Sans que de sa souffrance in seul cœur ait pitie,
Mais ce qui doublement fait saigner sa blessur
Лермонтов «Раненый» (перевод А. Дюма)
Франсуа и Анабелла прибыли в Дамфрис, столицу графства Голлоуэй. Франсуа как курица с золотыми яйцами носился со своими картинами, ни на шаг от них не отходил и строго следил, чтобы их аккуратно погрузили в багажный вагон. Он не хотел говорить, что это очень ценные вещи, но говорил, что очень дорожит ими. Эта откровенность и чувствительность юноши вызывали презрительную усмешку у грубых станционных грузчиков. Анабелла в свою очередь не отходила от Франсуа, намертво вцепившись в свою шкатулку, про которую юный лорд как будто забыл – все его мысли занимали полотна, которые надо было во что бы то ни стало доставить в Лондон. Это было своеобразное разделение труда, как выразился бы мистер Энгельс.
Во время пересадки в Локерби повторилось то же самое. Франсуа как часовой стоял возле своего груза, хотя служители его уверяли, что сделают все в лучшем виде – это была их работа. Франсуа послал Анабеллу купить билеты и дать телеграмму в Лондон сэру Арчибальду: «Выезжаем. Встречай. Френсис». Телеграфист – а в те годы на этих должностях еще работали строгие мужи – недоверчиво посмотрел на девушку, подписывающуюся мужским именем.
– Так меня называют в семье, – лицемерно улыбаясь, пояснила Анабель, а про себя подумала: «Убить бы вас всех»!
Прибыл поезд из Глазго. Франсуа с 3 парами грузчиков, тащивших его картины, поспешил к багажному вагону – он непременно хотел лично убедиться, что картины погрузят. Анабель немного замешкалась и отстала. Когда поезд на тихом ходу подходил к перрону, некий молодой человек увидел в окно неземную красоту Шотландской принцессы и изумился. Он поспешил выскочить из своего вагона первого класса и побежал в конец перрона, где осталась стоять прекрасная фея. Подбежав, он схватил её за руку. Девушка чуть было не вскрикнула, узнав своего кузена двоюродного дядю Уильяма Сетона-Ортона из Эдинбурга – того самого, которого Джеймс Максвелл изображал перед почтенным аудитором из банка. Уильяму Ортону было 19 лет, он был черств душой, самолюбив, надменен и заносчив, в детстве всегда очень жестоко насмехался над Анабеллой, а чуточку повзрослев и начав ей нравиться, наоборот стал игнорировать её как совершенно недостойный своего внимания объект материальной действительности. По правде сказать, так он относился ко всем девушкам, юношам и прочим индивидам.
– Мак-Кеннет, ты жива! Нам телеграфировали, что был пожар, и ты погибла. Как это возможно? – очень строго и повелительно воскликнул Ортон.
Его специально и послали из Эдинбурга, чтобы он получил на руки полицейское заключение и акт о смерти. Анабелла бросила дикий взгляд в сторону Франсуа, который занимался погрузкой и ничего не замечал.
– Извини! – вырвав свою руку, бросила Ортону Анабелла. – Мой поезд уходит.
Она быстро пошла, почти побежала по перрону к вагонам первого класса. Ортон устремился за ней. Дали гудок к отправлению. Багажный вагон закрыли, Франсуа, вполне удовлетворенный, огляделся, увидел Анабеллу, спешащую к вагону, и пустился за ней. Он подбежал в тот момент, когда Анабелла уже вскочила на площадку, а Ортон еще раз поймал её руку.
– Ты не можешь так уехать! Я тебя не пущу!
– Отстань! – она снова вырвала руку и углубилась в вагон.
Ортон остался стоять перед дверью вагона, не зная, что ему делать. Франсуа не видевший этой сцены, не зная, кто этот нерасторопный молодой человек, вполне учтиво отстранил его:
– Извините, сэр, мне надо пройти.
Франсуа вошел в вагон и, заметив, в какое купе прошла Анабелла, направился вслед за ней. Он не обратил внимания, что молодой человек, которого он оттолкнул, отбросив всякие колебания, решительно вскочил в вагон сразу после него и теперь шел у него по пятам в тоже самое купе. Они появились на пороге одновременно. Анабелла, расстроенная, тяжело дышащая, увидев Ортона и Франсуа, быстро сообразила, что нужно делать и игриво протянула Ортону руку:
– Милый кузен, проходи, присаживайся. Здесь свободно. Вы то же, сэр, можете располагаться, вы нам не помешаете.
Она многозначительно поглядела на Франсуа, он, нахмурившись и буркнув благодарность, сел напротив неё, ожидая объяснений. Ортон, обозленный, что все его планы срываются, сел рядом с Анабеллой, пожирая её ненавидящим взором. Кроме того, он опасливо и неприветливо кидал взоры в сторону Франсуа, жалея, что они с кузиной не одни в купе. Анабелла непринужденно убрала со столика свою шкатулку, поставив её в самый угол между собой и стенкой вагона. Как бы ни естественно это было сделано, Уильям Сетон-Ортон заметил движение Анабеллы, но тут Франсуа решил как-то вывести своего vis-à-vis на откровенность и нервозно произнес:
– Простите, сэр, я не знал, что вы тоже садитесь в этот поезд, поэтому позволил себе потеснить вас перед дверью. Еще раз прошу принять мои извинения.
Ему ответила Анабелла.
– Мой двоюродный дядя из Эдинбурга действительно не хотел садиться в поезд, но, встретив меня на станции, не мог отказать себе в удовольствии проехаться со мной.
Вошел кондуктор.
– Билеты, господа!
Анабелла скривила кислую мину – хотя билеты покупала она, так же как и отправляла телеграмму, Франсуа забрал их оба у неё. Теперь он мог протянуть кондуктору только один или раскрыть своё инкогнито перед её кузеном.
– До Лондона, сэр? – спросил кондуктор учтиво, как будто в билетах была какая-то неопределенность.
– Так точно, – ответил Франсуа.
– Ваши билеты, господа, – кондуктор обратился к Ортону и Анабелле.
– Любезнейший, – начал Ортон, – я так быстро сел на поезд, что не успел купить билет. Это же ведь не большая беда? Я могу купить его сейчас и заплатить штраф, если потребуется.
– До какой станции изволите следовать, мистер?
– Мы с кузеном едем до Карлайла, – включилась Анабелла.
– Нет, – парировал Ортон, многозначительно посмотрев на Анабеллу, таким взглядом будто хотел сказать: «Заткнись, сука!», но вслух произнес:
– Я думаю, до Гретны мы разберемся с нашими семейными делами. Два, пожалуйся.
Он протянул деньги, кондуктор пробил им билеты и оставил путешественников в покое.
«Какая умница! – лихорадочно соображал Франсуа. – Она выиграла время, а главное – не засветила меня, а это наш шанс».
Поезд подошел к станции Киртлбридж. В купе царило все то грозное затишье перед бурей, готовой со скандалом разорвать стесненное приличиями напряженье. К счастью, на станции никто в купе не сел. Поезд тронулся. Франсуа снял редингот и даже сюртук, оставшись в вязаной телогрейке – не очень прилично, но плевать – все люди свои, как он уже понимал.
– Я с вашего позволения посплю, господа, у меня путь не близкий.
– Проводник вам может выдать подушки, я ехал на этом поезде из Глазго – это практикуется за дополнительную плату.
– Не хочется идти, право, да и разумная экономия – это добродетель.
Франсуа сделал из своей одежды импровизированную подушку и с совершенно отстраненным видом прикорнул у окна. Ортон и Анабелла будто только и ждали этого момента, чтобы накинуться друг на друга:
– Давай на чистоту, кузен. Если я погибла – вы становитесь наследниками.
Анабелла говорила пониженным голосом, внушая Ортону, что она не хочет, чтобы случайный попутчик их услышал.
– А если я воскресну, вы всё так же не сможете распорядиться моим состоянием.
– Если ты воскреснешь, тебя упекут в дом для умалишенных, закуют в цепи как буйную поджигательницу и сгноят там.
– Тем меньше мне оснований воскресать, согласись. Вы больше обо мне не услышите. Отпусти меня, точнее сойди на следующей станции.
Она умоляюще посмотрела в его серо-голубые глаза, но в туманном взоре юного шотландца прочитала лишь, роковое влечение к Смерти. Ничто другое не могло тронуть одинокую и бесстрастную душу молодого человека. Ортон напряженно молчал. Он понимал, что Анабелла права.
– Хорошо, – наконец, согласился он. – Я сойду в Киркпатрик-Флеминг.
Анабелла облегченно вздохнула. Несколько минут ехали молча, прислушиваясь к монотонному стуку вагонных колес по рельсовой стали. Наконец, Ортон встал, готовясь выйти из купе, но тут он вспомнил про шкатулку.
– А там что? – он указал на то, что Анабелла прятала в углу.
– Мои детские игрушки, – с вызовом ответила Анабелла, – это единственное, что я себе взяла из коттеджа.
– Ты знаешь, тварь, какой ты нанесла ущерб, устроив пожар?! – еле сдерживая гнев, воскликнул Сетон-Ортон с тем же заговорщески-приглушенным тоном.
– Сэр! – встрепенулся Франсуа. – Вы слишком непочтительны с дамой.
– Не лезьте не в свое дело, сэр! – отрезал Сетон-Ортон и метнул на Франсуа угрожающий взор. Оба молодых человека были не самого крепкого телосложения, ни разу в жизни не боксировали и не занимались прочими физическими упражнениями, к которым приучают детей аристократов. Зато сражаться они готовы были до смерти одного и до победы другого.
– Послушай, Уильям! – Анабелла испуганно потянула кузена за рукав. – Нам не нужен скандал, ни тебе, ни вам. Уходи!
– Ты права, – успокоился Ортон, выдохнул, постоял с минуту, улыбнулся и сказал:
– Удачи тебе, Анабелла, – он наклонился к ней как будто желая поцеловать по крайней мере руку, но вместо этого смял девушку и завладел шкатулкой.
– Как ты смеешь! – вскликнула Анабелла. – Это моё!
Ортон открыл шкатулку и увидел кучу денег, покрывавших россыпи драгоценностей. Анабелла растеряно бросила взор на Франсуа, который снова делал вид, что спит, а потом перевела полный ожесточения взгляд на кузена.
– Кажется, это принадлежит нашей семье, – будто разрезая живую плоть ржавым ножом, проговорил Ортон. – Без полиции здесь не обойтись….
Паровоз издал протяжный гудок, извещавший о приближении к станции Киркпатрик-Флеминг. В то же мгновение Франсуа молниеносно бросился к Ортону, опрокинул его на сиденье, прижал к его груди свою импровизированную подушку и выстрелил. Злополучная шкатулка выпала из рук жертвы, деньги и драгоценности распались по купе.
Поезд остановился на станции.
– Поди, успокой всех в коридоре, – отрывисто велел Анабелле Франсуа.
Она, не заставляя просить себя как-то более учтиво и любезно, поспешно перелезла через ноги трупа, и лишь спросила:
– А что сказать?
– Придумай, ты же у меня такая смышленая! – отрезал Франсуа.
Обидевшись в который раз уж за день, начавшийся с бессонной ночи, она поспешно вышла в коридор и затворила за собою дверь купе. В коридор уже вышли двое мужчин из боковых купе. Один – солидный, упитанный джентльмен, другой щуплый конторский клерк.
– У вас все в порядке, мисс? – пренебрежительно спросил солидный джентльмен.
– О, да не беспокойтесь. Мой старший брат и наш попутчик, конечно, милый человек, принялись рассказывать друг другу анекдоты и так развесились, что начали в ладоши хлопать и уронили кое-какие вещи. По мне так это немного неприлично.
– А-а-а… – безразлично протянул толстый и медленно, размеренно стал поворачиваться вокруг свой оси, чтобы вернуться в свое купе.
– А мне показалось, что я слышал выстрел, – решил быть умнее прочих дотошный клерк.
– Выстрел?! помилуйте, о чем вы говорите?! – искренне сыграв испуг, всплеснула руками Анабелла. – Мы же в цивилизованной Англии, а не на Диком американском Западе. Как вы можете так пугать людей, а я теперь всю дорогу буду волноваться!
– Простите, мисс, – не желая спорить с дурочкой отозвался щуплый, и быстро ушел в свое купе.
Мимо Анабеллы прошла почтенная семья, она их пропустила, дрожа всем телом. Зубы у неё стучали, но она держалась из последних сил.
Поезд тронулся. Анабелла вернулась обратно в купе.
– Закрой на щеколду, – кинул ей Франсуа.
Он уже успел собрать все деньги и драгоценности, и кое-как переместить труп в угол, где прежде сидела Анабелла. Теперь Франсуа с сожалением рассматривал свой редингот и сюртук – они были пробиты пулей в нескольких местах.
Анабелла задвинула щеколду, и, разбитая, упала на сиденье – на то самое место, где был убит её кузен. Франсуа же, не обращая на неё внимания, невозмутимо стал осматривать Ортона. Пуля находилась в теле. Юный лорд, не брезгуя ничем, заткнул пулевое отверстие платком жертвы, чтобы остановить кровотечение. Редингот Ортона был не поврежден. Франсуа стащил его с трупа и оделся сам, проверив, сколько денег было в бумажнике – аккурат хватит на возмещение всех издержек по транспортировке картин до Лондона и собственному проезду. Свой простреленный редингот Франсуа накинул на плечи Ортона, прислонив его к окну, будто он заснул…. навеки. Все эти манипуляции Франсуа осуществлял резко, поспешно, но без страха, отвращения или хотя бы минутного сомнения. Им владело только нервозное возбуждение, толкавшее его как можно скорее создать видимость порядка и покоя.
Когда все было завершено, Франсуа с видимым удовольствием и отдохновением сел на свое место и позволил себе расслабиться. Анабелла грубо и недовольно отвлекла его, указывая на труп:
– Мы же не можем с ним так ехать до самого Лондона?
– У нас нету выбора! И вообще мне надо подумать…. – он был готов сказать «отстань!», но удержался и сказал другое:
– Ступай сейчас к кондуктору, скажи, что вы с братом решили ехать до столицы и выкупи всё купе.
– Почему я?
– Потому, что у меня-то билеты есть, – с упреком и очень раздраженно отозвался Франсуа.
– Ты так говоришь, будто это я во всем виновата! Что этот придурок узнал меня на станции и привязался.
– Нет, конечно, ты ни в чем не виновата – это я поджег коттедж, чтобы в Голлоуэй слетелось всё воронье Англии и Шотландии.
– Черт с тобой! – встала Анабелла, взяла деньги и пошла, искать кондуктора.
Поезд как раз подошел к станции Гретна, до которой они с Ортоном купили билеты. Анабелла обратилась к кондуктору с коварством греческой сирены:
– Друг мой! мы с братом решили ехать дальше – в Лондон. Пробейте нам билеты. И третье место мы выкупаем также. Проследите, чтобы нас никто не беспокоил. С попутчиком своим мы подружились. Брат сейчас решил поспать – устал он сильно. Так, что вы нас тоже без надобности не беспокойте. Вот вам за труды.
Она протянула проводнику целый фунт на чай.
– О! Миледи!
– Ах, оставьте, можно просто мисс, – очаровав его своей улыбкой, Анабелла уже хотела удалиться, но проводник спросил:
– Не желаете ли, я вам принесу подушек?
– О! Благодарю, не стоит беспокойства. Две штуки я сама сейчас возьму, а если наш попутчик пожелает, он сам к вам придет. Дорога утомительная, знаете ли…. Часов 16 будет?
– Да, уж примерно столько.
– Так вот хотелось бы отдохнуть, чтобы никто не беспокоил, я вас прошу, голубчик – проследите.
– Не извольте беспокоиться, миледи.
– Благодарю вас.
Притворно улыбаясь, Анабелла взяла две подушки и вернулась в купе, снова заперев его на щеколду.
– Все в порядке? – спросил Франсуа более мягко.
Анабелла горько усмехнулась. Поезд тронулся от Гретны.
– Вот мы и покидаем Шотландию…. – дружелюбно-заискивающе продолжил Франсуа, приглашая Анабеллу к разговору.
Она же села на свое прежнее место, бросив одну подушку на сиденье любимого, а другую прижала к себе подобно кукле, дарившей ей чувство безопасности в таком далеком и как будто нереальном детстве. Теперь она могла позволить себе плакать.
– Что случилось? – проникновенно спросил Франсуа и пересел к Анабелле, между ней и трупом.
– Я знала, я знала, что так будет – я проклята и предана богами, и счастье нам не суждено. Не будет нам нигде покоя, мы вечно будем пребывать в бегах, в скитаниях, в тревогах и волненьях. У нас не будет дома, родины, друзей. Нас будут гнать, гнать собственные страхи, призраки и совесть. И вечно над нами будет нависать как гильотина угроза позорного разоблаченья. И ни единого светлого дня, и ни одной спокойной ночи. И это жизнь?! Она не лучше той, что была прежде. А лучше было бы остаться там навеки – умереть. Последний раз Мария, Шотландии и Франции regine, была свободна в Дандренане, когда сбежала из Лох-Ливена, чтобы оказаться в заточении в Фотерингее, и там окончить дни свои на плахе. Я уже прошла половину её пути и знаю, что будет дальше.
– Милая моя, Анабель! – Франсуа соскользнул на пол перед ней и склонил свою голову на её колени.
Она обреченно пропустила свои пальцы сквозь его каштановые кудри, не сомневаясь, что это последний миг их близости, и еще до того, как поезд придет в Лондон убийство раскроется, а их самих разлучат. Франсуа же не знал, как можно её утешить, успокоить, он и сам готов был верить её пророческим словам. Одно он знал наверняка – он будет защищать её, сражаться и погибнет….. Им все еще владело возбужденье от убийства и зловещее присутствие мертвеца. Неведомые силы подняли его, он обнял Анабеллу за плечи и почти опрокинул, удерживая в своих руках. Его нога пыталась найти проход меж её коленями.
– Я люблю тебя, Анабель, – судорожно и сладострастно он впился в её раскрасневшуюся, теплую пленительную шейку, подобно алчущему вампиру, желая вылакать её до дна.
Девушка запрокинула голову, руки её безвольно висели, она не сопротивлялась.
– Ты хочешь этого? – спросила Анабелла. – Если так, то вся я в полной твоей власти, Франсуа, на все согласна и готова.
– А ты? – переспросил лорд Максвелл, взглянув в её прекрасные зеленые глаза, глядевшие с томительным испугом. – Если ты не хочешь, ничего не будет. Ответь мне честно.
– Я не хочу, – сказала Анабелла, глядя в голубые очи друга. – Я боюсь…. не знаю, как сказать…. Боюсь, что разобьётся то хрупкое, что связывает наши души, порвется та неосязаемая нить, которая прочнее всякой похоти телесной. Или тебе мало нежности души моей? Не больше ли она той маленькой дыры, в которую ты проникнуть хочешь? Или ты мечтал об этом с самой первой встречи?
– Нет, конечно! – Франсуа отпрянул от неё, ужаленный подобным предположением, будто ядовитою змеей. – Чертов Джеймс!
– А Джеймс-то тут при чем?
– Этот развратник пытался убедить меня, что овладенье телом есть доказательство любви. Какой же бред! Ведь ты права – в руках у нас бесценное сокровище любви и счастья – как будто целый мир в хрустальном шаре, который мы должны хранить как самый драгоценный дар. Извини моё минутное затменье.
Он сел и скромно поцеловал её в ту щечку, в которую некогда бесцеремонно ткнул пальцем.
– Ты не обижаешься, Франсуа? – спросила Анабелла.
– За кого же ты меня принимаешь, Анабель? За деревенского жеребца, которого с кобылы сдернули? Был бы я один на целом свете, никакой грех не был бы мне страшен. Но мы вдвоем, и зная наперед, чем угрожают нам услады плоти, я не хочу терять наш Рай. Я не буду виновником нашего изгнанья. О, милая, Анабель!
Он обнял её, прильнув устами к её белоснежным волосам. А поезд, мерно покачиваясь, продолжал катиться меж суровых камберлендских холмов, и вершины Камбрийских гор, покрытые шапками хмурого пепельного дыма, зловещее приветствовали путешественников на земле Англии.
И вот я жив, они ж лежат в могиле.
Древняя кельтская поэма
из Черной Кармартенской книги
Последняя ночь в Дандренане была страшной и бессонной, день в поезде был ещё ужасней. Анабель и Франсуа сидели вместе, съежившись и теснясь друг к другу, а напротив них в углу купе вечным сном дремал мертвец. Говорить о пустяках было неуместно, а мечтать – значило кощунствовать или насмехаться над собою. Теперь Франсуа понимал, отчего папа с мамой так часто ссорились – жизнь была настолько тяжела для них, что не оставалось места для нежности, но лишь для раздражения и злобы. Чтобы не ругаться, обвиняя друг друга, и не калечить нервы, молодые люди просто молчали, вздрагивая при каждом шорохе в коридоре и со смертным ужасом улавливая малейшее движение перед дверью купе. Проводник более ни разу не тревожил их покой. Однако пару раз в купе стучались пассажиры, ради вежливости им приходилось открывать и безапелляционно объяснять, что купе целиком забронировано до самого Лондона, и незваные гости, уважая чужое право, извинялись и уходили. Никто не замечал, что вечно спящий пассажир, на самом деле мертв. Или, может быть, делали вид, а на следующей станции готовились призвать полицию? Ведь достаточно было всего лишь внимательно взглянуть в синюшнее лицо спящего, чтобы понять – он уже не жилец. И чем ближе подъезжали к Британской столице, тем предательские трупные пятна все ярче и отчетливей проступали на лице Ортона. Анабелла и Франсуа кое-как развернули начавший холодеть труп в самый угол, но от этой манипуляции Ортон выглядеть естественней не стал, скорее наоборот.
– Пока он совсем не закоченел, надо опрокинуть его головой на стол, – предложила Анабелла.
Они так и сделали, положили подушку на столик, уткнули в неё лицо Ортона, а под него подпихнули его руки – его костяшкам не больно было держать на себе череп. Молодые люди сели рядом и напряженно стали ждать, отсчитывая станции, часы, минуты – снова как прошедшей кошмарной ночью. Они все крепче прижимались друг к другу, желая заглушить свой страх биением своих сердец и ни за что не желая разомкнуть объятий. Им казалось, что стоит отпустить друг друга, так сразу случиться что-то нехорошее, что разлучит их навеки.
Наступила глухая, беззвездная ночь. Последний раз они ели сутки назад – это был последний ужин тетушки Маргарет в Дандренанском аббатстве. Теперь события прошлого дня в сердце графства Голлоуэй представлялись какими-то очень далекими, но такими трогательными. Не спали они уже третью ночь, и лишь происхождение давало им физические силы – они принадлежали к тому роду людей, которые привыкли умирать, но не сдаваться.
Проехали Уотфорд, скоро должна была начаться городская черта Лондона. Надо было что-то решать. Не было ничего проще, как выскочить на любой станции и в дилижансе доехать до Лондона. Но с картинами из поезда не выпрыгнешь, а бросить их Франсуа ни в коем случае не хотел. Его мозг лихорадочно работал. К Уэмбли план был придуман. Перед станцией Уилсден он пошел в багажное отделение и предупредил грузчиков, чтобы приготовили его груз согласно квитанции. На прощание Анабелла с любовью погладила его по щеке и нежно поцеловала. Перед самой остановкой Анабелла незаметно от проводника прошла в другой вагон. Купе с трупом осталось незапертым, оставалось надеяться, что на станции никто не попытается в него сесть. Когда поезд остановился, Франсуа проследил за выгрузкой своих бесценных сокровищ живописи, а Анабелла вышла из поезда из другого вагона, так что проводник того вагона, в котором они прежде ехали, остался пребывать в уверенности, что щедрые господа, просившие не беспокоить их до самого Лондона, все еще остаются в купе.
Встретившись на перроне, Франсуа и Анабелла обнялись, будто не виделись целую вечность. Оставив Анабеллу с картинами, Франсуа побежал разыскивать носильщиков. Он нашел их довольно быстро, они показали ему, где можно найти транспорт. На станции всегда дежурили извозчики. Правда, теперь было уже за полночь, так что выбора не было – картины плашмя положили на обычную телегу без бортов, а сами наняли экипаж. Сначала поехали к Сент-Мэрилебон, а оттуда свернули в направлении Пикадилли.
Франсуа все думал, как там папа, пришедший с грузчиками, с подводами встречать его на вокзал Сент-Мэрилебон. Сэр Арчибальд и Джеймс Максвелл действительно в назначенное время прибыли на вокзал, но никто знакомый из поезда не вышел. Наоборот, возникла какая-то суета, мимо них пробежали чем-то сильно встревоженные полицейские, пассажиры, выходившие из поезда, оглядывались, перешептывались, кивали в сторону вагона первого класса. Джеймс проскользнул вперед и выяснил, что в вагоне обнаружен труп. Кого? Молодого человека. Джеймс продвинулся вплотную к вагону и даже услышал, как кондуктор дает бессвязные объяснения полицейским. Выходило, что ехавшие в том же купе двое молодых людей – юноша и барышня – исчезли.
– Сошли? Где, на какой станции?
– Не могу знать, констебль, ей-богу не видел….
Джеймс был вполне удовлетворен – убитый не был Франсуа. Хотя оставалась возможность, что Анабелла вступила в сговор с кем-то другим с целью умертвить возлюбленного. «Нет»! – Джеймс отбросил эту версию, как совершенно нереальную. Если это будет так, то ему придется превратиться в циника еще более прожженного, чем Франсуа.
Нельзя было отбрасывать и ту вероятность, что это убийство вообще никак не связано с Франсуа и Анабеллой. Джеймс вернулся к сэру Арчибальду и успокоил его.
– Но где тогда Франсуа и что у него за отношения с этой девицей!? – Арчибальд становился очень вспыльчив, когда его планы рушились, а это в течение жизни случалось очень часто.
На свой вопрос он получил исчерпывающий ответ Джеймса:
– Никаких сношений у них нет, они просто спят вместе.
Мимо них пронесли тело, покрытое белой простыней. Глаза изумленной английской публики были прикованы к этому зрелищу, казалось, они готовы были пожрать труп. Во Франции за последние 85 лет случилось 4 революции, в Англии – ни одного приличного восстания (Ирландское – не в счет). Англичане Викторианской эпохи настолько отвыкли от чего-то яркого и смелого, живя в такой безотрадной скуке, что только серая и грязная, как безобразные трущобы Лондона, преступная уголовщина могла осмелиться пощекотать им нервы. При этом никакой угрозы для собственного благополучия – закон, полиция, суды и даже частные детективы всегда защитят покой добропорядочных граждан. Это все равно, что сходить в бордель, а в воскресенье с семьёй – в церковь.
Сэр Арчибальд и Джеймс еще потолкались на перроне, но, убедившись, что ни Франсау, ни Анабеллы нету, пошли на выход. Ими владела сильная тревога. Арчибальд потерял сына.
– Она меня точно убьёт…. – замогильным голосом произнес он, и вовсе не шутил.
– Кто?
– Леди Аделаида.
Они стояли на площади перед вокзалом, глядя, как разъезжаются пассажиры. К противоположной стороне площади подъехал экипаж Франсуа. Он не знал, успеет ли он перехватить отца на вокзале или придется применять более хитроумную схему. Он поднялся во весь рост и стал вглядываться в темноту, прорезанную тусклым светом фонарей.
– Подождите здесь, – велел он извозчикам и побежал к вокзалу.
Он немного рисковал, однако не допускал мысли, что его описание уже составлено и роздано полисменам, которые теперь рыщут по вокзалу, думая, что он где-то спрятался под сиденьями вагона третьего класса. Он увидел папу и Джеймса, когда те уже отпускали грузчиков и подводу.
– Стойте! – крикнул он.
– Франсуа! – с радостью воскликнул Арчибальд – его жизнь снова имела смысл.
Он крепко сжал взрослого сына в объятиях, нисколько не стесняясь проявлять свою любовь.
– Значит так, – принялся давать указания Франсуа, высвобождаясь из объятий отца. – Отправьте подводу в конец Мэрилебонской улицы. Пусть там ждет. Сами следуйте немного погодя. Когда увидите, что я один – подъезжайте. Главное, чтоб вас не увидели мои извозчики.
Сказав это, Франсуа махнул рукой и убежал. Сэр Арчибальд велел подводе с грузчиками следовать в конец Мэрилебонской улицы и там встретить молодого человека с грузом. Франсуа подъехал туда же и велел перегрузить картины, потом отпустил извозчиков, нанятых в Уилсдене. Они видели только его и грузчиков сэра Арчибальда, которых не знали ни по именам, ни где они были наняты.
Теперь Анабелла и Франсуа одни стояли на тротуаре. Подъехал сэр Арчибальд.
– Папа, познакомься, это леди Анна-Изабелла Стерлинг-Гамильтон, баронесса Сетон-Хэй из Аберкорна.
– У моего сына всегда был отменный вкус и врожденная тяга к аристократизму, – целуя руку Анабелле, ответил сэр Арчибальд.
Анабелла не была довольна знакомством посреди ночной улицы, и еще меньше ей пришлось по душе то ли едко-высокомерное, то ли ехидно-насмешливое замечание свёкра. Тем не менее, она учтиво сделала реверанс и скромно ответила:
– Приятно познакомиться, сэр.
Франсуа, отвлекая её от дальнейших церемоний, взял её за руку и сел в экипаж, на котором приехали папа и Джеймс.
– А мы?! – с эгоистическим возмущением воскликнул сэр Арчибальд.
– А вы, – зло отрезал Франсуа, – пойдите, найдите себе у Риджентс-парка другой экипаж и поезжайте следом. Потому, что я не собираюсь ходить по ночам по улицам нашей чудесной столицы!
И повелительно бросил кучеру:
– Пошел!
Вскоре они были дома и ощутили себя как при возвращении в Дандренан. Половина мебели была продана, всю библиотеку леди Аделаида увезла с собою во Францию. Сэр Арчибальд жил уже 3 недели в спартанских условиях, сохранявших лишь в гостиной видимость благополучия. Выгрузили картины. Как раз приехали папа и Джеймс.
– Может, ты расскажешь, что произошло? – нетерпеливо спросил сэр Арчибальд.
Они прошли в совершенно пустой кабинет, Анабелла осталась с Джеймсом.
В этой чужой квартире ей было неуютно и тяготило беспокойство – а вдруг их выследили, и вот-вот нагрянет полиция? Её угнетала томительная мысль, что она бежит по кругу, а конца-то нет.
Что касается Джеймса, то он уже вполне обжился в этом доме со своим кузеном Арчибальдом, которого называл дядей в силу того, что он ему вполне годился в отцы. Арчибальд никогда не испытывал к Джеймсу нерасположения, а теперь, узнав, что Джеймс подружился с его сыном (по крайней мере, Джеймс так говорил) и принимает участие в делах их семьи, вообще очень расположился к нему. Арчибальд всегда хотел иметь дочку, а родился козак, как выражались донцы-молодцы, с которыми сэру Арчибальду пришлось иметь дело во время Крымской войны. И когда Франсуа родился, отец совсем не знал, как воспитывать сына, а потому он вырос не то сыном, не то дочерью. Это нисколько не злило, не раздражало отца, он любил Франсуа всей душой, но когда сблизился с молодым сэром Джеймсом, понял, что именно таким он и хотел бы видеть своего собственного сына – счастливым, без комплексов и нудных рефлексий, легко и весело идущего по жизни, а не мучающегося проклятыми вопросами и самому надевающему на себя вериги совести и долга. Сэр Арчибальд был искренне рад, что сын нашел друга, а потому Джеймс вполне пришелся ко двору баронов Дандренан.
Пока Джеймс, обрадованный встрече, делился впечатлениями с удрученной Анабеллой, то и дело поглядывавшей на дверь кабинета, там, за дверью происходил нешуточный разговор отца и сына:
– Я тебе все изложил в письме, папа, – отрывисто говорил Франсуа. – Единственное непредвиденное событие – это встреча с кузеном Анабеллы. Его пришлось убить. Понятно? Ты сделал документы для неё?
– У меня было всего два дня, я их только заказал.
– Черт! У нас нету времени их ждать. Как быстро сработает полиция? – я не знаю. Мы едем теперь же.
– Куда ты поедешь?! – исступленно воскликнул сэр Арчибальд, будто хотел назвать сына дураком.