Брендон Сандерсон
Путь королей
15
Ловля на живца
Ты не согласен с моей затеей. Я это понимаю, насколько вообще могу понять того, с кем у меня столь глубокие разногласия.
Спустя четыре часа после нападения ущельного демона Адолин все еще руководил уборкой. В ходе битвы монстр уничтожил мост. К счастью, несколько солдат остались на другой стороне и отправились за мостовым расчетом.
Адолин ходил среди воинов, собирал донесения; послеполуденное солнце клонилось к закату. В воздухе пахло плесенью. Так пахла кровь большепанцирника. Само чудовище лежало там же, где погибло, со вскрытой грудной клеткой. Несколько солдат сдирали с него панцирь, а рядом с ними на туше уже вовсю пировали кремлецы. Слева, на неровной поверхности плато, длинными рядами разместили людей, подложивших под голову свернутые плащи или рубашки. О них заботились лекари из армии Далинара. Адолин благословил своего отца за то, что тот всегда брал с собой лекарей, даже в развлекательную поездку, как эта.
Адолин пошел дальше, все еще одетый в осколочный доспех. Войска могли бы попасть в военные лагеря другой дорогой – здесь имелся еще один мост, уводящий вглубь Равнин, – направиться на восток, а потом вернуться кружным путем. Далинар, однако, призвал, к вящему неудовольствию Садеаса, остаться и позаботиться о раненых, отдохнуть несколько часов, пока не прибудет мостовой расчет.
Адолин посмотрел на большой шатер, откуда доносился звонкий смех. Вокруг шатра стояли шесты с зубчатыми наконечниками, в которых были закреплены большие светящиеся рубины. Это фабриали, дававшие тепло без огня. Он не понимал, как работали фабриали, хотя знал, что наиболее сильным требовались большие самосветы.
И опять другие светлоглазые наслаждались отдыхом, пока он трудился. На этот раз Адолин не возражал. Ему бы трудно было веселиться после такой катастрофы. А это именно катастрофа. Подошел младший светлоглазый офицер со списком потерь. Его жена про читала список, который они передали Адолину и удалились.
Почти пятьдесят убитых, вдвое больше раненых. Многих пострадавших Адолин знал. Когда королю представили первоначальный отчет, тот отмахнулся от смертей, заметив, что за свою доблесть павшие воины получат чины в небесном Войске Вестников. Он как-то слишком легко забыл, что сам мог оказаться в списке потерь, если бы не Далинар.
Адолин поискал взглядом отца; тот стоял на краю плато и опять смотрел на восток. Что он там искал? Это уже не первый раз. Молодой человек и раньше видел, как отец совершал необыкновенные поступки, но ничего столь драматичного еще не случалось. В памяти юноши отпечатался образ: его отец стоит под массивным ущельным демоном, не давая твари убить короля, и его осколочный доспех светится.
Другие светлоглазые теперь осторожнее вели себя рядом с Далинаром, и за последние несколько часов Адолин не услышал ни единого намека на его слабость даже от людей Садеаса. Он боялся, что это не продлится долго. Пройдут недели, и опять люди начнут болтать о том, как редко он участвует в сражениях на плато и как же он ослабел.
Адолин понял, что жаждет повторения. Сегодня, когда Далинар рванулся на помощь Элокару, то вел себя так, как в историях о Черном Шипе. Адолин хотел, чтобы этот человек из прошлого вернулся. Королевство нуждалось в нем.
Юноша тяжело вздохнул. Нужно представить королю окончательную сводку потерь. Скорее всего, это вызовет насмешки, но, возможно, ожидая своей очереди, он сумеет подслушать Садеаса. Адолин по-прежнему чувствовал, что упускает что-то важное об этом человеке. То, что наверняка знает отец.
И потому, изготовившись к колкостям, юноша направился к шатру.
Далинар смотрел на восток, сцепив за спиной руки в латных перчатках. Где-то там, в центре Равнин, паршенди разбили свой главный лагерь.
Алеткар воевал уже почти шесть лет и глубоко увяз в затянувшемся противостоянии. Осадную стратегию предложил сам Далинар – удар по базе паршенди предполагал размещение на Равнинах лагерей, способных вынести Великие бури, и необходимость полагаться на большое количество хрупких мостов. Одна проигранная битва – и алети окажутся в ловушке, окруженные со всех сторон, без возможности вернуться на укрепленные позиции.
Но Расколотые равнины могут также стать ловушкой и для врагов. Восточные и южные края непроходимы – тамошние плато выветрились так, что превратились в узкие шпили, и паршенди не в состоянии перепрыгивать с одного на другое. Равнины со всех сторон окружали горы, а в пространстве между ними обитали стаи ущельных демонов, громадных и опасных.
С алетийской армией, загнавшей их в капкан с запада и севера, и с разведчиками, размещенными на юге и востоке на всякий случай, паршенди не выйдут из окружения. Далинар рассчитывал, что у них закончатся припасы. Они или подставятся под удар в попытке покинуть Равнины, или вынужденно нападут на алети в их укрепленных военных лагерях.
Это был великолепный план. Только вот Далинар не предусмотрел светсердец.
Он отвернулся от расщелины и пересек плато. Ему отчаянно хотелось пойти и проверить, что с его людьми, но надо продемонстрировать веру в Адолина. Сын командовал, и у него хорошо получалось. Кажется, он уже отправился с докладом к Элокару.
Далинар улыбнулся, взглянув на сына. Адолин пониже отца, и волосы у него русые с черным. Русый он унаследовал от матери – так сказали Далинару. Сам князь ее не помнил. Ее изъяли из его памяти, оставив странные дыры и затуманенные места. Иногда он вспоминал какую-нибудь сцену в точности, и все ее участники были ясными и четкими, но она представала расплывчатым пятном. Он даже имя не мог запомнить. Когда кто-то его произносил, оно выскальзывало из его разума, как кусочек масла со слишком горячего ножа.
Далинар дал Адолину возможность сделать донесение и направился к туше ущельного демона. Чудище лежало на боку; его глаза выгорели, пасть распахнулась. Языка не было, только странного вида зубы, как у всех большепанцирников, и замысловато устроенные челюсти. Несколько плоских пластинчатых зубов для того, чтобы грызть и крушить панцири, и жвала поменьше – рвать плоть и засовывать ее поглубже в глотку. Поблизости раскрылись камнепочки, их лозы потянулись лакать кровь монстра. Между человеком и зверем, на которого он охотился, существовала связь, и Далинар всегда испытывал грусть после того, как убивал столь грандиозное чудище, как ущельный демон.
Большинство светсердец добывали иным способом. Иногда странный жизненный цикл ущельных демонов приводил к тому, что они выбирались в западную часть Равнин, где плато были просторнее. Влезали повыше и превращались в похожие на камни куколки, которые ждали наступления Великой бури.
В это время они становились уязвимыми. Нужно было просто добраться до плато, разбить куколку молотами или осколочным клинком, а потом вырезать светсердце. Легкий способ заработать состояние. И чудовища приходили часто – как правило, несколько раз в неделю, если не лишком холодало.
Далинар посмотрел на громоздкую тушу. Из нее выбирались мельчайшие, почти невидимые спрены и, медленно подымаясь в воздух, исчезали. Они выглядели как язычки дыма, которые иной раз появляются над погашенной свечой. Никто не знал, что это за спрены; их видели только возле недавно убитых большепанцирников.
Он покачал головой. Светсердца все изменили в этой войне. Паршенди они тоже были нужны, нужны достаточно сильно, чтобы сражаться, не жалея сил. Борьба с паршенди за светсердца имела смысл, поскольку дикари не могли пополнять запасы благодаря поставкам из дома, как это делали алети. Так что соревнование за большепанцирников было одновременно выгодным и тактически разумным способом длить осаду.
Когда ночная темнота сгустилась, Далинар увидел на Равнинах огоньки. Сторожевые башни, откуда солдаты высматривали ущельных демонов, которые собрались окукливаться. Они следили и в темное время суток, хотя эти твари редко показывались вечером или ночью. Разведчики перепрыгивали расщелины при помощи шестов, легко перемещаясь с одного плато на другое и не нуждаясь в мостах. Заметив ущельного демона, солдаты подавали сигнал, и начиналась гонка – алети против паршенди. Захватить плато и удержать его на срок, достаточный для того, чтобы извлечь светсердце, или атаковать врага, если тот добрался первым.
Каждый великий князь хотел получить светсердца. Платить жалованье тысячам солдат и кормить их весьма затратно, но одно светсердце покрывало расходы за несколько месяцев. Кроме того, чем больше светсердце, которое использовали для работы духозаклинателя, тем меньше вероятность того, что оно треснет. Огромные камни-светсердца даровали почти безграничные возможности. И потому великие князья соревновались друг с другом. Тот, кто первым подбирался к куколке, должен был сразиться с паршенди за светсердце.
Они могли бы чередоваться, но алети подобное несвойственно. Дух соперничества был у них в крови. Воринизм учил, что лучшие воины получат священную привилегию присоединиться к Вестникам после смерти и сражаться за Чертоги Спокойствия с Приносящими пустоту. Великие князья хоть и вступали в союзы, но оставались соперниками. Уступить другому светсердце… исключено. Лучше устроить соревнование. И потому то, что началось как война, превратилось в забаву. Смертельно опасную забаву – но такие ведь ценятся превыше всего.
Далинар обогнул мертвого демона. Он абсолютно точно представлял ситуацию, что сложилась за последние шесть лет. Сам же принимал во многом непосредственное участие. Но теперь его охватило беспокойство. Они и впрямь существенно уменьшили численность врагов, но главная цель – возмездие за убийство Гавилара – забылась. Алети развлекались, играли и бездельничали.
Они убили множество паршенди – предположительно четверть их первоначальных сил, – но на это ушло слишком много времени. Осада продлилась шесть лет и легко может затянуться еще на шесть. Это его тревожило. Паршенди явно предполагали, что окажутся в ловушке. Они подготовили запасы продовольствия и позаботились о том, чтобы переместить весь свой народ на Расколотые равнины, где можно использовать эти прóклятые Вестниками расщелины и плато в качестве сотен рвов и укрепленных стен.
Элокар посылал гонцов, требуя объяснить, почему паршенди убили его отца. Они так и не ответили. Приняли на себя ответственность за убийство, но не объяснили причин. В последнее время Далинару казалось, что лишь ему одному это по-прежнему представляется интересным.
Князь направился в другую сторону; свита Элокара удалилась в павильон наслаждаться вином и закусками. Большой открытый шатер был выкрашен в фиолетовый и желтый, и легкий бриз шевелил ткань. Вероятность новой Великой бури этой ночью невелика, утверждали бурестражи.
Великие бури. Видения.
«Объедини их…»
Неужели он действительно верил в то, что видел? В то, что сам Всемогущий говорил с ним? Он, Далинар Холин, Черный Шип, грозный полководец?
«Объедини их…»
Садеас вышел из шатра в ночь. Густая черная шевелюра курчавилась и падала ему на плечи. В осколочном доспехе великий князь выглядел весьма впечатляюще, уж точно лучше, чем в одном из тех нелепых костюмов из кружев и шелка, что сделались так популярны в последнее время.
Садеас поймал взгляд Далинара и еле заметно кивнул. «Я свое дело сделал», – говорил этот кивок. Садеас прогулялся и вернулся в павильон.
Итак, Садеас помнил, зачем на эту охоту пригласили Ваму. Далинару надо было с ним встретиться. Он направился к павильону. Адолин и Ренарин были рядом с королем, но тот их не замечал. Сумел ли его старший сын сделать свой доклад? Похоже, Адолин пытался в очередной раз подслушать, о чем Садеас говорит с королем. Далинару придется что-то предпринять; личная вражда мальчика с вельможей была хоть и понятной, но пользы делу не приносила.
Великий князь направился к Ваме – тот был в дальней части павильона, – но тут его заметил король.
– Далинар, – позвал он, – иди сюда. Садеас говорит, он добыл три светсердца только за последние несколько недель!
– Так и есть, – подтвердил Далинар, приближаясь.
– А сколько добыл ты?
– Считая сегодняшнее?
– Нет, – сказал король, – до этого.
– Ни одного, ваше величество, – признал Далинар.
– Все дело в мостах Садеаса. От них больше пользы, чем от твоих.
– Я, быть может, ничего не добыл за последние несколько недель, – сухо произнес Далинар, – но мои солдаты и так достаточно навоевались.
«А светсердца пусть идут в Преисподнюю, мне-то что за дело».
– Возможно, – сказал Элокар. – Но чем же ты занимался?
– Другими важными вещами.
Садеас вскинул бровь:
– Более важными, чем война? Более важными, чем возмездие? Разве такое возможно? Или ты просто выдумываешь оправдания?
Далинар бросил на Садеаса резкий взгляд. Тот лишь плечами пожал. Они были союзниками, но не друзьями. Дружба осталась в прошлом.
– Тебе надо обзавестись такими же мостами, как у него, – добавил Элокар.
– Ваше величество, – возразил Далинар, – мосты Садеаса стоят многих жизней.
– Но зато они быстры, – спокойно парировал Садеас. – Полагаться на мосты на колесах глупо, Далинар. Перевозить их по этим неровным плато – медленное и трудное дело.
– Заповеди требуют, чтобы генерал не просил у своих солдат того, чего не стал бы делать сам. Скажи-ка, Садеас, – ты бы побежал в авангарде с одним из мостов, которыми пользуешься?
– Солдатскую кашу я тоже не стал бы есть, – холодно ответил Садеас. – И не копал бы траншеи.
– Но смог бы, случись такая необходимость. Мосты – другое дело. Буреотец, да ты ведь даже не разрешаешь им использовать броню или щиты! Сам пошел бы в бой без своего осколочного доспеха?
– У мостовиков очень важная роль, – огрызнулся Садеас. – Они отвлекают вражеских лучников от моих солдат. Я поначалу пытался давать им щиты. И знаешь что? Паршенди, не обращая внимания на мостовиков, принялись стрелять по моим солдатам и лошадям. Я понял: если удвоить количество мостов на каждую вылазку, сделав при этом их необычайно легкими – никакой брони, никаких щитов, которые могли бы замедлить продвижение, – толку от мостовиков намного больше. Ты ведь понимаешь, Далинар? Беззащитные мостовики – слишком большое искушение для паршенди, чтобы стрелять в кого-то еще! Да, мы теряем во время каждой атаки несколько мостовых расчетов, но очень редко потери оказываются настолько серьезными, чтобы нам помешать. Паршенди лупят и лупят по ним, – кажется, они по какой-то причине считают, что для нас ценен каждый мостовик. Как будто невооруженные люди с мостом на плечах могут быть столь же важными для армии, как верховые рыцари-осколочники.
Садеас от этой мысли сам покачал головой с веселым удивлением.
Далинар нахмурился.
«Брат, – написал Гавилар, – ты должен разыскать самые важные слова, какие только может сказать мужчина…» Это была цитата из древней книги «Путь королей». То, о чем разглагольствовал Садеас, ей совершенно не соответствовало.
– Как бы то ни было, – продолжал Садеас, – ты ведь точно не станешь спорить с тем, что мой метод оказался весьма действенным.
– Иногда, – сказал Далинар, – цель не оправдывает средства. То, каким образом мы добиваемся победы, не менее важно, чем сама победа.
Садеас недоверчиво уставился на Далинара. Даже Адолин и Ренарин, которые подошли ближе, оказались потрясены заявлением. Это был очень «неалетийский» образ мыслей.
Видения и цитата из книги, вертевшиеся в голове Далинара в последнее время, привели к тому, что он теперь чувствовал себя не совсем алети.
– Светлорд Далинар, цель оправдывает любые средства, – возразил Садеас. – Победить в состязании нужно любой ценой, любыми силами.
– Это война. А не состязание.
– Все в этой жизни состязание. – Садеас пренебрежительно махнул рукой. – Все сделки между людьми – состязания, в которых кто-то выигрывает и кто-то проигрывает. А иногда случаются весьма впечатляющие проигрыши.
– Мой отец – один из самых знаменитых воинов Алеткара! – рявкнул Адолин, вмешиваясь в разговор. Король вскинул бровь, но не стал вмешиваться. – Ты видел, что он сделал сегодня, в то время как ты прятался за павильоном со своим луком. Мой отец сдержал чудовище. Ты же стру…
– Адолин! – перебил Далинар. Это уже было слишком. – Держи себя в руках.
Юноша стиснул зубы и чуть приподнял руку, словно собираясь призвать осколочный клинок. Ренарин шагнул вперед и осторожно сжал плечо брата. Адолин неохотно подался назад.
Садеас повернулся к Далинару, ухмыляясь:
– Один сын едва способен владеть собой, другой ни на что не годен. Вот какое наследие ты оставишь, старина?
– Садеас, я горжусь обоими, что бы ты там ни думал.
– Вспыльчивым – да, понимаю. Ты когда-то был таким же импульсивным, как он. Но второй? Ты же видел, как он сегодня выскочил на поле боя. Ни меча, ни лука не прихватил! Он бесполезен!
Ренарин покраснел и потупился. Адолин вскинул голову. Он снова отвел руку в сторону и сделал шаг к Садеасу.
– Адолин! – резко бросил отец. – Я сам разберусь!
Юноша взглянул на него синими глазами, полыхающими от ненависти, но клинок призывать не стал.
Далинар перевел все внимание на Садеаса и очень спокойно и многозначительно проговорил:
– Садеас, безусловно, мне показалось, что ты только что в открытую – и при короле – назвал моего сына бесполезным. Конечно, ты бы такого не сказал, ибо подобное оскорбление потребовало бы от меня призвать свой клинок и пустить тебе кровь. Договор Отмщения разлетелся бы на осколки. Два главнейших союзника короля убили бы друг друга. Безусловно, ты не поступил бы так глупо. Полагаю, я просто ослышался.
Все стихло. Садеас колебался. Он не отступил и смотрел Далинару прямо в глаза. Но все-таки колебался.
– Возможно, – медленно произнес Садеас, – ты и впрямь услышал не те слова. Я бы не оскорбил твоего сына. Это было бы с моей стороны не очень… мудро.
Между двумя великими князьями, вперившими друг в друга взгляды, словно пробежала искра понимания, и Далинар кивнул. Садеас сделал то же самое – коротко дернул головой. Они бы не позволили своей взаимной ненависти превратиться в опасность для короля. Колкости – это одно, а оскорбление, за которым следует дуэль, – совсем другое. Так рисковать нельзя.
– Ну что ж… – проговорил Элокар.
Король позволял своим великим князьям сражаться и отстаивать свое положение и влияние. Он верил, что от этого они лишь крепнут, и мало кто с этим спорил. Таков был общепринятый способ правления. И Далинар все больше и больше считал его неверным.
«Объедини их…»
– Думаю, на этом можно остановиться, – закончил Элокар.
Стоявший чуть в стороне Адолин выглядел недовольным, как будто в самом деле надеялся, что отец призовет свой клинок и вступит в бой с Садеасом. Далинар и сам чувствовал, как бежит по жилам разгоряченная кровь, как искушает его Азарт, но сумел все это подавить. Нет. Не здесь. Не сейчас. Пока они нужны Элокару – нельзя.
– Ваше величество, можно и остановиться, – сказал Садеас. – Хотя я рискну предположить, что этот разговор между Далинаром и мной будет продолжен. По крайней мере, до тех пор, пока он опять не научится вести себя как подобает мужчине.
– Садеас, ни слова больше, – предупредил Элокар.
– Ни слова больше? – уточнил новый голос. – Сдается мне, все бы порадовались, не скажи Садеас больше ни слова.
Шут протолкался через толпу придворных, держа в руках чашу с вином; на поясе у него болтался серебряный меч.
– Шут! – воскликнул Элокар. – Как ты здесь оказался?
– Ваше величество, я догнал отряд непосредственно перед битвой. – Шут поклонился. – Хотел с вами поговорить, но ущельный демон успел первым. Я так понял, ваша с ним беседа получилась весьма бурной.
– Но тогда получается, что ты прибыл много часов назад! Что ты делал до сих пор? Как я мог тебя раньше не заметить?
– У меня были… дела. Но я бы не пропустил охоту – не мог лишить вас себя.
– Я пока что неплохо справляюсь.
– Да, но все же вам не хватает остроты, – заметил Шут.
Далинар присмотрелся к человеку в черном. Что же творилось в голове у Шута? Он, безусловно, был умен. Но все-таки позволял себе слишком вольные речи, как уже продемонстрировал в случае с Ренарином. Что-то странное было в его поведении, и Далинар никак не мог понять, что именно.
– Светлорд Садеас, – проговорил Шут, глотнув вина, – мне ужасно жаль тебя здесь видеть.
– А я-то думал, – сухо ответил князь, – что ты обрадуешься. Я ведь постоянно снабжаю тебя поводами для развлечения.
– Это, к несчастью, правда.
– К несчастью?
– Да. Понимаешь, Садеас, с тобой все слишком просто. Необразованный полоумный мальчик-слуга с похмелья и тот сможет насмехаться над таким, как ты. Мне же и напрягаться не надо, и потому сама твоя природа есть насмешка над моими насмешками. Вот так и получается, что из-за твоей безупречной глупости я выгляжу неумехой.
– Элокар, честное слово, – возмутился Садеас, – нам в самом деле надо терпеть это… существо?
– Он мне нравится, – ответил король с улыбкой. – Он меня веселит.
– За счет ваших верных подданных.
– Какой еще счет? – вмешался Шут. – Садеас, я не припомню, чтобы получал от тебя хоть сферу. Впрочем, нет, и не предлагай. Я не могу взять твои деньги, потому что знаю, скольким тебе приходится платить, чтобы получить от них желаемое.
Садеас вспыхнул, но сдержал гнев:
– Шутка про шлюх? На большее ты не способен?
Шут пожал плечами:
– Светлорд Садеас, я всего лишь говорю правду. У каждого человека свое предназначение. Я нужен, чтобы надругаться над тобой. Ты – чтобы надругаться над шлюхой.
Князь остолбенел, а потом его лицо побагровело.
– Ты дурак.
– Если «шут» и «дурак» теперь означают одно и то же, не завидую я людям. Садеас, вот что я тебе предложу. Если сумеешь открыть рот и сказать что-нибудь несмешное, то я оставлю тебя в покое до конца недели.
– Ну, думаю, это будет нетрудно.
– И ты тут же потерпел неудачу. – Шут вздохнул. – Потому что употребил слово «думаю», а я не могу вообразить ничего более смешного, чем саму мысль о том, что ты способен думать. А что скажет юный принц Ренарин? Твой отец пожелал, чтобы я тебя оставил в покое. Сумеешь открыть рот и сказать что-нибудь несмешное?
Все взгляды обратились на Ренарина. Тот медлил, от смущения широко распахнув глаза. Далинар напрягся.
– Что-нибудь несмешное, – медленно проговорил юноша.
Шут рассмеялся:
– Да, полагаю, этого мне хватит. Очень умно. Если светлорд Садеас потеряет самообладание и наконец-то прикончит меня, возможно, ты мог бы занять место королевского остряка. У тебя, похоже, нужный склад ума.
Ренарин воспрянул духом, а Садеас еще сильнее помрачнел. Далинар наблюдал за великим князем: рука Садеаса потянулась к мечу. Не осколочному клинку, поскольку у него такового не было. Но он все же носил на боку обычный меч светлоглазых. Оружие вполне смертоносное; Далинар неоднократно сражался бок о бок с Садеасом и знал, что тот мастерски фехтует.
Шут шагнул вперед.
– Ну так что, Садеас? – негромко спросил он. – Окажешь Алеткару услугу, избавив его от нас обоих?
Закон позволял убить королевского шута. Но, поступив так, Садеас утратил бы титул и земли. Большинство считало обмен неравноценным. Разумеется, убийство шута, в котором нельзя было никого обвинить, – совсем другое дело.
Садеас медленно выпустил рукоять меча, резко кивнул королю и отошел.
– Шут, – сказал Элокар, – Садеас – мой приближенный. Это само по себе мучительно, честное слово.
– Не согласен, – возразил Шут. – Расположение короля – пытка для большинства, но не для него.
Король вздохнул и посмотрел на дядю:
– Я должен пойти и успокоить Садеаса. Но я хотел задать тебе вопрос. Ты проверил то, о чем я спрашивал раньше?
Великий князь покачал головой:
– Я был занят нуждами войска. Но собираюсь приступить к этому сейчас, ваше величество.
Король кивнул и поспешил следом за Садеасом.
– Отец, что случилось? – спросил Адолин. – Он опять думает, что кто-то за ним шпионит?
– Нет, это кое-что новенькое. Я скоро тебе покажу.
Далинар посмотрел на Шута. Человек в черном по очереди хрустел всеми костяшками пальцев, задумчиво глядя на Садеаса. Потом заметил, что Далинар на него смотрит, и подмигнул, а потом пошел прочь.
– Он мне нравится, – повторил Адолин.
– Я, возможно, вынужден буду с тобой согласиться, – сказал Далинар, потирая подбородок. – Ренарин, добудь мне отчет о раненых. Адолин, ты со мной. Нам надо разобраться в той проблеме, о которой говорил король.
Братья выглядели растерянными, но подчинились. Далинар направился через плато к туше убитого ущельного демона.
«Что ж, племянник, посмотрим, куда на этот раз заведут нас твои тревоги».
Адолин повертел в руках длинную полосу кожи. Шириной почти в ладонь и толщиной в палец, она заканчивалась неровным обрывом. Это была подпруга королевского седла, полоса, что охватывала брюхо лошади. Та самая, что внезапно лопнула во время битвы.
– Что думаешь? – спросил Далинар.
– Даже не знаю. Она не выглядит такой уж потертой, но, наверное, все же износилась, ведь иначе не лопнула бы, верно?
Далинар забрал ремень; лицо у него было задумчивое. Солдаты с мостовым расчетом все еще не вернулись, хотя уже темнело.
– Отец, зачем Элокару понадобилось, чтобы мы ее изучили? Он ждет, что мы накажем конюхов за то, что те недостаточно хорошо заботились о его седле? Это… – Адолин замолчал и вдруг понял, отчего отец не торопится с ответом. – Король думает, что подпругу перерезали, верно?
Далинар кивнул. Он вертел ремень в пальцах латной перчатки, и Адолин понимал ход его мыслей. Подпруга могла износиться и лопнуть, особенно если в седле находился воин в тяжелых осколочных доспехах. Этот ремень оборвался там, где крепился к самому седлу, так что конюхи легко могли ничего не заметить. Это самое разумное объяснение. Но если прислушиваться не только к доводам рассудка, то можно заподозрить нечто подлое.
– Отец, его одержимость растет. Ты ведь это понимаешь.
Далинар не ответил.
– Он видит наемных убийц в каждом темном углу, – продолжил Адолин. – Подпруги рвутся. Это не значит, что кто-то пытался его убить.
– Если король обеспокоен, нам следует все проверить. Край и в самом деле слишком ровный, как если бы подругу подрезали, чтобы она оборвалась, когда сильно натянется.
Адолин нахмурился:
– Может быть. – Он этого не заметил. – Но ты подумай, зачем кому-то понадобилось подрезать подпругу? Падение с лошади не причинит вреда человеку в осколочных латах. Если это попытка убийства, то неуклюжая.
– Если это попытка убийства, пусть даже неуклюжая, то нам есть о чем беспокоиться. Все случилось во время нашего дежурства, и за лошадью присматривали наши конюхи. Мы должны во всем разобраться.
Адолин тяжело вздохнул, отчасти выказывая недовольство:
– Все уже шепчутся о том, что мы стали телохранителями и ручными зверьками короля. Что случится, если они узнают, что мы проверяем любой его страх, каким бы безумным тот ни был?
– Меня никогда не заботило, что говорят люди.
– Мы тратим все свое время на бюрократию, когда остальные завоевывают богатство и славу. Мы редко делаем вылазки на плато, потому что занимаемся… этим! Нам надо быть там, надо сражаться, если мы хотим опередить Садеаса!
Отец посмотрел на него, мрачнея, и Адолин прикусил язык.
– Вижу, мы уже не о разорванной подпруге говорим.
– Я… я прошу прощения. Сказал, не подумав.
– Возможно. Но в то же время мне следовало это услышать. Я заметил, что тебе не очень-то понравилось, что я удержал тебя от ссоры с Садеасом там, в шатре.
– Я знаю, что ты его тоже ненавидишь.
– Ты знаешь не так много, как кажется. Мы этим вскоре займемся. А пока что… клянусь, эта подпруга действительно выглядит так, словно ее перерезали. Возможно, мы чего-то не замечаем. Это может быть частью большого плана, который сработал не так, как было задумано.
Адолин помедлил. Идея казалась чрезмерно сложной, но если и были те, кому нравятся запутанные замыслы, то к ним следовало отнести светлоглазых алети.
– Думаешь, это дело рук одного из великих князей?
– Возможно, – сказал Далинар. – Но я сомневаюсь, что кто-то из них желает смерти короля. Пока Элокар жив, великие князья могут сражаться в этой войне как хотят и набивать кошельки. Он от них ничего не требует. Им нравится такой король.
– Кто-то мог возжелать трон просто ради того, чтобы выделиться.
– Правда. Когда вернемся, проверим, не переусердствовал ли кто-нибудь в хвастовстве в последнее время. Узнай, по-прежнему ли Ройон злится на Шута за ту выходку на пиру на прошлой неделе, и пусть Талата перечитает договоры, которые великий князь Бетаб предложил королю для использования своих чуллов. В предыдущий раз он попытался вставить в текст оговорку, которая дала бы ему преимущество в вопросах наследования. После отъезда твоей тети Навани он осмелел.
Адолин кивнул.
– Узнай, нельзя ли отследить эту подпругу, – продолжил Далинар. – Покажи ее кожевеннику, и пусть он скажет, что думает о разрыве. Расспроси конюхов, не заметили ли они чего-нибудь, и обрати внимание, не получал ли кто-нибудь подозрительные сферы в последнее время. – Он помедлил. – И удвой охрану короля.
Адолин повернулся, посмотрел на павильон. Оттуда вышел Садеас.
Юноша прищурился:
– А ты не думаешь…
– Нет, – перебил Далинар.
– Садеас – настоящий угорь.
– Сын, прекрати это. Он любит Элокара, чего нельзя сказать о большинстве остальных. Князь один из немногих, кому я бы доверился в вопросах безопасности короля.
– Я бы этого не сделал, отец, вот уж точно.
Далинар ненадолго замолчал.
– Пойдем со мной. – Он вручил сыну подпругу и направился через плато к павильону. – Я хочу тебе показать кое-что, связанное с Садеасом.
Адолин покорно последовал за ним. Они прошли мимо освещенного павильона. Внутри темноглазые подавали еду и напитки, в то время как женщины писали сообщения или описывали сражение. Светлоглазые многословно и возбужденно превозносили смелость короля. Мужчины сплошь в нарядах густых, глубоких цветов: красно-коричневого, темно-синего, темно-зеленого с желтым отливом, темного рыжевато-оранжевого.
Далинар подошел к великому князю Ваме, в сшитом по последней моде длинном коричневом сюртуке с разрезами, сквозь которые виднелась ярко-желтая шелковая подкладка. Этот стиль не был таким показным, как полностью шелковая одежда. Адолину он нравился. Князь стоял рядом с павильоном в окружении своих светлоглазых придворных.
Вама был круглолиц и почти облысел. Остатки волос он коротко стриг, и потому они топорщились. Князь, по своему обыкновению, прищурил светло-серые глаза, когда подошли Далинар и Адолин.
«Что происходит?» – растерянно подумал Адолин.
– Светлорд, – обратился Далинар к Ваме, – я пришел убедиться, что о вас как следует позаботились и вам удобно.
– Мне удобнее всего было бы оказаться сейчас на пути домой, – ответил Вама и бросил сердитый взгляд на заходящее солнце, словно виня его в каком-то проступке. Такое дурное настроение для него редкость.
