Crazyoptimistka
Тату на нашей коже
– Они не сработали.
– Этого не может быть, потому что он подвозил меня перед этим в магазин и один раз он резко затормозил. Все в машине работало отлично.
– Значит, их подрезали в те пятнадцать минут, которые он находился наверху, – чуть понизив голос, заключил парень и второй мужчина охотно согласился с этим.
– Что вы там шепчетесь? О чем вы говорите? – я даже вскочила с места и подошла к ним поближе. Они переглянулись друг с другом и, только потом я услышала ужасающую подробность.
– На ней были подрезаны тормозные шланги. Конечно, это не основная причина аварии. Судя по рассказам очевидцев, Матвей попытался затормозить машину, и видимо делал это при помощи двигателя или ручника, но гололед на дороге и его высокая скорость, которую он даже не сбросил на повороте, сделали свое дело. Машину вынесло прямо на летящую мазду вашего мужа. Мать Матвея утверждает, что у сына были неприятности и, согласитесь, что факт того, что он к вам приехал на исправной машине, а уезжал с перерезанными шлангами наталкивает на весьма странные мысли. Мы пытаемся выяснить, с кем конфликтовал Матвей и прорабатываем все версии. Потому что исходя из всех данных, это уже не просто ДТП.
– Подождите минуточку, – зажмуриваюсь, прогоняя черноту перед глазами, – я перестаю улавливать суть происходящего…
– Понимаем, что у вас сейчас непростой период в связи с кончиной мужа, но постарайтесь вспомнить, может быть, вы видели кого-нибудь рядом с машиной? Или же перед приездом Северного кто-то посторонний крутился во дворе?
– Не знаю, вроде бы ничего из этого не было. У нас даже не знаешь всех жильцов по подъезду, а вы говорите о целом дворе.
– Хорошо, – оба поднимаются со своих мест, – если вдруг что-то всплывет в памяти, мы были бы благодарны вам. Вот номер, по которому можно обратиться по этому делу.
– Спасибо. – На автомате прячу визитку в карман и провожаю взглядом парней.
В голове полная неразбериха, мысли путаются. Но стоит мне самой выйти из ординаторской, как цепкие руки обвивают мое предплечье и тянут на себя. Я сталкиваюсь взглядом с матерью Матвея, которая с отчаянием просит:
– Умоляю, расскажите, что там произошло…
И я не знаю что лучше. Горькая правда для сердца матери или ложь для ее же неведения.
Глава 10
Она тянет меня куда-то по коридору. Сначала я думала, что его мама хочет отвести нас в кафетерий, но каково же было мое удивление, когда мы застопорились у двери палаты интенсивной терапии.
– Мне туда нельзя, – начинаю упираться ногами в пол и притормаживать женщину, – я ведь не родственник.
–Но вы же его девушка, да? – ее голос наполнен надеждой.
– Вы что-то перепутали, мы не встречаемся.
– Нет-нет, я знаю, вы были ею. Он рассказывал именно о вас. – Качает она головой. – И портрет я ваш видела.
– Что? О чем вы?
– Он же прекрасный художник, вы не знали? – Мария Васильевна открывает дверь и мне приходится последовать за ней. – Вот только Матвей всегда хотел стать тату – мастером и шел к своей цели не смотря на то, что я с его отцом была против этой идеи. Представляете, какой он упертый? Никого никогда не слушал. Всегда все тащил в одиночку…
Она шмыгает носом и подает мне одноразовый халат с шапочкой и бахилы, которые я надела поверх уже имеющейся защиты на обуви. Не понимаю до конца, зачем я это делаю. Но и отказать не могу, потому что меня будто тянет внутрь вопреки всем здравым мыслям.
Хочу увидеть его. Хотя бы одним глазком. Хотя бы на минуточку.
Его мама толкает дверь предбанника, и я оказываюсь в просторной палате, где все заставлено какой-то рабочей аппаратурой, от которой тянутся мириады всяких трубок и датчиков к постели. Мне понадобилось несколько долгих минут, чтобы решиться и перевести взгляд на того, кто там лежит. И я тут же зажмуриваюсь. Потому что не верю в происходящее. Я не верю в то, что это Матвей.
– Он наверно будет ругаться, когда узнает, что я вас приводила, – легкое касание чье-то руки заставляет меня открыть глаза, и я вижу перед собой Марию Васильевну. – Но вы ведь тоже должны быть рядом. Вы уж простите, но мне так… тяжело одной. Я не понимаю, почему это случилось с моим сыном? Матвей, не смотря на свой характер, никогда не ввязывался ни в какие интриги, он всегда был честным мальчиком. Ради отца он продал квартиру, долю в бизнесе лишь бы вытащить его. А когда Ильи не стало, он от меня ни на шаг не отходил, беспокоился. И… и…
Она отчаянно разрыдалась, держась за его постель. Страшно представить, что чувствовала в этот момент горем убитая мать, которая недавно похоронила мужа, а следом ее настигает новость об аварии сына. Говорят, что горе другого человека помогает отвлечься от своего собственного. Но что делать, когда оно вовсе не чужое тебя? Когда твое сердце разрывается от того, что ты видишь того, кто похитил твое спокойствие и ты не знаешь, очнется тот или нет. Я смотрю на Матвея и едва могу узнать в нем того прежнего прекрасного парня, который заставлял меня смеяться и чувствовать себя во всем уверенной. Из-за неестественной бледности все татуировки казались чересчур темными и такими неестественными, будто кто-то взял и вылил на него ведро краски, которая неказистым пятном растеклась по его коже. Он походил на гигантскую куклу, но никак не на живого человека. Даже тогда, когда я осмеливаюсь подойти поближе и осторожно коснуться его руки, это ощущение не пропадает. Едва чувствую еле слышное тепло, которое от него исходит и это окончательно рушит все мои внутренние установки. Я так отчаянно просила его уйти из моей жизни и не понимала, что все это продиктовано эмоциями. А теперь, когда все в реальном шаге от этого, молюсь, чтобы ничего не произошло. Потому что если он уйдет, то навсегда. И оттуда он уже не вернется, а я вряд ли смогу потом с этим жить.
Крепкое объятие со спины возвращает меня к реальности и я даже не понимаю, в какой момент мы начали плакать уже вдвоем.
– Знаете, Матвей был не из тех парней, которые держатся за мамину юбку, но мы могли спокойно обо всем на свете поговорить. И вот однажды он пришел к нам в гости, весь такой счастливый и я поняла, что мой сын влюблен. Материнское сердце ведь не обманешь. Я как сейчас помню, с каким трепетом он рассказывал о вас. Но при этом он так боялся чего-то, постоянно упоминал, что вы его не простите. – Мария Васильевна сглотнула. – А потом я узнала, что вы несвободная женщина Эля. И все стало на свои места.
– Вы осуждаете нас за это? – едва слышно говорю ей, когда поворачиваюсь к ней лицом.
– Если бы даже и захотела, то не смогла, – женщина грустно улыбнулась. – Я была на вашем месте и поверьте, знаю, что вы ощущали. Но Илья был старше меня на три года, а у вас все наоборот. И я очень переживала, что вы не выдержите давления со стороны родственников, что побоитесь за детей. Я хотела уберечь своего ребенка и вы, как мать, должны меня понять. Мало кто останется равнодушным, когда его дитя страдает.
– Понимаю. – Киваю ей в ответ. – Но, кажется, я вас подвела.
– И он в этом виноват не меньше, – она вновь подошла к нему и нежно провела рукой по щеке, – он и об этом рассказал. Немного и так сумбурно, что я едва поняла, в чем дело. Но какая теперь разница, верно?
– Верно, – повторяю следом за ней.
– Знаете, мне все равно на то, что там за расследование он поднял по поводу того, кто подставил Илью. Я не хочу искать виновных в том, кто подстроил эту аварию. Я просто хочу, чтобы мой мальчик встал с этой постели и уехал со мной домой. Разве я прошу так много? – Вопрошала она в пустоту и я не знала, что ей ответить.
Второй раз за этот день я слышу о том, что авария не случайна и не понимаю, как это вообще возможно. Кто мог это сделать? Мысленно возвращаюсь в тот день.
Утро. Холодно. Я иду через пустынный двор и думаю о гололеде на дороге. Вижу троицу на лавке. Стоп. А что если… да нет, не может быть… Но, а вдруг?
– Простите, – эхом раздается по палате мой голос.
– За что?
– За то, что я сейчас уйду. Я понимаю ваше состояние, но и вы меня поймите. В этой аварии пострадал не только Матвей, но и погиб мой бывший муж. И если это правда, что авария была не случайна, я не хочу сидеть и ждать, когда закон бумеранга подействует на виновных.
– Эля, прошу вас, не делайте глупостей. Дайте шанс следователям все сделать, не лезьте туда.
Слишком поздно. Я и так в эпицентре всех событий.
Это похоже на браваду, но именно за ней я скрываю свой страх. Меня нервно потряхивает от внезапной догадки. Да так, что едва сама не попадаю в аварию от своей невнимательности на дороге. И каково же было мое разочарование, когда я никого не вижу на той лавке. И где теперь искать этого Мишу? Он же всегда сидит здесь. Топчусь на одном месте по кругу и прикидываю, куда он мог податься, когда замечаю приближающуюся фигуру к мусорным бакам.
– Эй, – кричу мужику в грязной одежде и тот ошарашено смотрит на меня, – подождите, не уходите!
– Чего тебе нужно? – не слишком приветливо бурчит дворник и сплевывает на землю.
– Вы с Мишей работали?
– С каким еще Мишей? Не знаю я таких. – Дворник нахмурился.
– Ну, такой щупленький, – машу в воздухе руками, – чуть выше меня, жил вот в том подъезде и раньше убирал этот квадрат.
– А, ты за Тощего мне сейчас говоришь?
– Возможно, – почти угасшая надежда вновь воскресает во мне, – не знаете где он?
– Дык, нету его и не будет уже.
– В смысле?
– Дык, помер, – мужик смачно чихает и вытирает нос рукавом спецовки.
– Как? Когда?
– Нуу… я не в курсе, че там было.
– Совсем? – роюсь в кармане и вытаскиваю пятисотку. – А так?
– А ты случаем не из ментов будешь? – подозрительно косится дворник и только после моего отрицательного кивка, тащит купюру в карман. – Ну, кароч, поговаривают, что спился и откинулся он.
– И это все?
– Ну да, а ты че хотела?
– Ничего, – не могу сдержать разочарования. – Просто думала, что он мне поможет.
– Он уже никому не поможет. Жалко, толковый парень был, но бухал жестко. А я ему в тот день говорил, мол, куда ты столько бухла берешь? А он счастливый так, мне перед рожей пятитысячной купюрой машет. Хвастается, типа друг его давнешний дал за дело, отблагодарил. Вот он и набрал «благодарности» на все бабки.
– За какое дело его могли так отблагодарить?
– Да мутное какое-то, – понизил голос мужик, – типа чувак приехал на тачке серебристой, попросил конкурента попугать. Ну там, колеса чуть резануть или еще что-то. Тока ты это, сильно не трепи, а то если че, я тебя знать не знаю.
– Хорошо, – сглатываю, – а ты случайно марку машины не знаешь?
– Ты точно не из этих? А то больно вопросов много.
– Да нормальная я.
– А инфа тебе зачем?
– Для личных целей.
– Точно?
– Точно! Говори уже!
– Да че ты орешь? Ну, мазда вроде это была, тебе какая разница? Эй, дамочка, ты че отъехать собралась?
– Да мне бы присесть, – чувствую, как картинка в глазах начинает раскачиваться из стороны в сторону и я едва не оседаю на снег. Благо, хоть дворник, хоть и чертыхаясь, довел до лавки. Он что-то бухтел мне на ухо, а я его уже и не слушала. В голове витала одна единственная мысль.
Это был Слава. Это он все подстроил. Но зачем???
Глава 11
Сорок дней. Что они значат для людей, которые не познали горя? Для них это чуть больше месяца до возможно какой-то значимой даты. До посещения врача, до театральной премьеры или до дня рождения тетушки из деревни. А для тех, кто потерял какого-то близкого, это чудовищное напоминание о страшном дне. И оно прошибает тебя в сто крат сильнее, ведь твое сознание не замутнено истерикой и шоком. А после, тебе приходится принимать эту данность уже с какой-то смиренностью. Хотя иногда ловишь себя на мысли, что ты до сих пор ждешь кого-то, кто подойдет и скажет, мол, все это розыгрыш. Из всего, что ты видишь, настоящий только снег. Все остальное – иллюзия. Но имя и дата на табличке убеждают тебя в обратном. А еще одиноко сидящая фигура у самой могилы. Она сидит прямо на снегу, не беспокоясь о сохранности своего дорогого пальто. Сцепляю зубы сильнее и обхожу ее, старательно делая вид, что в упор не замечаю Эмму. Поправляю покосившиеся венки и кладу цветы поверх тех, что принесла сестра. Затем вновь возвращаюсь на свое место, стоя у нее за спиной. Так хочется быть превыше всего этого, но мысли и взгляд упорно возвращаются к той, что покачивается на ветру. Но еще больше я сдерживала свои руки в карманах, которыми так хотелось утопить Эмму в ближайшем сугробе. И мое терпение в этом плане напоминает мне мыльный пузырь, который вот-вот лопнет. Ставлю сумку на лавку, туда же отправляется сумочка, перчатки и телефон. А сама борюсь с шарфом, который так и норовит сползти с шеи. Но дрожащие пальцы подводят и я с психами, дергаю его вниз.
– Не нервничай ты так, – слышится голос Эммы, – я тоже имею право быть здесь.
– Чего ж тогда на похороны не приехала? Постеснялась? – Парирую в ответ. – А зря, вот все бы сразу всей родне объяснила. Глядишь, пожалели бы.
– Мне не нужна ваша жалость.
– Тогда для чего ты здесь? Может, совесть замучила и ты теперь просишь прощения у Славы?
После этих слов Эмма резко встает и поворачивается ко мне лицом. На нем ни грамма косметики, черты заострились и в глазах… в них почти не осталось ничего от живого. Будто передо мною стоит оболочка, а внутри все умерло. После всего случившегося, я и сама чувствовала нечто подобное, а она будто отобразила это на себе.
– Каково это, Эмма, сидеть здесь и знать, что ты своими же руками угробила человека? – Вся накопившаяся злость стала постепенно срываться с моего языка. – Как тебе спится сестренка?
– Тебя правда это интересует? – Гордо вскинула она подбородок. – Или злорадствуешь?
– Очнись, Эмма! Чему злорадствовать? Тому, что мы обе стоим здесь?! Я не желала Славе ничего подобного, но ты… ты взяла и убила его! Знаешь, каково это смотреть детям в глаза и говорить им о том, что их папы больше нет?!
– Это случайность, – шепчет она и утирает слезу со щеки. Актриса.
– Нет!– Толкаю ее обеими руками и она отшатывается назад. – Нет! Это ты виновата в том, что произошло! И только ты!
– Я не хотела, слышишь?! Это все Слава, это он захотел побыть героем!
– Не верю, – качаю головой, – он бы на такое не решился.
– Для тебя? Нет. Но не для меня. Я стала для него всем, понимаешь ты это? Мое слово было для него главным!
– Да он тобою был просто ослеплен и одурачен. Что ты ему сказала? Какими были твои последние слова, которые довели его до могилы?
Эмма на мгновение отвернулась в другую сторону. Я наивно предположила, что нашла ее больную точку и она не выдержав этого, расплакалась. Но ее плечи сотрясались не из-за слез. Она истерично смеялась. Как будто душевнобольной пациент.
Сошла с ума от горя?
С ужасом смотрю на то, как она хохочет и плачет. Не выдерживаю и отпускаю ей пощечину. Еще одну и еще, но она продолжает хохотать. Тогда я хватаю ее за волосы и тяну за собой прямиком к могиле Славы. А затем делаю то, о чем думала все это время. Толкаю ее лицом прямо в снег, который покрывает земляной холм. И удерживаю ее в таком положении, не смотря на все попытки скинуть меня с себя. Я только потом осознала, насколько дико все это смотрелось со стороны. Но на тот момент разум выключился. Осталась только черная полоса перед глазами и если бы не ее сдавленный крик, не знаю, что бы было дальше. Правда, стоило мне ослабить хватку, как была тут же сброшена в сторону. Крупицы снега неприятно забивались за шиворот и за пазуху короткой куртки, которую наспех набросила на себя. Эмма же, утирая кровь из разбитой губы, поднялась с места.
– Если я сказала, что это случайность, значит, так и было. Он не должен был пострадать. Я хотела наказать Матвея и не более.
– Ты понимаешь, что он мог въехать в остановку или в автобус? И тогда жертв было намного больше? Ты об этом думала? Ты могла погубить ни в чем не повинных людей лишь ради того, чтобы закрыть рот одному конкретному человеку. – Тоже поднимаюсь на ноги и пристально смотрю на сестру. – В кого ты превратилась Эмма?
– А что, не нравится? – Мерзко ухмыляется она в ответ.
– Нет. – Качаю головой. – И я не услышала ответов на свои вопросы.
– Я не стану кается тебе.
– А я и не требую покаяния. У меня просто в голове не укладывается, как ты смогла покалечить судьбы стольким людям.
– Если бы вы были хотя бы капельку умнее, то ничего бы не случилось. Но вы вечно все рушите своими же руками. Ты думаешь, что ты знаешь правду, но это не так, Эля. Папаше Матвея всего-то и надо было, что держать свой рот на замке и не лезть в мои дела. И если в первый раз меня отвлек его сынок и я смягчилась, не дала ход делу. То после того, как узнала, что Матвей специально подбил ко мне клинья ради этой информации, решила окончательно прикрыть их ротики. Заодно и проучить их обоих.
– И ты подложила его под меня, да? Только вот я думала, что целью этого был Слава.
– Скажем, я убрала двух зайцев одним выстрелом. Освободила Славу для себя и как раз был повод держать Матвея на крючке. Он же хотел, чтобы его папочка был на свободе, вот ему и нужно было «поработать» для этого. Не знаю, какую лайтовую версию событий он тебе рассказал, но приступать к этому заданию он ой как не хотел. Благородный парнишка, ничего не скажешь.
– А как же твои пламенные речи о моей жизни? – Отхожу к скамье. – Получается, все ложь?
– Честно? – она подходит еще ближе. – Плевать я хотела на твое счастье. У меня были охренительные проблемы, которые мне нужно было решать. А твоя половая драма меня мало интересовала. К тому же, я-то знала, что Слава уже мой. А, ну и в глазах семьи в дальнейшем мне надо было выглядеть хорошей.
– Как же это… – шумно вдыхаю ледяной воздух в легкие и зажмуриваюсь. – Подло и жестоко. Что же я тебе такого сделала? Я же твоя сестра! Это я всегда была на твоей стороне! Это я поддерживала тебя во всех семейных спорах! Разве я заслужила такого?! Ты же не только Матвея наказала, ты меня затронула! В тебе нет ничего человеческого!
– А кто сказал, что я должна быть человечной? – Мигом взъедается Эмма. – Я, может, вообще хотела быть единственным ребенком. Но, как видишь, не в ту семью попала. Это ты Эля, вечно за всех печешься и пытаешься угодить. А я не хотела никогда быть такой подстилкой. Разные у нас приоритеты по жизни.
– Только ты их отлично скрывала, – шиплю сквозь зубы, – моя маленькая сестренка.
– Я хотела другой жизни, – пожимает она плечами, – хотела насобирать денег, взять Славу и…
Она не договорила и вновь обернулась в сторону деревянного креста. Ей даже можно было и не договаривать. Потому что на самом деле, я видела все документы и уже была осведомлена об ее «жизни», которой она жила. Эмма захотела откусить слишком большой кусок, но не смогла. Пошла по кривой дорожке и связалась не « с теми» людьми. Потом втянулась и вошла во вкус. Матвей и его отец стали костью в горле, которую она никак не могла устранить. До недавних пор… Отца она добила документами, а на Матвея натравила Славу.
– Что ты сказала ему?
– Кому?
– Славе. – Коротко отвечаю на вопрос. – Я знаю, что в последнее время у вас не ладилось. Ты его спровоцировала.
– И это надо сказать «спасибо» самому Матвею, который растрепал о том, что мы спали. – Фыркает она. – Слышала бы ты, как Слава орал на меня и обзывал шлюхой. И что мне оставалось делать? Пришлось немного приукрасить историю, чтобы он загорелся праведным гневом.
– Что. Это. Было?!
– Я сказала ему, что это Матвей постоянно пытался меня уложить в постель и что с тобой он был лишь ради того, чтобы заставить меня ревновать. Но когда он понял, что это не действует, он переключился на Варю. Я знала, что ревнивец из него плохой. Но ради дочери Слава был готов переворачивать землю. Он обещал разобраться и даже озвучил все методы, а я выбрала самый простейший из них. Слава даже руки не марал в этом, просто заплатил деньги и уехал. И я не знаю, зачем ему понадобилось в тот день возвращаться. Сейчас бы мы были вместе…
– С*ука! – в сердцах выкрикиваю я.– Да как тебя земля носит? Это твое место, вон там, под крестом!
– Не старайся, Эля, тебе это не к лицу. Ты похожа на злобную шавку, которой наступили на лапу.
– Побоялась бы.
– Тебя? – Насмешливо переспрашивает Эмма.
– Того, что я все расскажу.
– Эля, ты в жизни ничего подобного не сделаешь и ты это знаешь. Для этого нужен стержень и другой склад ума. А ты, Эля, слишком тупая. Признай уже это.
Говорят, что когда рвется нить, то ты не слышишь, а чувствуешь это. Вот и наша сестринская связь порвалась точно так же. Под грузом испытаний она истончилась, а последняя фраза Эммы и вовсе стала острыми ножницами, которые одним махом рассекли ее пополам. Горькая, но предельно четкая мысль занимает свое место в моей голове и сердце. Нет у меня сестры и по факту никогда не было. Существовала некая эгоистичная тварь, которая пряталась все это время под личиной любящей младшей сестренки.
Киваю головой, но не в подтверждении ее слов, а соглашаясь со своими мыслями. Забираю сумку, телефон и ухожу с участка кладбища. И в спину мне летит ветер, донося с собой победоносный смех Эммы. Сажусь в машину и только тогда отключаю громкую связь вызова на телефоне.
– Вы все слышали? – Поднимаю глаза на двух мужчин в машине.– Этого достаточно?
– Более чем. Спасибо за сотрудничество. – Они выбираются на улицу. – Вы все сделали правильно.
– Я на это надеюсь, – тихо говорю самой себе и, заведя мотор, выезжаю за ворота. Не хочу видеть, как они скручивают Эмму и усаживают ее в другое авто, которое находилось тут с самого моего приезда.
Но далеко отъехать я не смогла, разрыдалась прямо на обочине.
Да, Эмма, я тупая. Ведь мне не подвластны многоходовки, которыми ты так гордилась. Моих мозгов хватило лишь на то, чтобы забрать документы у матери Матвея, найти телефон и сделать единственный звонок неизвестному абоненту. А затем повторить то же самое, но поставив разговор на громкую связь, когда я увидела тебя на кладбище. Я глупая, потому что до сих пор надеялась на что-то хорошее. Но гибель Славы заставила посмотреть на все под другим углом. Что-то внутри сломалось и я стала бояться тебя, Эмма. Я не знала больше кто ты и что ты такое. И, что самое главное, я хотела обезопасить своих детей от тебя и твоего влияния. Надеюсь, что когда-нибудь до тебя дойдет, что все, что ты делала… оно вернулось тебе бумерангом. Проучило и отобрало то, к чему ты так стремилась. Нет у тебя больше ни положения в обществе, ни денег, ни ребенка, ни мужа. Может быть, карма и злая тетка, но наказала она тебя по делу. Жаль, правда, что таким образом, но иначе бы до тебя не дошло.
Глава 12
– Варя?
– Да, мам. Что-то срочное? – Глухо отзывается мой ребенок.
– Просто хотела узнать как твои дела.
– Нормально. Что-то еще?
– Варь… давай хоть ты попробуешь спрятать колючки и побудешь нормальной дочкой. Ты же знаешь, что и без твоих психов у нас хватает проблем.
Минута, две, три, пять. Полная тишина и я даже сама начинаю сомневаться в правильности своих действий.
– Как бабушка? – наконец-то оживает Варя на том конец провода.
– Отходит понемногу.
– Я-то думаю. После таких новостей… До сих пор не верится, что Эмма так влипла. Может ее подставили?
– Нет.
– Но она не могла!
– Она во всем созналась. – Сдерживаюсь и не повышаю голос следом за ней.
Ага, сначала пыталась съехать на дуру. Но потом поняла, что выхода нет и дала показания. И то, чтобы скостить срок. За сотрудничество, так сказать.
– Все равно не верится, – Варин голос подрагивает.
Знаю, что она до сих пор напугана. Как бы Варя не храбрилась, она не до конца могла скрыть свои истинные эмоции. Слава для нее всегда был первой опорой и поддержкой, он прикрывал ее, он баловал ее и делал финансовые вливания за моей спиной, поощрял все ее выходки. А теперь его нет и земля под ее ногами накренилась. Теперь она не знала, как быть. Особенно со мной. Можно позволять себе много вольности, зная, что за тобой стоит кто-то, кто покроет и встанет на защиту. Как это делал Слава, когда прикрывал ее передо мной. Или как это делала Эмма, которая всячески подыгрывала ей и стала лучшей подругой. А что сейчас? Сейчас мы остались один на один. И ей придется приспосабливаться. Как и мне. И это странно, да? Вроде бы мать и дочь не должны чувствовать себя друг другу чужими. Но я после череды промахов устала доказывать, что я хороший и правильный родитель. Варя же в свою очередь лишь беспечно вздохнула, когда я позволила ей жить так, как ей этого хотелось. Теперь все иначе. Я изменилась. Она изменилась. Все вокруг изменилось…
– Варь, ты приедешь на новый год? – Нарушаю вновь затянувшееся молчание.
– Не знаю.
– А что мешает? Почти все соберутся за столом, только тебя не будет хватать.
– Не только, – вздыхает Варя, – теперь с нами нет папы и Эммы. И я не понимаю, как ты можешь… так легко рассуждать о каких-то праздниках? Зачем они теперь нужны?
– Затем, что жизнь продолжается. Тем более у тебя. – Мой тон становится суровее. – Ты снова думаешь только о себе. Но пора бы открыть глаза и увидеть реальный мир. Мир, где твоя обожаемая тетя…
Стоп! Остановись, пока не поздно. Варя знает лишь о том, что Эмму посадили за махинации. Об аварии и всех подробностях известно только Стеше и родителям. Детям незачем этого знать. Пока что. Когда-нибудь, когда пройдет время, возможно, ты и расскажешь. Но не сейчас.
Встряхиваю головой и глотаю все плохое, что чуть не вырвалось наружу.
– Варь, мы просто закрываем эту тему, хорошо? Всем трудно смириться с этим, но мы стараемся. Будь добра, пойди нам на встречу и не нагнетай обстановку. Если не ради бабушки с дедушкой и брата, то хотя бы ради себя самой. Ты меня услышала?
– Да. – Неохотно следует ответ.
– Так что с праздником? Приедешь?
– Не хочу. И это мой честный ответ. Ты же к этому призываешь?
– Ладно, – прикрываю глаза и прислоняюсь лбом к оконному стеклу. – Давай тогда разберемся с другим вопросом. Я была в больнице и видела маму Матвея.
– Я тебя поздравляю.
– Это сарказм?
– Нет, это от души и сердца, – взъедается вновь Варя, – ты чего ко мне пристала с этим Матвеем?
– Наверно, потому что у тебя кольцо на пальце. – Парирую в ответ. – О чем ты думала, когда принимала предложение?
– Да что ты заладила со своим предложением? Кто вообще о нем говорил? Да он мне просто кольцо подарил в знак своего постоянства.
– Чего?
– Ну, это как «кольца дружбы» или когда дают какой-то обет. В нашем случае мы просто пообещали друг другу верность на тот период, пока мы вместе. – Объясняет мне дочка так, будто я была совсем отсталой.
– Ага, он тебе кольцо, а ты ему что? Девственность? – Не отступала я от намеченной линии разговора. Пусть даже он уже и пошел слегка не так. Я думала, что мы найдем общий язык и спокойно все обсудим, но снова съехали на споры и ругань.
– Ну, знаешь! – возмущенно воскликнула Варя. – Если ты уж так беспокоишься, то не спали мы с ним!
– Как это? – пытаюсь скрыть удивление в голосе.
– Вот так это. Он…он…отказывался. Постоянно. Находил множество отмазок, а я как дура думала, что он настолько правильный и благородный. Находка, а не парень, который готов подождать пока его девушка созреет, а не тащит ее в постель на первом же свидании. Время шло, а мы так и застопорились на поцелуях и тогда я поняла одну вещь.
– Какую же?
– Он гей!
– Кто? – аж закашливаюсь после ее реплики.
– Любитель мальчиков, вот кто. – Деловито просвещает она меня. – Где это видано, чтобы меня так долго динамили? Я ведь и кольцо это по большей части носила в надежде… ой, да зачем об этом уже говорить? Теперь я на все сто процентов уверена, что он просто мной прикрывался.
Не знаю, что мне сделать первым. То ли рассмеяться на глупые доводы дочери о том, что такой симпатичный парень может быть нетрадиционной ориентации по каким-то странным признакам. Бредово звучит, особенно, когда я сама знаю, насколько горячим был постели Матвей. То ли ужаснуться, что моя дочь уже настолько опытна в этом плане. То ли вздохнуть от облегчения, когда поняла, что между ними ничего не было.
– Варь, даже не смотря на все то, что ты мне сказала, – вздыхаю, – могла бы просто показаться на глаза.
– А ему что, станет от этого лучше? Не думаю.
– В очередной раз поражаюсь твоей жестокости.
– А я тому, как ты стремишься помочь даже малознакомым людям, зато о близких не думаешь.
– Следи за языком Варвара.
– Он на месте. А что я такого сказала? Да тебе же проще встать на сторону того же Матвея, но никак не на мою.
– А ты не задумывалась над тем, почему так? – отлипаю от окна и смотрю на часы. – Может быть дело в отношении? Может, он не сделал мне столько плохого, сколько сделала мне ты? Знаешь Варь, ты сейчас вся такая деловая и такая независимая. Но поверь, жить вообще без родителей паршиво.
– Намекаешь на то, что мне придется приползти к тебе?
– Кто приползет? Ты? – переспрашиваю грустно. – Я уже не питаю надежд.
– И не питай. – Гордо отвечает мне Варя. – Постараюсь обойтись без твоей жалости.
Надо же, говорит дочь, а слышу снова Эмму. Сколько же времени должно пройти, чтобы Варя потеряла ее замашки?
– И вообще, глупый разговор вышел, – хмыкает она. – Ни о чем.
– Почему же, я узнала достаточно много.
– Если ты о том, что я расщедрилась и приоткрыла завесу по поводу моих отношений, то советую не обольщаться. Тема постели для меня сокровенная, я рассказала тебе о Матвее лишь потому, чтоб ты отстала от меня со своими вопросами. Но я не хочу больше слышать никаких дурацких наставлений.
– Да кто бы сомневался.
– Передавай бабушке привет. – Варя замолкает и вскоре слышатся частые гудки.
Очередной проигрыш с моей стороны. Я не знаю, сколько это будет длиться и когда Варя смягчится. Стараюсь быть непредвзятой и отпустить все обиды, но… видимо, этого не достаточно. Оба человека должны идти на встречу. И не говорите мне о том, что взрослые должны все прощать. Родители ведь тоже люди, которым можно сделать больно. Даже мосты можно сжечь. Вот только потом все это восстанавливать будет тяжко. И Варя этого еще до сих пор не поняла. Живет себе, витает в облаках, где ей вечно кто-то и что-то должен. Где она старается быть похожей на Эмму и даже не догадывается о том, насколько можно больно упасть, если вовремя не остановиться.
Глава 13
И снова утро. И снова новый день, который постепенно возвращал меня в привычную колею. Вернулась на работу, благо Наташка вошла в положение и придержала место. После смен стабильно проводила время с Максом. Уроки, спортивные секции, домашние дела. Все это должно было меня максимально отвлечь, но стоило ночи вступить в свои права, как я вновь не могу сомкнуть глаз. И все мысли, от которых я так отчаянно отмахивалась на протяжении всего дня, огромным валуном сваливались мне на голову. Сколько я уже не сплю? Кажется, что вечность. И постоянно думаю, думаю, думаю… Оказывается, что ночь самое благоприятно время суток для этого. Потому что ты свободен и ни на что не отвлечен, ты даже скрыться не можешь, так как все это происходит в твоей голове. Мечешься по постели, встаешь с нее, когда понимаешь, что покоя тебе не будет. А затем сдаешься и почти до самого утра ведешь беседу с самим собой. Раскладываешь все по полкам, споришь и от усталости выключаешься прямо на прикроватном коврике.
