Борис Петров
Никому и никогда
28. Айна
Пустой перрон, слабо светят прожекторы, подземный ветер гоняет обрывки оберточной бумаги взад и вперед, как ребенок играет с машинкой. Последние станции прошли в полном одиночестве, вагон опустел, и можно спокойно лечь, как многие и делали, когда основной поток схлынул в первые два часа пути. Если бы это не была конечная старой ветки, так называли ее пассажиры, всю дорогу бубнившие что-то свое, не обращая внимания на других, то они бы проспали. Сначала Максим старался слушать, о чем говорят люди, но как и в московском метро, в этом было слишком мало смысла: люди как люди, не лучше и не хуже. Альфира проснулась бодрая и веселая, совершенно забыв дорогу до станции, выпустив из себя все плохое. Она с живым интересом оглядывалась, особенно ее интересовал круглый свод, напоминавший древний храм, не хватало алтаря по центру и кадильниц с подсвечниками по периметру
– А мы точно туда приехали? – спросила она без намека на волнение.
– Туда, номер совпадает, – Максим сверился с номером станции, который записал синим маркером на левой ладони. – Думаешь, нас заманили в ловушку?
– Не знаю, – пожала плечами Альфира и потянулась к вещмешку. – Ужасно пить хочется.
– Много не пей, по глотку и жди пять минут, – Максим дал ей двухлитровую бутылку.
– Ты как Юлька, она тоже меня постоянно учит, считает, что я водохлебка, – в подтверждении, Альфира сделала огромный глоток и закашлялась, отдав бутылку.
– Это от жадности, – Максим сделал небольшой глоток и убрал бутылку. Вода была совершенно безвкусная, как бывает после прогонки через мембраны обратного осмоса, особенно любимая в фитнес-клубах: без соли, без вкуса и без смысла. Он задумался, откуда они здесь берут воду, вспомнился курс по экологии, где скачками, довольно размашисто и размазано рассказывали об очистных и водозаборе. Нет, лучше и не думать, что они там фильтруют и озонируют.
– Ага, я очень жадная, – улыбнулась она. Хотелось еще пить, но приходилось сдерживаться, не зря же им собрали этот походный набор.
– Женщина и должна быть жадной, – пожал плечами Максим, но она его не слышала, а во все глаза глядела на две темные фигуры, идущие к ним от дальнего конца перрона. Как она ни щурилась, разглядеть, кто это был невозможно, одно было понятно: высокий и маленький, и высокий при ходьбе слегка раскачивается.
– По-моему, это за нами, – она захотела достать очки из внутреннего кармана, но Максим остановил ее.
Фигуры обрели отчетливые силуэты, и в полумраке станции появились девочка с воздушным шаром и старик с протезом вместо левой ноги. Старик хромал из-за слишком короткого протеза, ему не хватало черной треуголки и крюка вместо правой руки, и сошел бы за карикатурного пирата, борода и усы чего стоили. Девочка крепко держалась за его руку, На левой руке у нее весело болтался большой красный шар с белым цветком. Девочка улыбалась, когда они подошли ближе, стала махать левой рукой, и шар радостно колыхался вместе с ней.
– Знаешь, а ведь это первый ребенок, которого мы встретили здесь, – шепотом заметил Максим, Альфира кивнула.
Она разглядывала девочку, а девочка ни на кого не смотрела. По манере держать голову, по осторожному шагу стало понятно, что она слепая. На ней была все та же серая роба, как и на взрослых, но расшитая разноцветными лентами и цветами, ушитая под маленькое тело. На вид ей было не больше десяти лет, худое доброе лицо, еще не серое, как у взрослых женщин, длинный нос с горбинкой, губы всегда открыты в улыбке, показывая без стеснения большие крепкие желтые зубы, но жуткими были глаза – абсолютно черные, будто бы кто-то вырвал зрачок и залил белок черной тушью. И все же эти черные глаза умели смотреть по-доброму и очень весело. Девочка слегка подпрыгивала, что-то шепча старику, он кивал и пытался улыбнуться, но губы кривились только с правой стороны, левая часть лица оставалась неподвижной, как после инсульта, но старик шел довольно бодро, и на немощного похож не был.
– Привет! Я Айна, а это дед! – радостно выкрикнула девочка, когда они подошли. Девочка вырвалась из руки старика и подошла к Альфире, немного не угадав и скосив сильно влево. Альфира взяла ее за руку, а девочка рукой с шариком ткнула в подушку и засмеялась. – Ха-ха-ха!
– Здравствуй, Айна. Меня зовут Альфира, а его Максим, – Альфира погладила девочку по голове, отметив, как туго ей завязывают косички, сразу и не сосчитаешь, сколько их. – А сколько у тебя косичек?
– Тридцать семь! – гордо ответила девочка и потянулась к голове Альфиры, но одернула себя. – Знаю, сейчас нельзя.
– Айна, не приставай, – старик нарочито строго покачал головой. – Нам пора в путь, идти не так близко, и можем не успеть на автопоезд, тогда придется два дня ждать следующего.
– Мы готовы, – сказал Максим.
Альфира взяла за руку Айну, старик пошел впереди. Через десять шагов Максим нагнал его. В конце перрона перед взором открылся бескрайний холл, размером с десять футбольных полей. Никаких коридоров и туннелей, открытое пространство, по которому гуляет шквалистый ветер. Если бы не бетон под ногами, то могло бы показаться, что они вышли в ночную степь, не хватало воя волков и крика ночных птиц. Вместо голодной живности выли вентиляторы и скрипели вдалеке какие-то машины.
– И куда идти? – Максим пытался хоть что-нибудь разглядеть, но даже свода не было видно, одна сплошная чернота.
– Пока прямо, потом покажу. Ничего, вы скоро привыкните, все привыкают. Это в мегаполисе жгут электричество почем зря, у нас здесь строгая экономия.
– Не слушайте деда, все у нас есть, – Айна недовольно цыкнула. – Он любит поворчать.
Дед пошел вперед, Максим старался не отставать. Айна каким-то чудом шла верным курсом, ведя Альфиру, как взрослая, уверенно шагая. Здесь она была в своей стихии, и Максиму показалось, что у нее есть зрение, но другое, уж больно уверенно и точно она шла и подсказывала, несколько раз предупредив Максима, что он идет прямо в столб. И он нашел свой столб, хорошо приложившись лбом. Столб возмущенно зазвенел, совершенно невидимый, черный, как и все вокруг, ржавый кусок сваренного швеллера.
– Осторожно, здесь много опор, так что не разгоняйтесь, а то голову разобьете, – предупредил старик.
Максим подумал и повесил мешок на живот. Глаза медленно привыкали, ему стало казаться, что он видит очертания столбов, но столбы так не думали, и Максим часто врезался в них мешком, не больно, но нервирует. Весь путь напоминал изломанную линию, они не шли прямо, будто бы обходя ямы или провалы, Максим решил не думать об этом, провалиться куда-нибудь в этой темноте совсем не хотелось. Альфира о чем-то болтала с Айной, они быстро подружились и уже шептались, хихикая.
– Там роботы спят, не будем их будить, а то разозлятся, – пояснил старик, когда они резко взяли влево и пошли немного назад, по широкой дуге обходя массивное черное пятно впереди.
– А роботы тут с характером? – спросил Максим.
– Да, в отличие от людей. Дальше идем молча, входим в зону пограничного контроля, – старик шикнул на Айну, девочка послушно замолчала.
Через двадцать метров они вошли в странную зону, где не было столбов, не было темнеющих холмов или недовольного скрипа, а стояла тяжелая гнетущая тишина. Тело покрылось мурашками, стал бить сильный озноб, а в голову ударила кровь, стало трудно дышать от давления, заболели глаза. Максим понял, что они вошли в сильное электромагнитное поле, пронзающее их насквозь, пересчитывающее каждую клетку, каждый атом, возбуждая и угнетая невозможностью утилизировать ненужную и вредную энергию. Всем было тяжело, и после выхода из зоны, старик объявил привал. Они сели вокруг широкого столба, каждый сделал по большому глотку воды, а Альфиру ужасно тошнило, и она никак не могла успокоиться, с трудом подавляя непонятную панику, охватившую ее.
– Что это за место? – спросил Максим. – Зачем они облучают?
– Это сканер, просто он очень старый и выдает слишком сильный поток излучения. Ничего, скоро пройдет. Хорошего мало, но иначе из зоны мегаполиса не выйти. Инспектора думают, что челноки тащат на себе, как раньше, но для этого есть роботы, а у них свой тракт, туда человеку заходить нельзя, а излучение сожжет роботу мозги, – объяснил старик.
– А людям можно мозги жечь? – раздраженно спросил Максим, голова болела невыносимо, сердце заходилось в тахикардии, не желая успокаиваться.
– Людям можно, еще нарожают, – спокойно ответила девочка. – Питомники переполнены, а от старых надо избавляться.
– Айна, нельзя же так, – Альфира похлопала ее по руке. – Это жестоко.
– Айна все верно говорит. Об этом знает каждый ребенок в питомнике. Всего на всех не хватит, поэтому надо регулировать численность всеми возможными способами. Разве наверху не так? – старик достал что-то из кармана, и чиркнул зажигалкой. Запахло жженым деревом, перемешанным с подбродившими сухофруктами.
– Деда, опять ты дымишь! Фу, перестань! – возмутилась Айна, уткнувшись носом в Альфиру.
– Я быстро, надо сердце успокоить, а то что-то разошлось. Будешь? – старик толкнул Максима. – Помогает, детям нельзя, они тупеют от этого дурмана.
–Спасибо, я не курю, – ответил Максим, тут же вспомнив все попытки начать курить, когда приходилось себя заставлять, глотать едкий горький дым, бьющий сразу в голову, отдаваясь тошнотой и головной болью, быстро сменяющейся прохладным отходняком, но мерзкий вкус во рту заставлял постоянно сплевывать и кашлять. – Сам справлюсь.
– Вот и правильно, нечего травиться самому, – согласился старик. – А я привык, как на войне начал, так и бросить не могу.
– Деда, не надо опять про войну, – жалобно попросила Айна.
– Не буду, я так, объяснить хотел, – поспешил ее успокоить дед. – Ты есть хочешь?
– Неа, у меня еще много сил, – бодро ответила девочка.
– Ты предупреждай, когда тебя нести, а то не хочу опять искать тебя в приямках. Айна может уснуть на ходу.
– Кого-то она мне напоминает, – хмыкнул Максим. – Интересно, что она делает?
– Спит, – уверено сказала Альфира и, прислушавшись к оберегу, закивала. – Спит как убитая.
– Хорошо, – вздохнул Максим, острая боль от волнения за сестру пронзила сердце. Об Илье он не беспокоился, зная, что парень не пропадет.
Юля действительно спала. В камере делать особо было нечего, дверь разблокировали, но дальше одного коридора и столовой она пройти не могла, двери не видели ее, даже не просили приложить метку, ключ, карточку или чем они там пользуются. Она так и не смогла понять, не видя, чтобы кто-то доставал ключи или метку и прикладывал к валидатору, ей казалось, что темно-серая трапеция справа от двери и есть валидатор. Все проходили просто так, двери сами открывались, заедали, но после пары пинков, открывались. Можно было попробовать проскочить вместе с ними, но Юля боялась. Страх полз к ней каждый раз, когда она слишком далеко заходила за столовую или слишком долго находилась в душе.
Она ела пять раз в день, или больше, часов не было, и она просто шла в столовую, когда хотела есть. Перед этим много бегала взад и вперед по коридору, упражнялась, заразив этим и веселых девушек, с ними Юля играла в футбол. Так смешно было смотреть, как они отбивают мяч головой, а сложные прически стойко выдерживают удар, еще бы, столько лака вылить. Юля даже потрогала, как камень, и как они потом моют голову и моют ли вообще?
С душевой она быстро разобралась, кто сказал, что только раз в неделю? Там стоял какой-то счетчик, что-то пищал на нее, наверное, ругался и угрожал. Юля ходила бессовестно часто, чтобы как-то занять себя. Полотенец не было, зато мощная сушилка, которая и белье высушила за пять минут, а вот мыла было завались. Дегтярное, как у Альфиры. Юля не воротила нос, как девчонки в классе, обнюхивая Альфиру и зажимая, как же им хотелось тогда дать по морде, но Юля обещала тренеру не использовать свои навыки для мести, и держала слово. Альфа не обращала внимания, у нее дома хватало знатоков высокой парижской моды, боявшихся руки помыть куском темно-коричневого мыла.
– Не спи, я же знаю, что ты не спишь, – голос раздавался издалека, но на последнем слове остановился прямо над ухом. – Юля, открой глаза. У меня мало времени.
Юля открыла глаза и увидела Лану, смотревшую на нее сверху вниз, как ученый натуралист смотрит на живую букашку, но добрее. Юле показалось, что это не Лана, и она решила, что все это сон, который никак не хотел продолжаться. На Лане было длинное черное платье с белыми цветами, лоза которых доходила до самых кистей. Она была в белых перчатках, волосы просто стянуты в клубок без единой заколки или украшения. А еще она была босая, чего Юля никак не ожидала. Судя по всему, Лана шла издалека, ноги у нее были чернее сажи.
– Я подумала, что это сон, – Юля села и с настороженностью посмотрела Лане в глаза. – Это сон?
– Как ты думаешь, то, где ты сейчас, сон или нет? – Лана подошла к сгоревшему щиту и щелкнула его пальцем.
– Нет, точно не сон. Но очень похоже на бред, – она встала и подошла к Лане. – Где я нахожусь?
– Здесь, другого ответа у меня для тебя нет. Это сложно объяснить, и у меня слишком мало времени, поэтому тебе придется самой все познать. Я не могла пробиться к вам раньше, как видишь, не так все просто. Ты проявила себя слишком рано, я думала, что ты сможешь позже. Что ж, все не так уж плохо, и вы сами вершите свою судьбу, не сходя с начертанного пути. Не думай, что я хочу запутать тебя. Я бы с радостью все рассказала, но у людей нет таких слов, чтобы выразить это.
– Это я понимаю, у меня так со многими предметами в школе – нет слов, чтобы объяснить. Вы знаете, чем все закончится?
– Все и всегда заканчивается, и приходит смерть. За ней рождается жизнь, и цикл повторяется, потому что по-другому быть не может, пока в мире сохраняется гармония.
– А, ну да – мы все умрем. Так мой брат постоянно говорит, – нахмурилась Юля.
– Спасибо, что так высоко ценишь мои знания, – Лана улыбнулась. – Но вернемся к тому делу, почему я здесь. Ты помнишь, ты знаешь, что можешь сотворить разрушение – эта сила внутри тебя, и тебе надо учиться управлять ею.
Лана взяла ее ладони и на левой нарисовала пальцем затейливый иероглиф. Он тут же вспыхнул, и от руки к самому сердцу потекла жгучая энергия. Юля вскрикнула, ощутив заново тот поток света, что вырвался из нее в подвале, но поток был мал, слаб, но все равно слишком силен, чтобы не бояться его.
– Я никогда не запомню ни одного иероглифа, – замотала головой Юля.
– Тебе и не надо, все в твоем сердце. Ты должна научиться будить его и направлять энергию. Не бойся, я сейчас покажу, как это, – Лана приложила ладонь к ее левой груди. Юля покраснела, ощутив волну возбуждения, которое тут же изменило вектор, став всепоглощающей силой, наполняющей ее сердце, подчинявшей разум. – А теперь посмотри, что ты делаешь.
Юля подняла глаза, Ланы не было рядом, и никто не касался ее, кроме нее самой. Юля обхватила плечи, закрыв крест-накрест грудь, и почувствовала, как мышцы стали железными, и это ужасно пугало. Оторвав руки от себя, Юля схватилась за щит. Пальцы вошли в металл, как горячий нож входит в масло, не разрезая его, а растапливая, превращая в бесформенные наплывы, легко проходя насквозь. Щит упал на пол, разрезанный на две неровные части. Юля вспомнила об Илье и Арнольде, вскинула руки от ярости, но Лана тут же схватила их, не дав световому потоку вырваться, ударить со всего маху в потолок.
– Держи себя в руках, никогда не показывай, что можешь, – Лана обняла ее. Юля с трудом успокоилась, чувствуя правоту ее слов.
– Почему я? – всхлипнула она. – Почему Альфа, Почему Максим, Илья?
– Я не могу ответить тебе на этот вопрос. Как принято говорить у вас – потому. Запомни свои ощущения, попробуй с малого, не больше свечного накала. У тебя есть время, они ищут Альфу и будут долго искать. Они думают, что она – это ты. Ты слишком рано проявила себя, теперь они знают, что к ним пришла новая богиня света, а тебя ее сила не тронула, потому что у вас связь не по крови, но по сердцу.
– Кто? – Юля отстранилась и удивленно посмотрела на Лану.
– Ты – U-Li Sun. Не смотри на меня так, богинями не рождаются, а становятся. У тебя есть шанс, и ты пока справляешься.
– А если я не хочу быть богиней? – возмутилась Юля. – Я хочу быть совершенно обыкновенной, и чтобы мои друзья вернулись домой!
– Не злись, не я и не ты решаем это. Нельзя изменить предначертанного, – улыбнулась Лана.
– Значит, богинями все-таки рождаются? – хитро прищурилась Юля.
– Въезжаешь в тему, верно я сказала? – Лана рассмеялась и, поцеловав Юлю в лоб, прошептала. – А сейчас ты будешь спать, очень долго. Не пугайся, так надо. Они не смогут тебя разбудить и отступят.
Юля послушно легла, выполняя внешнюю команду, пришедшую прямо в мозг. Лана погладила ее по голове и сняла перчатки. Руки у нее были такие же черные, как и ноги, а пальцы будто бы обгорели. Она положила перчатки под кровать и исчезла, но Юля уже не видела этого, провалившись в глубокий здоровый сон.
29. Игра
– Надо прописать эту локацию в нашей игре, – шепнул Максим, Альфа часто закивала.
Они дошли до грузовой станции, слабо освещенной редкими прожекторами, испускавшими ленивый желтый свет. После блуждания в темноте свет казался ослепительным, и все некоторое время стояли, закрыв глаза руками, даже Айна, ворчавшая под нос, какие-то ругательства. Зрение быстро возвращалось, мозг радовался свету и подобию жизни, а то скитание по владениям Аида интересно первые полчаса. Никакого хаоса, все палеты, бочки, тюки и катушки расставлены в строгом математическом порядке, не мешая погрузке. Два робота-погрузчика без спешки укладывали в прицеп палеты с листами, тягач стоял на зарядной станции и, если бы у машины был рот, то непременно бы зевал во всю ширь. Увидев людей, тягач моргнул фарами в знак приветствия.
– Мы с тобой до третьего поста! – крикнул ему старик, тягач подмигнул левой фарой. – Теперь надо прицеп найти.
– А вагонов для людей нет? – с опаской спросила Альфира, видя, как Айна легко забирается в прицеп с тюками и катушками.
– Давно нет. Люди обычно никуда не ездят, а кому надо, тот и с грузом посидит, – ответил старик и не с первого раза залез в прицеп. – Залезайте, надо еще место обустроить, чтобы в дороге не завалило.
– А может завалить? – Максим посмотрел на массивные катушки, стоявшие крепко, и ему стало не по себе от понимания, что такая катушка с кабелем не заметит, как раздавит их.
– Если прицеп перевернется, – весело ответила Айна, выбрав себе место между тюками и биг‑бэгами с чем-то мягким. – Давайте сюда!
– А мне еще в метро не нравилось, – фыркнул Максим и помог Альфире забраться. Она не замечала трудностей, уставшая, но веселая. – Нам долго ехать?
– Не особо, часов пять или шесть, какое у него будет настроение, – старик кивнул на робота, спавшего на зарядке. – Сегодня он тихий, а так ему зашили ради смеха холерический профиль.
– Робот-холерик, с трудом представляю себе, как это может быть.
– Увидишь, в основном все роботы нейтральные, пока в ремонт не попадут, а там мастера с юмором. Так даже веселее, они же как люди, у каждого свои странности и причуды, главное не злить и не обижать, роботы этого очень не любят.
– Согласен, технику надо уважать, – кивнул Максим.
Роботы-погрузчики пропищали веселый марш, и тягач, мигая всем, чем можно, дернулся к автопоезду, с лязгом и хрустом хватая вагоны. Автопоезд уперся, не желая двигаться с места, тягач разозлился и дернул сильнее, завизжав покрышками, и состав, кряхтя и матерясь, двинулся в путь.
– Не угадал, веселая будет поездка, – сказал старик, крепче упираясь спиной в мягкий тюк по ходу движения. – Первая остановка через два часа, не раньше. Там можно будет в туалет сходить и супа поесть.
– Супа? – переспросила Альфира, и в животе призывно заурчало.
– Айна лучше варит, но и этот есть можно, – ответил старик. – Устраивайтесь поудобнее, скоро начнет трясти.
Айна спряталась в мешки, Альфира села рядом с Максимом. Первую колдобину они не заметили, спина отозвалась после второй и третьей, возмущаясь и негодуя. И пошла стиральная доска с оспинами на всю полосу. Автопоезд трясло так, что было непонятно, как грузы не вывалились на обочину, если здесь и была обочина. Катушки у передней оси жалобно скрипели, позади грохотали бочки, звенели листы на паллетах. Стало жарко и душно, они въехали в туннель.
Суп-пюре из автомата напоминал что-то среднее между фасолевым и гороховым, вполне съедобный. Автомат включил приятную музыку и настойчиво предлагал добавку, Альфа съела три порции, в Максима влезло две. Больше всех съела Айна, влив подряд пять чашек. Туалет был и слава местному богу, что был. Альфа так и вышла оттуда с подушкой у носа, после прохождения границы о конспирации можно было не беспокоиться. Айна хотела смыть грим, но старик остановил ее, вероятность повстречать патруль была меньше одного к ста тысячам, но все же была.
Разговаривать во время пути было бессмысленно, трясло так, что не удавалось сказать ничего членораздельного, качественный индастриал от грохота бочек и железных листов глушил все. Поэтому, когда над ними завис патрульный дрон, никто его не заметил. Первой была Айна, приветливо помахавшая роботу шариком, дрон мигнул в полсилы. Максим долго показывал роботу бейджи, дрон никак не мог считать их из-за тряски. Прожектор робота слепил до черноты, и ему никак не удавалось разглядеть робота-дозорного. На этом все и закончилось, и робот-тягач успокоился, перестав пробуксовывать после каждого поворота.
– Хм, похоже на рабочий поселок, – вслух подумал Максим, осматривая стройные ряды вагонов-бытовок, поставленных в три этажа. Улицы широкие, свободно разъедутся два грузовика, и останется место для пешеходов. Фонари светят тусклым красным спектром, но и этого света достаточно, чтобы не чувствовать себя в полной темноте. Глаза легко привыкли, и можно было рассмотреть трещины в бетонных плитах.
– Как чисто! – удивленно воскликнула Альфира, идя за руку с Айной. С момента прибытия и сползания с автопоезда, она не переставала удивляться, словно попала в сказочный город, хотя ничего примечательного здесь не было: бетонные улицы, дома из бытовок, склады, фонарные столбы, был даже палисадник, но деревья оказались пластиковыми, и все же они шумели и трещали на ветру, как настоящие.
– За мусор высокий штраф, а еще могут выпороть, – серьезным тоном ответила Айна. – У нас никто не мусорит.
– Да уж, я себе иначе представлял улицу красных фонарей, – хмыкнул Максим. Альфира покраснела, но сказала: «Мы с Юлей хотели съездить в Амстердам, даже начали копить, чтобы после окончания школы поехать».
– Ого, девушки, ну вы даете. И Юлька тоже? – Максим очень удивился. – А вроде на тормоз похожа, не думал, что в ней бурлят такие страсти.
– Ну, не придумывай, – еще гуще покраснела Альфира, в свете красных фонарей ее лицо исчезло. – Нам просто интересно, столько нам всего о разложении Европы в школе вдалбливали.
– И вам очень захотелось убедиться самим. Знаем-знаем, любая яростная пропаганда «против» всегда имеет противоположный результат, – Максим сжал ее локоть. – Вместе поедем, еще и Серегу прихватим.
– Это вряд ли, никуда мы уже не поедем, – вздохнула Альфира. – Вас-то точно не пустят.
– Не пустят, я и забыл про доступ, – он вздохнул.
– У вас тоже красные фонари? – спросил старик.
– Нет, обычно белого спектра. Есть улица в одном городе, там в витринах женщины стоят, товар демонстрируют, – перешел на шепот Максим, чтобы Айна не услышала, но слух у девочки был отличный.
– Проститутки? – с живым интересом спросила она. – У нас тоже есть, с веткнижками, вакцинированные.
– С веткнижками? – переспросила Альфира, Максим стал хохотать.
– Айна, а ты откуда знаешь? Мала еще, – заворчал старик.
– Деда, я немаленькая и все уже знаю, – важно ответила Айна.
– Знаешь, да не все, – щелкнул по носу девочку старик. – Не торопись стать взрослой, нет в этом ничего хорошего.
– Это точно, – согласился Максим.
– На самом деле фонари горят красным только ночью, днем они желтые, – весело сказала Айна. – Днем ярко, я даже немного вижу свет.
– А почему ночью красным? – спросил Максим.
– Чтобы день от ночи отличать, а еще, чтобы никто не забывал, сколько крови было пролито за нас, за нашу счастливую жизнь. Но нельзя забыть то, чего не знаешь и никогда не узнаешь, – ответил старик. – Они там придумывают, указывают, а люди как жили, так и живут, приспосабливаемся, некуда деваться.
– Пожалуй, нам осталось не так далеко до красных фонарей, – задумчиво сказал Максим, Альфа недовольно пнула его ногой. – Все, молчу.
– Скоро придем, еще два квартала и наша ферма! – радостно воскликнула Айна. – Деда грибы выращивает.
– Кто-то грибы, кто-то червей. Что есть, то и едим, – философски заметил старик, Максим икнул от отрыжки, суп напомнил о себе, а в голове быстро собрался список ингредиентов. – Приспосабливаемся, вообще для человека лучше поменьше думать, тогда и жить легче. В этом году неурожай корнеплодов, что-то они там не дохимичили.
– Бе-е-е-е-е! – Айна высунула язык. – Фу, гадость! Опять ты об этом, перестань!
Старик пожал плечами. Все устали, и до фермы дошли молча, даже Айна замолчала, повиснув на Альфире. Шарик грустно опустился, если бы он мог, то тоже стал зевать. Экскурсию по ферме Айна пообещала провести утром, на что старик долго смеялся, рассказав, что утро у Айны начинается с обеда.
В вагоне комнаты разделялись непрозрачными пластиковыми шторами, кровати с железными сетками безжалостно скрипели при каждом движении, но это было сюитой Брамса по сравнению с индастриалом автопоезда. Как бы ни хотела Альфира в душ, находившийся в соседнем вагоне с огромной бочкой сверху, сев на кровать, она и не заметила, как уснула. Робу никто не снимал, все ложились как есть, существенная экономия при стирке белья. Засыпая, Максим слушал, как ворочается старик, похрапывает Айна, тихо спит Альфира, и думал, пытался понять, что ему напоминает жизнь здесь. Мысль вертелась рядом, строя нагромождение из формул и бешеных строк кода. Решив, что у него начался overload, мозг ушел в долгий reboot.
Максим проснулся от того, что боль в коленях стала невыносимой. Кровать узкая, хорошо, что он худой, так еще и короткая, пришлось подгибать ноги. В вагоне никого не было, снаружи слышались голоса, в звонком смехе он узнал Айну. Кровать Альфы аккуратно убрана, она ему поправила подушку и приоткрыла пластиковую штору, чтобы дул приятный ветер с улицы. Он сел и долго разминал виски, будто бы там были мышцы. Так делала сестра после тренировок, садилась на кровать и тщательно массировала ноги, не обращая на него никакого внимания. Юля никогда не стеснялась брата, еще в десять лет заявив, что не рассматривает его как мужчину, и смешно, и обидно, ее первый четкий подкол.
Головная боль медленно уходила, все из-за голода, за годы студенческой жизни он наработал себе эту хронику. Он вздохнул, воспоминания о сестре больно укололи сердце, пускай Альфира уверена в своем обереге, он ни в чем не уверен. Они только и делают, что идут и едут куда-то, как хоббит, а почему и зачем, совершенно непонятно. Наверное, это его и угнетало, полная неопределенность и бессмысленность движения. Он привык, что во всем есть смысл, что все в жизни должно быть также как в программе – прописано, продумано, с точными операторами и встроенными функциями, но не отлажено, а тестирование и отладка и есть вся жизнь. – Черт! – воскликнул Максим, хлопнув по коленям. – Вот на что это все похоже!
– На что похоже? О чем ты? – Альфира села напротив, широко улыбаясь. Она подкралась бесшумно, как хитрая кошка, или она всегда так ходила, он не знал.
– Да так, думал кое о чем. От тебя дымом пахнет, опять печь растапливала? – улыбнулся Максим, Альфира показала ему язык. Это была дежурная шутка еще со школы, от нее пахло либо кремом, либо дегтярным мылом, и с легкой шутки Максима, что дома ее заставляют по утрам растапливать печь, так и повелось. Даже Юля нет-нет, да подкалывала подругу.
– Так о чем ты думал? – она расчесывала волосы массивной расческой, сделанной из железной полосы. Очень было похоже на сказочный гребень, от него еще девица должна была впасть в анабиоз и в гроб хрустальный лет на триста.
– Я думал, на что похоже это место. По-моему, очень похоже на плохо собранную программу.
– Хм, мне это надо обдумать, – Альфа зажмурилась. – Наверное, но по мне так больше напоминает плохую игру с тупым сценарием.
– Прямо как наша, – хмыкнул Максим.
– Ага, только на U-Li Sun и вытянем. Кстати, она мне снилась, не Юля, а U-Li Sun. Очень красивая, в таком белом кимоно, с мечом. А еще их было тысячи, таких же воинов, как она, и все с мечами, копьями и еще чем-то, я не разобрала. Мне Айна даст альбом, я зарисую. Знаешь, она так классно рисует, просто круто! Но, я как подумаю об этом, так плакать хочется.
Альфира всхлипнула, он взял ее руки и поцеловал.
– Нет, ты не права. Она видит их, по-своему, но видит. Не надо ее жалеть, Айна классная и сильная девчонка, посильнее нас всех будет.
– Я знаю, просто грустно очень, – она вытерла слезы и улыбнулась. – Иди, помойся. Тебе уже пора. Я там повесила сушиться, ну, сделай вид, что не заметил, хорошо?
Она покраснела и спрятала глаза, продолжая расчесывать спутавшиеся волосы, без бальзама было тяжко, она и забыла, как это. Максим хмыкнул и кивнул. Покопавшись в мешке, он вытащил смену белья, как-то неловко стало, и он сунул поспешно в карман. Альфа хмыкнула в ответ, делая вид, что ничего не видит. И только сейчас он заметил, что она смыла с себя этот ужасный грим, а его лицо гневно чесалось, требуя горячей воды, мыла и железной щетки, чтобы соскоблить эти жирные коросты.
Прочитав очередную страницу, Юля отрывала кусок от рулона и сжигала, с безмятежным видом наблюдая, как пепел осыпается в старое оцинкованное ведро. И почему здесь все такое старое? Из всего разнообразия рулонов, она выбрала два романа Колин Гувер и теперь мучилась. Ей было и скучно, и интересно, примеряя на себя чувства героев, она понимала, какие же они все придурки, и сжигать прочитанное было не так обидно, тем более она тренировалась, убивая время за чтением. Счет времени она не вела, часов нигде не было, а свет в камере не выключался. Спать это не мешало, особо и не хотелось, ей казалось, что она выспалась на год вперед.
Читала она быстро, перескакивая через абзацы и самокопание героев, так вот от безделья и читать полюбит. Юля себя за это уже презирала, называя junior-botan. До Ильи было также далеко, как до Луны, она постоянно о нем думала, запретив вспоминать его гибель. Оберег молчал, когда она спрашивала, где он, что с ним. Он молчал и тогда, когда она со страхом спрашивала, жив ли он, но и на вопрос о его гибели оберег молчал. В какой-то момент она решила, что оберег сломался или разрядился, или здесь не ловит, да много еще чего может быть, и отстала от него.
