Джим Батчер
Луна светит безумцам
Глава 26
Мы с Терой шли вдоль 49-й улицы по направлению к озеру. Нас поджидал старенький фургон, движок тихо работал. Фары мигнули навстречу, и водитель откатил боковую дверцу.
– О Господи! Гарри, что они с тобой сделали?
Сьюзен неловко скользнула ко мне. Я ощутил ее тепло и не удержался, здоровой рукой обнял за плечи, прижал к себе. Узкие джинсы подчеркивали красоту длинных ног, бордовый жакет выгодно оттенял смуглую кожу. Она стянула волосы сзади, и от этого обнаженная шейка казалась еще тоньше, еще беззащитней. Сьюзен была немыслимо нежная, теплая. От нее веяло таким чистым и по-женски прекрасным ароматом, что я против воли почти повис на ней. Вся боль, сидевшая внутри, взбунтовалась с новой силой, словно соперничая с нежностью моей подпорки.
– Избили, – пояснила Тера. – Я же говорила, не убьют его.
– У тебя не лицо, а ящик с раздавленными помидорами, – присмотревшись, сказала Сьюзен. На ее личике залегла глубокая тень.
– В твоих устах это звучит как музыка, – пробормотал я.
Они погрузили меня в фургончик, где скучилась «Альфа» – Джорджия, Билли и другие. Там же лежали, тихонько постанывая, голубоглазый парнишка и девушка с волосами цвета мышиной шкурки. Джорджия, как заправская медсестра, суетилась подле раненых друзей. Ребята облачились в купальные халаты, простые и неброские. Спасибо, хоть не сидят в чем мать родила. Обстановочка и без того порядком нелепая. Не хватало еще трястись в фургончике с компашкой голых и не слишком симпатичных школяров.
Усаживаясь, я начал застегивать ремень безопасности и заметил, что руки покрыты противными черно-багровыми пятнами. Трудно понять, где они начинаются, где заканчиваются. Не руки, а один сплошной синяк. Я привалился к стеклу, подперев голову кулаком вместо подушки.
– А ты-то здесь откуда? – спросил я Сьюзен, когда она забралась на водительское сиденье.
– Им был нужен шофер, и, как оказалось, только я достаточно стара, чтобы взять напрокат машину.
Я поморщился.
– Ох…
Сьюзен вставила ключ в зажигание.
– Рассказывай, не молчи. Я думала, умру, когда ты сиганул из машины. Мы выполнили твою просьбу, позвонили в полицию. Тера пошла взглянуть. Приходит и говорит, мол, так и так, полиция опоздала, «Уличные волки» тебя захватили. А почему пикап-то перевернулся?
– Не повезло. Покрышки взорвались.
Сьюзен искоса посмотрела на меня.
– Сволочи! Тебя будто поезд переехал. Лежи спокойно, Гарри. Мы найдем тихое местечко, ты отдохнешь.
– Давай лучше найдем поесть. Подыхаю с голоду. Тера, ты следишь за восходом?
– Слежу. Тучи рассеялись. Даже звезды видны.
– Фантастика, – пробормотал я и уснул.
Фургончик трясло, но мне было плевать. Я спал как убитый и проснулся лишь от крепкого аромата жаркого. Мы стояли возле закусочной. Сьюзен, груженная пакетами, отсчитывала наличные. Я высмотрел в одном пакете золоченую бумажную корону, лениво подцепил за ободок и водрузил ее себе на макушку. Сьюзен прыснула.
– Король бутербродов и повелитель сандвичей! – напыжившись, возвестил я.
Сьюзен засмеялась и покачала головой. Тера даже не улыбнулась. Я решил проверить состояние детишек и обнаружил, что все без исключения (даже раненые) демонстрируют волчий аппетит и лихо уплетают за обе щеки. Тера перехватила мой взгляд.
– Щенки, – прошептала она, будто этим все сказано. – Раны совсем не так опасны, но шрамы останутся. Будет, чем похвастаться.
– Рад слышать.
Я отхлебнул глоток колы и захрустел жареной картошкой. Горячая, еще с парком.
– Объясни, как твоя кровь попала в ресторан Марконе. Той ночью. Перед полнолунием.
Тера пальцами вытащила начинку из гамбургера и принялась грызть мясо.
– Спроси в другой раз.
– Другого раза может не быть.
Она достала новый кусок.
– Я знала, что парни, которые потревожили моего жениха, близко. Я вычислила, где они снова ударят, и отправилась туда, чтобы их остановить.
– Одна?
Тера хмыкнула.
– Мало кто из перекинувшихся волком знает, как следует жить в этом облике. Но почти все изначально хищники по натуре. Я прыгнула в окно и дралась. Числом задавили. Пришлось бежать.
– Ну а детишки? – спросил я.
Она оглянулась. Готов поклясться, глаза ее потеплели и засветились гордостью, даже лицо смягчилось.
– Дети с могучим сердцем. Они хотели учиться, и я учила. Попроси их рассказать свою историю.
Я прикончил картошку.
– Как-нибудь попозже. Куда мы едем?
– В укромное место. Вооружимся, подготовимся…
– Я вооружусь, я подготовлюсь. Ты со мной не пойдешь.
– Ошибаешься, чародей. Пойду.
– Нет.
Янтарные глаза сверкнули.
– Чародей, ты силен. Но я не позволю этим людям разлучить меня с женихом. И пойду с тобой, даже если ты убьешь меня, чтобы остановить.
Настала моя очередь первым отвести глаза. Я хмуро потягивал напиток. Тера безмятежно разоряла следующую булочку с мясом.
– Кто ты?
– Одна из тех, кто потерял слишком много близких.
Златоглазая устроилась поудобнее и погрузилась в молчание, давая понять, что беседа окончена.
– «Одна из тех, кто потерял слишком много…» – ворчливо передразнил я Теру, вернулся на место и скорбно ссутулился над своим бутербродом. – Как раздеться, так первая. Стриптиз изобразить – не вопрос. Вервольфов малолетних натаскать – раз плюнуть. А до дела дойдет, глазки в кучку, рожа кирпичом…
За спиной раздался странный шелест. Я обернулся. Тера грызла кусок мяса. Глаза ее сверкали и губы чуть кривились в уголках. Фыркая носом, волчица беззвучно смеялась.
«Укромным» местечком дамы обозвали огромный дом в окрестностях Золотого Берега, неподалеку от дворца в миниатюре, принадлежавшего самому Марконе. По меркам соседа, этот особняк не так уж и велик. Впрочем, с равным успехом можно сказать, что Эйфелева башня не так уж и велика, с точки зрения Годзиллы. Сьюзен уверенно направила фургончик через пролом в высоченной изгороди, потом по белой бетонной дорожке к шестиместному гаражу, двери которого величаво поднялись перед нами.
Я вывалился из фургона и во все глаза уставился на припаркованные в гараже «мерседес» и «субурбан».
– А мы где вообще? – выдавил я.
Тера открыла заднюю дверь нашего транспортного средства (после увиденного иначе не назовешь), и оттуда посыпалась ребятня, не забывая помогать раненым друзьям. Джорджия потянулась, и под халатиком проступили соблазнительные подробности ее телосложения. Девушка откинула копну рыжеватых волос.
– Это особняк моих родителей. Они в Италии. Вернутся на будущей неделе.
Я устало потер переносицу.
– Наверное, родители даже не догадываются о твоих вечеринках?
И в ответ схлопотал раздраженный взгляд из-под длинных ресниц.
– И не догадаются. Мы хорошенько вычищаем за собой всю кровь. Давай-ка, Билли, уложим этих двоих в постель.
– Ты иди, – отозвался парень, не сводя с меня глаз. – Я догоню.
Джорджия хотела возразить, но только головой мотнула и с помощью другого парнишки повела раненых бойцов внутрь. По-прежнему голая, будто так и надо, Тера шлепала следом. Оглянулась разок и исчезла в доме. Сьюзен встала передо мной, напрочь загородив обзор.
– Пять минут, Дрезден. Потом я.
– Угу, – был дан ответ.
Сьюзен испарилась, и мы с Билли остались вдвоем. Невысокий крепкий очкарик, засунув руки в карманы, хмуро на меня пялился.
– А что, нынче все чародеи разгуливают в детских коронах или это нам дико повезло?
– А что, нынче все оборотни разгуливают в очках и льют на себя водопад одеколона или это в честь полнолуния? – парировал я, стаскивая с головы корону.
Он усмехнулся. Ну вот, так-то лучше. На обиженных воду возят…
– Быстро соображаете. – Он протянул мне руку. – Билли Борден.
Мы обменялись рукопожатием, причем он явно пытался раздавить мою ладонь.
– Гарри Дрезден.
– Видок у вас помятый, мистер Дрезден. Надеетесь одолеть их?
– Нет, – честно признал я горькую правду.
Билли коротко кивнул и поправил съехавшие очки.
– Значит, мы вам понадобимся.
Опять двадцать пять! И бойскауты туда же. Мда-а, стороннички подбираются хоть куда. Чип и Дейл спешат на помощь!
– Ну уж нет. Фигушки.
– Почему?
– Видишь ли, малыш, ты не встречал подобных гексенвольфам. Не сталкивался с акулами вроде Марконе. И уж точно не представляешь, каков Макфинн в деле. А даже если представляешь, назови мне причину, по которой ты обязан прогуливаться поблизости?
Он очень внимательно выслушал мою тираду.
– По той же причине, что и вы, мистер Дрезден.
Я открыл рот… и закрыл.
– Разумеется, я знаю гораздо меньше вашего, – продолжил Билли. – Но я же не полный кретин. И у меня глаза имеются. Многие ведут себя так, словно ничего не происходит. Нацию губят, мистер Дрезден.
Вы в курсе, что за последние три года количество тяжких преступлений выросло на сорок процентов? Количество убийств, особенно в крупных городах и сельской глубинке, выросло почти вдвое, а похищений и бесследных исчезновений людей – на триста процентов?
Я тупо смотрел на мальчишку. Действительно, раньше цифры меня как-то не занимали. Мерфи и другие копы говорили, что на улицах становится все хуже и хуже. Я и сам чувствовал, как мир наполняется тьмой. Чувствовал не на уровне слов, а где-то на уровне подсознания или глубже. Проклятие! Теперь понятно, почему я весь вечер идиотские номера откалываю. Стараюсь по-своему поднять факел.
– Я пессимист, мистер Дрезден, и думаю, люди не способны сами себе нанести такой вред. В смысле если бы преступники трудились в три смены, не покладая рук, они бы и тогда не сумели выйти на триста процентов. В газетах разное пишут. Что, если Потусторонний Мир задумал вторжение и в этом все дело?
– А если и так? – вопросом на вопрос ответил я.
Хотя Билли избегал встречаться со мной взглядом, в его голосе звенела непоколебимая уверенность.
– Тогда каждый должен что-нибудь предпринять. Поэтому мы здесь. Вся «Альфа». Когда мы пересеклись с Терой при работе над Северо-Западным проектом, она предложила нам эту возможность. Конечно, мы сразу же ухватились.
Я смотрел на него и думал, что спорить бессмысленно. Я наизусть знаю, какие доводы посыплются. Сам такой. Будь я лет на десять моложе, на голову пониже и на пару килограммов полегче, может, мы бы и поговорили. К тому же малыш обладает Силой. Я имею в виду, волком перекинуться – не дешевый салонный трюк. И все-таки иного не дано. Я не хочу, чтобы на мне повисла кровь еще и этого паренька.
– Ты не готов играть наравне со взрослыми, Билли.
– Может быть, – ответил он. – Но скамейка запасных опустела.
Ну, что на это скажешь? Я давал ему шанс. Он принял решение.
– В таком случае, оставайся здесь. Ты нужен нам живой. Все может закончиться очень скверно. Тогда гексенвольфы придут сюда, и раненых придется кому-то защищать.
– Если они прорвут вашу линию обороны, нам тоже не выстоять. Лучше напасть всем скопом. С вами.
Я фыркнул.
– Смотрю, у тебя все козыри на руках?
– Ставлю на фаворита, – покачал головой Билли.
Мы помолчали. Я ничуть не сомневался в искренности парня. От него прямо-таки за километр шибало самым неподдельным чистосердечием, неопытностью и донкихотством. С этими качествами живется хорошо. До поры до времени, пока однажды они не обернутся против владельца. И потом невежество… Нет, не совсем так. Скорее невинность… Ведь парень не знает, на что идет. Сегодняшний день не в счет. Цветочки. Я поведу его за ягодками в опасный, жестокий и кровавый мир. А хуже всего то, что, как бы я ни поступил сейчас с Билли и его приятелями, эти невинные дети не доживут до рассвета.
Малец сказал истинную правду. Помощь действительно нужна.
– Каждый, кто пойдет, будет подчиняться только моим приказам, – сказал я, и глаза мальчишки засверкали. – Будете делать, что я скажу и когда я скажу. Подчиняться беспрекословно. Усек?
– Усек, – подтвердил Билли с дерзкой ухмылкой, которая никак не вязалась с сомнительной внешностью школьного зубрилы в купальном халатике. – Вы умный человек, мистер Дрезден.
Я зарычал на него, и тут свет, падающий из открытого гаража, куда-то делся. Мы услышали довольно гаденькое хмыканье, и свет снова зажегся. В дверном проеме, тонкая и гибкая, как тростинка, стояла Джорджия. В высшей степени раздосадованная.
– Билли Борден, у тебя других дел нет, как попусту торчать в темноте?
Маленькая фурия с грозным видом шагнула вперед. Билли спокойно посмотрел на нее.
– Передай всем: мы выступаем. Дрезден изменил мнение. Кто согласен ему подчиняться, идет с нами. Кто откажется, останется с Синди и Алексом.
Глаза Джорджии распахнулись широко-широко. Она даже ойкнула от волнения. Девочка повернулась ко мне и стремительно обняла, чем вызвала в ноющем чародейском плече шквал возмущения. Потом, не сбавляя скорости, бросилась на шею Билли и неловко дернула его за халат. Халат съехал, грудь парнишки оголилась. На светлой коже отчетливо проступили длинные полосы запекшейся крови. Наискосок через грудь и дальше на плечо. К чести Билли надо признать, что его полнота на деле оказалась прилично развитой мускулатурой.
– Что это? – проговорила девушка. – Идиот! Почему не сказал, что тебя ранило?
Билли поежился и запахнул халат.
– Подсохло уже. Да все равно повязка не удержится, когда я перекинусь.
– Не надо было хватать того волка за сухожилие. – Джорджия поджала губы. – Он слишком быстрый.
– Я почти достал его.
– Тебя почти убили, – не сдавалась она, хотя голос заметно смягчился. Руку с плеча парня она не убрала, да и Билли смотрел на нее скорее выжидающе, чем сердито. Джорджия молчала. Так они стояли и просто смотрели друг другу в глаза.
Скажите на милость! Маленькие влюбленные оборотни…
Я тихонечко поковылял в дом.
Никогда особо я в Бога не верил. Впрочем, я верил в существование некоей силы вообще, Бога там или еще кого, способного это звание принять, потому что, если есть демоны, где-то непременно должны быть и ангелы. Логично? А раз есть дьявол, значит, есть и Бог. Где-то. Правда, пересекаться с ним мне не доводилось.
И тем не менее я взглянул на потолок. Взглянул без слов, на ум ничего не шло. Если Бог слышит, надеюсь, он получил немое послание. Я страстно желал одного – чтобы дети остались живы.
Глава 27
Аромат духов привел меня в скромно обставленную спальню на первом этаже. Сьюзен сняла жакет и щеголяла в белой тенниске с броской надписью «Хочешь похудеть – съешь меня». Из моего гардероба, между прочим. Услышав шарканье, она высоко задрала голову, словно желая удержать капающие слезы.
Наши взгляды встретились и тут же разошлись. Давненько мы не задерживали их друг на друге. Больше года. Тогда она грохнулась в обморок от увиденного во мне. Понятия не имею, что Сьюзен узрела, – я в зеркала подолгу не смотрюсь.
А в ней я увидел страстность, какую не часто встретишь в людях. Стремление действовать. Именно внутренняя непоседливость толкает ее вперед, побуждает раскапывать для полупридурочной газетенки истории о сверхъестественном. На «Волхв» свалился настоящий дар небес. Сьюзен по доброй воле перетряхивает дерьмище, от которого другие только нос воротят, и выуживает подробности, далеко не всегда объяснимые. Ее публикации заставляют призадуматься. Сьюзен решительно вытаскивает истину на всеобщее обозрение. Я знаю, для нее это дело чести. Правда, не пойму почему.
Я закрыл дверь и поковылял к ней.
– Тебя убьют. Не ходи, – прошептала она, кладя руки мне на грудь и прижимаясь щекой.
– Я должен. Дентон теперь не отстанет. Надо покончить с этим, пока все окончательно не вышло из-под контроля. Пока не погибло еще больше людей. Если я не пойду сейчас, Дентон разделается с Марконе, с Макфинном, свалит на Макфинна убийства, останется чистеньким и тогда займется мной. Возможно, что и тебе достанется.
– Мы уедем куда-нибудь, – еле слышно ответила она. – Спрячемся.
Я зажмурился. Мы… Она сказала – «мы», чего никогда не делала прежде. Сам-то я за долгие годы вообще отвык от подобных мыслей.
Нужно отозваться. Она понимает, я не мог не заметить многозначное «мы». Притихла. Ждет.
Я заговорил о другом:
– Мне плохо удаются игры в прятки. Как и тебе.
Сьюзен судорожно вздохнула, почти всхлипнула. Уверен, на рубашке проступили пятна от слез, но я не смотрел вниз.
– Ты прав. – Голос ее прервался. – Все так. Просто мне страшно, Гарри. Я понимаю, мы не были слишком близки. Дружили, спали вместе, но…
– Работа подгадила? – сказал я.
Она кивнула:
– Точно. – Сьюзен посмотрела на меня. Темные глаза полны слез. На лице мокрые дорожки. – Я не хочу терять тебя. Что останется? Работа?… Не хочу.
Я старательно подыскивал умные слова, чтобы успокоить ее, приободрить, помочь справиться с отчаянием. Мне хотелось открыть и свои чувства тоже, однако я совершенно запутался.
Мгновением позже я понял, что целую Сьюзен, нещадно тираня ее нежную кожу жесткой щетиной. Она чуть напряглась и почти сразу оттаяла, отозвалась с очаровательной, чисто женской готовностью. Холодная сдержанность мягко покидала ее тело, уступая место чувственности. Податливая от разгорающегося желания, девушка все ближе прижималась ко мне. Поцелуй замедлился, стал более тягучим и жарким одновременно. Кончиками пальцев я легонько гладил ее лицо. Ее острые коготки сминали мою рубашку. Наши губы жадно искали друг друга, тепло тел сливалось, и сердца будто соперничали между собой в скорости.
Она первая прервала поцелуй. Задохнувшийся, оглушенный, я едва держался на ногах. Сьюзен без слов подвела меня к краю постели, усадила, а сама исчезла в ванной комнате и вернулась оттуда с тазом воды, губкой и мылом. Раздела, терпеливо и очень бережно. Сменила повязки, ласково приговаривая, умеряя боль тихими поцелуями. Влажной губкой аккуратно смыла пот и засохшую кровь.
Будто теплый дождь стекал по моей коже. Уходила усталость, отступала боль. Сомкнув веки, иногда постанывая, я дрейфовал на волнах ее нежности.
А потом она пришла. Нагая и жаркая. Я открыл глаза и увидел в окне далеко на горизонте серебристый диск луны, отразившийся на озерной глади, и на фоне небесного серебра – очертания Сьюзен, чарующие изгибы прекрасного тела, восхитительную тень. Она поцеловала меня, я ответил, и мы погрузились в бурную пучину. Ее губы оторвались от моих и пустились странствовать по свежевымытой коже. Стоило поднять руки, чтобы дотронуться до нее, как она с мягкой настойчивостью прижимала их к постели, безмолвно требуя оставаться недвижным.
Дальше – мягкие прикосновения, легкие вздохи, бешеный перестук двух сердец… Она осторожно легла сверху, опираясь на колени и руки, чтобы уменьшить свой вес и не причинить мне лишнюю боль. Мы двигались, как единое целое, сплетая беспредельную нежность, влечение, страстное желание. Изголодавшиеся, измученные разлукой, мы упивались друг другом, достигнув такой немыслимой близости, что это потрясло нас обоих. Все закончилось в тишине, которая только обостряла единение.
Мы лежали рядом, слушая, как постепенно стихает перестук сердец. Потом она поднялась:
– Не уверена, хочу ли я любить тебя, Гарри, и не уверена, смогу ли без этого жить.
Я открыл глаза.
– Никогда. Слышишь? Никогда я не желал тебе плохого. Просто я не всегда знаю, что хорошо.
– Зато мне известно, как сделать, чтобы стало хорошо, – с поцелуем ответила Сьюзен. Потом накрыла мой лоб ладонью и с состраданием заглянула в лицо. – Ты видишь слишком много зла. Не забывай, на свете случаются и приятные моменты.
Вообще, я довольно толстокожий. Однако временами даже эта толстокожесть дает слабину. Я зарыдал. Сьюзен обхватила меня и тихонько укачивала, пока слезы не иссякли.
Как не хочется никуда тащиться. Остаться бы. Здесь тепло, чисто. Здесь никто не умирает. Здесь нет крови, не слышно рычания. И, что характерно, никто не лезет из кожи вон, чтобы меня прикончить. Я бы с большим удовольствием свернулся калачиком в объятиях Сьюзен, чем вышел навстречу щекастой луне, которая растет сейчас над горизонтом, окутанная призрачной дымкой.
Остаться бы… И все-таки я высвободился из теплых рук и сел.
Луна сегодня светит безумным.
Сьюзен встала с кровати, принесла вчерашнюю сумку и вытащила из нее пару черных джинсов, черные теннисные туфли, носки, теплую рубашку темно-серого цвета и бельишко под стать общей гамме. Ибупрофен тоже не забыла. Умница. Я поднялся, чтобы одеться, однако Сьюзен заставила меня сесть и принялась сама одевать. Аккуратно, с усердием.
Вас когда-нибудь одевала нагая красивая девушка? Да не просто одевала, а готовила к битве? Поверьте, это нечто неописуемое. Успокаивает и вместе с тем возбуждает. Расслабляет и делает более чутким, более внимательным, настраивает чувства на один лад с окружающим миром.
В дверь постучали.
– Чародей, пора! – Голос Теры.
Я встал, но Сьюзен удержала мое запястье.
– Гарри, подожди минутку.
Она опустилась на колени подле сумки, вынула широкую плоскую коробку и протянула.
– Я хотела подарить тебе на день рождения… Наверное, сейчас нужнее.
Я принял из ее рук коробку. Увесистая.
– Что это?
– Просто открой, тупица, – улыбнулась она.
Я снял крышку и ощутил тонкий аромат хорошо выделанной кожи. Раскрыл оберточную бумагу. Внутри тускло блеснул черный слой. Вынимаю, разворачиваю. Длинное, тяжелое пальто, точная копия моего старого плаща. До последней детали. Только материал несравнимо лучше.
Потрясающе!
– Ты, наверное, выложила целое состояние?
Она задорно рассмеялась.
– Не зря. Я получила немало удовольствия, расхаживая в нем голышом. – Сьюзен посерьезнела. – Носи, Гарри. На удачу.
Плащ сел как влитой, с приятной тяжестью, будто всегда был моим. На ощупь – сказка. Я вытянул поверх рубашки пентаграмму моей матери. Пушку, конфискованную у Харриса, переложил из рабочего комбинезона в карман плаща. Других магических штучек под рукой у меня не было. Возможно, как и самой магии. Принимая во внимание это печальное обстоятельство, пушка – наиболее подходящее оружие.
Готов. Пора идти.
Я повернулся к Сьюзен, желая попрощаться. Оказалось, она, не теряя времени даром, торопливо натягивает вещички.
– Ты что делаешь?
– Не видишь? Одеваюсь.
– Зачем?
– Кто-то должен вести фургон, Гарри. – Она с усилием протащила через голову узкий ворот тенниски, накинула жакет и гордо прошествовала к дверям. – Кроме всего прочего, намечается неслабое паранормальное событие. Думаешь, я его пропущу?
Она распахнула дверь и выжидающе на меня посмотрела.
Черт знает что такое! Одной заботой больше. Теперь и ее защищать придется. Она не вервольф, не волшебница. У Сьюзен даже оружия нет. Полное безумие не только брать ее с собой, но и обсуждать это. И тем не менее я поймал себя на мысли, что мне хочется быть уверенным, что она где-то рядом.
– Ладно. Ты пойдешь на общих условиях. Я главный. Подчинение беспрекословное.
Сьюзен поджала губки. Прищурилась.
– Какой тон! Я таю, – подколола она. – Смотришься просто супер! Никогда не думал отрастить бородку?
Улыбнулась и исчезла в холле.
Я смотрел вслед. Нельзя допустить, чтобы она попала в пекло, или я собственноручно привяжу ее к фургончику. Склонив голову набок, я с наслаждением вдохнул запах чистой одежды, мыла и эксклюзивный аромат от Сьюзен, который все еще хранила моя кожа. Стоило двинуться с места, и плащ слегка захрустел. Я бросил взгляд в зеркало.
Оттуда на меня пялился двойник из сновидений. Вся разница, что трехдневная щетина да шрамы. В остальном – как две капли.
Я отвернулся и решительно зашагал прочь из комнаты. Меня ждут.
Повеселимся.
