полная версия

Борис Павлович Балаян
Кровь на алмазе «Шах»

Полная версия

Роль А. С. Грибоедова и Нерсеса Аштаракеци в освобождении и возвращении на родину армян

Основные положения будущего мирного договора были в общей форме изложены в «Декларации» России 16 сентября 1826 г., в связи с иранским вторжением²²⁶. В проекте будущего договора относительно границы с Ираном и других условий договора были учтены предложения А. П. Ермолова и А. С. Меншикова²²⁷, представленные графу Нессельроде 17 ноября 1826 г.

На основе отдельных статей Гюлистанского договора и дополнительных статей, выдвигавшихся царским правительством в 1816 г., были составлены проекты мирного и торгового договоров.

После обсуждения проектов в марте-апреле 1827 г. была составлена инструкция, в которой обосновывались статьи мирного трактата и Особого акта о торговле²²⁸.

В качестве основных условий мира в инструкции царского правительства предписывалось: присоединение к России Эриванского и Нахичеванского ханств, возвращение Талышского ханства, уплата 10 млн. руб. серебром в возмещение военных издержек и убытков русских подданных; подтверждение условий Гюлистанского договора, касавшихся торговли и прав России на Каспийском море²²⁹. В дополнительных «наставлениях» подчеркивалось, что «денежное вознаграждение» может быть «снижено».

Выработанные в Петербурге условия будущего мирного договора, изложенные в царском рескрипте²³⁰, были доставлены в лагерь при Джелал-оглы 24 мая 1827 г. A. М. Обрезковым, который был назначен вторым уполномоченным и начальником дипломатической канцелярии командующего корпусом вместо А. С. Грибоедова. Это назначение было связано с реакционной политикой, которую царское правительство проводило после восстания декабристов во всех областях государственной и общественной жизни.

По подозрению в связях с декабристами командующий Кавказского корпуса генерал Ермолов 27 марта 1827 г, был заменен генералом Паскевичем. Царь уполномочил начальника Главного штаба И. И. Дибича удалить героев русско-иранской войны генералов Мадатова и Вельяминова, предлагал назначить нового начальника штаба корпуса.

Из письма А. С. Грибоедова С. И. Мазаровичу от 8 мая 1827 г. видно, что еще до получения петербургских проектов мирного договора А. С. Грибоедов уже работал над составлением проекта мирного договора с Ираном взамен аннулированного Гюлистанского договора²³¹.

Между тем и после приезда А. М. Обрезкова, не имевшего представления об Иране и не владевшего персидским языком, служебное положение А. С. Грибоедова фактически не было поколеблено. Не случайно поэтому на ответственные переговоры с наследным принцем Аббас- Мирзой в июле 1827 г. был направлен И. Ф. Паскевичем не А. М. Обрезков, а А. С. Грибоедов, который настойчиво добивался заключения перемирия не только на условиях, выработанных в Петербурге и доставленных Обрезковым в Джелал-оглы. Изложенное на этих переговорах обоснование предложений России и развернутая критика А. С. Грибоедовым контрпредложений Аббас-Мирзы указывали не только на большую эрудицию Грибоедова и на его глубокое знание иранской политической жизни и психологии правившей каджарской группировки, но и на разработанные в деталях политические и дипломатические концепции А. С. Грибоедова.

Позднее, на переговорах в Дех-Харгане (ноябрь 1827-январь 1828 г.) дипломатическое мастерство А. С. Грибоедова привело к дополнению проекта мирного договора статьями о возвращении на родину армян.

И. Ф. Паскевич в заметках на полях неопубликованных «Записок» о войне 1826-1828 гг., составленных его адъютантом С. П. Бутурлиным, особо отметил, что ст. 4 и ст. 13 мирного договора были «улучшены», ст. 14 «развернута в предвидении переселения армян в Россию», а ст. 12 и 15 – «новые»²³². Статьи, касавшиеся Армении и размеров контрибуции, составляли основную часть изменений.

Советские исследователи установили, что А. С. Грибоедов был автором статей Туркманчайского договора, относившихся к судьбам армянского и других народов Закавказья.

По заметкам Паскевича на полях Памятной записки А. С. Грибоедова, написанной в Дех-Харгане, С. В. Шостакович установил, что автором статьи 14-й был именно А. С. Грибоедов²³³. Авторство Грибоедова в отношении ст. 12, 14 и 15 было установлено Л. С. Семеновым в результате анализа юридического обоснования этих статей в письме А. С. Грибоедова Паскевичу от 28 сентября 1823 г.²³⁴

В книге «А. С. Грибоедов и армяно-русские отношения» В. А. Парсамян приводит слова Нерсеса Аштаракеци о том, что «Грибоедов был защитником армянского народа»²³⁵.

При разработке статей о переселении армян учитывались рекомендации Нерсеса Аштаракеци, изложенные в его «Записке об армянах для включения при переговорах о мире»²³⁶, а также в другой его справке «О переселении армян из персидских владений в провинции, принадлежавшие России», отправленной Паскевичу 27 декабря 1827 г.²³⁷

Активное участие армян в русско-иранской торговле и русско-иранских войнах в начале XIX века способствовало включению в текст Туркманчайского договора соответствующих статей об их возвращении на родину.

Туркманчайский мирный договор, заключенный 10 (22) февраля 1828 г., был ратифицирован царским правительством в марте 1828 г. 15 апреля 1828 г. последовал указ об учреждении в Иране постоянной дипломатической миссии и назначении А. С. Грибоедова министром-резидентом в Иране.

«Познания Грибоедова в языке персидском, – писал Нессельроде Паскевичу, – короткое знакомство его с местными обстоятельствами, наконец, его дарования и усердие при минувших переговорах достаточно доказывают, что высочайший выбор пал на способнейшего к исполнению важной должности»²³⁸.

9 июля 1828 г. Грибоедов прибыл в Тифлис и перед отъездом в Иран обручился с шестнадцатилетней Ниной Чавчавадзе, дочерью начальника Армянской области, известного поэта Александра Гарсевановича Чавчавадзе.

«16 июля я обедал у старой моей приятельницы Ахвердовой, – вспоминал Грибоедов о своем сватовстве. – За столом сидел против Нины Чавчавадзе. Все на нее глядел, задумался, сердце забилось, не знаю, беспокойство ли другого рода, по службе теперь необыкновенно важной, или что другое придало мне решительность необычайную. Выходя из стола я взял ее за руку и сказал ей: «Venez avec moi, j'ai quelque chose a vous dire». Она меня послушалась, как и всегда; верно думала, что я ее усажу за фортепиано. Вышло не то. Рядом находился дом ее матери. Вошли в комнату, щеки у меня разгорелись, дыхание занялось. Я не помню, что я начал бормотать, и все живее и живее. Она заплакала, засмеялась, я поцеловал ее, потом к матушке ее, к бабушке, к ее второй матери Прасковье Николаевне Ахвердовой. Отправил курьера к ее отцу в Эривань с письмами от нас обоих и от родных»²³⁹.

Вечером 22 августа в Сионском соборе состоялось бракосочетание Александра Сергеевича и Нины Александровны. Губернатор Сипягин дал бал в честь молодоженов и открыл его полонезом с мадам Грибоедовой²⁴⁰.

Ратификация Туркманчайского договора со стороны Каджаров в Тегеране последовала в июле 1828 г., однако ратификационная грамота Фатх-Али-шаха была вручена И. Ф. Паскевичу в лагере русских войск, осаждавших крепость Ахалкалаки. Протокол об этом акте подписали 29 июля И. Ф. Паскевич, А. С. Грибоедов, а со стороны Ирана – Мирза Джафар. Здесь же Паскевич передал Грибоедову свои внешнеполитические функции в отношении Ирана. Только 9 сентября Грибоедов со всем штатом миссии выехал в Тебриз, куда прибыл б октября и спустя три дня вручил Аббас-мирзе ратификационную грамоту.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ИРАНСКАЯ И АНГЛИЙСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ О ТУРКМАНЧАИСКОМ МИРЕ И ПРИСОЕДИНЕНИИ ВОСТОЧНОЙ АРМЕНИИ К РОССИИ

Туркманчайский договор 1828 г. подвел итоги второй русско-иранской войны, завершил присоединение к России Восточной Армении и Северного Азербайджана, ликвидировал иранскую власть в Закавказье и укрепил военно-стратегические позиции России на юге империи.

На протяжении многих веков Армения постоянно подвергалась нашествиям иноземных завоевателей, теряла свою государственность, испытывала жестокий социальный и национальный гнет. Выразителями русской ориентации армянского народа были широкие народные массы, выдающиеся деятели его освободительного движения, которые связывали с Россией, русским народом свои надежды на освобождение от иранского и турецкого ига.

Присоединение Восточной Армении к России явилось крупнейшей исторической вехой в жизни армянского народа. В борьбе за освобождение Армении плечом к плечу с русскими войсками героически сражались и армянские народные добровольческие отряды.

Туркманчайский договор был неравноправным и в этом отношении стоял в одном ряду со многими неравноправными договорами той эпохи. Ф. Энгельс указывал, что Персию «Туркманчайский договор превратил в вассала России»²⁴¹. Однако эта справедливая и объективная оценка, в одинаковой мере касавшаяся и других европейских государств, тоже превративших Иран в своего вассала, не отрицает предыстории заключения Туркманчайского договора. После агрессивного вторжения иранских войск в пределы России и их поражения шах не вправе был рассчитывать на равноправный договор или милосердие царя.

Изменив политическую и стратегическую обстановку на Востоке и положив конец русско-иранским войнам, Туркманчайский договор нанес сокрушительный удар по реваншистским стремлениям Каджаров. Одновременно был нанесен удар и по планам Англии, толкнувшей шаха на безнадежную войну против России. Поддерживая завоевательные планы шахского Ирана и султанской Турции в отношении Закавказья, Англия пыталась сохранять для народов края угрозу геноцида, ассимиляции, консервации отсталых форм общественной жизни, хозяйственного уклада и утраты самобытности культуры.

Участвуя в войнах России против Ирана и Турции в начале XIX века, народы Закавказья вели освободительную борьбу против иранского и турецкого ига и угрозы физического уничтожения. В героических подвигах армянских и грузинских добровольческих отрядов, а также в бескорыстной помощи населения Закавказья русским войскам закалялась вековая дружба народов Закавказья с русским народом. Огромное влияние на освободительную борьбу народов Закавказья оказывала идущая из глубины веков ориентация на Россию освободительных стремлений народов Закавказья, а в условиях XIX века –всенародный характер Отечественной войны 1812 г., борьба балканских народов и греческого народа за независимость, а также участие декабристов в освобождении народов Закавказья от иранского и турецкого ига.

После заключения Туркманчайского и Адрианопольского договоров 130 тысяч армян, заброшенных на чужбину в результате опустошительных войн и нашествий, вернулись на родину. Восточная Армения стала центром национальной консолидации армянского народа, навсегда связавшего свою судьбу с судьбой русского народа.

Указом Николая I Правительствующему сенату в Восточной Армении была образована Армянская область. В фондах Центрального Государственного Исторического Архива СССР хранится копия этого указа: «Силою трактата, с Персией заключенного, присоединенные к России от Персии ханство Эриванское и ханство Нахичеванское повелеваем во всех делах именовать отныне областью Армянскою и включить оную в титул наш. Николай (подпись), С. Петербург, 21 марта 1828 года»²⁴².

Туркманчайский договор, создавший условия для усиления экономического и политического влияния России в Иране и в сопредельных государствах Азии, подвергался ожесточенным нападкам в английской и иранской буржуазной историографии.

В тенденциозной интерпретации английского историка Кея Туркманчайский договор был «глубоко оскорбительным для Ирана»²⁴³, несмотря на то, что Англия официально признала Иран зачинщиком второй русско-иранской войны, приведшей к Туркманчайскому миру. Кей обвиняет еще Англию в том, что она, дескать, была только «пассивным наблюдателем русской политики и русских походов²⁴⁴.

Это заявление о пассивности Англии никак не вяжется с ее дипломатической деятельностью накануне и в период русско-иранских войн, и особенно после заключения Туркманчайского договора, когда Англия провоцировала шаха на новую войну против России, участвовала в заговоре против А. С. Грибоедова и всячески пыталась не допустить выполнения условий Туркманчайского договора. Весьма показательным в этом отношении было недовольство английской дипломатии присоединением к России Ереванского и Нахичеванского ханств, образовавших Армянскую область, и переселением на родину армян.

Известно, что после присоединения к России Восточная Армения стала притягательным центром для армян, оказавшихся на чужбине. В Матенадаране хранится воззвание католикоса Нерсеса Аштаракеци к армянам, получившим возможность вернуться на родину из Ирана: «Как в евангелии написано о воскресении мертвых, – говорится в этом обращении, – так и вы должны воскреснуть от гнета и рабства и можете освободить себя, своих детей и будущие поколения от тысячелетних мук, духовных и телесных страданий. С огромной радостью спешите подняться и перейти границу России. Думайте о будущем» ²⁴⁵.

Чтобы помешать переселению, английский поверенный в делах Генри Виллок, а также английские офицеры Монтис, Гарт и Шил под видом наблюдения за ходом переселения разъезжали по армянским селениям и пытались удержать армян от возвращения на родину²⁴⁶. Один из руководителей переселения полковник Лазарев доносил Паскевичу, что «не только персиане, но и английская миссия употребляли все средства, чтобы остановить переселение»²⁴⁷. Персы и англичане старались убедить армян, что шах решил облегчить их положение, сократить налоги. Это было признанием бесправного и угнетенного положения армян в Иране.

В унисон Кею другой английский историк Арчбольд утверждает, что «Паскевич… заставил шаха подписать унизительный Туркманчайский договор», хотя и признает при этом, что беспокоится потому, что «русское влияние в Иране возрастало, а английское падало»²⁴⁸.

Больше других сгущает краски Керзон. По его версии, «Азербайджан лежал под холодной тенью северного колосса»²⁴⁹, и вообще владения шаха на севере Ирана «были обращены в положение униженной беззащитности»²⁵⁰. «Такое унижающее наказание, – заключает этот эмиссар британского колониализма, – беспрецедентно в истории войн и могло быть терпимо только таким слабым государством, каким был Иран и могло исходить только от такого сильного государства, какой была Россия»²⁵¹.

Столь же несостоятельна концепция Сайкса о том, что Туркманчайский мир «открыл в истории Ирана новую эру потому, что только после этого договора Иран перестал быть независимым государством»²⁵², а также близкая к ней версия Р. Ватсона: «Туркманчайский договор был «образцом» для других иностранных держав»²⁵³.

Ватсон, Сайкс и Кей явно не в ладах с фактами. Известно, что франко-иранские договоры 1708, 1715, 1807 гг. и англо-иранские договоры 1763, 1801, 1809, 1812, 1814 гг. закабалили Иран задолго до Туркмаичайского договора, который приравнял положение русских дипломатов и купцов, находившихся в Иране, к положению подданных других иностранных государств, и прежде всего Англии, пользовавшихся правами наибольшего благоприятствования, экстерриториальности и консульской юрисдикции. Достаточно отметить, что фирман, выданный англичанам правителем Ирана Керим-ханом в 1763 г., наделял их правом консульской юрисдикции и предоставлял англичанам право создавать на берегах Персидского залива свои фактории и даже вооружать их.

Английские историки не только замалчивают эти договоры, но и выставляют Англию защитницей Ирана и поборницей справедливости. «Каждый, кто знает Персию, – заявляет Макнейл, – знает, что ее независимое положение сохранялось только благодаря поддержке и помощи, которые ей оказывала Великобритания»²⁵⁴. В заявлениях Сайкса и Макнейля нельзя не заметить противоречия потому, что первый из них объявил, что Россия уничтожила самостоятельность Ирана, а последний утверждает, что Иран сохранил свою самостоятельность благодаря Англии. Заметим еще, что Макнейл в защиту своей версии не мог привести никаких доказательств, потому что в 1836 г. и в 1841 г. Англия снова навязала Ирану два кабальных договора, которые английские историки оставили незамеченными.

Другая тенденция английской историографии связывает Туркманчайский договор с несостоятельной концепцией об «обороне Индии», «оправдывающей» колониальную политику и территориальные захваты Великобритании на Среднем Востоке. «В наших попытках подавить силу Наполеона, – отмечает английский историк Коноли, – мы дали силу России, которая теперь имеет больше, чем та позиция, которой в свое время домогался Наполеон. Интриги Франции и ее влияние на Иран осуществлялись на расстоянии, а Россия теперь командует на иранской границе»²⁵⁵. Заявление Коноли было частью широкой антирусской кампании, предпринятой английскими политиками и прессой в 1828-1829 гг. Джордж де Ласи Эванс в своих памфлетах «Замыслы России» (1828 г.) запугивал читателя успехами России в Иране, призывал к созданию антирусской коалиции под эгидой Англии и проповедовал идеи превентивной войны против России²⁵⁶. Являясь одним из руководителей оперативного штаба английской армии и ближайшим сотрудником герцога Веллингтона, тогдашнего премьер-министра Великобритании, Эванс предлагал вовлечь Иран в новую войну с Россией и с этой целью обещал Фатх-Али-шаху и Аббас-мирзе вернуть им «все ранее отторгнутые у них территории»²⁵⁷.

Туркманчайскому договору уделено немало страниц в иранской историографии. Насратулла Фальсафи и Али Асгар Шамим в «Полной истории Ирана» отмечают, что в «Туркманчайском договоре были соблюдены интересы России неизмеримо больше, чем обычно соблюдались интересы любой европейской державы в отношениях с любой побежденной страной»²⁵⁸, а проф. Бина, повторяя английского историка Ватсона, заявляет, что «Акт о торговле» был «образцом для других иностранных государств, заключавших договора с Ираном»²⁵⁹. Развивая эту версию, Бина указывает еще, что Туркманчайский мир установил в Иране «режим консульского газавата»²⁶⁰, т. е. режим, при котором русские консулы вели «священную» войну против иранцев в их собственной стране.

В том же духе выдержано заявление иранского историка Хамадани, который, повторяя Сайкса, утверждает, что статьи «Акта» о торговле «лишили Иран экономической независимости»²⁶¹ и что для Ирана Туркманчай был «началом многих бед и несчастий»²⁶², потому что после этого договора «началось вмешательство иностранцев во внутренние дела Ирана»²⁶³. Аналогичные высказывания встречаются и в работах военных историков. Автор «Военной истории Ирана» Голам Хусейн Моктадер повторяет английскую версию о том, что Акт о торговле «заложил основы системы капитуляций»²⁶⁴, несмотря на то, что эти основы были заложены Англией и Францией еще в XVIII веке. Другой военный историк Джамиль Гузанлу сбрасывает* со счетов иранскую агрессию в Закавказье в 1826 г. и сожалеет о том, что «все то, что русские не получили в Гюлистане, они получили вдвойне через 14 лет»²⁶⁵. По его же мнению, «Каджары утратили свое влияние на Кавказе, в центральной Азии и потеряли господство на Каспийском море»²⁶⁶. Несмотря на то, что Гузанлу не указывает конкретно страну в Центральной Азии, которая накануне Туркманчайского мира испытывала на себе влияние Каджаров, а после заключения этого договора перестала испытывать это влияние, речь, по-видимому, шла о влиянии иранской культуры и персидского языка, к которым Каджары, как неперсидская по происхождению династия, были непричастны. Не менее странно, что Джамиль Гузанлу говорит о влиянии Каджаров на Кавказе, не считаясь с тем, что народы края недвусмысленно показали свое отрицательное отношение к Каджарам, когда вместе с русскими разгромили иранскую армию и отбросили ее за Аракс. Кстати, капитуляция Тебриза, а также восстания угнетенных народов и племен Ирана показали, что Каджары не имели влияния и в своей собственной стране. Другое заявление Гузанлу о потере морского господства Ирана столь же неправдоподобно, потому что Иран не имел тогда своего флота на Каспийском море. К тому же ст. VIII Туркманчайского договора объявила свободу мореплавания русских и иранских торговых судов по всему Каспийскому морю, хотя и установила монопольное право России иметь на Каспии военный флот. Статья эта, по существу, была направлена против экспансионистских планов Англии, которая по англо-иранскому договору 1812 г. получила право строить для Ирана военные корабли на побережье Каспийского моря (ст. VII и IX).

«Судьбы Ирана, – замечает иранский историк Мехди Моджтахеди, – были лучше решены в Гюлистане». По его мнению, Туркманчайский договор был «злосчастнее и вреднее Гюлистанского, потому что Иран полностью капитулировал, а Каджары стали политическим орудием России»²⁶⁷. Моджтахеди не говорит при этом, что эта капитуляция произошла в результате разгрома иранской армии в войне, которую первыми начали Каджары, а Туркманчайский договор был следствием этой агрессивной акции.

Еще в 20-х годах XX в. иранские историки согласились с научной критикой европейских историков Бреслау и Рудольфа Каллена о том, что завещания Петра I никогда не существовало. Несмотря на это, современные иранские .историки проф. Сеид Нафиси²⁶⁸ и Ахмед Тадж Бахш²⁶⁹ утверждали, что, следуя «петровскому завещанию», Россия все время стремилась дойти до океана через Персидский залив и не могла достигнуть этой цели потому, что, как говорится в придворной хронике Реза-Кули-хана Хедайята, «из чистого золота (т. е. контрибуции. – Б. Б.) шах соорудил плотину, которая не пропустила лавину русских войск»²⁷⁰.

Туркманчайский договор подробно анализируется в работах двух иранских исследователей: историка 20-х годов XX в. доктора М. Афшара и 50-х годов профессора М. Махмуда. Если первый из них в своей докторской диссертации «Европейская политика в Персии», опубликованной в Берлине на французском языке, придерживался проанглийской ориентации в освещении положений договора, то М. Махмуд отстаивает в основном, реалистические концепции.

М. Афшар замечает, что вся политическая и дипломатическая история Ирана в XIX в. была заполнена борьбой за влияние между Россией и Англией²⁷¹. Не скрывая своего раздражения по поводу присоединения Закавказья к России, Афшар пытается отрицать право народов края на самоопределение и на свою историческую территорию. Афшар отстаивает классовые интересы правившей Каджарской династии и в связи с этим заявляет, что Закавказье принадлежит только ее законным владельцам (имеются в виду Каджары. – Б. Б.), а не тем, кто обрабатывает их землю²⁷². Эту точку зрения Афшар пытается подкрепить циничным высказыванием о «стаде, которое принадлежит не пастуху, а его владельцу»²⁷³.

Афшар солидаризируется с Фатх-Али-шахом, который писал Наполеону, что «русский царь не подумал о том, что воробей (имеются в виду народы Закавказья. – Б. Б.) никогда не будет устраивать себе жилища в гнезде коршуна, так же как и логово льва не может быть мирным убежищем для газели»²⁷⁴, и указывает, что Россия осуществила в Иране политику проникновения, а Англия – соперничества²⁷⁵. Поясняя этот свой главный тезис и по существу отрицая, что в Иране сталкивались интересы держав, Афшар замечает, что «Россия стремилась продвинуться все ближе к югу, а Англия останавливала тех, кто хотел приблизиться к границам Индии. Россия меняла свою политику в зависимости от своего продвижения в Центральной Азии, а Англия меняла свою политику только исходя из действий противника, с которым она боролась»²⁷⁶.

Повторяя английскую версию об «обороне Индии», прикрывавшую экспансию Англии в странах Азии, Афшар без всякого основания пишет, что русская политика «натиска на Индию» изменялась в зависимости от занятости их армий в Европе и на Балканах. «Каждый раз, – отмечает Афшар, – когда царская Россия обманывалась в других районах мира, она неизменно направляла свои усилия на Средний Восток в поисках тех трофеев, которые ускользнули от нее в Европе»²⁷⁷.

По оценке М. Афшара, Туркманчайский договор «был сводом наставлений об отношениях между двумя государствами в течение столетия»²⁷⁸, а поражение Ирана в войне «поворотом в судьбах Ирана»²⁷⁹. Чуть ли не все взаимные обязательства России по Туркманчайскому договору Афшар считает «включенными в договор только для формы»²⁸⁰.

Афшар считает, что статья VII Туркманчайского договора, подтверждающая, что принц Аббас-мирза является «преемником и наследником персидской короны», обеспечила вмешательство России во внутренние дела Ирана²⁸¹. Он умалчивает при этом, что эта седьмая статья была включена в договор по настойчивому требованию иранской делегации и самого Аббас-мирзы на переговорах в Дех-Харгане²⁸².

Сожалея о присоединении Восточной Армении к России, Афшар цитирует французского историка, доктора Февриера, который в книге «Три года при персидском дворе» пишет, что для Ирана «Эриванское и Нахичеванское ханства были Эльзасом и Лотарингией»²⁸³, хотя и признает при этом, что «Персия не имела никаких прав на эти две старинные армянские провинции»²⁸⁴. Чтобы заявление французского историка Дриоля, который в книге «Вопросы Востока» объявил, что «Персия поглощена русским влиянием»²⁸⁵, и Джемса Дерместстера, заявившего в книге «Взгляд на историю Персии» будто «посол царя в Тегеране играл роль английского резидента при индийском радже»²⁸⁶.

А. С. Грибоедов на переговорах в Туркманчае

Нина Грибоедова (Чавчавадзе)

Надгробный памятник на могиле А.С.Грибоедова на горе Мтацминда в Тбилиси (скульптура С. Кампиони)

Памятник А.С. Грибоедову в Ереване. (1974г., скульптор – Ованес Беджанян)

По мнению Афшара, «все это могло произойти на деле, если бы не было соперничества Англии и не было бы уравновешенной, по его словам, английской политики, «служившей противовесом влиянию русского колосса»²⁸⁷. Афшар уверен, что благодаря этому англо-русскому соперничеству, которое поддерживалось иранской дипломатией, Иран мог существовать после Туркманчайского договора целое столетие. «Конечно, – заключает Афшар, – это была жалкая жизнь, так как страна находилась между молотом и наковальней»²⁸⁸.

Присоединение Восточной Армении, Грузии и Северного Азербайджана к России Афшар называет «оккупацией Кавказа»²⁸⁹, затем цитирует, не называя имени, одного русского писателя, который, по мнению Афшара, «…из чувства русской национальной гордости не без основания называл Кавказский перешеек Гибралтаром России на Востоке»²⁹⁰. Далее он цитирует английского историка и дипломата Макнейля, который, говоря о завоевании русскими Кавказа, писал, что «этим рычагом можно перевернуть весь мир»²⁹¹. В этой связи Афшар напоминает, что иранские историки г. Дербент обычно называют «Дверью Ирана» (потому что «дер» по-персидски означает дверь, а «банд» подходит к слову закрытый») и приходит к выводу, что потеря Кавказа для Ирана была «не только потерей части ее территории», хотя речь по существу могла идти только о Закавказье, захваченном иранскими войсками во время их завоевательных походов, но и «открытием дверей собственного дома своему наиболее непримиримому врагу»²⁹².

«Империя шаха была лишена права бороться против своего могущественного соседа или даже сопротивляться ему»²⁹³, – восклицает Афшар и не решается сказать, что Великая Октябрьская социалистическая революция аннулировала Туркманчайский договор, после чего Иран продолжал свою «жалкую жизнь», но уже между «молотом и наковальней» Англии и других капиталистических стран, которые, к слову сказать, очень наглядно показали, на что способна «уравновешивающая политика» Англии, перед которой так раболепно благоволит Афшар. Нельзя не отметить также, что, подвергая критике «Акт о торговле», в отличие от других иранских историков Афшар не ограничивается обвинением одной царской России, потому что капитуляции или привилегии, предоставленные наиболее благоприятствуемым нациям в развитии прежних кабальных договоров, были подтверждены и в пользу других государств.

Осуждая европейских историков, оправдывавших необходимость установления в Иране капитуляций, Афшар критикует французского историка Траверса Твисса, который писал, что «между исламом и христианством не существует общих точек соприкосновения в обычном праве и даже в самых простых случаях, так как неписаные догмы шариата – обычаев ислама – нужно отыскивать в иудейских легендах или в преданиях арабов»²⁹⁴. По мнению Твисса, «капитуляции служили мостом, переброшенным через религиозную бездну, отделявшую ислам от христианства. Может быть, время от времени нужно вводить в капитуляции изменения, но их отмена вызовет новый крестовый поход против ислама»²⁹⁵.

Возражая Траверсу Твиссу, Афшар считает, что «этой пропасти не существует, особенно после того, как мусульманские страны признали международное право, в 1899 и 1907 гг. участвовали на Гаагских конференциях и присоединились к женевским конвенциям в 1864 и 1906 гг.»²⁹⁶. В связи с этим Афшар приходит к выводу, что система капитуляций связана не с религиозным антагонизмом между христианством и исламом, а с политическими мотивами. Эту концепцию Афшар обосновывает «мирным» сосуществованием армян и мусульман в Иране и истреблением армян в оккупированной турками Западной Армении. «Что бы доказать существование религиозной бездны, разделяющей ислам от христианства, иногда указывают, – замечает Афшар, – на истребление армян в Турции. – Однако известно, что это истребление носило не религиозный, а политический характер»²⁹⁷.

После заключения Туркманчайского договора, замечает далее Афшар, русско-иранские отношения вышли из военно-политических рамок, чтобы войти в сферу экономического завоевания²⁹⁸.

Афшар по-своему, со своих классовых позиций рассматривает роль России на Востоке. Не упоминая об английских концессиях на юге Ирана, он подчеркивает, что «с помощью русских концессий царские дипломаты и купцы хотели показать себя европейцами и пионерами цивилизации, а Николай I сделался для Персии миротворцем»²⁹⁹. Раболепствуя перед англичанами, Афшар не говорит, кем сделался тогда для Персии английский король Георг IV, правительство которого толкнуло шаха на войну против России. Он не говорит также, что в 1826 г. царская Россия готовилась к войне против Турции и потому не собиралась открывать второго фронта на Среднем Востоке, пока не встала перед фактом иранского вторжения в Закавказье. Впрочем, последнее уже признали современные иранские историки. Например, проф. М. Махмуд указывал, что «поражение Ирана в войне и Туркманчайский договор были выгодны для Англии, которая толкнула Иран на войну против России, так как была заинтересована в ослаблении Ирана и стремилась воспрепятствовать усилению Ирана на афганской и индийской границах в момент, когда английские войска в Индии были заняты подавлением местных восстаний»³⁰⁰.