебедей", бодрым шагом двинулся через двор.
По пути им повстречался только растерянный насквозь промерзший японец и больше никто.