Бхакти Вигьяна Госвами
Вкус дикого мёда

Полная версия

Награда за праведность

«Счастье? Помилуйте, о каком счастье вы говорите? Рама был несправедливо изгнан в лес на четырнадцать лет. Его жену украл и почти год держал взаперти демон Равана. А потом ее оклеветали, и Рама, воплощение справедливости, изгнал ее из дворца. Праведные и великодушные Пандавы сначала вынуждены были прятаться в лесу от преследований Дурьйодханы, потом проиграли в кости свое царство. Драупади, их целомудренную жену, пытались прилюдно опозорить. В довершение ко всему они были сосланы в ссылку на тринадцать лет. И это вы называете счастьем?»

Мой воображаемый оппонент прав. С ним сложно спорить. Кто из нас не задавал себе вопрос: «Почему в жизни так много страданий?» И ладно бы страдали люди злые, порочные, а то ведь страдают в основном чистые и праведные. И на кострах их сжигают, и в тюрьмах гноят, и в ссылку ссылают, и клеветой поливают. Тогда как злодеи и нечестивцы благоденствуют и процветают. Это только в сказках смирение и терпение всегда бывают вознаграждены, а в реальной жизни часто праведники не получают никакой другой награды, кроме собственного смирения и терпения. Строго следовать всем заповедям священных писаний и так непросто, а тут еще и не дают покоя сомнения: чего ради оставаться праведным, если жизнь легче от этого не становится? Существуют ли реальные доказательства того, что праведность и исполнение долга – вопреки очевидности – сделают человека счастливым?

Похожий вопрос задала однажды Юдхиштхире его верная жена Драупади. Послушаем их беседу.

Сосланный на долгих тринадцать лет в ссылку царь Юдхиштхира, четверо его братьев и их жена Драупади поселились сначала в Двайтаване, уединенном лесу на расстоянии трех-четырех дней пути от бывшей столицы их царства Индрапрастхи. Они обосновались на берегу большого лесного озера с кристально чистой водой. Непритязательному Юдхиштхире жить на природе нравилось гораздо больше, чем в душной роскоши царского дворца. Да и не привыкать ему было – многие годы он и его братья из-за козней Дурьйодханы и так провели в скитаниях по лесу. А в Двайтаване к тому же вместе с ними поселились многочисленные брахманы, которые предпочитали терпеть лишения вместе с царем-изгнанником, чем получать подачки от порочного Дурьйодханы. Дни напролет проводил Юдхиштхира в беседах с ними, обсуждая священные писания, пока его младшие братья заботились о пропитании или упражнялись в воинском искусстве. Если бы не память о долге перед подданными и не чувство вины перед женой и братьями, он, наверное, простил бы своих обидчиков да так и провел бы в лесу остаток своих дней.

Однако Драупади не могла успокоиться. Память о том роковом дне, когда брат Дурьйодханы попытался раздеть ее на глазах у великих воинов, была еще слишком свежа. Боль от пережитого унижения усиливалась во много крат, когда она видела, как безропотно переносит все тяготы несправедливой ссылки ее муж, как будто смирившийся с беззаконием. Готовность мужа все простить своим обидчикам казалась ей малодушием. А когда она думала о том, что в это же самое время жестокосердный Дурьйодхана, виновник всех их бед, благоденствует, да еще и, наверное, насмехается над ними, гнев, клокотавший в ее груди, выплескивался наружу слезами и упреками.

В один из дней, когда солнце перевалило за полдень и медленно клонилось к закату, обратив к мужу прекрасное заплаканное лицо, Драупади заговорила:

– О царь, объясни мне, что происходит? Если добродетели всегда сопутствуют победа и успех, то почему ты оказался здесь и лишился царства? Никогда, даже во сне, ты не поступался праведностью. Так почему же неудача постигла тебя, а сын слепого царя, Дурьйодхана, торжествует победу? Ты сейчас сидишь на подстилке из сухой травы, а он восседает на троне из слоновой кости. Глядя на это, я могу прийти только к одному выводу: добродетель, кротость, готовность простить своих врагов, правдивость и прямота не могут принести благополучия. Ты всегда защищал дхарму, но она, вопреки поговорке, не защитила тебя⁴⁵*. Ты живешь добродетелью, она твой воздух и хлеб. Во имя нее ты, ни минуты не колеблясь, отказался бы от меня и своих братьев, если бы перед тобой встал такой выбор. Ты служишь святым людям всем, что есть у тебя в распоряжении. Ты никогда не проявлял неуважения к старшим, равным и даже младшим. Хотя ты владел огромным царством, ты не возгордился. Ты совершал великие жертвоприношения и без конца раздавал пожертвования. В своей жизни я не встречала человека более чистого и невинного.

Драупади испытующе посмотрела в глаза мужа. Поймав на себе его сострадательный взгляд, она немного смутилась, но все же продолжила:

– И тем не менее Провидение жестоко обошлось с тобой. Во время игры в кости оно затмило твой разум, и ты проиграл все – свои богатства, царство, братьев, самого себя и даже меня. Скажи мне: как человек, подобный тебе, – чистый, добрый, во всем знающий меру, щедрый и правдивый – мог поддаться азарту? Ведь пристрастие к азартным играм – порок. Откуда он у тебя? Я до сих пор не могу понять, как эта страсть могла затуманить твой разум.

Есть культуры, в которых неудобные вопросы младших к старшим приравниваются чуть ли не к святотатству. Но в ведической культуре не существовало запретных тем. Нельзя запретить человеку сомневаться, поэтому в разговорах со старшими были запрещены не сомнения, но бесплодный и высокомерный вызов. Все остальное было позволено.

Юдхиштхира терпеливо слушал жену. Он понимал, что на сердце у нее накипело и ей нужно выплеснуть все свои сомнения. После небольшой паузы Драупади снова заговорила, и голос ее дрожал от обиды:

– Все живые существа действуют по воле Господа. Это Он сводит людей вместе, так что они становятся инструментами кармы друг друга. Когда люди убивают друг друга, это на самом деле Он руками одних убивает других. Бог вездесущ, и даже травинка не шелохнется без Его воли, но при этом Он прячется за завесой Своей энергии, чтобы никто не мог уличить Его: «Это сделал Бог». Однако прозорливые мудрецы видят во всем Его руку. Господь играет с нами, как ребенок – с деревянными игрушками. Мы называем Бога отцом, но разве отец станет поступать так со своими детьми? Глядя на то, как страдаешь ты и как благоденствует Дурьйодхана, я не могу не думать, что Он держит зло на одних и благоволит к другим. Почему Он позволяет твориться беззаконию? Почему в этом мире торжествует зло? Если же допустить, что Он не вмешивается в наши дела, тогда получается, что всегда побеждает сильнейший, а удел слабых остается только оплакивать.

Кого не мучили подобные сомнения? Чья вера в Бога не шаталась при столкновении со страданиями – собственными или дорогих нам людей? Драупади не побоялась произнести вслух то, что верующие люди обычно прячут в потаенных уголках сердца. Тем важнее для нас услышать ответ Юдхиштхиры.

Царь видел, что разум его жены помутился от горя. Сколь бы сильным ни был разум человека, эмоции, если дать им волю, все равно берут над ним верх. Юдхиштхира терпеливо ждал, когда Драупади выскажет все, что накопилось у нее на сердце, и, только когда она умолкла, стал отвечать:

– Ты красиво говоришь. Трудно не заслушаться твоими речами. Еще труднее не согласиться с ними. Беда, однако, в том, что ты говоришь на языке людей, утративших веру в Бога. Ржавчина сомнений разъедает твою веру. Пойми, что долг на то и долг, чтобы человек исполнял его, не ожидая результатов. Ты же хочешь поставить праведность в зависимость от ее плодов. Тот, кто исполняет дхарму, ожидая награды, торгует своей праведностью, пытаясь обменять ее на благополучие. Такой человек хуже, чем вор. Я иду путем дхармы только потому, что верю в Веды и хочу доставить удовольствие Всевышнему, а не потому, что жду за нее награду. У меня нет других мотивов. Моя вера в добродетель – высшая награда для меня, ибо она придает мне силы и спокойствие. Тому, кто сомневается в дхарме и словах святых людей, следующих дхарме, закрыт доступ в вечное царство Бога, как низкорожденным закрыт доступ к изучению Вед. Такому человеку не на что опереться в жизни.

Юдхиштхира пристально смотрел на жену. Драупади под его взглядом опустила голову, а он продолжал:

– То, что ты не видишь немедленных результатов дхармы, еще не повод сомневаться в ней. Никто, даже правители этой вселенной – полубоги, не знают, когда праведность или грех принесут плоды. Но подумай сама: если бы добродетель перестала приносить благо, весь этот мир давно уже погрузился бы во тьму. Никто здесь не пытался бы спастись или постичь Истину. Если бы аскеза, целомудрие, изучение священных писаний, правдивость и благотворительность не приносили плодов, люди давно прекратили бы творить добро и опустились бы до уровня животных. Хаос и беззаконие тогда воцарились бы в мире. Ты своими глазами видела, что дала праведность таким мудрецам, как Маркандея, Вьясадева, Нарада и Майтрея. Все эти святые, вкусившие духовное блаженство, превозносят дхарму как высшую обязанность человека.

Имена этих мудрецов ведической древности могут ничего или почти ничего не сказать нам. Но разве мы сами хотя бы раз в жизни не встречались со святыми людьми и не ломали голову над загадкой их нелогичного счастья?

Голос Юдхиштхиры звучал все громче и отчетливее:

– Сомневаться в их словах и поступках – значит сомневаться в истинности священных Вед. А сомневаться в истинности Вед – значит перестать верить в существование Бога. О Драупади, разве благие дела могут быть бесплодными? Разве может порок остаться безнаказанным? Не сетуй на Бога, просто попытайся понять Его волю и склони перед Ним свою голову – только это принесет тебе покой и умиротворение. А без них возможно ли счастье?

Объявив Бога мифом, люди заодно с Ним перевели в ту же категорию все священные писания и все добродетели. Так появились миф справедливости, миф сострадания, миф чести и миф любви. В мире мифической нравственности зло лишь условно отличается от добра, и порок остается безнаказанным, ибо «если Бога нет, то все позволено». И все же люди судорожно держатся за эти мифы, понимая, что, когда они рассеются, жизнь превратится в сущий ад – ад, в котором никто не сможет быть счастливым ⁴⁶ *.

Пока царь говорил с женой, на землю опустились сумерки. Ночные цикады завели свою бесконечную песнь, сливавшуюся с потрескиванием костра и криками ночных птиц. Брахманы, собравшиеся на поляне, где происходила беседа, внимательно слушали речи Юдхиштхиры, одобрительно кивая головами. Свет костра ярко освещал его строгое лицо, так что казалось, будто оно само светится внутренним светом, рассеивая опустившуюся на землю тьму. Или так оно и было?

Слезы катились по щекам Драупади. Слова мужа как будто вскрыли внутри нее долго зревший нарыв. Она чувствовала облегчение. Юдхиштхира был, конечно же, прав. Действительно, разве может праведность оказаться бесплодной? Если что-то и делает ее бесплодной, то только наше ожидание награды за нее…

***

Все ищут счастья. Глупцы хотят приобрести его по дешевке и потому находят свое счастье в наркотиках и вине. Это делает их еще глупее. Глупость – их расплата за дешевые наслаждения. Мудрые не поддаются на подобные соблазны. Они готовы платить за счастье настоящую цену, идя трудным путем праведности. Счастье приходит к ним сначала как безмятежность и тихая радость, а потом – как неземное блаженство. Оно делает их еще добрее и мудрее. Мы же – люди, находящиеся посередине, – пытаемся урвать радостей от жизни то тут, то там. Не потому ли мы всегда несчастны?

«В этом мире счастливы только самые глупые из глупых и те, кто обрел высший духовный разум. Все остальные, находящиеся между этими двумя полюсами, обречены на страдания» ⁴⁷ .

ГЛАВА ВТОРАЯ. Об учителях, учениках, знании и невежестве

Приравняв знание к информации, люди Нового времени ⁴⁸ * сделали тьму невежества, которая и так покрывала их сознание, еще непрогляднее. Один из величайших учителей бхакти-йоги Бхактисиддханта Сарасвати приводил слова Галилео Галилея, ставшие, по сути, девизом нашей цивилизации: «Измерь измеримое и сделай измеримым то, что измерению не поддается».

Одержимый желанием все измерить аршином своего разума, современный человек уверен, что сможет таким способом осмыслить полноту Истины. Поэтому в своих попытках постичь окружающий мир он пытается дробить единую и неделимую Истину. Биологи изучают живые организмы, убивая и препарируя их, генетики выделяют из хромосом гены и манипулируют ими, химики разрушают и снова синтезируют молекулы, физики расщепляют материю на элементарные частицы, а медики разбирают людей на органы и лечат отдельные болезни, а не человека. В результате ученые – «верховные жрецы» религии материализма – обманывают самих себя и всех остальных – им достаются только крохи информации, а Истина – живая и неделимая – ускользает. Настоящее знание – это не набор разрозненных фактов, заученных или накопленных на жестком диске компьютера, и даже не способность манипулировать ими. Знание – это соприкосновение с Истиной, которое позволяет увидеть единство всего сущего и вписать свою жизнь в контекст бытия.

Истина слишком велика, чтобы ее можно было постичь нашим куцым рассудком. Чтобы постичь ее, нужно преклониться перед ней, тогда она, довольная нашим служением, может открыть себя нам. Этот путь постижения Истины называется нисходящим – не мы сами должны докарабкаться до истины, но она сама нисходит к нам.

Упанишады так говорят об этом:

найам атма правачанена лабхйо

на медхайа на бахуна шрутена

йам эваиша вринуте тена лабхйас

тасйаиша атма вивринуте танум свам

«Невозможно познать Истину (атму) благодаря глубокомысленным объяснениям, проницательному разуму или незаурядной эрудиции. Истина открывается только тому, кого сама выберет» ⁴⁹ .

В давно минувшие времена люди постигали знание не в университетах, но служа Учителю. Главное, чему надо научиться от учителя, – это смирение и ученичество. Все остальное само откроется смиренному человеку в свой срок.

История Упакошалы ⁵⁰

В течение тысячелетий ведическая традиция передавалась в неизменном виде благодаря непререкаемому авторитету учителя – гуру, которого ученик должен был почитать наравне с Богом, потому что только гуру может открыть ученику Бога. Служение гуру делает сердце человека глубоким и таким образом позволяет ему вместить истины, намного превосходящие обыденное сознание. Поэтому Веды превозносят людей, научившихся служить духовному учителю, называя их великими душами:

йасйа деве пара бхактир

йатха деве татха гурау

тасйаите катхита хй артхах

пракашанте махатманах

«Смысл Вед сам собой открывается только тем великим душам, которые непоколебимо верят в Бога и духовного учителя» ⁵¹ .

Упакошала жил в ашраме своего гуру, знаменитого мудреца Сатьякамы, как брахмачари. Это значит, что ему приходилось исполнять всю черную работу по дому и заботиться о том, чтобы жертвенный огонь, который должен был напоминать человеку, что вся его жизнь предназначена для жертвы, никогда не погас. Долгих двенадцать лет Упакошала трудился, исполняя любые приказы учителя.

За двенадцать лет Брихаспати, планета, символизирующая духовное знание, обходит весь Зодиак. Он не торопится – духовная жизнь не терпит суеты. Чтобы знания, полученные от учителя, полностью преобразили человека, изменили его материальную природу, он должен быть готов ходить в послушниках хотя бы двенадцать лет.

Все друзья Упакошалы, не ставившие перед собой слишком высоких целей, давно отучились и покинули ашрам. Только он – лучший из учеников – продолжал все так же смиренно и терпеливо прислуживать учителю, не осмеливаясь спросить, когда же тот наградит его духовным знанием. А гуру, довольный им, не подавал виду, что замечает старания юноши, – он терпеливо ждал, когда жажда познания в сердце Упакошалы станет такой сильной, что сметет последние препятствия. Недаром самого учителя звали Сатьякама – «жаждущий Истины».

Гуру молчал. Молча продолжал служить ему Упакошала. Милость нельзя потребовать – ее можно только терпеливо ждать. В конце концов даже жена Сатьякамы не выдержала и взмолилась мужу:

– Этот юноша много лет служит тебе верой и правдой. Он во всем ограничивает себя и печется о жертвенном огне. Открой ему сокровенное знание, иначе, я боюсь, ты прогневишь бога огня, Агни, – свидетеля его усердия и твоей черствости.

Ничего не ответил ей Сатьякама. Он даже не взглянул на своего ученика. Не проронив ни слова, он собрался в дорогу и вышел из дома. Такое бывало и раньше: иногда он уходил в долгие путешествия – наведать бывших учеников или посетить святые места. Но на этот раз молчаливый уход учителя в глазах Упакошалы мог означать только одно: «Учитель недоволен мною. Он не собирается открывать мне Истину, значит, вся моя жизнь была напрасной».

Тоска по бесконечному, давно поселившаяся в душе Упакошалы, в этот момент стала невыносимой. Пламя его отчаяния разгорелось гораздо сильнее, чем жертвенный огонь, за которым он ухаживал. Он решил поститься. Вернее, не так: в его охваченном безысходностью сердце не осталось места для мыслей о еде. Поэтому, когда сострадательная жена духовного учителя позвала ученика на обед, тот ответил:

– О матушка, какой смысл принимать пищу, которая лишь питает во мне нескончаемые желания? Ум мой постоянно мечется в поисках наслаждений. Страх и сомнения измучили меня. Бесконечная череда рождений и смертей ждет меня впереди. Зачем плодить невежество? Спасибо за доброту, матушка, но я не буду есть…

Услышав его слова, три пламени, горевшие в жертвеннике, заговорили друг с другом: «Он так долго и так прилежно служил нам. Его служение не может пройти даром. Хотя бы из благодарности к нему мы должны открыть ему секреты бытия».

Огонь – стихия, порождающая, преобразующая и уничтожающая мир. Служение жертвенному огню для людей ведической культуры было выражением благодарности изначальной энергии творца. «Риг-веда» начинается с гимна Агни и заканчивается другим гимном в его честь. В соответствии с Ведами, существуют три главных разновидности жертвенного огня. Они олицетворяют энергию солнца, энергию луны и энергию праны (сознания). Постигнув эти три энергии, мы сможем понять, как действует мир, в котором мы живем.

В тот же миг жертвенный огонь вспыхнул с новой силой. Его неземной свет залил все вокруг, и пораженный Упакошала услышал внутри себя хор голосов, давших ему наставления о том, как увидеть Истину, прячущуюся в глубине его сердца. Разрозненные явления, известные ему, вдруг сложились в единую величественную картину непрерывного бытия. Мир перестал казаться нагромождением нелепых случайностей и бессмысленных страданий. Юноша почувствовал бесконечное блаженство, разлитое повсюду. Какофония мыслей, которую Упакошала постоянно слышал в своей голове, вдруг превратилась в прекрасную музыку, а его крошечная жизнь перестала быть фальшивой нотой, режущей слух, и гармонично вплелась в дивную мелодию, зазвучавшую у него в сердце.

Сколько продолжалось это чудо, никто не знает – несколько мгновений или много месяцев. Время остановилось для Упакошалы. Он сидел, погруженный в транс, пока снова не услышал те же голоса: «Дитя, теперь ты знаешь, что такое огонь, оживляющий мир. И теперь ты знаешь, кто такой Бог, сотворивший вселенную. Тебе больше не о чем печалиться. Довольные тобой, мы приоткрыли тебе Истину. Дождись учителя. Он даст тебе все остальное!»

Упакошала медленно отворил глаза. На пороге ашрама стоял возвратившийся учитель.

– Эй, Упакошала! – строгим голосом окликнул его гуру.

– Да, мой господин.

– Что с тобой, мой сын? Лицо твое сияет так, будто ты постиг Дух. Кто открыл тебе это знание?

– Кто, кроме тебя, мог открыть мне его? – смутившись, ответил Упакошала.

Он знал, что только учитель – и никто другой – может дать ему знание. Густая краска стыда залила его лицо. Но гуру невозможно обмануть. Он ждал, сурово нахмурив брови.

– Это они научили меня, – наконец признался юноша, кивком указав на языки жертвенного огня. – Посмотри, о учитель, сейчас этот огонь даже выглядит иначе, чем раньше.

– Чему они научили тебя? Скажи мне без утайки, – так же строго спросил учитель.

Упакошала, запинаясь и смущаясь, стал рассказывать, что он понял в своем трансе.

Выслушав его, Сатьякама удовлетворенно улыбнулся.

– Огонь научил тебя, как жить в этом мире. Огонь даже позволил тебе соприкоснуться с духовным знанием. Но это только самое начало. Теперь, если ты хочешь постичь Истину целиком, слушай меня…

***

Нет смысла раскрывать здесь то, что рассказал Упакошале мудрец Сатьякама. Да это и невозможно – мы просто прочитаем написанные на бумаге слова и решим, что отныне знаем Истину, и тем самым обманем самих себя и других. А Истина, живая и многогранная, так и останется вне нашей досягаемости. Потому что Истина осеняет только смиренных и терпеливых и ускользает от тех, кто думает, что Ее можно постичь своими силами.

О том, какой губительной может быть иллюзия знания, обретенного неверным способом, – следующая история.

Упрямый Явакрит ⁵²

Знание приносит благо только смиренным. Гордецов оно делает еще более гордыми. Поэтому получить истинное знание можно только от учителя. Любое другое «знание» суть невежество. Оно лишь умножает гордыню и зависть, и плоды его всегда горьки.

Жили некогда два друга-мудреца. Один, по имени Райбхья, был большим знатоком Вед, а другой, по имени Бхарадваджа, – обычным аскетом, каких много было в стародавние времена. Слава Райбхьи гремела повсюду. Он был знатоком «Атхарва-веды» и потому мог изгонять злых духов, исцелять сложные болезни, снимать или насылать порчу, привораживать, обрекать на смерть и делать множество других вещей, пользующихся у людей спросом. Известен он был и своим вспыльчивым нравом, так что люди побаивались слишком близко общаться с ним, и все же поток приходящих к нему за помощью никогда не иссякал.

В отличие от Райбхьи, Бхарадваджа был человеком простым и непритязательным. Он любил аскезу и искренне восхищался своим ученым другом. Райбхья, в свою очередь, ценил чистое и смиренное, свободное от зависти сердце Бхарадваджи и втайне надеялся, что общение с ним когда-нибудь и его самого сделает таким же счастливым и умиротворенным.

У Райбхьи было два сына – Арвавасу и Паравасу, которые своими познаниями даже превосходили отца. Каждый день десятки людей стекались к ним с просьбами. Ни дня не проходило, чтобы они не совершали каких-то жертвоприношений. Иногда даже могущественным царям приходилось месяцами ждать, когда подойдет их очередь. Дом Райбхьи процветал, и слава его с каждым днем становилась все громче. А у его друга и соседа Бхарадваджи почти ничего не было – только убогая хижина, накопленные аскетические подвиги да привязанность к сыну, которого звали Явакрит. Сын его, как и отец, был аскетом и находил удовольствие в суровой аскезе – ничего другого он не знал и не умел. Люди за спиной потешались над ними: мол, что еще остается делать полуграмотным брахманам?

Мудрый отец Явакрита не принимал насмешки глупцов близко к сердцу – счастливые неуязвимы для глупости и зависти. Но юноша мечтал о славе. Увы, простота и незлобивость не передаются по наследству. Они приходят в награду за смирение. О, как обидно было Явакриту ловить на себе насмешливые или пренебрежительные взгляды посетителей, приходивших в дом Райбхьи. Как больно ему было видеть благополучие, которым наслаждается семейство соседа! Пожар зависти в его сердце разгорался все сильнее. В конце концов юноша принял для себя решение: «Я буду совершать суровую аскезу и умерщвлять плоть до тех пор, пока великие боги не появятся передо мной и не вложат мне в сердце все знание Вед. И когда это случится, люди станут почитать меня так же, как Райбхью и его сыновей».

О зависть человеческая, поистине, ты можешь отравить сердца и проникнуть в разум даже великих мудрецов и отшельников! Сердце, отравленное тобою, лишается сна и покоя, а разум, в который ты проникла, изобретает губительные способы возвышения над теми, к кому ты обращена. Казалось бы, что может быть похвальнее, чем желание постичь смысл Вед? Постичь смысл Вед – значит понять Бога. Вопрос только для чего? Для того, чтобы исполнить предназначение человеческой жизни, или для того, чтобы доказать свое превосходство над другими?

Бхарадваджа видел, что творится в сердце сына. Как только не пытался он охладить его пыл!

– Сынок, какой смысл завидовать нашим друзьям? – говорил он Явакриту. – Каждому дается только то, что он заслужил. Завидовать другому – значит не верить в справедливость Бога. Если тебе мало того, что у тебя уже есть от Бога, если ты хочешь понять смысл Вед, иди к учителю. Обратись к мудрецу Райбхье, стань его учеником, служи ему верой и правдой, и знание Вед откроется тебе. Зависть к нему сменится благодарностью, а благодарность очистит твое сердце. Никто еще в этом мире не обрел знание Вед без служения гуру, потому что настоящее знание приходит только к смиренным. Беда в том, мой сын, что ты ищешь не мудрость, а власть; не удовлетворение, а почет; не Бога, а дешевое восхищение людей. Одумайся, прошу тебя!

Но Явакрит был молод и упрям, а уязвленное самолюбие мешало ему услышать мудрые слова отца. Несмотря на все его увещевания, Явакрит отправился на берег Ганги и там, в девственном лесу, начал совершать аскетические подвиги.

В разгар летнего зноя он разжигал четыре костра по четырем сторонам света и, не шелохнувшись, сидел между ними, пока солнце не закатывалось за горизонт. В холодную пору, когда ледяной ветер, дующий с Гималайских гор, пробирает до костей, он по горло погружался в воды Ганги и оставался в реке целый день. Ни ветер, ни дождь, ни раскаленное солнце не могли остановить юношу. Погруженный в аскезу, он забыл обо всем на свете – любой ценой он хотел обрести знание Вед. Никаких других желаний не осталось в его сердце. В конце концов жар его тапаса стал таким сильным, что даже боги на райских планетах почувствовали его жжение⁵³*. Сам царь райских планет Индра, не понимая, ради чего юный аскет умерщвляет плоть, решил испытать его. В образе пожилого брахмана он пришел к тому месту на берегу Ганги, где Явакрит совершал аскезу, и, поприветствовав его, сказал:

– О Явакрит, мне жаль тебя. Зачем ты мучаешь себя? Ты хорош собой, молод, силен. Чего тебе не хватает? Скажи мне, что ты хочешь. Может быть, я смогу тебе чем-то помочь?

Явакрит, не прекращая своей аскезы, внимательно посмотрел на старика. Под его пронзительным взглядом оболочки лжи спадали сами собой. Он понял, что перед ним Индра, могущественный полубог, повелитель небожителей, милости которых он домогался. Меньше всего он хотел разгневать того, кто стоял перед ним. Со всем смирением, на какое был способен, Явакрит решил попросить благословение, и не только для себя:

– О Индра, я хочу от тебя одного: пусть отныне любой дваждырожденный⁵⁴** вместе со священным шнуром мгновенно получает знание Вед. Пусть оно сразу раскрывается в его сердце. Пусть никому больше не нужно будет жить в доме гуру и служить ему. Если ты дашь мне это благословение, все дваждырожденные будут с благодарностью помнить мое имя.

Уже тогда, в те баснословные времена, желание посмертной славы двигало спасителями человечества! С тех пор число непрошеных спасителей выросло в геометрической прогрессии, так же как и число бед, которые они принесли людям.

Ответ этот рассмешил Индру.

– Вот, оказывается, что ты замыслил! О непобедимый Явакрит, никто не сможет исполнить твое желание. Даже сам великий Брахма, творец этой вселенной⁵⁵. Каждый в этом мире получает по заслугам. Здесь за все нужно платить. А если кому-то что-то и достается без труда, этот дар никогда – запомни, никогда – не приносит ему пользы. По-настоящему наслаждаться можно только тем, что мы заработали сами – своим трудом и пóтом. И уж тем более это относится к священному знанию Вед. Неужели ты забыл, что река Вираджа, отделяющая материальную сферу творения от духовного мира, состоит из пота тех, кто изучает Веды? Поэтому, какие бы аскетические подвиги ты ни совершил, желание твое не может быть исполнено. Законы Бога непререкаемы!

Явакрит ничего не ответил. Сжав зубы, он продолжил свою аскезу, которая с каждым днем становилась все суровее. Так прошло несколько лет. Жар его аскезы выжег вокруг него всю растительность на берегу Ганги. Случайные люди боялись даже посмотреть ему в глаза, горевшие адским пламенем. «Никто и никогда, – каждый день твердил он себе, – не заставит меня отказаться от своего желания. Либо я умру, либо все знание Вед раскроется в моем сердце».

И снова Индра принял обличье старого брахмана, но на этот раз не стал подходить к Явакриту. Он пристроился на берегу Ганги в том самом месте, где Явакрит обычно совершал омовение, и стал сыпать пригоршнями песок в стремительную воду. Очень скоро туда прибыл и сам Явакрит. Он стал омываться, с любопытством наблюдая за тем, что делает старик. В конце концов он не выдержал и спросил:

– Почтеннейший, что заставляет тебя заниматься этим странным делом – кидать песок в воды Ганги? Чего ты хочешь добиться?

– О премудрый отшельник, разве ты еще не понял? – ответил старик. – Я хочу сделать плотину, чтобы люди могли переправляться по ней на другой берег Ганги. Поколения людей в будущем будут ходить по этому мосту, с благодарностью вспоминая мое имя.

Явакрит, как ни пытался, не смог сдержать улыбки:

– С чего ты решил, что пригоршнями песка можно перегородить могучую Гангу? Разве ты сам не видишь, что речные воды уносят твой песок, стоит ему коснуться их?

Старый брахман невозмутимо продолжал делать свое дело.

– Ты заблуждаешься, о непогрешимый, – отозвался он. – Чтобы перегородить Гангу, достаточно набраться решимости. Пусть на это потребуются годы, но я добьюсь своего.

– Теперь я понял, почему говорят, что старость даже мудрых превращает в несмышленых детей, – грустно заключил Явакрит. Старик как будто только этих слов и ждал:

– Зря ты так думаешь. По миру идет молва о великом аскете Явакрите. Ты наверняка тоже слышал его имя. Говорят, он совершает великую тапасью ради того, чтобы все дваждырожденные могли постичь Веды, не пройдя обучение у духовного учителя. Если он надеется, что у него все получится, то почему я не могу надеяться на то же самое?

Явакрит внимательнее присмотрелся к лукавому старику.

– О повелитель райских планет, это опять ты? Знай же, что тебе не удастся заставить меня свернуть с избранного мною пути. Разумеется, ты был прав, когда сказал, что люди получают только то, что заслужили. Но вспомни, не пришлось ли тебе пропустить в рай Тришанку, когда за него попросил великий тапасви Вишвамитра⁵⁶? И разве не пришлось тебе некогда уступить свое место в раю демону Бали⁵⁷? Стало быть, затея моя не так уж безнадежна!