Борис Петров
Никому и никогда
Мэй погладила ее по плечам и стала распутывать волосы. Она работала быстро, и Юля не успела заметить, как она изменилась: в зеркале на нее смотрела другая девушка, серьезная, со строгой прической, волосы убраны назад, украшены нитями белого и черного жемчуга, но главным был ее взгляд – решительный и твердый. Юля испугалась себя и отвернулась.
– По-моему, это точно твой размер, – Мэй повертела в руках паджи. —примерь, мне они точно малы.
Юля надела шаровары, в них стало спокойно и немного прохладно. Когда она надела простую блузку из небеленого льна и длинную юбку, пояс которой начинался почти у самой груди, тревога и страх исчезли. Юля вспомнила, что не так давно испытала это ощущение, когда стала носить оберег прабабушки Мэй. Он и сейчас был на ней. Мэй помогла надеть чогори, и Юля посмотрела на себя в зеркало и невольно вскрикнула. Сначала ей показалось, что на фоне этой серо-желтой немного грубой ткани она потерялась, так, наверное, и было. В зеркале первые секунды она увидела один костюм без человека. Потом зеркало вспыхнуло, и Юля с Мэй зажмурились.
– Я, правда, так выгляжу? – спросила Юля, не веря своим глазам. В зеркале то хмурилась, то улыбалась красивая девушка, пускай и не с идеальными чертами лица, слишком худая, немного уставшая. Юле не верилось, что это она, слегка подведенные тушью глаза, губы с тонким слоем матовой сиреневой помады, синяки с лица и вовсе исчезли, скрытые сиянием, исходившим изнутри.
– Да – это ты, Юля. Ты стала взрослой, – Мэй грустно взглянула ей в глаза. – Так всегда бывает, слишком резко, слишком больно.
– Да, – прошептала Юля.
Мэй достала из шкафа шкатулку и долго выбирала серьги. Юле они сразу понравились: небольшие, как она любила, чтобы ничего не свисало, темные с рубиновым отливом, напоминавшие цветок, но вот какой, она никак не могла вспомнить.
– Это пион. Мне кажется, что это твой цветок, – Мэй оглядела Юлю и обняла, всхлипнув.
– Почему ты плачешь? – спросила Юля, осторожно дотронувшись до ее плеча. Мэй встала у шкафа и вытирала глаза, размазывая тушь.
– Не знаю. Просто… неважно, все глупости, – вздрогнула Мэй.
– Почему? – Юля силой развернула ее к себе и забрала платок, став осторожно вытирать ее лицо, теперь пришло ее время позаботиться о Мэй.
– Это страх. Я это уже чувствовала раньше, и это всегда плохо кончалось для других.
– Для других? Хм, – Юля взяла из шкафа салфетки и жидкость для снятия макияжа. Она вытерла разводы, можно было и не подкрашивать, у Мэй и так были пышные от природы ресницы.
– Кого любила. Не спрашивай, я просто уже стала старая и всего боюсь, вот и лезет в голову всякая дрянь, – Мэй улыбнулась. – Пойдем к гостям, нас ждут.
Юля и Мэй еще не появились в зале, а Лана уже встала. За ней встали и все остальные. Альфира невольно вскрикнула, увидев Юлю, Максим зажмурился, а Илья покраснел, не в силах отвести от нее взгляда.
– Теперь это твой чосонат, – сказала Лана. – Сохрани его, он тебе снова понадобится.
– Опять кто-то умрет? – с ужасом спросила Альфира, единственная, кто понял истинное значение этого костюма, не считая Ланы и Мэй, знавших это.
– Надеюсь, что нет, – Лана, не мигая, смотрела ей в глаза. – Но это не в наших силах, нельзя знать заранее, но можно бороться, нужно бороться. Юлия, ты сегодня главная за нашим столом, по праву ты самый близкий человек для Олега Николаевича. Он не создал семью, у него нет детей, кроме вас, кроме тех, кого он учил всю жизнь – вы его дети. Не стоит печалиться, у него детская душа, и он должен переродиться, прожить еще одну жизнь в мире живых, а главное, что ты, все его ученики помнят о нем, а значит он жив. Скажи о нем, не для нас, не для духов этого дома, скажи для себя.
Юля смутилась. Альфира, поймав взгляд Ланы, разлила водку и гранатовый сок, дав Юле первой рюмку с темно-красной, переходящей в искрящийся рубиновый свет, жидкостью. От рюмки запахло ветром, морем и солью, и Юля растерялась.
– Я не знаю, что должна сказать, – Юля хотела было поставить рюмку на стол, но Мэй мягко остановила ее руку.
– Ты знаешь, просто скажи и не держи больше в себе, – прошептала Мэй.
– Олег Николаевич был для меня не просто тренер, – Юля шмыгнула, не замечая, как слезы ручьями потекли из глаз. – Он стал для меня как отец, который всегда выслушает, подскажет, поможет, которому не все равно! Я мечтала, чтобы у меня был такой отец. Я его очень любила и не успела, не смогла за все годы сказать ему об этом. А теперь его нет, и во мне чего-то больше нет, и не будет!
Последние слова Юля выкрикнула, в зале никого не было, но она об этом и не думала. Рука задрожала, и капля сока упала ей на палец. Сок больно обжег ее, будто бы это была кислота, но никакого ожога не было. Юля удивленно смотрела на место ожога, не находя следов, а боль осталась. Она глубоко вдохнула, подавляя накатывающее рыдание, и прошептала чуть слышно: «Он был мой герой, настоящий супергерой… и он всегда спасал меня».
– Это твоя боль. Она останется с тобой до тех пор, пока ты не выжмешь ее из себя до капли. На это надо много времени, и оно у тебя есть, – сказала Лана, не мигая, смотря в глаза Юле. – А теперь прими свою боль до конца, чтобы быстрее избавиться от нее.
Лана кивнула, и все выпили, сев за стол. Юля догадалась, что должна обслужить гостей. Без подсказки, она каждому положила по три блюда, не спрашивая, но угадывая желания гостя. Сначала она положила всем паби и немного вареной курицы, себе в последнюю очередь, когда у всех все было, она села за стол.
– Наверное, я скажу, – сказал Максим, потянувшись к графину, чтобы разлить водку.
– Нет, начала Альфира, пусть и продолжает. По-хорошему это должна делать Юля, но лучшая подруга способна разделить с ней ее горе, – объяснила Лана, и Альфира без дрожи мастерски разлила напитки по рюмкам, уроки Мэй не прошли даром.
– Хорошо, пусть так, – Максим вздохнул. – Скажу честно, сначала Олег Николаевич мне не нравился. Мне всегда казалось, что он слишком жесток и требователен к Юле, но я видел, как она растет, как меняется, становится сильнее. Мы не выбираем родителей, и если бы у меня был выбор, я бы, наверное, выбрал наших. И не потому, что они хорошие или плохие, нет, мы не можем выбрать что-то другое, не можем изменить этого, иначе это будем уже не мы, а другие. Я был почти на всех твоих соревнованиях, ты меня не могла видеть. И я видел, как он общается с тобой, видел, как ты его любишь. И поверь, он знал об этом, знал, что ты его любишь, поэтому эту каплю горя ты можешь смело изгнать из себя, навсегда, и не думать больше об этом.
– Спасибо, Максим, – Юля с благодарностью посмотрела на брата. И правда, после его слов стало легче, одна цепь опала наземь и рассыпалась в прах. Важно, что это сказал именно Максим, пускай и вредный придира в прошлом, но Юля знала, что он ей никогда бы не соврал, не стал бы жалеть ее чувств, а сказал прямо, как есть.
21. Не сказка
Небо заволокло тучами, очень высоко громыхала неторопливая буря, ветер спрятался, и стало невыносимо жарко и душно. Фонари вдруг потухли, и двор погрузился в сумрак. Юля стояла на горке, поглядывая на замерший дом. Хлопнула дверь гаража, последний человек покидал это место, торопливо закрывая на три замка самое дорогое. Сумрак сгущался, жаркий туман подбирался к ней, и Юля захотела домой. Вся решимость улетучилась, остался непонятный страх и досада, но почему-то на Илью, согласившегося на ночную вылазку. Юля с надеждой посмотрела в телефон, Илья даже не опаздывал – это она пришла слишком рано, придется ждать. Вот бы он опоздал, пускай и на минуту, тогда она бы уже сбежала отсюда.
Она услышала шелест травы, и через мгновение в живот врезалась счастливая морда Арнольда. Пес радостно заскулил, тыкаясь носом и лбом в живот и между ног.
– И я очень рада тебя видеть, – Юля села на корточки и трепала пса за уши, уворачиваясь от дружеского вылизывания. – Не лижи меня, не надо! Фу, Арнольд! Вот и молодец. А ты не боишься, а?
Пес рыкнул, громко гавкнул, и Юля перестала чувствовать страх и непонятную тревогу, осталась стопроцентная решимость, не покидавшая ее с того момента, как она надела траурный чосонат. Костюм остался дома, мама ничего не спрашивала и, как показалось Юле, боялась войти к ней в комнату. И все же Юля спрятала его в шкафу, закопав в зимние вещи.
– Привет, – Илья был серьезен, не улыбался, как обычно. Он осмотрел Юлю, одетую в темно-синие джинсы, потертые, но целые кроссовки и черную футболку. – Я так и думал, что ты кофту не возьмешь. Я взял свою толстовку, помнишь ту со Slipknot.
– Конечно, помню, ты и Альфа любите всякое дрянное старье слушать, – привычно фыркнула Юля, но быстро опомнилась, пора бы забыть все детские игры. – Да, про кофту я забыла. Вроде не холодно, душно как-то.
– Это здесь тепло, а в подвалах всегда промозгло, в любую погоду. Я помню, как она тебя бесила, но другой я не нашел, остальные будут тебе слишком велики.
– Спасибо, Илья. Это я так, на автомате ворчу, – Юля пожала его пальцы. – Мы правильно поступаем?
– Не знаю, мне сложно определиться. С одной стороны нет, потому что идем на риск, не предупредив никого. С другой стороны я понимаю тебя и сам думаю также, что лучше не всем сразу, не знаю, слов не хватает. Слишком много всего странного произошло за этот месяц, нет времени все обдумать.
– Я тоже так думаю. А как мы попадем внутрь?
– Я все устроил. Когда закончились поминки, помнишь, я вышел ненадолго? Вот, так я прошел в подъезд и открыл окно на втором этаже. Видишь, там крыша над четвертым подъездом? С нее легко залезть внутрь.
– Понятно, но ты точно знаешь, что нам туда нужно?
– Точно. Помнишь, я показывал всем карты бомбоубежища? Так вот вход как раз в этом подъезде. Я у отца поспрашивал, так, чтобы он не догадался, так он даже там был, когда в нашей школе учился. Когда СССР рухнул, там были магазины какие-то, в основном вещи и книги продавали. Он мне даже показал «День Триффидов», который он купил там на деньги, что получил за сдачу бутылок. Я эту книгу много раз читал, такая простая, на серой тонкой бумаге.
– А, я помню! – обрадовалась Юля. – Ты мне давал ее почитать, а я не смогла, слишком страшно было! Хорошо, тогда все сходится. Но, Илья, пойду одна я, а ты меня будешь ждать здесь. Понял?
Илья подошел к ней вплотную, и она увидела, как тень усмешки пробежала по его лицу, или так играли тени сумрака и тумана вокруг, но по глазам она увидела и насмешку, и грусть.
– Я, как ты знаешь, пылаю к тебе всякими возвышенными чувствами, но в данном случае решать буду я, что и как буду делать. Поняла? А так, конечно же, очень приятно, что ты так беспокоишься за Арнольда.
– За тебя, дурак! – Юля толкнула его в плечо, намереваясь сказать еще что-нибудь обидное, но не могла подобрать верное слово.
– Ладно, нечего обсуждать, идем вместе. Арнольд с нами, он тоже решает сам, – Илья кивнул на пса, Арнольд оскалил зубы и зарычал. – Он не я, будешь на него давить, точно укусит. Короче, жди меня здесь, а я пока проберусь в подъезд. Арнольд подскажет, когда пора идти. В рюкзаке толстовка, надень ее и капюшон тоже, чтобы на камеру не светиться, поняла?
– Да, я все поняла, – спокойно ответила Юля. И правда, о чем она думала, желая отправить Илью домой? Она же заблудится там и умрет от страха.
Илья поправил кепку и надел капюшон толстовки, обыкновенная черная ткань, без логотипов или дурацких принтов, музыкальных групп или мультяшных героев. Он бесшумно скрылся, Юля удивилась, как он умеет так ходить, она не слышала ничего, кроме отзвуков быта из приоткрытых окон. Ей показалось, что трава мокрая от тумана, она бы точно поскользнулась в старых кроссовках.
Илья спокойно, не теряя темпа, дошел до подъезда. Звонить в домофон, как он это сделал днем, представляясь курьером, было слишком поздно, время шло к полуночи. Оглядевшись, он поднялся на пандус. Раньше сюда подъезжали фургоны, разгружать товар в магазин, и был вход во владения дворника, к мусоропроводам и старым трубам. Он легко залез на массивный козырек, больше напоминавший крышу. Строители сделали даже стилизованную стенку, выкладывая через один кирпич, имитируя испанский стиль для бедных. Окно было открыто, на подоконнике стояла новая банка с окурками, которую Илья чуть не уронил, залезая в окно. Карниз был скользкий, и с первого взгляда задача казалась гораздо проще, чем на самом деле: допрыгнуть до карниза, подтянуться и залезть внутрь. Илья едва не грохнулся на кирпичный козырек, покрытый старым гудроном. В подъезде он долго прислушивался, ожидая, что кто-то слышал его, но ничего кроме крика телевизоров он не услышал. Оставалось самое тяжелое и шумное.
На первом этаже был вход в подвал, огороженный решеткой, начинавшийся из открытой лифтовой шахты, закрытой стальной сеткой. Когда Илья видел такие старые шахты, особенно если сохранялся старый лифт с двумя дверьми с ручками, которые надо было самому открывать и закрывать, ему хотелось пробраться внутрь шахты, залезть повыше и спрыгнуть на крышу лифта и покататься. Вспомнив детскую мечту, он усмехнулся, если он расскажет об этом Юле, она опять начнет его отчитывать, что он еще не повзрослел, что не думает о себе. И когда она стала такой взрослой? Раньше она бы первая полезла с ним в шахту. Но ведь они и лезут, но не в шахту, а под землю.
Замок открылся слишком легко, не зря Илья днем залил его аэрозольной смазкой. Чтобы не писали производители: «Булат» или «Титан», навесные замки он открывал довольно быстро. Отец прозвал его медвежатником, когда Илья еще во втором классе вскрыл замок на даче его друга, старый, насквозь заржавевший огромный амбарный замок. Потом Илья сам покупал замки, разбирал их, изучал, делая отмычки под каждый тип.
Открыв и закрыв, он прислушался: решетка немного скрипела, но этого не было слышно из-за телевизионного ора. Незачем понимать, что там орали – орали по телевизору всегда одно и то же, о войне, которой нет, и о спасителе страны.
– Идем, – сказала Юля, Арнольд шел рядом без поводка, как обученная собака. Не зря Илья каждый год ездил с ним на инструктаж, Юля была уверена, что пес будет ее слушаться до иного приказа хозяина.
Они вошли в подъезд, Илья кивнул на решетку, в темноте плохо различались захламленные упаковками от чипсов и фантиками, ступеньки. Юля немного испугалась, но Арнольд, получив команду от Ильи, поспешил вниз. Как бы ни старался пес, упаковка предательски шелестела и хрустела под лапами.
– Стой, я прикрою. Ты идешь за нами, и не спорь, – шепотом сказал Илья, закрывая решетчатую дверь и навешивая замок, но не закрывая.
Он надел рюкзак, Юле показался он очень тяжелым, она немного устала, пока несла его с горки, и пошел вниз, не особо заботясь о хрусте под ногами, он отбрасывал мусор носками ботинок в сторону, чтобы ей было удобнее идти.
Внизу было совсем темно, можно было включить свет, если знать, где выключатель, но это было бы совсем глупо, тогда к чему вся их конспирация. Юля поправила капюшон, кепка сидела крепко. Илья достал налобные фонарики и надел один на нее. Яркий свет в первый момент ослепил их, Илья убавил мощность и пошел вперед, где уже ждал Арнольд у закрытой двери.
Дверь оказалась массивной, с рычагами запоров, как и положено. Замка не было, рычаги полузакрыты. Илья не без труда сдернул их и открыл дверь, которая нещадно заскрипела и затрещала. Они вошли в большое помещение, замусоренное старой мебелью, трубами, вонючими матрасами и другим мусором. Воняло ужасно, а от пыли начинали болеть глаза, не в силах слезами вытолкнуть всю грязь. Илья достал очки, Юля видела такие только в кино, прозрачные, огибающие полностью верхнюю часть, резиновыми краями плотно садясь на лице. Как же он здорово подготовился, она об этом не думала, она вообще не думала, как это будет. И в толстовке было самое то, из подземелья уже тянуло сыростью и страхом.
За первым помещением было точно такое же, сквозь завалы пришлось пробираться осторожно, чтобы грязные кучи не свалились. Удивительно, как Арнольд легко находил верную дорогу в полной темноте.
– Заржавела, – Илья повис на рычагах, которые и не думали двигаться с места. – Придется немного постучать. Посвети мне.
Юля прибавила яркость налобного фонаря и встала так, чтобы ему было удобнее. Из недр рюкзака Илья достал баллончик с трубкой. Он долго пшикал во все щели, как показалось Юле, запахло смазкой, хоть чем-то нормальным. Илья закашлялся и достал респираторы.
– Надень, может быть дикая вонь дальше, я уже чую, что тянет.
– Хорошо, откуда у тебя это все? Когда ты успел? – она надела респиратор, прикинув, как круто выглядит в черной толстовке с ужасными рожами на принте, в черной кепке, очках на пол лица и респираторе, не хватало еще монтировки в руках и можно играть в Half Life. – Какой ты молодец. Честно, я не шучу. Ты заранее все подготовил?
– Да, как впервые встретились с нашим духом. Помнишь, как Альфа зависала у вентиляции бомбоубежища? Я тогда сразу понял, что мы туда точно пойдем, и все купил. Правда, я думал, что один пойду.
– Еще чего, один ты никуда не пойдешь. Решил без меня? Не выйдет! – Юля хотела показать ему язык, но вовремя опомнилась, в респираторе ничего видно не будет.
– Придется постучать. Арнольд, скройся отсюда, – Илья махнул назад, пес бесшумно скрылся. Он достал беруши и протянул Юле. – Воткни в уши, а то болеть будут.
Юля послушно вставила беруши, с интересом следя за ним. Илья достал массивный молоток, примерился, потом надел матерчатые перчатки и четкими сильными ударами, стал двигать рычаг. Грохот, наверное, стоял дикий. Рычаг скрипел, стальная дверь дрожала, но в берушах это было вполне сносно, даже забавно. Она и забыла, что они в жилом доме, и что кто-то может найти их, вызвать полицию. Их и так могли засечь, но, зная трусливость жильцов своего дома, способных орать только друг на друга, Юля не сомневалась, что никто не пойдет проверять, откуда шум. У них в подъезде два часа пилили железную дверь и обчистили квартиру, и никто не вызвал полицию.
Рычаги сдались, Илья дернул дверь, и она с жутким скрипом приоткрылась. Пахнуло такой вонью, что даже сквозь респиратор было трудно дышать. Они некоторое время кашляли, всматриваясь в черноту. Арнольд стоял рядом и ждал команды.
– Первым пойдет дрон, – Илья готовил своего робота, проверяя и включая нужную программу. – Там по плану много коридоров, если верить секретной карте, то мы сможем даже в «Курчатник» прокрасться.
– Страшно, – честно сказала Юля, заглянув за дверь. Оберег на груди неприятно обжег кожу. – Я что-то чувствую.
– Понятно, я пока только вонь. Похоже там кто-то сдох.
– Наверное, и там что-то есть. Мне кажется, что я видела движение, – Юля отпрянула от двери.
– И да, и нет. В темноте и не такое может привидеться. Сейчас посмотрим. Я включу ИК-камеру. Можно было бы попробовать сначала покидать бумажек с заклинанием, но я его так и не выучил.
– Я тоже, Альфа запомнила. У нее сразу получается иероглифы рисовать, я наши буквы криво пишу, – вздохнула Юля.
– У тебя читаемый почерк, не переживай.
– Вот именно, читаемый, а у Альфы красивый.
Илья подошел к ней и дал команду дрону. Робот зажужжал, аккуратно поднимаясь, выбирая точку для входа. На экране показался кусок длинного коридора, Юля затаила дыхание, все происходящее ужасно напоминало компьютерную игру, в которую она с Альфой играли по ночам, так и не пробравшись дальше третьего эпизода. Как она ни старалась вспомнить ее название, в голову ничего не приходило, зато оберег напоминал, что внутри кто-то есть, и этот кто-то уже ждет их. Она помотала головой, сбрасывая накатывающий на мозг муар, будто бы кто-то пытался влезть к ней в голову, накидывая тонкую невидимую сеть, одну за другой, медленно, почти не касаясь воздуха.
– А как тебя отпустили ночью? Я помню, какие у тебя строгие надзиратели, – Юля попыталась придать лицу чрезмерно строгое выражение, Илья рассмеялся.
– Я сказал правду, – ответил он, Юля удивленно вскинула брови. – А зачем врать? Я сказал, что иду гулять с тобой. Мне отец перед уходом два гондона сунул. Видишь, в меня верят.
– Это для Арнольда, чтобы безотцовщины не наплодил по кустам! – рассмеялась Юля.
– Мне тоже что-то такое в голову пришло, но я промолчал, а то началось бы. Мама бы узнала, тогда бы точно не отпустили. А тебя как выпустили?
– Меня? – Юля задумалась, глядя в темноту. Ей вспомнилось, как перед уходом Лана долго смотрела в глаза, держа ее руку, как жуткий холод пронизывал все тело, и если бы не плотная ткань чосоната Юля бы замерзла. Легкий озноб и сейчас пробежался по телу, но это было даже приятно, она взбодрилась, а мышцы налились силой, как после хорошей разминки. Потом она вспомнила лицо мамы, когда вернулась домой с пакетом, как мама отшатнулась от нее и ничего не сказала за весь вечер, не выходя из комнаты. Юля просто оделась и ушла, не спрашивая, ничего не говоря, и только сейчас она поняла, что оставила квартиру замороженной, или ей так кажется, но точно она не скоро туда вернется. Странно, но это совсем не страшило ее. – Я просто ушла и все. Мать в комнате заперлась, отец еще с работы не вернулся, по-моему, он просто бухает в каком-нибудь баре.
– Ясно, короче, ты ее заколдовала.
– Я?
– Ты-ты, я никогда не забуду твой взгляд после ваших переглядок с Ланой. А ты помнишь, как она ушла?
– Нет, не помню. А как?
– И никто не помнит, я уверен. А она и не уходила, просто исчезла за секунду. Я камеру поставил и все заснял, там четко видно: вот она есть, а вот уже и нет. Надо по кадрам разобрать, но не было времени. Извини, я не предупредил тебя, никого не предупредил. Сама решишь, стереть или нет.
– Не надо, ты все правильно сделал, – Юля погладила его по руке, ей хотелось обнять его, поцеловать, она не хотела понимать этот странный прилив нежности, потом, все потом станет ясно. – Пошли, путь свободен.
Альфира проснулась в полночь. Вернувшись из ресторана, она тут же легла спать, как была, не переодеваясь. Мама и бабушка ругались, будили ее, но все без толку, она спала и не реагировала ни на что. Она проснулась с криком. Альфира кричала долго и страшно, словно кто-то всадил ей в живот нож и резал внутренности слева направо, по диагонали и, забираясь выше, желая разрезать грудину. Ей было невыносимо больно, но еще страшнее, боль все равно была не ее, а чужая, прошлая, вернувшаяся в мир снова фантомным эхом, напоминая о другой, которой уже не было в живых.
Все всполошились, пытаясь ей помочь, успокоить, но Альфира кричала и билась на кровати, отбрасывая всех, кто к ней прикасался.
Потом все резко кончилось. Альфира встала и, смотря на всех невидящим взглядом сквозь запотевшие очки, сказала: «Сабина умерла. Давно, я знаю, как это было. Я должна идти вслед за Юлей».
С этими словами она пошла в прихожую, когда мать попыталась ее остановить, Альфира отбросила ее в сторону, как ребенка.
– Не прикасайтесь ко мне, чтобы я не причинила вам вред. Я не хочу никому вредить, никому и никогда – не прикасайтесь ко мне!
Альфира вышла из дома, рюкзак висел сзади, она надела его машинально. Телефон неистово вибрировал, почуяв хозяйку.
– Привет, Максим… я на улице… Я иду за Юлей, они прошли вход, теперь пора мне… Где ты?
– Да здесь я, – Максим схватил ее за руку и убрал смартфон в карман. – Я и не уезжал. Мы просидели в ресторане до закрытия, а потом просто почувствовал, что надо остаться. Ты думаешь, они пошли в бомбоубежище?
– Я знаю это, – Альфира сняла очки и вернулась, став вновь обыкновенной девушкой, напуганной и растерянной. – Надо их остановить.
– Ты что-то видела?
Да, очень много видела! Не могу все рассказать! Пошли, ну пошли же!
– Пошли-пошли, я не спорю. А ты взяла блокнот и ручку?
– Чего? – удивилась Альфира.
– Блокнот и ручку, – невозмутимо повторил Максим. – А то, как ты будешь писать заклинания, ведьма?
Он обнял ее и поцеловал. Альфира засмеялась и слегка толкнула его.
– Ты все шутишь. Здорово, что ты не уехал, – Альфира поцеловала его и, взяв за руку, повела к ресторану. – Я знаю, что будет в конце, если мы сможем.
– Мы сможем, – уверенно сказал Максим и достал телефон. – Интересно, Илья прислал какую-то ссылку на трансляцию, но это локальная сетка. Похоже он посыпал тропинку мелкой фасолью.
– Это не сказка, Максим, – серьезно сказала Альфира. – Все гораздо хуже и страшнее. Я пока не могу точно подобрать слова.
– Я знаю, что это. Потом сверим наши версии, – усмехнулся он.
