Чарльз Кингсли
Искатель приключений Эмиас Лэй
Глава XVII
Что случилось в Ла-Гвайре
Матросы с радостью поохотились бы еще вокруг «Маргариты» за новой партией жемчуга, но Эмиас, «накормив своих собак», как он выражался, не имел ни малейшей охоты кружиться среди островов, после того как была поднята тревога. Англичане направились на юго-запад через устье большой бухты, что лежит между полуостровом Парна и мысом Кодера, оставив по правую руку Тортугу, а по левую – покрытые лугами острова Пиритоа. Иео и Дрю знали каждую пядь этого пути, так как они с Хаукинсом были первыми английскими моряками, посетившими эти берега. Прямо над головой, словно выходя из моря, поднималась величественная гряда Каракасских гор. По сравнению с ними все возвышенности, которые когда-либо до сих пор приходилось видеть большинству экипажа, казались игрушечными холмиками. Вскоре море стало изменчивым и бурным, хотя ветер продолжал быть легким и ласковым. И, прежде чем подойти к самому мысу, путешественники познакомились с сильным течением на восток, которое в зимние месяцы так часто сбивает с пути моряков, держащих курс на запад.
Утром они увидели большой корабль, который ночью прошел мимо них в противоположном направлении и теперь был на расстоянии добрых десяти миль к востоку. Иео уговаривал вернуться и атаковать его, но Фрэнк и Эмиас не согласились, так как это еще на день задержало бы их вдали от Ла-Гвайры. И они продолжали свой путь на запад. Около полудня к ним подошло качающееся каноэ под огромным треугольным парусом. Когда лодка подошла ближе, англичане обнаружили в ней двух индейцев.
– Металл не тонет в этих водах, видишь, – заявил Карри, – вот новое чудо для тебя, Фрэнк.
– Объясни, – промолвил Фрэнк, который готов был проглотить любое новое чудо.
– Как иначе посмели бы эти две бронзовые статуи пуститься в море в такой скорлупке? Понял, господин придворный?
– Я уже давно понял, Билл, что это за смелые создания, так бесстрашно плывущие борт о борт с нами.
– Я подозреваю – они приняли нас за испанцев и хотят продать нам орехи какао. Видишь, их каноэ полно плодов.
– Окликни их, Иео, – сказал Эмиас, – ты прекрасно говоришь по-испански, а я хочу потолковать с одним из них.
Иео исполнил просьбу. Каноэ бесшумно плыло борт о борт с кораблем, спустив свой парус; тем временем великолепный индеец, как кошка, вскарабкался на борт. В нем было полных шесть футов роста, и держался он смело и грациозно. Он посмотрел вокруг с улыбкой, показывая свои белые зубы; но тотчас же его поведение изменилось, и, прыгнув в сторону, он крикнул своему товарищу по-испански:
– Измена! Не испанцы! – и хотел броситься за борт, но дюжина сильных молодцов схватила его прежде, чем он успел это сделать.
Нелегко было держать индейца, так он был силен и так скользки были его обнаженные члены. Между тем Эмиас одновременно уговаривал матросов не обижать индейца, а индейца – успокоиться, так как ему не причинят никакого вреда. После пятиминутной борьбы чужестранец подчинился.
– Не надо вязать его. Оставьте его на свободе и окружите его кольцом. Теперь, мой друг, вот тебе доллар[70].
Глаза индейца блеснули, и он взял монету.
– Я хочу от тебя, во-первых, чтобы ты сказал мне, какие корабли стоят в Ла-Гвайре, во-вторых, чтобы ты сопровождал меня туда и указал мне дом губернатора и таможню.
Индеец положил монету на палубу и посмотрел Эмиасу в глаза.
– Нет, сеньор, я – свободный человек, и я ничего не скажу врагам.
Ропот поднялся среди той части матросов, которая поняла его; и многие стали намекать, что веревка вокруг головы или щепка между пальцев быстро вытянули бы из него нужные сведения.
– Нет, – сказал Эмиас. – Он храбрый и верный человек, и я буду с ним обращаться так, как он заслуживает. Скажи мне, храбрый малый, как ты узнал в нас врагов?
Индеец с лукавой улыбкой указал на полдюжины различных предметов, каждый раз приговаривая:
– Не испанский.
– Хорошо, так что ж из этого?
– Никто, кроме испанцев, не имеет права плавать в этих морях.
Эмиас рассмеялся:
– Так ты, выходит, храбрый парень. Подыми мой доллар и ступай с миром. Пропустите его, молодцы. Мы узнаем то, что нам нужно, и без твоей помощи.
Индеец медлил, недоверчивый и изумленный.
– Прыгай за борт, – молвил Эмиас. – Разве ты не знаешь, где мы?
– Доблестный сеньор, – начал индеец протяжно и торжественно по обычаю своего народа (когда они дают себе труд говорить), – я был обманут. Я слыхал, что вы, еретики, жарите и едите всех верных католиков, таких, как мы, и что у всех ваших патеров есть хвосты.
– Подавись ты, бездельник, – пропищал Джек Браймблекомб. – Разве у меня есть хвост? Смотри!
– Кто знает? – протянул в нос индеец.
– Откуда ты знаешь, что мы еретики? – спросил Эмиас.
– Гм!.. Но в благодарность за вашу доброту я хочу предупредить вас: не ходите в Ла-Гвайру. Там стоят военные корабли, которые ждут вас. Более того, правитель дон Гузман только вчера отплыл на восток искать вас. Я очень удивляюсь, что вы его не встретили.
– Искать нас! Ждут нас! – воскликнул Карри. – Быть не может, ложь! Эмиас, он надувает нас, чтобы отпугнуть.
– Дон Гузман выехал только вчера искать нас? Ты уверен, что говоришь правду?
– Клянусь жизнью, сеньор, и с ним еще корабль, за который я и принял ваш.
Эмиас взволновался. Значит, это и был корабль, который они пропустили!
– Дурак! Быть так близко к врагу и проспать такой удобный случай!
Но раскаиваться было слишком поздно, и, сверх того, сообщение индейца могло быть ложным.
– Ступай, – сказал Эмиас, и индеец прыгнул за борт в каноэ, заставив весь экипаж удивляться его смелости.
Так они плыли вперед на запад под сенью огромной северной стены – высочайшей скалы на земле, камня в семь тысяч футов, отделенного от моря лишь узкой полосой яркой зелени. Там и сям клочок сахарного тростника или пучок какаовых деревьев, растущих у самой воды, напоминали им, что они в тропиках. Но наверху все было дико, сурово и голо, как в каком-нибудь альпийском ущелье.
– Среди этих гор, три тысячи футов над нашими головами, – сказал штурман Дрю, – лежит Сантьяго-де-Леон, большой город, который основан испанцами пятнадцать лет тому назад.
– Это богатое место? – спросил Карри.
– Говорят, очень.
– Это доступное место? – спросил Эмиас.
– Там нет никаких укреплений. Испанцы говорят, что сама природа создала вокруг него такие хорошие стены, что людям незачем больше стараться.
– Не знаю, – промолвил Эмиас. – Как вы думаете, молодцы, осилите вы эти горы?
– Они немного выше, чем пик Харти[71], сэр, но это главным образом зависит от того, что за ними.
Последний поворот, и вот перед ними то место, ради которого они плыли тысячи миль. Открылась гавань, защищенная батареями, а за нею небольшой город – Ла-Гвайра.
Но где же охрана? Здесь ее нет… Открытый рейд, на якорях качаются пять кораблей. Две маленькие каравеллы, а позади них – два длинных, низких безобразных судна, при виде которых Иео громко вскричал:
– Если это не галеры, то я святой. А что это за большая штука рядом с ними, Роберт Дрю? Я думаю, она содержит не одни только люки.
– Мы увидим, обогнув галеры, – сказал Эмиас.
– Взгляни-ка, Карри, твои глаза лучше моих.
– Шесть пушек на верхней палубе, – заявил Билл.
– И я могу разглядеть желтую медь, которая блестит на корме, – добавил Эмиас. – Билл, мы попали в скверное положение.
– В неважное, капитан.
Прощайте, прощайте, родные, друзья,
Боюсь, не увидеть мне вас никогда…
И все же идем туда и переломаем кости испанцу, моему старому другу из Смервика. Эх! Трое против одного – не так уж плохо!
– Прошу прощения, но не полезете же вы прямо под пушки, – вмешался Иео.
– Совершенно верно, – сказал Эмиас, – можно быть хорошими боевыми петухами, но следует слушаться голоса рассудка.
– Они, кажется, собираются послать нам вестника, – крикнул Карри. – Смотрите, берегите головы!
В то время как он говорил, облачко белого дыма взвилось над восточным фортом, и тяжелое ядро шлепнулось в воду рядом с кораблем.
– Мне это не нравится, – заявил Эмиас. – Почему они стреляют в нас без предупреждения? И что делают здесь эти военные корабли? Дрю, вы говорили мне, что военные суда никогда не стоят здесь.
– Прежде никогда не стояли, сэр. Как видите, здесь очень трудно бросить якорь. Я до смерти боюсь, что тот бездельник сказал нам правду и что испанцев известили о нашем прибытии.
– Во всяком случае, подними белый флаг. Если они ждут нас, значит, они давно уже знают о нашем приближении, иначе как бы они успели привести сюда свои суда?
– Правильно, сэр. Эти суда пришли не ближе, чем из Санта-Марии[72], может быть, из Картахены. А это по меньшей мере месяц пути туда и обратно.
– Во всяком случае, нужно устроить военный совет.
Это был грустный совет, где все чуть не упрекали друг друга. Три искателя приключений и с ними Браймблекомб, Иео и Дрю отошли в сторону на корму. Некоторое время все смотрели друг на друга. Что делать? Планы и надежды долгих месяцев были разбиты в один час.
– Вы видите, – сказал наконец Эмиас, – невозможно высадиться и напасть на город, пока эти корабли здесь. Если матросы будут на берегу, корабль останется без защиты.
– Это так же невозможно, как вызвать на дуэль дона Гузмана, пока его здесь нет, – подтвердил Карри.
– Я удивляюсь, почему корабли еще не открыли огня, – сказал Дрю.
– Может быть, из уважения к нашему белому флагу, – заметил Карри. – Почему бы нам не послать лодку начать с ними переговоры и не расспросить их?
– Что касается уважения к белому флагу, джентльмены, – заявил Иео, – послушайтесь совета старого человека: не доверяйте им. Я вижу только одну причину, почему они не нападают на нас: на кораблях нет матросов.
– Значит, они там скоро будут, – ответил Эмиас. – Я вижу солдат, бегущих к берегу.
И в самом деле лодки, полные вооруженных людей, начали двигаться по направлению к кораблям.
– Мы можем благодарить судьбу, – сказал Дрю, – что не пришли сюда двумя часами раньше. Солнце сядет прежде, чем они будут готовы выйти в море, и у молодцов не хватит духа идти искать нас ночью.
– Тем хуже для нас. Если бы они это сделали, мы могли бы ускользнуть от них, вернуться к городу и попытать счастья. Я не могу примириться с тем, что мы покинем это место без единой попытки прорваться.
Иео покачал головой.
– На этом берегу сколько угодно городов, заслуживающих большего внимания.
Во время их разговора солнце погрузилось в море, и сразу стало темно.
Наконец было решено бросить якорь и ждать до полуночи. Если военные корабли выйдут в море, «Рози» постарается пройти мимо них и, чего бы ни стоила эта попытка, осуществить свой первоначальный план: высадиться к западу от города, разграбить правительственные склады, находящиеся очень близко от предполагаемого места высадки, а затем пробиться обратно к своим лодкам и сняться с рейда. Двух часов было достаточно для всей операции, если только испанские суда сдвинутся с мест.
Эмиас вышел вперед, созвал людей и сообщил им план. Он был принят не очень весело, но ничего другого не оставалось делать.
Они прошли мили полторы к западу и бросили якорь. Время шло. Среди вражеских судов не было заметно ни малейшего движения. Раздраженные матросы беспрестанно курили. Под самым носом лежала богатая добыча (так как, разумеется, город был вымощен золотом!), и она была недосягаема!
Но, хотя попасть в город было невозможно, оставалась другая возможность, которой Фрэнк не хотел упустить. Огонь, ярко сиявший теперь в одном из окон дома правителя, был путеводной звездой. Сидя в каюте с Эмиасом, Карри и Джеком, он жалобно спросил:
– Значит, мы уйдем, не сделав ничего для нее?
Некоторое время все молчали. Наконец Джек Браймблекомб заговорил:
– Покажи мне путь, Фрэнк, и я пойду по этому пути.
– Мой дорогой, – сказал Эмиас, – чего же ты хочешь?
– Всякая попытка увидеть ее, даже если она здесь, сегодня ночью и… прощайте! – сказал Фрэнк. – Пусть так, пусть так, Эмиас, но выслушай меня. Я давно перестал бояться смерти! Дайте мне увидеть ее сегодня ночью и… прощайте!
– Если ты пойдешь, я пойду с тобой! – воскликнули все трое в один голос.
– Нет, Эмиас, на тебе лежит забота о матери и корабле.
– Кто-нибудь должен пойти с тобой, Фрэнк, – сказал Эмиас, – хотя бы для того, чтобы привести обратно команду, в случае если… – И он запнулся.
– Если я погибну, – промолвил с улыбкой Фрэнк, – я окончил за тебя твою мысль, старина; я не боюсь смерти, хоть ты можешь бояться за меня. Да, к сожалению, кто-нибудь должен пойти.
– Я скажу вам, что мы сделаем, джентльмены. Мы трое бросим жребий, кому выпадет честь идти с ним, – заявил Джек.
– Правильно, Джек! – ответил Фрэнк. Все согласились, не видя другого исхода, и Джек опустил три клочка бумаги в руку Фрэнка. Жребий пал на Эмиаса Лэя. Фрэнк вздрогнул и всплеснул руками.
– Ладно, – сказал Карри, – мне не повезло сегодня, но по крайней мере Фрэнк пойдет в хорошей компании.
– Эмиас, – сказал Фрэнк, – нам нужна лодка и команда. Уже почти полночь.
Эмиас вышел на палубу и вызвал шесть добровольцев. Каждому, кто пойдет с ним, Эмиас обещал удвоить из собственного кошелька ту сумму, которая достанется при разделе на долю этого человека. Симон Эванс из Кловелли, один из команды «Пеликана», сразу поднялся.
– Почему только шесть, капитан? Скажите слово – и любой из нас пойдет с вами, взломает дверь и принесет сокровища, прежде чем пройдет два часа.
– Нет, нет, мои славные молодцы. Если там и были сокровища, то они, наверное, спрятаны в крепости или в горах, а что касается леди, то боже сохрани, чтобы мы заставили ее ступить хоть шаг против ее воли.
– Ладно, капитан, – ответил он, – как вам угодно; никто не сможет сказать, что, когда вам понадобились в опасную минуту охотники, я не отозвался первый из всей команды.
После такого примера выступили вперед еще три или четыре человека. Иео очень хотел идти, но Эмиас запретил ему.
– Я пошел бы без вознаграждения, – заявил Симон Эванс, – если бы это было дело военное или государственное, но раз тут только личная ссора капитана, а у меня остались дома жена и дети, я не стыжусь взять плату за свою жизнь.
Команда была составлена, но, прежде чем сойти, Эмиас отозвал Карри в сторону:
– Если я погибну, Билл…
– Не говори о таких вещах, дорогой.
– Я должен говорить. Ты будешь капитаном. Не делай ничего без Иео и Дрю. Но если они одобрят, иди прямо на север от Сан-Доминго[73] и Кубы и нападай на порты. Там не могут ничего знать о нас, а добычи там несметное количество. Расскажешь моей матери, как я умер, и помни, дорогой, будь сдержан с матросами, если они будут ворчать… Помни об этом, и все будет в порядке.
Карри пожал руку Эмиаса и проводил обоих братьев.
Лодка подошла к каменистому берегу. Найти тропинку к дому оказалось не трудно – так ярко светила луна. Оставив матросов в лодке (они были хорошо вооружены), братья вышли на берег с одними мечами. Фрэнк уверял Эмиаса, что они найдут дорожку, ведущую от берега к самому дому, и он не ошибся. Они легко нашли ее, так как она была усыпана белыми ракушками. По дороге они попали в «туннель» или пояс высоких колючих кактусов. За этим туннелем тропинка шла зигзагами по крутому каменистому откосу и кончалась у калитки. Братья толкнули калитку, и она оказалась открытой.
– Она ждет нас, – прошептал Фрэнк.
– Невозможно.
– Почему нет? Она должна была видеть наш корабль. И если в городе знают, кто мы, то она, конечно, тоже должна знать это. Да, не сомневайся, она стремится получить вести со своей родины! Смотри: в одном окне все еще горит огонь!
– Ну а если нет? – сказал Эмиас, который не разделял надежд брата. – Каков твой план?
– У меня нет никакого. Я придумал двадцать различных планов за последний час, но все одинаково неверны и невыполнимы. Я перестал стараться; я иду, куда меня влечет.
Эмиас окончательно стал в тупик. Судя о брате по самому себе, он был уверен, что у Фрэнка есть какой-то хорошо обдуманный проект, как проникнуть к Рози; и так как любовные приключения были совершенно вне его области, он с полным доверием следовал за таким мастером по этой части, каким считал Фрэнка. Но теперь он почти сомневался в здравом рассудке брата, хотя движения Фрэнка были безукоризненно спокойны, а голос совершенно тверд.
Эмиас едва осмеливался заговорить из страха показать слишком многое, но не мог удержаться, чтобы не заметить:
– Ты идешь на верную смерть, Фрэнк.
– Разве я не просил, – очень спокойно ответил тот, – отпустить меня одного?
Эмиас наполовину решил силой принудить его вернуться, но он боялся упорства Фрэнка и, кроме того, стыдился вернуться на корабль, ничего не сделав. Они открыли калитку и по мягкой, устланной дерном дорожке вступили в чудесный сад. При свете луны и бесчисленных светлячков, которые метались во все стороны, как огненные демоны, братья могли рассмотреть, что кусты на другой стороне и деревья над их головами покрыты цветами необычайной красоты. Всюду вокруг стояли апельсинные и лимонные деревья, плоды которых при фантастическом свете светляков казались сверкающими золотыми и изумрудными шарами.
Молча они подошли к дому.
Это было длинное низкое здание, верхний этаж которого был окружен балконом, а нижняя часть была совсем открыта. Свет все еще горел в окне.
– Куда теперь? – спросил Эмиас тоном безнадежной покорности.
– Туда! Куда ж еще? – Фрэнк указал на огонь и бросился вперед.
– Тише! Посмотри на негров!
И в самом деле, пора было остановиться: на белой оштукатуренной террасе, идущей вдоль фасада, спали двадцать черных фигур.
– Что нам делать теперь? Мы не сможем войти, не наступив на них.
– Подожди здесь, а я тихонько подойду к окну. Она может увидеть меня. Она непременно увидит меня, если я стану в полосе лунного света. Наконец я знаю одну арию, по которой она сразу узнает меня; если я промурлычу хоть один такт.
– Как? Ты ведь даже не знаешь, ее ли это окно? Назад, если жизнь тебе дорога!
И Эмиас левой рукой потащил брата назад в кусты, так как один из негров, внезапно проснувшись, с криком сел, начал креститься и бормотать псалмы и молитвы. Свет наверху тотчас погас.
– Видел ты ее? – тихо спросип Фрэнк.
– Нет.
– Я видел тень лица и шеи. Мог ли я ошибиться?
– Пойдем обратно. Мы не можем попасть к ней так, чтобы нас не обнаружили. Уйдем, пока еще не все пропало. Если ты видел ее, как ты говоришь, ты по крайней мере знаешь, что она жива и невредима в его доме.
– Как его любовница или как его жена? Этого я все-таки не знаю, Эмиас. Как же мне уйти, пока я не узнаю этого?
Несколько минут оба молчали. Потом Эмиас сделал последнюю попытку убедить Фрэнка в нелепости всей затеи, решив, если возможно, рассмешить его, раз никакие доводы не помогают.
– Мой дорогой, я очень голоден и очень хочу спать, а кусты такие колючие, и мои сапоги полны муравьев.
– Мои тоже… Смотри!.. – Фрэнк схватил руку Эмиаса и крепко сжал ее.
Из-за угла дома осторожно вышла темная, закутанная в плащ фигура, несколько раз оглянулась на спящих негров и повернула по направлению к ним.
– Разве я не сказал тебе, что она выйдет? – торжествующе прошептал Фрэнк.
Эмиас был потрясен. Это появление казалось ему непонятным. Как ни старался Эмиас не верить в это чудо, но, когда фигура приблизилась, уже нельзя было отрицать, что это была ее походка. Но что это позади нее? Ее тень на белой стене дома? Нет. Другая фигура, тоже в плаще, но гораздо более высокая, шла следом за ней. Это была фигура мужчины. Они могли видеть, что на нем широкое сомбреро. Это не мог быть дон Гузман, так как он находился в море. Тогда кто же? Здесь таится какая-то тайна, быть может, трагедия. И оба брата затаили дыхание, а Эмиас попробовал, легко ли вынимается его меч из ножен.
Рози (разумеется, если это была она) находилась на расстоянии десяти шагов от них, когда заметила, что кто-то идет за ней. Тот прыгнул вперед, вежливо снял шляпу и с низким поклоном подошел к ней. Луна осветила его лицо.
– Это Евстафий! Как он попал сюда, во имя всех чертей?
– Евстафий! Значит, это все-таки она! – воскликнул Фрэнк, забывая обо всем, кроме нее.
В памяти Эмиаса всплыл рассказ Парракомба о подозрительном цыгане. Евстафий опередил их и предупредил дона Гузмана! Теперь все объяснилось. Но как он попал сюда?
– Не все ли равно как! Он здесь, и мы здесь… Не повезло нам! – и, сжав зубы, Эмиас стал ждать конца.
Евстафий и Рози двинулись вперед. Они разговаривали и шли очень медленно, так что братья могли слышать каждое слово.
– Так куда ж это вы направляетесь, дорогая сударыня? – услышали они вкрадчивый голос Евстафия. – Сможете ли вы удивляться, если ваше странное поведение по меньшей мере огорчит вашего супруга?
– Супруга! – слабея, прошептал Фрэнк Эмиасу. – Я доволен. Пойдем.
Но уйти было невозможно. Словно по воле рока те двое остановились прямо против них.
– Бесценный сеньор дон Гузман… – начал снова Евстафий.
– Чего вы добиваетесь, сэр, восхваляя его передо мной таким отвратительным образом? Не думаете ли вы, что его достоинства известны мне хуже, чем вам?
– Если они вам известны, сударыня (это было сказано более жестко), было бы разумнее с вашей стороны не подвергать их слишком суровому испытанию, спускаясь к берегу в ту самую ночь, когда, как вы знаете, его злейшие враги ждут случая убить его, разграбить ваш дом и, всего вероятнее, увезти вас от него.
– Увезти меня? Я скорее умру!
– Кто может доказать это ему? Видимость по крайней мере против вас.
– Моя любовь к нему и его доверие ко мне, сэр!
– Его доверие? Разве вы забыли, сударыня, что произошло на прошлой неделе и почему он вчера уехал?
Единственным ответом был поток слез. Евстафий стоял и смотрел на нее; и братья могли видеть, как дергалось его освещенное луной лицо.
– Ох! – всхлипнула она наконец. – Если я и была непослушна… Разве не естественно желать еще раз взглянуть на английский корабль? Разве вы не такой же англичанин, как и я? Разве у вас нет прекрасных воспоминаний о дорогой старой родине?
Евстафий молчал, но его лицо дергалось больше, чем когда-либо.
– Как мог он узнать об этом?
– Почему бы ему не знать этого?
– Ах! – запальчиво вскричала она. – Разумеется, как ему не знать, раз вы здесь? Вы, сэр, искуситель и шпион. Вы – змея, которая нашла рай в нашем доме и превратила его в ад.
– Смеете ли вы обвинять меня в подобных вещах, сударыня, не имея ни малейших улик?
– Смею ли? Смею все, что угодно, потому что я знаю все! Я наблюдала за вами, сэр, и вы слишком измучили меня!
– А разве не вы испортили мне жизнь, не вы разбили мое сердце? А как я отплатил вам? Пожертвовал собой, чтобы отыскать вас за океаном! И вот моя награда!
– Уходите и не мучьте меня больше! Вы спросили меня, что я посмею сделать. Так вот я, донья Рози де Сото, приказываю вам удалиться немедленно и навсегда, так как вы оскорбили меня, осмелившись говорить о своей любви. Ступайте, сэр!
Оба брата слушали, затаив дыхание, столь же удивленные, сколь возмущенные. Любовь и, может быть, гордость преобразили некогда кроткую и мечтательную Рози. Но это был только мгновенный порыв. Едва только слова вылетели из ее уст, как испуганная тем, что она сказала, она разразилась новым потоком слез. Евстафий спокойно ответил:
– Я ухожу, сударыня, но откуда вы знаете, что я не получил распоряжения и что после ваших странных последних слов совесть не принудит меня подчиниться этому распоряжению: взять вас с собой?
– Меня? С собой?
– Мое сердце болит о вас, оно с радостью отдало бы свою кровь до последней капли, лишь бы не знать последнего ужаснейшего мучения… Сказать вам… – и, вплотную приблизившись к ней, Евстафий шепнул ей что-то на ухо; что именно, братья не слыхали, но в ответ раздался крик, который прозвенел в чаще и согнал всех ночных птиц с ветвей.
– Клянусь небом, – воскликнул Эмиас, – я больше не могу так стоять! Я должен перерезать глотку этому дьяволу.
– Она погибнет, если подле нее найдут его труп.
– А мы погибнем, если останемся здесь стоять, – возразил Эмиас, – потому что на ее крик прибегут негры и найдут нас.
– Вы с ума сошли, сударыня, выдавая себя собственным криком! Негры будут здесь в одно мгновение. Я даю вам последний шанс спасти свою жизнь. – И Евстафий изо всех сил закричал по-испански: – На помощь, на помощь, слуги! Бандиты хотят похитить вашу госпожу!
– Что это значит, сэр?
– Пусть ваше женское чутье дополнит остальное, и не забудьте того, кто спас вас от бесчестья.
Неизвестно, слыхали ли братья последние слова или нет, но, предполагая, что Евстафий открыл их присутствие, оба сразу вскочили на ноги, решив обратиться к Рози с последним призывом, а затем продать свою жизнь как можно дороже.
Евстафий отскочил при неожиданном появлении, но сейчас же узнал громадную фигуру Эмиаса и спокойно сказал:
– Видите, сударыня, я звал не напрасно. Добро пожаловать, любезные кузены. Итак, как вам уж ясно, мое милосердие нашло способ предупредить вашу хитрость, хотя прекрасная леди сдержала слово и пришла на свидание.
– Лжец! – крикнул Фрэнк. – Она не подозревала о нашем присутствии.
– Блаженны верующие! – ответил Евстафий, но не успел он кончить, как Эмиас бросился на него через кусты. Нельзя было терять ни минуты, и прежде чем великан выпутался из сучьев и кустарника, Евстафий сорвал свой длинный плащ, набросил его на голову Эмиаса и бросился бежать, призывая на помощь. Обезумевший от ярости Эмиас пустился в погоню, но через две минуты Евстафий был в безопасности среди группы негров, которые с криками и бормотаньем бежали вниз по тропинке. Эмиас бросился обратно. Фрэнк обратился с горячим призывом к Рози.
– Нет, никогда! Лучше смерть, чем разлука с ним. Уходите! Бога ради, оставьте меня!
– Тогда вы погибли, и я погубил вас!
– Идем сейчас или никогда! – крикнул Эмиас, хватая брата за руку и таща его за собой, как малое дитя.
– Вы прощаете меня? – крикнул Фрэнк.
– Прощаю ли я вас? – И она снова разрыдалась.
Когда Эмиас оглянулся, он увидел, что она спокойно стоит, скрестив руки, и ждет приближения Евстафия со слугами. И Эмиас почти решил вернуться. Оба понимали, что роковое стечение обстоятельств отдало Рози во власть Евстафия. Разве он не имел права подозревать, что они были там по уговору с ней, что она собиралась бежать с ними? И не воспользуется ли Евстафий своей властью? Мысль об инквизиции пронзила обоих.
– Так это была та угроза, которую шепнул ей Евстафий? – спросил Эмиас.
– Да, это! – простонал в ответ Фрэнк. Эмиас Лэй стоял в нерешительности. О, если б Эмиас был один, а Фрэнк был в безопасности дома, в Англии! Напасть на всю эту шайку, убить ее, убить Евстафия, а затем с мечом в руках пробить себе дорогу обратно на корабль иль умереть… Не все ли равно? Когда-нибудь он должен умереть! Но Фрэнк! И перед его глазами мелькнуло скорбное лицо матери, в ушах прозвучало ее последнее напутствие: беречь брата. Пусть Рози, пусть весь мир погибнет – он должен спасти Фрэнка.
– Гляди: негры подбежали к ней, миновали ее! Вперед, если жизнь тебе дорога! – И он опять потащил брата вниз по горе, через калитку. Погоня была в десяти шагах от них.
– Фрэнк, – резко сказал Эмиас, – если ты хочешь еще раз когда-нибудь увидеть нашу мать, очнись и бейся. – И, не ожидая ответа, он повернулся и обрушился на своих преследователей, которые, увидев длинный светлый клинок, тотчас обратились в бегство.
Опять Эмиас потащил брата вниз с горы. Тропинка шла зигзагами, и Эмиас боялся, что негры спустятся прямо по скале и отрежут им отступление. Но негры боялись колючих кактусов и были вынуждены идти по тропинке, причем братья (Фрэнк как будто пришел в себя) время от времени поворачивались и грозили им своими мечами. Но тропинка была покрыта камнями, и очень скоро эти камни были пущены в ход. К счастью, они были невелики и летели вкривь и вкось из-за недостатка света. Но что-то будет, когда негры достигнут скалистого берега! Наконец пройдены последние двадцать шагов, отделявшие их от воды.
– Теперь, Фрэнк, беги к лодке изо всех сил, а я задержу этих собак.
– Эмиас! За кого ты меня принимаешь? Мое безумие привело тебя сюда. Ничто не заставит меня вернуться без тебя!
– Тогда вместе!
И, схватившись за руки, братья бросились вперед, призывая своих людей. Лодка была не больше, чем в пятидесяти ярдах, но невозможно было быстро пробраться сквозь камни. Задолго до того, как это расстояние было пройдено, негры очутились на берегу – и разразилась буря.
Ураган больших кварцевых камней засвистел над головами братьев.
– Беги, Фрэнк, наша жизнь на волоске! Матросы, на выручку! А! Что это такое?
Тяжелый камень попал в голову Фрэнка. Теряя силы, он повис на руке Эмиаса. Перебросив брата через плечо, Эмиас опрометью бросился вперед. Камни попадали в него один за другим.
– Стреляйте, матросы! Получайте вы, черные черти! С лодки раздался залп. Глухой гул ответил ему сзади.
Эхо? Нет. Над его головой засвистели пули. К берегу приближалась военная стража. Это она стреляла из мушкетов через головы негров, в то время как те бомбардировали братьев камнями. Если бывают минуты, которые кажутся часами, то сколько часов добирался Эмиас до своей лодки? Увы! Негры подоспели одновременно с ним, а вслед за неграми приближалась стража с обнаженными мечами.
Эмиас стоит по колена в воде, избитый камнями, ослепленный кровью. Лодка то поднимается, то опускается около отвесного каменистого берега. Он хватается за нее, выпускает, падает, вскакивает, почти захлебнувшись; но Фрэнк все еще в его руках. Новый тяжелый удар, смешанный гул криков, выстрелов, проклятий, люди, пена, крики – и больше он ничего не помнит.
Эмиас лежит на корме лодки окоченевший, слабый, почти ослепший от крови. Он смотрит вверх; луна все еще ярко сияет над головой, но лодка уже далеко от берега. Лодка кажется странно пустой. Двое людей гребут вместо шести. Что-то тяжелое давит его грудь. Он толкает, и ему отвечает стон. Он хочет опереться, чтобы подняться, и ему отвечает другой стон.
– Что это?
– Все, что осталось от нас, – говорит Симон Эванс из Кловелли.
– Все?
Дно лодки кажется устланным человеческими телами.
– О, боже, боже! – стонет Эмиас, пытаясь встать. – А где Фрэнк? Фрэнк!
– Фрэнк! – кричит Эванс. Никакого ответа.
– Умер? – вскрикивает Эмиас. – Ищите его, ищите! – и, выкарабкавшись из-под своей живой ноши, он внимательно вглядывается в бледные, окровавленные лица.
– Где же он? Почему вы не говорите? Он умер?
– Потому что нам нечего сказать, сэр, – почти грубо отвечает Эванс. – Фрэнка здесь нет.
– Поверните лодку! На берег! – гремит Эмиас.
– Взгляните на шкафут и посудите сами, сэр! Сильнейший береговой ветер гонит навстречу высокие свирепые волны. Вернуться немыслимо.
– Трусы! Вы бросили его.
– Слушайте меня, капитан Эмиас Лэй, – говорит Симон Эванс, откладывая свое весло, – повесьте меня за бунт, если вам будет угодно, когда мы вернемся на корабль, если мы только когда-нибудь доберемся до него. Мало того, что вы повели нас на смерть из-за прихоти вашего брата, вы еще называете трусом честного человека, который только что спас вам жизнь? И не он один может показать вам свои раны.
