Дарья Старцева
Воронья ночь: невеста Кощея Бессмертного
Глава 5 Чудище лесное
Лесовички отнеслись к моему угощению настороженно. Я расстелила полотенце с пастилой и пряниками на том же самом пне, где в прошлый раз рассказывала им сказки. Несколько самых смелых лесных помощников осторожно подобрались поближе, принюхались, однако должного восторга не испытали.
– Ну же, попробуйте, – ласково предложила я, – это вкусно.
Они усиленно замотали головами, шелестя зелеными листочками.
– Что же вы едите?
Лесовички разбежались во все стороны. Они шустро передвигались по опушке, что-то выискивая в траве. Когда первый лесовик победоносно поднял над своей пушистой головой червяка, я по-настоящему удивилась. Мне почему-то казалось, что эти милейшие создания просто не могут быть хищниками. Чуть не стало дурно, когда лесовички окружили меня, предлагая отведать червяков, самых разнообразных жучков и пауков. Я благоразумно отказалась.
– А как обходитесь зимой, в морозы? Делаете запасы?
Лесовики вновь замотали головами. Некоторые решили наглядно показать, как коротают свои зимние дни: завалились на землю, подложив ручки под голову, и закрыли глазки. В спячку, значит, впадают.
Мне ничего не оставалось, как свернуть свое угощение и поудобнее устроиться на пеньке, чтобы рассказать новым друзьям интересную сказку собственного сочинения. На сей раз я поведала о зловредных русалках, которые пытались утопить девицу-красавицу, но сами поплатились, ибо изгнала она их полынью-травой на самое дно речное.
– И вот, зарылись они в ил, да так дрожали, что водная гладь рябью пошла, – закончила я под воодушевленные пляски лесовичков.
Новая сказка понравилась им еще больше прежней. Лесовики обдирали у полыни листочки и махали ими перед собой, представляя, как сражаются с русалками. А в моей голове это зрелище пробудило коварный план. Но для его исполнения мне кое-что требовалось.
– Милые мои, а не найдется ли у вас еще одного лукошка? Как то, в котором вы мне земляники дали.
Пару невинных взмахов ресничками, и лесовики радостно бросились исполнять просьбу. Они натаскали из чащи леса веточек, листочков, и прямо на глазах соорудили маленькое лукошко. А я тем временем отыскала самую ароматную веточку полыни. Когда зеленая корзиночка была готова, я положила туда половинку пряника, несколько кусочков пастилы и хорошенько потрясла над угощением полынью. Затем вернулась к пеньку и забрала остальное, нетронутое горькой травой угощение. В предвкушении веселья я направилась к спуску с холма – туда, где в ярком солнечном свете сверкала река. Хоть лесовики на угощение не польстились, но русалки – другое дело. Они ведь утопленницы, когда-то бывшие простыми девицами. Неизвестно сколько лет они одной тиной речной питаются. Наверняка соскучились по земным сластям. И шиш с ним, что нечисти без еды прекрасно живется. Пряники не для живота нужды, а для сердца. Съешь один и так радостно, так легко становится. Все печали вмиг забываются.
Именно это я всем своим видом показывала, когда расположилась на бережку чуть поодаль реки, развернула кулек и надкусила медовый пряник. Лицо мое светилось то ли от солнечных лучей, то ли от чудесного вкуса. Я ела, улыбалась да пастилой закусывала. Ждать пришлось недолго. Еще до того, как закончилась половина пряника, первая зеленая макушка показалась из воды. За ней выглянули и остальные пять. Боковым зрением заметила, как речные девицы высунулись по плечи. Опасаться мне было нечего. Девицам знатно досталось после того случая, судя по их нерешительности. Я не обращала на них внимания, словно и вовсе не замечала чужого присутствия. А зеленоволосые подплывали все ближе и ближе, глядели на сласти и глотали слюни, пока одна из них наконец не выдержала.
– Хватит уже над нами измываться! Угости, коль пришла на бережок, – жалобно пропищала она.
Та русалка, что некогда схватила меня и, по всей видимости, была главной среди подружек, предостерегающе шикнула на нее. Я встрепенулась, будто бы от неожиданности, повернула голову в сторону реки и наигранно округлила глаза от удивления.
– Пряников захотели? А я-то думала, что вы водорослями одними сыты.
Лицо самой нетерпеливой русалки исказилось то ли от отвращения к тине речной, то ли от нестерпимого желание угоститься сладостями.
– Не едим мы водоросли, – призналась она. – Нам пища без надобности. Только ягоды в лесу собираем на русальей седмице. А до нее далече еще, и хода в лес нам нет.
– Угости нас, милая девица, – завторили ей подруги.
Их невинные глаза, полные немой просьбы, вызывали у меня лишь смех. Я закинула в рот очередной кусочек пастилы и не спеша прожевала.
– Помнится, в прошлый раз вы не были столь благодушны ко мне. Что же изменилось? Отчего не заманиваете в воду, не пытаетесь хитростью отнять угощение?
Одна из русалок с желтой кувшинкой в волосах подалась вперед.
– Так ведь царь приказал, – беззастенчиво выпалила она.
Те, что были поумнее и рассчитывали разжалобить меня, соврать, что исправились и стыдятся своего поступка, воззрились на бедняжку свирепыми взглядами. Однако грустить им пришлось недолго.
– Ладно уж, я зла долго держать не буду. Так и быть, угощу вас, если на вопрос мой ответите.
Глаза русалок радостно заискрились. Они дружно закивали головами, взволнованно заерзали, взбаламутив чистую воду.
– Мы согласны, согласны.
Я в очередной раз откусила пряник, дабы побудить речных девиц говорить правду во всех подробностях.
– Среди вас есть бывшие невесты Кощея?
Русалки недоуменно переглянулись и вдруг расхохотались.
– Куда уж нам до царских невест, – весело выдавила из себя одна.
– Ему только Лукоморских подавай, а мы – здешние, навьи, – чуть обиженно подтвердила вторая.
Выходит, я оказалась не права. Что ж, это к лучшему. Не хотелось бы мне через несколько дней присоединиться к ним.
– А где искать их вы знаете?
Веселье сменилось настороженностью. Старшая, самая противная русалка прищурилась, смерила меня взглядом с ног до головы.
– Ты говорила про один вопрос, а это – второй. Отдавай наши сласти, а ежели хочешь еще что-нибудь узнать, то приноси завтра новое угощение.
Русалки деловито подбоченились, позадирали острые подбородки, поддакивая своей предводительнице. Сами не знают, на что напрашиваются. Я сдержала ехидную ухмылку за глубоким вздохом сожаления.
– Что ж, ваша взяла.
Подхватила лукошко за ручку из тонкой березовой веточки и поставила его на большой, пологий камень, который наполовину лежал в воде. Русалки наперегонки бросились к угощению. Они спорили, толкались, тянули друг друга назад за волосы. А когда самой шустрой и ловкой удалось-таки протянуть руку и сцапать из корзинки пастилу, я буквально перестала дышать, наблюдая. Она быстро, словно воришка закинула в рот угощение, опасаясь, что подруги выхватят его прямо из пальцев. До того, как ее бледное лицо перекосило от омерзения, еще одна русалка успела впиться зубами в пряник. Они вдруг стали плеваться, кашлять, жадно глотать речную воду. Мои губы растянулись в мстительной улыбке.
– Что это ты нам подсунула, девка? – оскалила острые рыбьи зубы их предводительница.
– Отравить нас задумала, – хныкнула та, что съела пастилу.
Они злились, всхлипывали, а сделать ничего не могли. Знали, что водяной за это по головке не погладит. Негоже царскую невесту обижать.
– Говорите, как кощеевых невест найти. А не то не видать вам сластей как своих ушей, – я подобрала уголки полотенчика, подошла с ним поближе к воде и слегка потрясла. – Без полыни.
У русалки, которая первой заговорила со мной, загорелись глаза.
– Так немудрено это, ты ступай…
Старшая вдруг перебила ее:
– Ступай к кикиморам, они знают, где невесты прячутся.
Я сердито сдвинула брови. Не хватало мне и дальше с нечистью якшаться.
– К каким еще кикиморам?
Русалка вытянула руку, указывая неестественно длинным пальцем в сторону леса.
– Там, в самой чаще на болоте кикиморы живут. Это они царю помогают лукоморских девок прятать. Небось, у себя на болоте держат.
Я обернулась туда, где вдалеке в серой дымке возвышались темные верхушки елей. По телу пробежала дрожь, я спрятала ее за сложенными на груди руками.
– Тебе туда уже путь проложен, – хихикнула одна из речных девиц.
– Чего медлить, прямо сейчас и ступай, – поддакнула другая.
Слушать ядовитые речи русалок сил больше не было. На мгновение я замешкалась, отдавать ли им угощение, но свою часть сделки они выполнили: рассказали, что знали. Рядом с лесным лукошком я оставила кулек с нетронутыми полынью сластями. На сей раз старшая русалка преградила путь своим соплеменницам. Первая подплыла поближе, развернула узелок и принюхалась. Затем достала пряник и аккуратно надкусила. Она сохраняла задумчивое выражение лица, пока набивала щеки. Остальные заподозрили подвох лишь когда от пряника осталось меньше половины.
– Ах ты водомерка пучеглазая! – спохватилась самая голодная русалка.
Речные девицы сцепились в жестокой схватке. Каждая из них желала заполучить вторую половину пряника, выдернуть его из рук соперницы. Лишь одна, сообразив, что от него уже мало что осталось, под шумок пробралась к камню, схватила горсть яблочной пастилы и закинула себе в рот. Даже с возвышения я заметила, как она прикрывает глаза от удовольствия.
Мне пришлось вернуться к окраине леса и вновь призвать своих друзей. Ведь кто лучше помощников лешего знает, где искать кикимор? Только сам лесной хозяин. Меня одолевало плохое предчувствие. В Лукоморье говорят, что кикиморы заманивают путников на болота, но не убивают их сразу. Они долгое время морочат людям головы, пугают и питаются их страхом. Я надеялась, что лесовички помогут мне докопаться до правды, но избежать этой участи. Я выбрала короткую, но веселую сказку про косолапого мишку, которую лукоморские рассказывают своим детям на ночь. На сей раз лесовички не пришли в восторг, как это бывало, когда я придумывала истории сама, но все равно остались довольны.
– Мне снова нужна ваша помощь, – объявила я, когда лесовички засобирались обратно в чащу.
Янтарные глазки загорелись любопытством. Они подобрались поближе, жадно внимая каждому моему слову.
– Покажите мне дорогу к кикиморам.
Лесные помощники начали испуганно переглядываться, предостерегающе качать головами. Моя смелая задумка явно не нравилась им. Настала пора подсластить уговоры подкупом.
– Если отведете на болото, я придумаю для вас самую длинную и интересную сказку, какой даже маленькие царевичи не слышали.
Лесовики призадумались. Они собрались в кружок, странно шушукаясь между собой. До человеческого слуха доносился лишь весенний шелест листвы, но эти забавные существа без труда понимали друг друга. Их короткий совет одарил меня весьма благотворными плодами. Лесовички двинулись вглубь леса, призывая своими ручками-веточками идти следом. Долго упрашивать меня не пришлось: ступила на тропу в густую тень деревьев. Поначалу навий лес казался красивым, даже завораживающим своей атмосферой, но тихим и мирным. Кристально чистый воздух пропитался здесь ароматом свежей листвы, земли и ярких цветов. Пение птиц ласкало слух. Вскоре лесовики сошли с протоптанной тропинки, выбрав самый короткий путь. Они, хоть и были малышами по сравнению с людьми, но двигались довольно быстро, поэтому я ускорила шаг, стараясь не отставать от своих провожатых. На пути нам то и дело встречались кустики земляники. Манили своими маленькими белыми цветочками наклониться поближе к земле и поискать сладких ягод. Они только начинали созревать, однако в Лукоморье полакомиться этими ягодами можно не раньше червеня[1], и то с помощью колдовства Кощея. Но Навьи земли пользовались его благосклонностью круглый год.
Я только и успевала перешагивать через многочисленные коряги, спотыкалась о скрытые в траве препятствия, пока лесовички бодро топали вперед. Иногда я все же отставала, засмотревшись на зайчишку, притаившегося в кустах или на пестрого дятла. Когда маленькие провожатые оборачивались и замечали, что я отстала, они возвращались назад и тянули меня за подол сарафана, сердито шелестя своими листочками. Чем дальше мы углублялись в лес, тем уродливее становились поросшие мхом, корявые деревья. Мне стало душно. Влажный воздух вдыхался с трудом, невозможно было набрать полную грудь. Я почувствовала, что ноги намокают: почва под ногами оказалась влажной. Лесовички указали на единственную крепкую ветку, что валялась на земле. Я подняла ее и ободрала все сучки. Ну губах появилась усмешка от мысли, что теперь мы похожи со старухой Ягой. Теперь и я опиралась на палку при ходьбе. Однако я жалела лишь о том, что сама не догадалась взять ветку и стучать ею по земле, проверяя, не спрятаны ли в траве ямки.
Мягкая почва захлюпала под ногами. Мы продолжали пробираться вперед сквозь заросли рогоза. Мелкие комары и мошки норовили укусить, проникнуть в рот или ноздри. Свободной рукой мне приходить постоянно отмахиваться от них. Из деревьев вокруг остались лишь редкие, неказистые сосны. Я уже с трудом переставляла ноги, когда наконец заметила в десяти саженях от себя болото, над поверхностью которого в воздухе зависла тускло-зеленая дымка. Мы прошли еще немного вперед, а потом лесовики остановили меня, предостерегая, что дальше идти опасно.
– Как их позвать? – забеспокоилась я, не заметив и единого признака чужого присутствия.
Однако стоило мне произнести эти слова, как зеленые листики ряски на поверхности воды вдруг всколыхнулись. Из болота высунулась сначала одна покрытая мхом макушка, затем еще две. Кикиморы напоминали русалок лишь цветом волос, но в остальном они кардинально отличались. Если русалки – это некогда жившие на белом свете девицы, то кикиморы – нечисть с самого своего рождения. От одного взгляда черных глазок-бусинок хотелось развернуться и бежать, куда глаза глядят. Я мысленно ругала себя всеми бранными словами за глупое любопытство и необдуманный порыв. Почему, прежде чем забираться в самую чащу леса, голову не посетила мысль, что лесная нечисть может быть очень опасна? Глядя на пушистых лесовичков, я понимала, что против кикимор они ничегошеньки не смогут сделать. В случае чего мне оставалось лишь отбиваться не слишком крепкой палкой.
– Кто это к нам пожаааловал, – растягивая слова, гнусавым голосом протянула одна из болотниц.
Все трое уже выбрались из мутной воды по пояс. Серо-зеленая кожа, длинные, худые руки и мох вместо одеяния навевали ужас не меньший, чем красные глаза Кощея. Я невольно попятилась назад.
– Девица-красавица, куда же ты? – оскалила острые зубы вторая кикимора.
В отличие от мелких, русалочьих зубов, эти больше походили на клыки рыси. Все три кикиморы стояли по колено в воде, они подошли к самому краю болота, остановились и потянули ко мне свои страшные руки, словно сами были не в силах выйти на берег. Будто какая-то неведомая сила удерживала их в этой тягучей топи. Я так оцепенела, что забыла про кружащих вокруг комаров. Несколько летающих гадов воспользовались возможностью и присосались к моей светлой коже. Лесовички окружили меня, не позволяя ступить и лишнего шага. Однако я и сама не рвалась в лапы кикимор. Чутье подсказывало: стоит приблизиться к ним, и я никогда больше не покину болото.
– Мерзкие козявки, – злобно фыркнула кикимора, смерив моих защитников взглядом своих черных глаз, – убирайтесь отсюда подобру-поздорову!
– Не то переломаем ваши ручки-ножки так, что даже леший не соберет, – противно хохотнула другая.
Храбрые лесовички ни капли не испугались. Они не двинулись с места, продолжая самоотверженно ограждать меня. А я, вдохновившись их смелостью, наконец отыскала в себе силы поговорить с болотной нечистью. Не зря же мы так долго шли сюда.
– Я пришла, чтобы спросить вас о Кощее Бессмертном, – сдерживая дрожь в голосе, заявила я.
Кикиморы оживились. Черные глаза блеснули в свете закатного солнца, и только теперь я осознала, что близится ночь. Мы провели в лесу слишком много времени.
– Никогда не знает больше нас про навьего царя, – заверила кикимора, растянув свой широкий рот в отвратительной улыбке.
От второй болотницы не утаилось, что я сильно сомневаюсь в их осведомленности. Она поспешила удержать мое внимание:
– Знаешь ли ты, что Кощей не всегда был бессмертным?
Я покачала головой.
– Как это?
Лесовики грозно замахали кикиморам тоненькими ручками. Ход беседы им явно не нравился, но почему? Они начали дергать меня за юбку сарафана, пытались утянуть подальше от болота. Кикиморы, до этого сохранявшие спокойствие, теперь по-настоящему рассердились.
– Ничего тебе не скажем, пока эти пиявки скачут здесь! – кикимора, что стояла посередине, решительно скрестила руки на груди и сжала губы в тонкую нитку, не давая и единого шанса словам вылететь изо рта.
Я присела на корточки, чтобы оказаться поближе к лесовичкам. Они терпеливо замерли в ожидании моих слов, но подол сарафана из хватки не выпустили. На моих губах расцвела теплая улыбка. С такими защитниками даже навий царь не страшен, не то что какие-то кикиморы болотные.
– Дружочки мои ненаглядные, спасибо, что привели меня сюда, не бросили. Оставьте меня наедине с кикиморами, пожалуйста.
Лесовички негодовали. Они запрыгали, забегали вокруг меня, а потом принялись все вместе тащить меня прочь с топи. Увести меня силой у них, конечно, не вышло, но я даже пошатнулась от их напора и едва не села прямо на влажную, поросшую мхом землю.
– Я обещаю, что буду осторожна и не подойду к болоту.
Но уговоры не действовали, лесовики продолжали протестовать.
– Щас как лешего покличем, – вдруг пригрозила кикимора, которой уже изрядно надоело молча ждать в сторонке.
– Пусть увидит, как вы здесь бездельничаете, вместо работы, – продолжила вторая, ехидно ухмыльнувшись.
Третья болотница высунула длинный как у жабы, пупырчатый язык.
– Идите, – я мягко подтолкнула лесовичков, которые отказывались даже сдвинуться с места и выпрямилась в полный рост. – Я запомнила дорогу.
На самом деле, я понятия не имела куда идти. С тропинки мы давно сошли. Но мне не хотелось подставлять своих друзей, ведь по моей просьбе они оказались на болоте. Я рассчитывала после милой беседы с кикиморами уйти с топи и вновь позвать лесовичков. Так и они по шапке от лешего не получат, и кикиморы станут сговорчивей, и я разузнаю все, что душе угодно. Лесовички нехотя зашагали прочь, однако напоследок каждый из них наградил кикимор суровым взглядом. Вот уж не думала, что добрые, даже чуть пугливые помощники лешего могут сердиться. Кикиморы явно остались довольны собой. Они провожали своих недругов с гаденькими улыбочками и весело махали им вслед. Когда бурая шерстка затерялась среди низеньких кустарников, главная кикимора с недоверчивым прищуром уставилась вдаль.
– Мы вам не русалки бестолковые! – возмутилась она. – Ваши золотые глазенки за версту видно.
И действительно, приглядевшись повнимательней, я заметила несколько пар желтых огоньков, скрытых в высоких зарослях осоки.
– Улепетывайте с нашего болота, – почти хором завопили другие болотницы.
Через некоторое время старшая удовлетворенно хмыкнула, убедившись, что лесовички покинули топи.
– Ну рассказывай, девица, откуда ты тут взялась? Зачем про Кощея разнюхиваешь? – налетела она с вопросами, едва почувствовав уверенность.
Я малость опешила. Кикиморы оказались не так просты. Они вовсе не собирались выкладывать все карты, как только лесовички покинут топь, а сами желали вытянуть из меня побольше интересных сведений. Одним словом, нечисть.
– Сначала расскажите, что обещали, – напомнила я, – а потом и я что-нибудь поведаю.
Старшая кикимора наклонилась, приложила руку к уху, как старая бабуля.
– Совсем ничего не слышно, подойди-ка поближе, девонька.
Ее подружки замахали руками, призывая меня приблизиться. Однако я доверяла лесовичкам, которые точно знали, где кикиморы не смогут причинить мне вреда, и сильно сомневалась в добрых намерениях новых знакомок.
– Что толку с глухими разговаривать? – устало вздохнула я. – Нагоню лесовичков, пока они не слишком далеко ушли.
Я спрятала хитрую улыбку за наигранным разочарованием и развернулась, якобы намереваясь покинуть болото. Однако не успела и шага ступить, как кикиморы всполошились:
– Постой, постой!
Я оглянулась через плечо.
– Не серчай, девонька, пошутили мы, – лилейным голоском пропела болотница.
– Все как на духу про Кощеюшку выложим, только не уходи, – подержала вторая.
Их черные, бездонные глаза и пугающие, лукавые улыбки терзали душу сомнениями. Однако едва ли в Навьем царстве отыщется существо, которому можно доверять.
– Вы говорили, что Кощей когда-то был обычным смертным, – напомнила я.
Улыбка старшей кикиморы расширилась, над нижней губой показались два острых клыка.
– Это как посмотреть… – загадочно возразила она.
Я нахмурила брови.
– Что это значит?
Кикимора выдержала паузу, словно намеренно тянула время.
– Да ведь он – сын Чернобога, дуреха, – не выдержав, усмехнулась другая болотница. – Не может он быть обычным человеком.
– А вот матушка его – та земной женщиной была, – воодушевленно закивала другая.
– А ну цыц, – грозно прервала их старшая сестрица. – Я ответ держать буду.
Пристыженные кикиморы стушевались, серо-зеленоватые лица исказились обидой. Даже жаль их стало. Сидят в болоте долгие годы, поговорить не с кем, а когда единственный собеседник забрел – им рты закрывают. Стало ясно, что их главная отчего-то не хочет раскрывать все тайны жизни царя, по крайней мере – не сразу.
– Кощей смертным родился, хоть и колдуном, – нехотя подтвердила она слова своих сестер. – Кровь Чернобога сулила ему долгую жизнь. Однако не настолько, чтобы прожить столетия. Он давно должен был умереть.
– Что же изменилось? – поинтересовалась я.
Кикимора окинула подруг предостерегающим взглядом. И вовремя, потому что одной из них не терпелось растрепать все, что она знает. Мои губы растянулись в улыбке. Хоть и нечисть, а все же женщины, посплетничать любят.
– Кое-что произошло, – уклончиво ответила болотница.
– Перун[2] наказал его бессмертием.
Старшая болотница медленно повернулась к своей соплеменнице, которой все же не удалось удержать язык за зубами. Ее ониксовые глазки-бусинки метали молнии. Пока не случилось беды, я решила отвлечь ее новым вопросом:
– А что насчет его невест? Зачем ему лукоморские девицы?
Острозубый рот главной кикиморы приоткрылся. Ее недоумение испугало меня. Если уж ее удивил мой вопрос, то дело плохо. Не зря Любава хранила молчание.
– Вы знаете, где они теперь? – предприняла новую попытку я.
Ее лицо вновь стало непроницаемым.
– Конечно знаем, – заверила она.
Я теряла терпение. Вытягивать из вредной кикиморы ответы мне порядком надоело. Будто за каждое лишнее слово она потеряет зуб, а из болота по капельке убежит вся вода. Солнце закатилось за горизонт. Черты лица кикимор постепенно растворялись в сумерках и зеленом тумане.
– Где они? – еле сдерживая гнев, процедила я.
Кикимора шагнула вперед, всколыхнув покрывало из ряски. Она сделала еще один шаг, и еще, оказавшись на берегу. Я неосознанно отступила назад, пальцы выпустили старую ветку, и она громко хрустнула под моей ногой.
– Идем, – она протянула уродливую, худощавую руку, – я покажу тебе дорогу к ним.
Остальные кикиморы тоже выбрались из болота. Теперь, когда солнце село, а границы их клетки исчезли, они выглядели особенно жутко. Я не знала, как быстро они умеют бегать, и существует ли хоть один шанс сбежать от болотниц. Но где-то в чаще между деревьев ходили те, кто может помочь мне. Я приложила руки ко рту, набрала в грудь побольше воздуха, а кикимора щелкнула длинными пальцами. В мгновение ока мой рот окутал зеленый туман, такой же, как над болотом. Вместо крика с губ сорвался отчаянный хрип:
– Лесовички…
Но этого было недостаточно для того, чтобы позвать на помощь. Я бросилась бежать, но кикимора сразу нагнала меня и схватила за запястье. Острые ногти больно впились в нежную кожу.
– Держите ее, чтоб не сбежала, – скомандовала она сестрам.
Те без промедлений приблизились и подхватили меня под руки с обеих сторон. От них веяло холодом и приторно-сладким до тошноты ароматом вперемешку с чем-то странным. У меня свело скулы. От них пахло гнилыми цветами. Хотелось сделать хотя бы глоток свежего воздуха, но в топях его не было. Старшая болотница, склонившись над землей, собирала все ветки, что попадались под руку.
– Любопытство до добра не доводит, – беззлобно усмехнулась кикимора по правую руку.
– Сидела бы дома да пироги пекла, – поддакнула та, которая держала левую руку. – Какое тебе дело до лукоморских девок?
– Я одна из них.
Голос все еще звучал тихо. Я словно находилась во сне, когда хочешь закричать изо всех сил, но не можешь, как бы ни старался. Кикиморы испуганно переглянулись. Мне показалось, что они даже ослабили хватку от изумления.
– Ты – невеста Кощея?
Я кивнула головой. Говорить было слишком сложно. Старшая кикимора уже собрала хворост в кучу и пыталась разжечь костер, стуча небольшими камнями.
– Эй, Осока, – позвала ее одна из сестер. – Девка-то эта – кощеева.
Осока в очередной раз безуспешно ударила камень о камень и раздраженно обернулась.
– И что с того?
– Может, не будем ее есть? – неуверенно предложила кикимора. – Вдруг осерчает царь?
Только теперь я поняла, для чего им понадобился костер. Голову закружило от нахлынувшего ужаса. Тошнота, с которой я боролась, подкатила к самому горлу.
– У Кощея этих невест навалом. Одной больше, одной меньше – он не заметит пропажи. А ежели и заметит, то новую выберет. Не велика потеря.
Однако ее сестры не были так уверены. На этом я и решила сыграть, когда главная кикимора, со злости распинав в разные стороны ветки, зашагала в сторону высоких сосен.
– Ветки слишком сырые, – с досадой посетовала она. – Держите ее покрепче, сегодня отведаем наваристое жаркое.
От последнего напутствия по моей коже рассыпались мурашки. С каждой минутой на болоте становилось все темнее. Где-то по замку уже бродило страшное чудище, но даже оно не внушало большего ужаса, чем кикимора по имени Осока. Кощей хотя бы не пытался сварить из меня обед. К глазам подступили слезы.
– Ох, жалко мне вас, девоньки.
Я всхлипнула по-настоящему, хоть и не из-за сочувствия к нечисти.
– Чего это ты нас жалеешь?
Я сделала глубокий вдох и медленно выпустила воздух. Зеленый туман все еще мешал голосу проявиться в полной мере, а страх и слезы еще сильнее усугубляли положение, но я изо всех сил старалась держаться.
– Когда меня русалки утопить пытались, Кощей пришел и такое сделал… Даже вспоминать об этом страшно. Чует он, когда я в беде. Не успеете в котел меня кинуть, как он придет, и тогда не поздоровится вам.
Мои руки затряслись, но не от собственного страха. Это кикиморы задрожали, представив себе навьего царя в гневе. А я продолжала нагнетать:
– Вы думаете, почему я сюда без страха пришла? Знаю, что Кощей не позволить меня обидеть.
Болотницы вновь переглянулись. Словно сговорившись, они выпустили мои руки из некрепкой хватки. Они слегка наклонились ко мне и быстро зашептали:
– Вот что, царева невеста, беги-ка ты отсюда, пока Осока не вернулась.
– Только Кощею не рассказывай, что сюда ходила.
Я отрывисто кивнула головой и побежала в сторону, противоположную той, где скрылась Осока. Бежала, не разбирая дороги, едва поспевая поднимать ноги перед кочками. Миновала топь. Где-то далеко ночную тишину прорезал визгливый голос старшей кикиморы. Я ускорилась, опасаясь, что она пустится в погоню. Бежать становилось все сложнее. Сердце болезненно колотилось в груди. Лес густел. Меня окружили высокие, ветвистые деревья и пышные кустарники. Путь освещал сияющий свет луны и звезд.
– Лесовички, – позвала я в надежде, что голос вернулся, однако с губ вновь сорвался предательский хрип.
С досады я стукнула кулаком по бугристому стволу вяза. Кожу охватило жжение: шершавая кора оставила на ней мелкие царапины. Я еле переставляла ноги, брела все дальше и дальше, понятия не имея, в какой стороне находится замок Кощея. На землю опустился туман. На полянке, усыпанной белыми цветочками, я решила остановиться и отдохнуть. Живот протяжно заурчал, когда мне удалось найти первую ягодку земляники. Жаль, оценить, насколько она спелая, лунный свет не позволял. Колени утонули в сырой траве. Прекрасный голубой сарафан теперь выглядел как грязное тряпье. Кажется, пачкать одежду, бегая по ночам, у меня здесь вошло в привычку. Я сидела, прислонившись спиной к стволу дуба, и неторопливо поедала землянику. Спешить было некуда, да и сил уже не осталось. Дрема заставляла меня прикрыть глаза. Заряд бодрости, полученный утром в бане, истощался. В какой-то момент сонливость все же одолела меня. Я задремала, но ненадолго, потому что когда открыла глаза, солнце еще не осветило небосвод.
– Ау, ау, – слабо выдавила я в слепой надежде получить ответ.
И, о чудо, я его получила.
– Ау, – раздалось где-то справа.
Я вскочила на ноги и поспешила туда, где на мой зов откликнулись. Мне даже не пришлось вновь тревожить свой голос: незнакомец звал сам. Поначалу казалось, что он кричит неподалеку, но с каждое новое «Ау» не становилось громче предыдущего. Я шла все дальше и дальше в полном ощущении того, что спаситель отдаляется. Иногда сама отзывалась, опасаясь, что он ищет меня и не догадывается, в какую сторону идти. Я пыталась распознать, кому принадлежит этот голос, но всякий раз он словно был разным: то женским, то мужским, то детским, то старческим.
Когда я уже почти отчаялась, неподалеку вдруг захрустели сухие ветки, зашелестели кусты. Лицо озарила измученная улыбка. Быстрым шагом я двинулась туда, откуда доносился звук. Казалось, стоит хоть немного помедлить, и спаситель уйдет. Пробираясь сквозь колючие еловые ветви, я вышла на большую лужайку. Зрелище, которое предстало моим глазам, не укладывалось в голове. Если раньше я считала Кощея чудищем, то теперь он казался мне писаным красавцем. Посреди поваленных деревьев стояло огромное существо ростом в целый сажень. Его серую кожу покрывали язвы, а в пасти блестели длиннющие, острые клыки. Такие даже кикиморы видели лишь в кошмарных снах. Я нырнула в тень высокой ели, но поздно. Существо уже сверлило меня своими впалыми глазами.
Как же я пожалела, что не попросила кикимор напоследок освободить меня от заклятья. Оставалось лишь развернуться и бежать со всех ног, куда глаза глядят. А если повезет, то лесовички найдут меня раньше, чем клыки чудовища. Я петляла между елями, словно заяц, но у него было преимущество: недюжинная сила, которая позволяла толкать деревья, вырывая их с корнем. Ноги застревали в траве, словно в путах, паутина, растянутая вежду ветвей, попадала в рот и нос. Кожу на руке, которой я прикрывала глаза от сухих веточек, саднило от царапин. Чудовище громогласно заревело, ускоряясь. Вдали вспорхнула в небо крикливая стая ворон. Я попыталась бежать быстрее, но мышцы уже горели от напряжения. Вскоре ноги перестали меня слушаться, и я упала, перепрыгивая через валун. Ладони проехались по земле, усыпанной еловыми иголками, шишками и мелкими камушками. Лодыжку скрутило от резкой боли. Я застонала, отползая в сторону высокой травы, но скрыться не успела. Отвратительный великан оказался быстрее.
