Стивен Бакстер
Свет иных дней
И снова изображение резко увеличилось. Кейт попала в недра одного из атомов углерода и словно бы стала парить внутри стеклянной линзы. В самом центре линзы находился плотный блестящий ком – сгусток сплюснутых шаров. Ядро? А эти шары – протоны и нейтроны?
Ядро полетело прямо на Кейт. Со всех сторон послышались вскрики. Не выпуская руку Бобби, Кейт постаралась не вздрогнуть, когда о нее ударился один из нуклонов.
А потом…
Тут не было форм. Ни форм, ни какого-то определенного света, никаких цветов, кроме кроваво-багряного. И все же было движение – медленные, едва заметные бесконечные извивания, подчеркнутые всплывающими и лопающимися пузырьками. Казалось, будто кипит какая-то противная густая жижа.
Послышался голос Хайрема:
– Мы добрались до того, что физики называют пределом Планка[7]. Сейчас параметры увеличения в двадцать раз выше, чем раньше, когда мы находились на уровне виртуальных частиц. На данном уровне у нас даже не может быть уверенности в самой структуре пространства: топология и геометрия перестают существовать, пространство и время теряют связь между собой. На этом, самом низшем из всех уровней, во времени не было последовательности, а в пространстве – порядка. Единство пространства-времени было разорвано силами квантовой гравитации, и пространство превратилось в бурлящий вероятностный бульон, испещренный «червоточинами». Вот именно, «червоточинами», – подчеркнул Хайрем. – То, что мы видим перед собой – это устья «червоточин», спонтанно формирующихся, пронизанных электрическими полями. Пространство – это нечто такое, что мешает всему находиться на одном и том же месте. Верно? Но на этом уровне пространство обладает высокой зернистостью, и мы уже не можем доверять ему такую работу. Поэтому «червоточина» может соединить любую точку в этой маленькой области пространства-времени с любой другой точкой – где угодно: в центре Сиэтла, в австралийском Брисбене, на звезде Альфа Центавра. Все выглядит так, словно спонтанно возникают и исчезают мостики пространства-времени.
Его гигантское лицо подбадривающе улыбалось толпе гостей.
«Я понимаю в этом не больше вас, – словно бы говорило изображение с экрана. – Вы уж поверьте».
– Мои сотрудники потом смогут рассказать вам об этом подробнее – настолько профессионально, насколько вы в состоянии будете впитать эту информацию, – продолжал он. – Гораздо важнее то, что мы намереваемся со всем этим делать. Говоря просто, мы собираемся проникнуть в эту квантовую пену и выудить оттуда нужную нам «червоточину», а именно – «червоточину», связывающую нашу лабораторию в Сиэтле с таким же учреждением в Австралии, в городе Брисбене. И как только мы ее стабилизируем, эта «червоточина» образует линию связи, по которой мы будем передавать сигналы – пульсирующий свет. И это, дамы и господа, – основа новой революции в области коммуникаций. Никаких дорогостоящих спутников, атакуемых микрометеоритами и постепенно сходящих со своих орбит, никаких удручающих задержек во времени, никаких жутких перегрузок – мир, наш мир, наконец будет по-настоящему связан.
Виртуальная рок-группа продолжала играть, но публика загомонила. Некоторые начали выкрикивать:
– Невозможно!
– «Червоточины» неустойчивы! Это всем известно!
– Под воздействием накладывающегося излучения «червоточины» мгновенно закроются!
– Не может быть, чтобы вы всерьез…
Громадное лицо Хайрема с высоты взирало на бурлящую квантовую пену. Он щелкнул пальцами. Квантовая пена исчезла, ее сменил единственный объект, повисший в темноте под ногами у гостей.
По залу пронесся тихий вздох.
Кейт увидела, как скапливаются ярко светящиеся точки – атомы? Огоньки составили замкнутую геодезическую сферу, она начала медленно вращаться. А внутри Кейт разглядела другую сферу, вращающуюся в противоположном направлении, а внутри той – еще одну, и так до тех пор, пока видел глаз. Это было похоже на часовой механизм, на планетарий, составленный атомами. Но вся структура пульсировала бледно-голубым светом, и Кейт чувствовала, как в ней накапливается громадная энергия.
Она должна была признаться, что картина действительно изумительно красивая.
Хайрем объяснил:
– Это называется двигателем Казимира[8]. Пожалуй, это наиболее тонкая из машин, когда-либо построенных человеком. Над ее созданием мы трудились несколько лет, и при этом ее ширина – менее несколько сотен диаметров атома. Вы видите, что оболочки составлены из атомов. Это атомы углерода, а структура оболочек соответствует природным устойчивым структурам углерода-60, называемым «дробинками». Оболочки изготавливаются путем обстреливания графита лучами лазера. Мы зарядили двигатель электричеством с помощью клеток, называемых «ловушками Пеннинга», – электромагнитных полей. Конструкция сохраняет целостность благодаря мощным магнитным полям. Отдельные оболочки отделены друг от друга расстоянием, не превышающим нескольких диаметров электрона. А в этих крошечных просветах происходит чудо…
Кей, уставшая от хвастливых разглагольствований Хайрема, быстро навела справки в «Поисковике». Она узнала о том, что эффект Казимира связан с теми виртуальными частицами, которые вспыхивали и гасли у нее на глазах. В мельчайших просветах между атомарными оболочками из-за эффектов резонанса могли существовать только определенные типы частиц. Поэтому эти просветы были более пустыми, чем «пустое» космическое пространство, и вследствие этого менее энергетичными.
Этот отрицательно-энергетический эффект, помимо всего прочего, мог вызывать антигравитацию.
Различные уровни конструкции начали вращаться быстрее.
Вокруг изображения двигателя появились маленькие циферблаты, начался обратный отсчет начиная от девяти. Восемь, семь… Ощущение накопления энергии стало осязаемым.
– Концентрация энергии в просветах двигателя Казимира нарастает, – прокомментировал происходящее Хайрем. – Мы внесем отрицательную энергию эффекта Казимира в «червоточины» квантовой пены. Эффект антигравитации стабилизирует и расширит «червоточины». По нашим расчетам, вероятность обнаружения «червоточины», соединяющей Сиэтл с Брисбеном с приемлемой точностью, составляет один шанс из десяти миллионов. Поэтому нам потребуется десять миллионов попыток, чтобы обнаружить нужную «червоточину». Но мы имеем дело с атомной техникой, а она работает чертовски быстро; даже сотня миллионов попыток займет меньше секунды… А прелесть в том, что на квантовом уровне линия связи с любым нужным местом уже существует – нужно только отыскать ее.
Виртуальные музыканты приближались к хоровой коде. Кейт не сводила глаз с машины Франкенштейна, которая бешено вертелась у нее под ногами, светясь и излучая энергию.
На циферблатах закончился отсчет.
Сверкнула ослепительная вспышка. Некоторые гости истерично вскрикнули.
Когда Кейт снова обрела зрение, атомарная машина, все еще продолжавшая вращаться, уже была не одинока. Рядом с ней в пространстве парила серебристая бусина совершенной сферической формы. Устье «червоточины»?
А музыка изменилась. Группа «Ви-Фэб» приступила к финальному хоровому распеву. Но неожиданно на пение наложилось гораздо более жесткое исполнение, предшествовавшее хору на несколько секунд.
Зал безмолвствовал.
Хайрем ахнул – словно бы и вправду до этого момента затаил дыхание.
– Вот оно, – сказал он. – Новый сигнал, который вы слышите – это то же самое выступление, но теперь оно передается сюда через «червоточину» – практически без задержки во времени. Мы сделали это. Сегодня вечером впервые в истории человечества сигнал отправлен по стабильной «червоточине»…
Бобби наклонился к Кейт и ехидно добавил:
– Впервые в истории, не считая все пробные запуски.
– Правда?
– Конечно. Не думаете же вы, что он стал бы полагаться на случайность? Мой отец – шоумен. Но не стоит осуждать человека, стоящего на вершине собственной славы.
Хайрем на гигантском экране широко улыбнулся.
– Дамы и господа, никогда не забывайте о том, что вы видели сегодня вечером. Это начало подлинной революции в области связи.
Мало-помалу публика начала аплодировать, и очень скоро рукоплескания переросли в громовую овацию.
Кейт не смогла удержаться и присоединилась к всеобщему ликованию. «Интересно, куда это приведет», – думала она. Безусловно, возможности этой новой технологии – основанной, в конце концов, на манипуляции не чем-нибудь, а пространством и временем – не сведутся только к передаче данных. Кейт предчувствовала, что теперь все изменится.
Что-то ярко сверкнуло в вышине. Кейт увидела дрона с красующимся на нем изображением космической ракеты, которую она уже заметила раньше. Ракета совершенно бесшумно рассекала лоскуток серо-голубого среднеазиатского неба. Она выглядела до странности старомодно, как будто этот образ выплыл из прошлого, а не из будущего.
Больше никто не смотрел на это изображение, да и для Кейт оно интереса не представляло. Она отвернулась.
Зелено-красное пламя рванулось в извилистые каналы из стали и бетона. Свет пронесся по степи к Виталию. Ослепительно яркий свет затмил тусклые прожектора, все еще горевшие около пусковой установки, затмил даже яркое степное солнце. И еще до того, как корабль оторвался от земли, Виталий услышал рев, грохот, от которого содрогнулась его грудь.
Не обращая внимания на усиливающуюся боль в плече, на то, что онемели руки и ноги, Виталий стоял, разжав потрескавшиеся губы, и кричал, пытаясь добавить свой голос к этому божественному грохоту. В такие моменты он всегда становился сентиментальным старым дураком.
А вокруг него царило сильное возбуждение. Люди – и плохо обученные инженеры, и жирные взяточники-управленцы – отворачивались от места старта. Они собирались кучками около радиоприемников и мини-телевизоров, около похожих на бриллианты софт-скринов, показывающих потрясающие кадры из Америки. Виталий не знал подробностей и знать не хотел, но ему стало ясно, что Хайрем Паттерсон выполнил свое обещание – или свою угрозу.
Уже отрываясь от земли, его прекрасная птица, его последняя «Молния» успела устареть.
Виталий стоял прямо, не горбясь. Он решил смотреть столько, сколько выдержит, пока эта светящаяся точка на конце величественного дымного хвоста не растворится в пространстве.
… Но боль в плече и груди стала нестерпимой. Словно бы костистая рука сжала сердце. Он охнул. Он все же попробовал удержаться на ногах. Но теперь появился новый свет, этот свет занимался вокруг него, и он был еще ярче, чем тот, который вылетел из дюз ракеты и заполонил собой казахстанскую степь. И Виталий не удержался на ногах.
/2/
ОКО РАЗУМА
Когда Кейт въехала на территорию поместья, она удивилась тому, что местность выглядит настолько типично по-сиэтлски: зеленые холмы, тянущиеся до самого океана под серым низким осенним небом.
Но особняк Хайрема – гигантский идеальный купол, сплошные окна – выглядел так, будто он только что приземлился на склон холма, и был одним из самых уродливых и выпендрежных зданий, которые когда-либо попадались на глаза Кейт.
Подъехав к дому, Кейт отдала свое пальто дрону. Ее личность была удостоверена не только посредством сканирования имплантатов, но и за счет идентификации лица и даже с помощью неинтрузивного исследования ДНК – и все это было проделано за считаные секунды. Затем роботы-слуги Хайрема провели ее в дом.
Хайрем был занят работой. Это не удивило Кейт. Шесть месяцев после внедрения технологии применения «червоточин», которую окрестили «инфопроводом», стали для него самыми напряженными, а для «Нашего мира» – самыми успешными. Так утверждали аналитики. «Но к ужину он выйдет», – так сообщил дрон.
В итоге ее проводили к Бобби.
Комната была просторная, температура в комнате – нейтральная, стены – ровные и пустые, как яичная скорлупа. Приглушенный свет, звук без эха, мертвенный. Из мебели тут было только несколько обитых черной кожей кушеток. Рядом с каждой кушеткой стоял маленький столик с водопроводным краном и капельницей.
А вот и Бобби Паттерсон – один из богатейших и могущественнейших молодых людей на планете. Он лежал один-одинешенек на кушетке в полумраке. Его глаза были открыты, но взгляд блуждал, руки вяло повисли. Его лоб сжимал металлический обруч.
Кейт села на кушетку рядом с Бобби и стала его разглядывать.
Она заметила, что он медленно дышит. Из прозрачного пластикового пакета, укрепленного на капельнице, в иглу, вколотую в вену Бобби, стекало лекарство.
На нем была просторная черная рубашка и шорты. В тех местах, где легкая ткань прилегала к телу, проступали могучие мышцы. Но это не служило показателем его образа жизни: такой фигуры можно было запросто добиться с помощью приема гормонов и электростимуляции мышц.
«Он может заниматься этим, полеживая здесь, – подумала Кейт, – похожий на коматозника, лежащего на больничной койке».
В уголке разжатых губ блестела слюна. Кейт стерла ее указательным пальцем и бережно сомкнула губы Бобби.
– Спасибо.
Она вздрогнула и обернулась. Бобби – еще один Бобби, одетый в точности так же, как первый, стоял рядом с ней и усмехался. Кейт раздраженно стукнула его кулаком в живот. Ее кулак, естественно, прошил его насквозь. А он и глазом не моргнул.
– Значит, вы меня видите, – сказал он.
– Я вас вижу.
– У вас есть имплантаты в сетчатке и улитке уха? Да? Эта комната устроена так, что здесь возникают виртуальные копии, совместимые с последними поколениями ЦНС-имплантатов. А для меня вы, конечно, в данный момент восседаете верхом на свирепом фитозавре.
– На ком, на ком я восседаю?
– На триасовом крокодиле. Который начинает замечать ваше присутствие. Добро пожаловать, мисс Манцони.
– Кейт.
– Хорошо. Я рад, что вы приняли мое приглашение на ужин. Правда, я никак не ожидал, что вы ответите на это приглашение только через шесть месяцев.
Она пожала плечами.
– «Хайрем становится еще богаче» – не такая уж сенсационная статья.
– Гм-м-м… Это значит, что теперь вы пронюхали что-то новенькое.
Он был прав, но Кейт промолчала.
– Или, – продолжал он, – вас наконец покорила моя очаровательная улыбка.
– Может быть, она бы меня и покорила, если бы у вас изо рта не текла слюна.
Бобби сверху вниз глянул на свое неподвижное тело.
– Тщеславие? Неужто мы должны печься о том, как выглядим, даже тогда, когда странствуем по виртуальному миру? – Он нахмурился. – Конечно, если вы правы, то моим личным маркетологам есть о чем подумать.
– Вашим личным маркетологам?
– Естественно. – Он «взял» металлический обруч с ближайшей кушетки – виртуальную копию предмета, отделенную от настоящего обруча, оставшегося на кушетке. – Это «Око разума». Новейшая разработка «Нашего мира» в области технологии виртуальной реальности. Хотите попробовать?
– Не очень.
Он испытующе уставился на нее.
– Вряд ли вы девственны в плане виртуальной реальности, Кейт. Ваши сенсорные имплантаты…
– … Не более чем минимум, необходимый для того, чтобы жить в современном мире. А вы ни разу не пробовали пройтись по Международному аэропорту Сиэтла без виртуальных примочек?
Он рассмеялся.
– Обычно меня сопровождает эскорт. А вы, наверное, думаете, что это часть гигантского корпоративного заговора.
– Само собой. Вмешательство техники в наши дома, автомобили, на рабочие места давно достигло точки насыщения. Теперь понадобилось тело.
– Какая вы сердитая. – Он поднял обруч выше.
«Странный перевертыш, – подумала Кейт. – Виртуальная копия Бобби держит виртуальную копию генератора виртуальной реальности».
– Но это другое. Попробуйте. Отправьтесь в странствие вместе со мной.
Кейт растерялась, но, поняв, что ведет себя слишком уж упрямо, решила согласиться. Ведь, в конце концов, она была в гостях. Но от предложения подсоединиться к капельнице она отказалась наотрез.
– Просто немножко погуляем и возвратимся еще до того, как наши тела разделятся. Договорились?
– Договорились, – ответил он. – Выбирайте кушетку. А обруч наденьте на голову – вот так.
Он осторожно поднес устройство к голове Кейт. Его сосредоточенное лицо было, без сомнения, очень красивым.
«Как Христос в терновом венце», – подумала она.
Она легла на кушетку и приготовилась надеть обруч «Ока разума». Обруч был теплым и эластичным, и стоило ей только приложить его к волосам, как обруч словно бы сам прижался ко лбу.
– Ой. – Кожу под обручем защипало.
Бобби сидел на своей кушетке.
– Это инфузия. Не бойтесь. Большей частью вход осуществляется посредством чрезчерепной магнитной стимуляции. Как только мы загрузимся, вы не будете ничего чувствовать…
Он устроился на кушетке, и для Кейт тела оригинала и виртуального клона на несколько мгновений совместились.
В комнате потемнело. Одна секунда, две… Кейт ничего не видела и не слышала. Ощущение собственного тела исчезло – будто у нее из черепа вынули мозг.
Едва заметный толчок – и она вернулась в свое тело. Но теперь она не лежала, а стояла.
В какой-то грязи.
Ее окружали свет и жара. Синий цвет, зеленый, коричневый. Она стояла на берегу реки, по лодыжки в черной жиже.
Небо было безоблачным и ярко-синим. Зеленел лес – роскошные, густые заросли папоротников, сосен и гигантских елей, чья плотная темная хвоя почти не пропускала вниз солнечный свет. Жара и влажность доводили до одури; Кейт чувствовала, как под блузкой и брюками по коже текут струйки пота, как липнет ко лбу челка. Река была широкая, медлительная, коричневая от ила.
Кейт прошла чуть глубже в лес в поисках более прочной почвы под ногами. Листья и побеги хлестали ее по щекам и рукам. Повсюду роились и летали насекомые, в том числе и громадные синие стрекозы. В джунглях царили всевозможные шумы – стрекотание, рев, мычание.
Ощущение реальности просто пугало, такой подлинности Кейт не чувствовала ни в одном виртуальном путешествии.
– Впечатляет, правда?
Рядом с ней стоял Бобби, одетый в шорты, рубашку цвета хаки и широкополую шляпу в стиле сафари; через плечо он перебросил старомодного вида винтовку.
– Где мы? В смысле…
– Когда мы? Это Аризона; поздний триас, около двух миллионов лет назад. Больше на Африку похоже, верно? Этот период подарил нам окаменелости Раскрашенной пустыни[9]. Гигантские хвощи, папоротники, плауны… Но в некотором роде этот мир очень скучен. Эволюция цветов – в далеком будущем. Заставляет задуматься, да?
Кейт наступила на бревно и попыталась руками счистить с ноги грязь. Жара изматывала, жажда мучила нестерпимо. Оголенное предплечье Кейт покрывали мириады капелек пота, сверкавших вполне убедительно. Они были такими горячими, что казалось, вот-вот вскипят.
Бобби указал вверх.
– Поглядите.
Это была птица, неуклюже хлопавшая крыльями посреди листьев дерева… Нет, для птицы это существо было слишком большим и несуразным. Кроме того, у него не было перьев. Наверное, это была какая-то летающая рептилия. Зашуршали ее лиловые кожистые крылья, и Кейт поежилась.
– Признайтесь, – проговорил Бобби, – это впечатляюще.
Кейт пошевелила руками и ногами, наклонилась вправо, влево.
– Телесные ощущения очень сильные. Я чувствую руки и ноги, возникает ощущение верха и низа при наклонах. Но я полагаю, что по-прежнему лежу на кушетке и пускаю слюни на ваш манер.
– Да. Проприоцепция «Ока разума» у вас просто потрясающая. Вы даже не потеете. Хотя нет, все-таки есть немного испарины кое-где. Это техника виртуальной реальности четвертого поколения, если считать от примитивных «очков и перчаток». За ними последовали сенсорные органные имплантаты, как у вас, а за ними – имплантаты, вживляемые непосредственно в кору головного мозга. Они позволяли обеспечивать прямой интерфейс между внешними системами и центральной нервной системой человека.
– Варварство, – фыркнула Кейт.
– Возможно, – негромко отозвался Бобби. – И вот теперь – «Око разума». Обруч производит магнитные поля, способные стимулировать определенные участки головного мозга. И физическое вмешательство не нужно. Но радует не только отсутствие необходимости в имплантатах, – продолжал он бегло. – Радуют точность и масштабы стимуляции, которые могут быть достигнуты. К примеру, прямо сейчас на зрительной области коры вашего головного мозга рисуется широкоугольная карта места действия. Мы стимулируем миндалину и островок височной доли, чтобы обеспечить вас обонянием. Это важно для ощущения подлинности происходящего. Запахи напрямую поступают в лимбическую систему мозга – средоточие эмоций. Вот почему запахи столь многое в нас пробуждают, знаете? Мы даже способны вызывать легкую боль, стимулируя поясок передней доли мозга – центр если не самих болевых ощущений, то осознания боли как таковой. И конечно, мы проводим большую работу с лимбической системой, дабы все, что вы видите, вызывало у вас эмоции. Кроме того, существует проприорецепция – телесные ощущения. Они очень сложны. Сюда относятся сенсорные сигналы от кожи, мышц и сухожилий, зрительная и двигательная информация от головного мозга, сведения о равновесии от вестибулярного аппарата. Для того чтобы все получилось, пришлось немало трудиться над картированием головного мозга. Но теперь мы способны добиться того, чтобы вы падали, летали, кувыркались, не покидая кушетки… а еще мы можем сделать так, чтобы вы видели чудеса, как сейчас.
– А вы неплохо освоились со всей этой белибердой. Вы этим гордитесь, да?
– Конечно. Ведь это моя разработка.
Бобби моргнул, и Кейт вдруг осознала, что он впервые смотрит прямо на нее уже несколько минут. Даже здесь, в фальшивых триасовых джунглях, под его взглядом Кейт чувствовала себя немного неловко – хотя ее в какой-то мере, несомненно, к нему тянуло.
– Бобби, в каком смысле эта разработка ваша? Ее провели по вашей инициативе? Вы ее спонсировали?
– Я – сын своего отца. Я работаю в его корпорации. Я осуществляю надзор за исследованиями, посвященными «Оку разума». И еще я провожу полевые испытания готовой продукции.
– Полевые испытания? В смысле, ложитесь вот тут на кушетку и играете в охоту на динозавров?
– Я бы не стал называть это игрой, – мягко возразил Бобби. – Позвольте, я вам покажу кое-что.
Он резко встал и, раздвинув перед собой ветки, шагнул глубже в джунгли.
Кейт попыталась последовать за ним. У нее не было мачете, и вскоре ее тонкая одежда начала рваться, задевая о сучья и шипы. Острые колючки вонзались в кожу. Было больно, но не очень – естественно. Все было не по-настоящему, а как в какой-то треклятой приключенческой игре. Кейт пробиралась по джунглям следом за Бобби, ругая про себя на чем свет стоит упаднические технологии и лишние деньги.
Она добрались до опушки, где лежали поваленные обуглившиеся деревья, из стволов которых пытались пробиться маленькие зеленые побеги. Возможно, поляна образовалась после удара молнии.
Бобби поднял руку в знак того, чтобы дальше Кейт не шла.
– Смотрите.
Посреди обугленных обломков деревьев какое-то животное раскапывало землю носом и лапами. Оно было метра два длиной, с головой, похожей на волчью, с длинными клыками. Несмотря на волкоподобную наружность, зверь похрюкивал, как свинья.
– Цинодонт, – прошептал Бобби. – Протомлекопитающее.
– Наш предок?
– Нет. Ветвь истинных млекопитающих уже сформировалась. Цинодонты – эволюционный тупик… Черт.
Из подлеска на дальней стороне поляны послышался громкий треск. Это был динозавр из «Парка юрского периода», ростом не меньше двух метров. Он вышел из леса на массивных задних лапах, раззявив зубастую пасть и сверкая чешуей.
Цинодонт замер на месте, он не сводил глаз с хищника.
Ящер вспрыгнул на спину цинодонта, и тот распластался на земле под весом ящера. Они стали кататься по поляне, ломая молодые деревца. Цинодонт пронзительно визжал.
Кейт, схватив Бобби за руку, попятилась назад. Она чувствовала, как сотрясается земля.
«Да, да, впечатляюще», – согласилась она.
Хищный ящер одержал победу. Придавив жертву к земле своим весом, он наклонился к шее протомлекопитающего и, только раз щелкнув зубами, прокусил ее. Цинодонт еще дергался, но на его шее обнажились белые кости и хлынула кровь. А когда динозавр распорол брюхо своей жертвы, по поляне разнеслась мерзкая вонь гнилого мяса, и Кейт чуть не стошнило…
Чуть не – но все же не стошнило. Конечно нет. А если получше приглядеться, то можно было заметить, что уж слишком неестественно блестящей была хлещущая кровь протомлекопитающего, слишком ярко сверкали чешуи у динозавра. Всякая виртуальная реальность грешила этим – все было ярко, но имелись свои ограничения, даже в вони и шуме, смоделированных для удобства пользователя. Все так же безвредно, а потому так же бессмысленно, как прогулка по тематическому парку.
– Думаю, это дилофозавр, – пробормотал Бобби, – фантастика. Вот за что я так люблю этот период. Тут словно бы перекресток жизни. Одно накладывается на другое, старое встречается с новым, наши предки и первые динозавры…
– Да, – подтвердила Кейт, придя в себя. – Но это не настоящее.
Бобби постучал себя пальцем по макушке.
– Как всякий вымысел. Нужно избавляться от своего неверия.
– Но ведь на самом деле просто-напросто какое-то магнитное поле воздействует на мой головной мозг. Это даже не настоящий триас, черт возьми, – это всего лишь слабенькая догадка академиков, к которой ради виртуального туриста добавлено немного красочек.
Бобби улыбнулся ей.
– Вы всегда такая сердитая. Вы хотите сказать, что…
Она посмотрела в его пустые голубые глаза. До сих пор парадом командовал он.
«Если хочешь еще чего-то добиться, – сказала она себе, – если хочешь подобраться хоть на шажок ближе к тому, ради чего пришла сюда, нужно противоречить ему».
– Бобби, в данный момент вы лежите на кушетке в затемненной комнате. Все это не считается.
– Звучит так, словно вам меня жаль.
Судя по всему, ему стало любопытно.
– Похоже, у вас вся жизнь такая. Сколько бы вы ни разглагольствовали о ВР-проектах и корпоративной ответственности, на самом деле никаким настоящим контролем вы ни над чем не обладаете, так ведь? Мир, в котором вы живете, так же нереален, как любая виртуальная симуляция. Подумайте об этом: пока я не пришла, вы пребывали в гордом одиночестве.
Бобби немного подумал.
– Возможно. Но вы таки пришли. – Он поправил винтовку на плече. – Пойдемте. Пора поужинать с отцом. – Он вздернул бровь. – Может быть, вы задержитесь и после того, как вытряхнете из нас то, что вам от нас нужно.
– Бобби…
Но он уже поднес руки к металлическому обручу.
Ужин получился трудным.
Они втроем сидели под куполообразной крышей особняка Хайрема. В просветах между плывущими по небу тучами показывались то звезды, то тоненький серп луны. Более красивый вид неба трудно было себе представить, но Кейт была потрясена мыслью о том, что благодаря инфопроводам Хайрема небо очень скоро станет гораздо более скучным – когда в атмосфере сгорят последние спутники связи.
Еда, как и ожидала Кейт, была отлично приготовлена, а прислуживали за столом молчаливые дроны-роботы. Вот только подавали всего-навсего блюда из морепродуктов, какими можно было бы угоститься в любом из ресторанов Сиэтла, а вино оказалось бесхитростным калифорнийским шардоне. Никаких тебе намеков на непростое происхождение Хайрема, никакой оригинальности самовыражения.
Хайрем между тем постоянно держал Кейт в фокусе внимания.
Он засыпал ее вопросами, а стоило ей ответить, спрашивал еще и еще – о ее прошлом, о семье, о карьере; и всякий раз Кейт ловила себя на том, что сказала больше, чем хотела сказать.
Во враждебности Хайрема она не сомневалась, хотя тот и старался прятать ее под маской вежливости.
«Он знает, зачем я здесь», – решила Кейт.
Бобби вел себя тихо, ел мало. Невзирая на неприятную привычку избегать подолгу смотреть в глаза, он все-таки теперь словно бы больше замечал Кейт. Она чувствовала, что его влечет к ней, понять это было нетрудна – но к влечению явно примешивалось удивление. Быть может, ей удалось каким-то образом проколоть его неподатливую и скользкую шкуру, как она и надеялась.
«Или – что более вероятно, – подумала Кейт, – Бобби попросту озадачен тем, как на меня реагирует».
А возможно, все это были ее собственные фантазии и ей не стоило копаться в голове у других людей. Такую привычку у других она терпеть не могла.
– Не могу понять, – произнес Хайрем, – почему Полынь не могли обнаружить до две тысячи тридцать третьего года – объект диаметром четыреста километров? Да-да, я знаю, она находится за Ураном, но все же…
– Она необычайно темная и очень медленно движется, – объяснила Кейт. – По всей вероятности, это комета, но она намного крупнее любой из известных комет. Мы не знаем, откуда она взялась; возможно, существует целое облако таких объектов – где-то дальше Нептуна. Да в ту сторону никто особенно пристально и не смотрел. Даже система космического дозора сосредоточивает свое внимание на околоземном пространстве, на тех объектах, которые могут ударить по Земле в ближайшем будущем. Полынь была обнаружена компанией астрономов-любителей.
– Гм-м-м, – промычал Хайрем. – И вот теперь она направляется сюда.
– Да. Это случится через пятьсот лет.
– Но это еще так далеко. – Бобби махнул крепкой ухоженной рукой. – Наверняка есть какие-то планы на случай подобных непредвиденных обстоятельств.
– Какие планы? Бобби, Полынь – гигант. Мы не знаем ни единого способа, как можно было бы оттолкнуть эту тварь, – даже в теории. А когда этот камешек рухнет на Землю, прятаться будет негде.
– Мы не знаем ни единого способа? – сухо переспросил Бобби.
– Я имела в виду астрономов…
– А по вашему тону я уже почти представил себе, что вы ее и открыли.
Она была ему нужна. Так он отвечал на ее предыдущие уколы.
– Как легко спутать собственное достижение с тем, на которое надеются люди, верно? – Хайрем хихикнул. – А вы неплохо ладите, ребятки. Если уж между вами возникают споры… А вы, мисс Манцони, конечно, полагаете, что люди имеют право знать о том, что через пятьсот лет наступит конец света?
– А вы так не полагаете?
Бобби сказал:
– И вам безразличны последствия – самоубийства, подскок числа абортов, отказ от выполнения целого ряда проектов по защите окружающей среды?
– Я принесла плохую весть, – натянуто проговорила Кейт, – но не я принесла Полынь. Послушайте, если мы не будем информированы, мы не сможем действовать ни хорошо ни плохо; мы не сможем позаботиться о себе – за то время, какое у нас осталось. Правда, нельзя сказать, что перспективы у нас радужные. Возможно, самое лучшее из того, что мы могли бы предпринять, это отправить горстку людей в какое-нибудь более безопасное место – на Луну, на Марс, на какой-то астероид. Но даже это не станет гарантией сохранения вида, если только мы не обеспечим наличие размножающейся популяции. Спасутся, – тяжелым голосом произнесла она, – вне всякого сомнения, те, кто сейчас нами правит, и их отпрыски. Если только мы не очнемся от электронного наркоза.
