Дикий Носок
Расходный материал
Из-за стремительности всего произошедшего Маша и испугаться то толком не успела, как обнаружила себя лежащей в дорожной мешанине из грязного снега, уткнувшись носом в колесо угрожающе нависшей над ней маршрутки. Остановка дружно ахнула и замерла, затаив дыхание. Водитель – средних лет уроженец Узбекистана, Таджикистана или еще какого-нибудь -стана, вылез из машины и на негнущихся ногах осторожно подошел к Маше. Любопытствующие из числа пассажиров тоже подтянулись вперед, столпившись кружком вокруг капота и торчащих из-под него Машиных ног.
«Убили бабу,» – сплюнул потасканного вида давно небритый пролетарий. – «Вот так, живешь, никого не трогаешь, а тут раз и … Эх!» Степень опьянения отчаявшегося соответствовала его горю и была всем очевидна.
«Эй, ты чего? Ты живой?» – подергал Машу за ногу водитель. Ответное подергивание ноги было воспринято всеми со вздохом облегчения. Добровольцы ухватили Машу за сапоги и аккуратно выволокли наружу. Совершенно обалдевшая, она села на попу и потрясла головой, словно мокрая собака: «Кажется, да.» Опираясь на руку водителя, Маша встала на ноги.
«Все хорошо, да?» – не веря своему счастью, заглядывал ей в лицо гастарбайтер.
«Да где же хорошо? Чуть человека не угробил, урюк. Скорую надо вызывать,» – наехал на него огнедышащий пролетарий.
«Нет, нет. Не надо скорую. Со мной все нормально,» – испугалась Маша.
«А коли нормально, то и иди отсюда. Не задерживай движение,» – оскорбился в лучших чувствах заботливый алкаш.
«Куда идти?» – никак не могла собрать раскатившиеся, будто горошины из стручка, мысли Маша. Ответ мужика был прост, лаконичен и имел несомненный сексуальный подтекст.
«Уж не на твой ли?» – съязвила, приходя в себя она.
Пролетарий не без интереса окинул Машу уже другим, можно сказать оценивающим перспективы взглядом. Та немедленно стушевалась и покрепче ухватилась за водителя. По-прежнему поддерживая её под локоток, тот подобрал Машину шапку, изрядно вывалянную в снегу и сумку, к счастью, абсолютно целую.
За время этого происшествия, занявшего не более десяти минут, у остановки собрался длиннющий хвост сигналящего на все лады транспорта. Шутка ли – час пик. Переминаясь с ноги на ногу, виновник всей этой кутерьмы еще раз уточнил: «Так все хорошо? Да? Можно ехать?»
«Да, да,» – подтвердила Маша. – «Вы только меня довезите, ладно? А то я в садик опаздываю.»
Радуясь тому, что так легко отделался, водитель усадил Машу рядом с собой на переднее сиденье и открыл, наконец, дверь в салон для всех страждущих.
Пребывая в совершенно расстроенных чувствах, Маша доплелась до детского сада, заискивающе улыбаясь воспитательнице, одела Лизу (последнюю, разумеется) и только дома сообразила, что в магазин за продуктами не зашла. Проблема с ужином для себя и дочери решалась просто – в морозилке всегда есть пельмени. С котом дело обстояло сложнее. Метеля пол упругим хвостом, он сидел у своей девственно пустой миски с видом оскорбленного аристократа.
«Ну прости. Сейчас приму душ и соображу для тебя какой-нибудь еды,» – покаялась Маша.
Проводив хозяйку, обычно послушную и быстро соображающую, чего он хочет, недоуменным взглядом, кот прилег у миски.
«Выйдет, укушу за ногу,» – размышлял рыжий, прикрыв глаза. Явственно представив в миске горку аппетитных коричневых кусочков корма в желе, кот потянул носом. По кухне разливался хорошо знакомый запах. Миска наполнялась на глазах. Кусочки мягкого корма словно возникали где-то на дне миски и выталкивались наружу, будто медленно текущая лава. Присев, рыжий принюхался к неожиданной находке, которая, переполнив миску, уже вываливалась на пол. Пахло как обычно. Без подвоха. Отбросив сомнения, кот принялся подбирать еду с пола.
Только в ванной, разглядывая в зеркало наливающийся багровым бок, Маша почувствовала боль. К ночи боль стала такой сильной, что, проглотив две таблетки нурофена сразу, Маша старалась в постели лишний раз не шевелиться.
Среда началась все с того же снегопада. Маша выползла из теплой постели, спихнув с бедра уютно устроившегося кота, бросила взгляд в окно и пошаркала в ванную комнату. Каждое движение причиняло боль: умыться, почистить зубы, расчесать волосы. «Нет, так жить нельзя,» – решила Маша и, прервав водные процедуры, пошла на кухню за обезболивающими таблетками. И только уткнувшись глазами в сиротливо-пустую кошачью миску, сообразила, что так и не покормила кота вчера вечером. Удивительно, что тот не сгрыз Машу еще вчера. Ведь страшнее голодной кошки зверя нет. Она будет крутиться вокруг, путаясь под ногами, кусать за лодыжки, нападать исподтишка, будет скидывать вещи с полок, открывать и закрывать двери, истошно орать и печально мяукать, и всячески привлекать внимание, не давая забыть о себе ни на минуту.
Но кот никакого беспокойства не проявлял: ни вчера вечером, ни сегодня утром. Перекатившись к Лизе под бочок, он свернулся клубком и даже не пришел на кухню, что делал неизменно каждое утро. Он не вылез из постели даже чтобы проводить хозяек.
Парализованный длительным снегопадом город встал в одну бесконечную пробку. Гигантская многоглазая гусеница машин, нервно гудя, вилась по заснеженным улицам. Снегоуборочные машины давились снегом, но сколько бы они его не глотали, меньше того не становилось.
На работе же день начался со скандала. Зинаида на службу не явилась. Сначала о ней несколько раз прибегала справляться секретарша, потом, после часового отсутствия, безуспешно пыталась вызвонить. Атмосфера сгущалась с каждым часом. Гром грянул в полдень. Машу вызвали к директору. Проходя мимо Зинаидиного стола, она прихватила приготовленные вчера документы.
Любезной новую начальницу стат. управления назвать было нельзя. За несколько месяцев её работы Маше ни разу не приходилось сталкиваться с ней нос к носу, а уж тем более быть вызванной на ковер. Серьезная дама в стильных очочках коротко поздоровалась, кивком пригласила присесть и уткнулась носом в принесенные Машей документы. Через пять напряженных минут, во время которых гнетущую тишину в кабинете нарушал только шелест страниц, она подмахнула бумаги, аккуратно вложила их в файл и сняла очки. И враз помолодела: без очков, без глубокой морщинки меж сурово сдвинутых бровей, с доброжелательной улыбкой на лице она выглядела мягко и беззащитно – не лучший вариант для руководителя. Дамам – начальницам, по глубокому Машиному убеждению, положено быть стервами. Иначе им в этом болоте с акулами не выжить.
«Ну что ж, Мария Александровна, не буду ходить вокруг да около. Меня категорически не устраивает работа Вашего отдела. И связано это, в первую очередь, с его руководителем. К сожалению, для принятия радикальных мер руки у меня связаны, но дело из-за этого страдать не должно. Поэтому мне нужен в Вашем отделе человек, который будет направлять его работу. Как Вы отнесетесь к тому, что я назначу Вас заместителем начальника отдела? Я давно раздумывала над подходящей кандидатурой. Вы весьма квалифицированы, добросовестны и ответственны.» «Другими словами, готовы взвалить на себя этот воз и покорно тащить его в гору, словно ослик – дешево и сердито,» – мысленно добавила Маша. – «При этом не занимая соответствующей должности и за ту же зарплату.»
«Хорошо. Я согласна,» – вслух ответила она.
«Прекрасно. Приказ будет сегодняшним числом. С Зинаидой Викторовной Вам, конечно, придется повоевать. Но я уверена, Вы справитесь. Все документы из Вашего отдела должны выходить за Вашей подписью. Через два года должность начальника отдела освободится. И тогда … . Ну не будем забегать вперед,» – кинула наживку хозяйка кабинета.
Возвращаясь к себе, Маша призадумалась. Очевидно, новая директриса сочла непродуктивной и бессмысленной борьбу со старой пьянчужкой Зинаидой и нашла способ угодить и волкам, и овцам. То бишь, и работу сработать, и с министром не поссориться. За Машин счет. А насчет туманных перспектив карьерного роста через пару лет обманываться не стоит. Ведь у каждой начальницы всегда есть пара давних подружек или не пристроенных родственников, которых грех не усадить на «теплое» местечко.
И зачем ей, Маше, вся эта морока? Надо же, только вчера она сокрушалась по поводу адекватного руководства для их отдела. И вот тебе раз, теперь она, пусть не номинальный, но фактический руководитель и есть. Флаг ей в руки. А Зинаида её теперь вместе с какашками съест. И всячески будет вставлять палки в колеса – это уж как пить дать. Маша аж поежилась в ожидании сиятельного гнева Зинаиды Викторовны. Но увидеть её реакцию Маше не пришлось.
Любой закрытый коллектив легковоспламеним для сплетен. Вслед за сногсшибательной новостью о её повышении, разлетевшейся по заведению быстрее, чем Маша вернулась в кабинет, пришла новость о смерти Коноваловой Зинаиды Викторовны.
«Допилась,» – вынесли единодушный вердикт во всех без исключения отделах. Нашел её водитель любящего сына, обеспокоенного долгим игнорированием мамой его телефонных звонков. Учитывая мамины пристрастия, это было чревато. Так и случилось.
Маша была назначена и.о. начальника отдела, получила прибавку к зарплате и, в качестве неожиданного бонуса, подобострастное «Мария Александровна» из уст технички Татьяны вместо фамильярного «здравствуйте, Машенька». Социальный статус рос как на дрожжах.
***
К пятнице дружно проклинаемый горожанами снег завалил город по самые уши. Грязные сугробы в рост человека высились по обочинам дорог, и машины ползли между ними, словно в тоннеле. Пешеходам приходилось сложнее. Обессиленные дворники прорубали для них на тротуарах тропинки шириной с лопату, на которых с большим трудом могли разминуться двое. Не выдержав тяжести, рушились крыши ангаров и теплиц, складывались, как карточные домики, остановочные павильоны и разноцветные козырьки магазинов.
Но как бы там ни было, сумасшедшая рабочая неделя кончилась. И Маша, забрав в пятницу вечером Лизу из детского сада, наконец, расслабилась, словно добралась до финиша изнурительного марафона.
«Лизун, ты чего такая хмурая? Если хочешь, можем погулять немного,» – предложила она дочери.
«Не хочу,» – упрямо помотала головой Лиза. – «Надоел этот снег.»
«Неужели? Ты же его хотела.»
«Я хотела немножко. А его стало слишком много. Теперь даже на площадку выйти нельзя, потому что мы в нем утонем, как сказала воспитательница,» – раздосадовано вываливала свою обиду дочь.
«Боюсь, с этим ничего не поделаешь. Придется ждать, пока он кончится,» – миролюбиво заметила Маша.
«Не хочу ждать. Пусть кончится сейчас,» – совсем раскапризничалась Лиза, топнув ногой и надув губы.
Вы когда-нибудь пробовали одевать капризничающего детсадовца? Попробуйте натянуть тесные колготки на его пухлые, как сосиски, безвольно болтающиеся ножки и теплые шерстяные носочки на лапки. Уговорите его надеть через голову свитер «с горлом», который, по его мнению, «кусает», «щиплет» и душит. Уже обливаясь потом не забудьте разыскать на детсадовской батарее варежки на длинной резинке и всунуть их в рукава куртки. Потом упакуйте ребенка в непромокаемый комбинезон и, мысленно проклиная на совесть работающее отопление и застегните молнии на сапожках. Всуньте своего капризулю в пуховик, застегните многочисленные молнии и кнопки. Ах да, и шапку не забудьте! Потом схватите свое пальто и скорее волоките на улицу полностью убряхтанное сокровище, потому что Вы уже промокли насквозь. И как бы Вы не старались, уложиться быстрее, чем в четверть часа не получится. И это если Вы не забыли забрать в стирку одежду, которую ребенок носил в группе, игрушки, которые он за неделю натащил из дома (а в выходные он без них не обойдется, даже не мечтайте) или сдать бдительной воспитательнице деньги на очередные нужды. Если забыли – бегом назад. И ребенка тащить придется, ведь не оставишь одного на улице.
Спустя четверть часа, подталкивая в спину сердитую дочь, взмокшая Маша вывалилась из детского сада, на ходу надевая шапку. Уже совершенно стемнело. На пронзительно-черном высоком небе ярко горели звезды. У крыльца детского сада рядком стояли санки всех моделей. На ступенях сиротливо валялся веник, коим родителям и детям надлежало обметать заснеженные сапоги, о чем их грозно предупреждало объявление на двери. Еще одно объявление грозило всеми карами небесными тем, кто войдет в помещение детского сада без бахил.
Снега не было. За четверть часа, проведенные Машей за упаковкой Лизы в зимнее облачение, мир изменился до неузнаваемости. Как это могло произойти так быстро? Ведь не только опостылевший снегопад прекратился, но даже низкие серые облака с казавшимися неиссякаемыми запасами снега исчезли бесследно. Просто чудеса какие-то! Лиза мигом повеселела. Её желание сбылось, как по мановению волшебной палочки.
***
Еще с работы, уединившись в туалете, Маша вызвонила в гости на вечер свою единственную закадычную подружку Наташку.
«Ну ты, мать, даешь!» – впечатлилась та, разглядывая лиловый Машин бок. – «Перелома ребер точно нет?»
«Да кто ж его знает? Я на всякий случай троксевазином мазала и обезболивающее три дня пила. Сегодня уже ничего, терпимо. Жить можно. Сейчас еще анестезии глотнем и вообще красота будет,» – ответила Маша, опуская футболку.
Как всякий нормальный русский человек, к врачам Маша обращалась лишь в самом крайнем случае, когда жареный петух клевал в одно место. Самолечение было вещью обыденной, привычной, с детства знакомой. Если Маша сама не знала, как лечить ту или иную приключившуюся болячку, то в ход шла тяжелая артиллерия: интернет и опрос знакомых. И только в случае неудачи, тяжело вздохнув, она смирялась с необходимостью добывать талончик к врачу. Поскольку дело это было небыстрое и чрезвычайно нервное, то болезнь зачастую успевала пройти сама, избавив Машу от необходимости участия в Куликовской битве за заветный талон.
Чтобы отметить неожиданный карьерный рост, Маша разорилась на полуторалитровую бутылку мартини и наморозила кучу льда. Вечер обещал быть приятным. Лиза, получившая в подарок от тети Наташи неизменное шоколадное яйцо, уткнулась в мультики. А подружки в четыре руки дорезали салаты и накрывали на стол. Наташка ориентировалась в нехитром Машином хозяйстве, как у себя дома. Здесь все было такое маленькое, уютное, компактное: три крохотные пузатенькие голубые кастрюльки, миниатюрный чайник на две кружки, салатники размером с кошачью миску, даже мусорное ведро, словно найденное в песочнице. Не то что у неё дома. Когда у тебя на шее три мужика 42-х, 14-ти и 12-ти лет, то супы варятся пятилитровыми кастрюлями, картошки жарится по полведра, а салаты режутся тазиками. А за продуктами для этой прожорливой компании впору было ходить с огромным туристическим рюкзаком. Два растущих организма и один в самом расцвете сил каждый день потребляли столько еды, словно запасались на время зимней спячки, как медведи.
Производство съестного у Наташки было поставлено на поток, будто хорошо отлаженный конвейер. Через день мужу вручался обстоятельный и подробный список покупок, который он должен был отоварить, заехав после работы в крупный супермаркет. На нем же лежала доставка по выходным с дачи картошки, моркошки, банок с солеными огурцами и иже с ними. На себя Наташка брала покупку хлеба, каких-нибудь вкусняшек к чаю и прочей мелочевки. Она не верблюд, в конце концов. Это было справедливо. Ведь относительно готовки у её мужиков руки росли не из того места, и на эту амбразуру ей приходилось падать самой.
Периодически из чувства протеста Наташка оставляла своим мужикам на вечер две пачки пельменей и уходила в загул. Загуливала она чаще всего у Маши, жалуясь на своих балбесов, способных сожрать все, что не прибито.
«И вот ведь подлецы какие, ни жиринки, ни складочки. И куда у них только все девается? Порода такая – мосластая, жилистая. А у меня каждый съеденный кусок тут же на бедрах выпирает. Уже до 54-го размера доросла» – доверительно сообщила Наташка. – «Ни в одни штаны опять не влезаю. Ну почему все вкусное – вредно, а полезное – не вкусно?»
Вопрос был риторическим, а тема для разговора – старая, хорошо обсосанная, как куриная косточка из супа, но всегда животрепещущая.
«Ну не могу я ничего не сожрать, пока по полдня на кухне верчусь. Силы воли не хватает. Вот мужественно пройти, а лучше побыстрее пробежать, в магазине мимо колбасы могу. А если дома все хомячат бутерброды с докторской – то не могу, хоть ты тресни. Везет же тебе,» – завистливо оглядела она Машину фигуру, балансирующую на грани между 46-м и 48-м размером.
«Да уж, нашла тростиночку,» – фыркнула Маша.
«Зря смеешься,» – заявила Наташка. – «Вся приличная одежда заканчивается 50-м размером. Дальше только балахоны и «тунички», как выражаюся продавцы на рынке. Ничего приличного не найдешь. Вот дорастешь до меня и узнаешь.»
Только такому неунывающему человеку, как Наташа, впору было тянуть свое прожорливое семейство. Вроде и зарабатывали они с мужем неплохо: муж – майор милиции, Наташка – бухгалтер-многостаночник для нескольких разных фирмочек. Но лишних денег не было никогда. Одежда, а особенно обувь, на двух подрастающих мальчишках просто горела, спортшколы требовали постоянных расходов для поездок на соревнования и летние лагеря, машина ездила на четном нецензурном слове и, конечно, еда, еда и еще раз еда.
Знакомы они были уже сто лет, с первого курса института. Наташка – пробивная, деловая, в хорошем смысле слова оборотистая в их тандеме была неутомимым вечным двигателем. Да и соображала всегда быстрее. Маша же всегда была ведомой – мягкой, неторопливой, тормозящей бешеные подружкины порывы. Машину отчужденность и боязнь сходиться с людьми Наташка преодолела легко, словно Усейн Болт стометровку. Просто смахнула в сторону, как шелуху от семечек, и влезла в душу.
Наташка выскочила замуж сразу после института, родила друг за дружкой двух мальчишек и, покончив с этим хлопотным делом, потащила на себе воз семейной жизни. Сегодня она, как и Маша, прибежала прямо с работы и была голодной, точно собака. Поэтому обе немедленно прибалдели от разлившегося в желудке мартини, а в голове легкой одурманенности.
«Ну, рассказывай,» – повелела Наташка, быстренько накидав в голодный желудок всего и побольше, и залив это месиво вторым бокалом мартини, словно салат майонезом.
«Да особо и нечего рассказывать. Случайно толкнули в толпе, и я вывалилась прямо под колеса. Хорошо, что скорость у машины была черепашья, а то … Даже представить страшно.»
«А случайно ли? Так удачно толкнули? И ты не видела кто?»
«Ой, Наташ, да кому я нужна, специально меня толкать? Я не зажившаяся сверх меры любимая тетушка-миллионерша. После моей смерти наследства не ожидается. Кстати, о наследстве. Со мной тут еще одна дурацкая история приключилась.»
Пока Наташа, удивленно приподняв брови вчитывалась в материну писанину, Маша успела покормить ужином Лизу. Подруга оторвалась от тетрадки лишь однажды. «Прах,» – недоверчиво уточнила она, глядя поверх очков.
«Ага,» – кивнула Маша, достав из кухонного шкафчика и продемонстрировав пластиковый контейнер со скорбным содержимым.
«Почему в контейнере?» – изумилась Наташка.
«Да Лизун расшалилась и грохнула урну. Пересыпала, куда пришлось.»
«А это точно прах? Может земля или там деревяшки жженые?» – деловито разглядывала она содержимое контейнера, брезгливо сморщив нос.
«Ты думаешь я много прахов видела? Понятия не имею, на что они похожи.»
Наташка снова углубилась в путаное материно письмо, удовлетворившись этим объяснением.
«Ну что же,» – резюмировала она после прочтения. – «Как говорится, если в Вашем шкафу нет скелета, то, возможно, это не Ваш шкаф. Полный бред. Сколько ты её не видела?» На правах ближайшей и единственной подружки Наташа была в курсе всех перипетий Машиной жизни.
«Восемнадцать лет.»
«За это время многое могло произойти. Может она совсем сбрендила?»
Маша пожала плечами. Догадка не была лишена оснований.
«Деньги в банк отнесла?»
«Отнесла,» – послушно кивнула Маша.
«С паршивой овцы хоть шерсти клок,» – констатировала подружка. – «Ремонт сделаешь.» Её ценные указания неизменно отличались практичностью. Драгоценности из коробки Наташа рассматривала с особым тщанием, напялив на нос очки, которые одевала только для работы на компьютере и чтения.
«Черт его знает. Вроде похожи на настоящие, старинные.»
«Много ты их видела настоящих, старинных эксперт хренов?» – хихикнула Маша, раскидывая лед по бокалам. Она уже достигла той чудной степени опьянения, когда мир вокруг становится приятным, люди дружелюбными, неприятности мелкими и незначительными, а самые глупые шутки вызывают гомерический хохот.
«Прикинь, если бы все это было правдой? Я могла бы чего-нибудь наколдовать: Бреда Питта в постели или квартирку побольше.»
«Лучше липосакцию,» – постановила Наташка. – «Что это за ноу-хау – колдовство с помощью праха? Волшебная палочка – это я понимаю, или колдовское зелье, или что там еще бывает? А пеплом что можно сделать? Только голову посыпать.»
Закуска к тому времени почти кончилась, полуторалитровая бутылка иссякла, Лиза уже пару раз заглядывала на кухню, хмуро сообщая, что их громкое ржание заглушает мультики. Но подруги, клятвенно обещая Лизе больше не ржать, веселились вовсю.
«Удивительно, что Ваша подъездная злыдня еще не звонит в дверь,» – притворно посокрушалась Наташка, имея в виду Галину Степановну.
«Ой, Нат, с ней ведь тоже странная история приключилась.»
«Еще одна? Не слишком ли много странных историй за последнюю неделю?»
Галина Степановна, к слову, до сих пор пребывала в больнице. За время её отсутствия собачники совсем распоясались, выгуливая питомцев где попало, включая детскую площадку, автомобилисты плотненько, нос к носу, утыкали своими машинами все и без того узкие тротуары, потеснив даже сугробы, мусоровозы по утрам не могли подобраться к переполненным контейнерам и оглашали окрестности обиженным ревом, дети тащили в подъезд на сапогах кучи снега, превращающиеся в грязные потеки на лестницах, подростки курили и гоготали во весь голос, детские коляски безнаказанно загромождали и так тесные лестничные площадки. И даже домофон, поддавшись всеобщей разнузданности, решил сломаться именно сейчас.
«А где твоя наглая рыжая морда? Что-то сегодня носа не кажет?» – вспомнила о коте Наташка. Отношения у них были напряженные. И это притом, что кошек Наталья любила не меньше, чем своих мальчишек, затискивая и заласкивая каждую попавшую ей в руки особь. Маша ничуть не удивилась бы, обнаружив подружку лет через тридцать сумасшедшей старушкой, окруженной двадцатью кошками. А вот с Василием отношения у нее не сложились. Слишком своенравный, свободолюбивый и эгоистичный он, наверное, пребывал в состоянии шока, когда при первом знакомстве Наташка помяла его, как диванную подушку. После пресеченной на корню попытки удрать и спрятаться, кот, утробно урча, запустил когтистые лапы в Наташкину шевелюру. Тогда, сглаживая впечатление от неудачного знакомства, Маша извела пузырек йода и три бутылки вина. С тех пор рыжий обходил подругу стороной. Едва учуяв аромат её в прямом смысле сногсшибательных духов, кот ховался в какой-нибудь укромный уголок.
«Представляешь, я все время забывала купить ему корм на этой неделе. Так теперь Лиза, в качестве компенсации, закармливает его от пуза. Вон, смотри, из миски вываливается. У кота хроническое обжорство. Он лежит на диване кверху брюхом и тяжело вздыхает.»
«Ладно, подруга, будь бдительна и не позволяй никому толкать себя в спину,» – напутствовала Наташка Машу, вываливаясь из квартиры после звонка о прибытии такси.
***
Ничто не оживляет жизнь так, как развод. Наконец-то узнаешь всю подноготную о мужчине, с которым прожила, возможно, большую сознательной часть жизни. Неожиданно оказывается, что и готовите то Вы так себе, хоть и пожирал он всегда все до крошки, мучаясь неимоверно. И неряха Вы страшная, вечно чистых носков в ящике не найдешь, хотя грязные по всему дому валяются. И дети у Вас шумные, да горластые. Не соснешь на диване после работы, заправившись пивом. И вообще. Романтики в жизни не хватает, чтоб смотрела на него с былым восторгом и ахала на закат.
Но если бывшие мужья в поисках более вкусных котлет покидают нас радостно и на всех парусах, то избавиться от ставших неактуальными родственников бывает значительно сложнее. Вот и Машина свекровь однажды завоеванный плацдарм без боя сдавать не собиралась, всячески пытаясь наследить в Машиной жизни, словно кошка, ревностно метящая территорию. И звонила она, как всегда, некстати.
«Мария,» – требовательно вопросила телефонная трубка.
«Доброе утро, Тамара Ивановна,» – обреченно выдавила Маша.
«Утро? Уже половина одиннадцатого, к твоему сведению. Вы что, до сих пор спите?» – притворно удивилась свекровь.
Конечно спим. У нас выходной. В кои то веки можно выспаться. К тому же я вчера выпила полбутылки мартини, и похмелье еще не миновало, и рот сушит страшно. Мне даже приснилось, что я пью воду из-под крана, чего в реальной жизни никогда не делаю. Но вслух сказала только: «Что Вы, Тамара Ивановна. Просто приболела немного. Ничего страшного, за выходные оклемаюсь.»
«Мария! Скоро Новый год,» – торжественно сообщила свекровь. Маша едва не застонала вслух. Это была её персональная, ежегодная «египетская» казнь – встреча Нового года в доме свекрови. Словно старая опытная паучиха Тамара Ивановна заранее начинала плести паутину, чтобы ни одна, даже самая отчаянная и изобретательная мушка, не смогла от нее ускользнуть. Новогоднее разгульное свинство было для апофеозом ее всевластия над членами семьи, точно пчеломатки над ульем.
Лишь однажды Маше удалось ускользнуть из этой ловушки. И её заслуги в этом не было никакой. Просто заболела Лиза. Заболела нехорошо: с сухим лающим кашлем, температурой и слабостью. Но единственный раз в жизни в самый что ни на есть удачный момент – утром 31-го декабря. Маша скорбным голосом сообщила, что они с Лизой прийти не смогут, по недовольному молчанию свекрови предполагая, что ещё отольются кошке мышкины слезки. Было это в прошлом году. Тогда же Маша твердо решила, что больше никогда и ни за что не испортит себе праздник визитом к свекрови. Правда в этом году убедительную отмазку Маша еще не придумала, ведь до Нового года оставалось три недели. Свекровь сыграла на опережение и обхитрила её, как ребенка.
«Да, Тамара Ивановна,» – ничего не оставалось, как покорно согласиться Маше, в то же время лихорадочно соображая, как бы избежать постылой обязанности. Но быстро соображать – это не по её части. Наташку бы сюда. Она бы с Тамарой Ивановной расправилась в два счета, точно селедку разделала.
«Так вот, Мария. Приезжай часикам к шести. Работы будет невпроворот, поможешь готовить. А Паша с Лизанькой посидит. Ведь на день рождения они так и не пообщались,» – сурово укорила Машу свекровь, будто это случилось по её вине. Оправдываться было бесполезно, только нервы себе мотать.
«И салатик свой с рыбой заранее сделай и привези,» – ободренная Машиной покорностью свекровь развернула наступление по всем фронтам, и противостоять ей Маше не хватало духу.
Настроение было испорчено безнадежно. Положив трубку, Маша жадно выпила две кружки воды и присела на кухне. Кошачья миска снова была завалена кормом. Вчерашний, он уже потерял товарный вид и ощутимо пованивал. Маша по опыту знала, что есть эту гадость рыжий уже ни за что не будет. Она как раз помыла миску, когда на кухню пришлепала босыми ногами Лиза.
«Лизун, не наваливай коту еды выше крыши. Одного пакетика достаточно,» – обратилась к ней Маша.
«Я не наваливала.»
«Лиза, я серьезно.»
«Мам, я не наваливала. Я вообще его не кормила.»
«Ну а кто тогда?» – ни на секунду не поверила ей Маша. – «Точно не я.»
Лиза флегматично пожала плечами, вытащила из холодильника большой клубничный йогурт, из ящика стола ложку и ушлепала обратно в комнату.
Спорить с дочерью и доказывать свою правоту у Маши не было ни сил, ни здоровья. Хотелось завернуться в одеяло и бездумно поваляться на диване. Почистив зубы, Маша завернула на кухню выпить еще воды. Кошачья миска была полна, корм лежал горкой, так и норовя осыпаться на пол за пределы миски. Кот методично подбирал то, что упало, плотоядно урча.
«Лиза,» – взвилась Маша. – «Ну ведь только поговорили с тобой. Зачем ты ему опять столько положила?»
«Это не я,» – возмутилась дочь.
«Лиза, что за дурацкие розыгрыши? Разумеется, ты.»
«Не я,» – шумно обиделась дочь.
Взаимно недовольные друг другом, разошлись по разным углам, точно драчливые хомяки: Маша залезла под одеяло подремать, Лиза с очередным йогуртом уселась перед телевизором. Дочь так яростно отстаивала свою непричастность, что Маша не знала, что и думать. Не сам же кот себе миску наполняет. Еще одна странная история в копилку.
***
Под новогодний корпоратив стат. управления был снят банкетный зал в кафе поблизости. Корпоративы Маша терпеть не могла. Обычно она ссылалась на то, что больше некому забрать дочь из детского сада, и, пользуясь этой отмазкой, благополучно избегала всех нерабочих винопитных мероприятий, как-то: дни рождения, празднование 8 марта и иже с ними. Но теперь, в должности и.о. начальника отдела, соскочить было невозможно. Положение обязывало. Пришлось звонить Паше и долго и нудно договариваться о том, чтобы он провел вечер с дочерью.
Никакой необходимости в подобных мероприятиях Маша не видела, полагая, что с коллегами нужно поддерживать хорошие рабочие отношения, но не более того. А пить надо с друзьями или с родственниками, если те не похожи на стаю пираний. Но спорить с системой – все равно, что писать против ветра. Поэтому Маша поддалась всеобщему предпраздничному ажиотажу: купила новое платье, сделала маникюр и достала из шкафа туфли на высоком каблуке, надеваемые лишь в редких торжественных случаях, в связи с полной непригодностью к повседневной носке.
Банкетные залы располагались на втором этаже кафе и выглядели по-деревенски дорого-богато: лепнина на потолке, тяжелые драпировки портьер с золотыми шнурами, поставленные буквой «П» столы и место для танцев около двери. Рассаживаться предполагалось где попало, чтобы сотрудницы разных отделов перемешались. Директриса восседала во главе стола, обводя подопечных оценивающим взглядом. Поэтому официально-протокольная часть мероприятия получилась скучной, как ей и полагается. Зажатые сослуживицы чокались бокалами с шампанским в полной тишине и с такими серьезными лицами, будто готовились к отчету по исполнению бюждета Российской Федерации по меньшей мере. Однако, с каждым бокалом скованность исчезала, тут и там периодически стали раздаваться смешки, сначала робкие, которые напряженная атмосфера душила в зародыше, потом все более громкие и открытые. Чинно пилившие ножиками листики салата дамы навалились на более основательную закуску и серьезные напитки. Директриса – мудрая женщина, помаячив на мероприятии еще часок, незаметно удалилась, не мешая подчиненным получать удовольствие от жизни. В зале стало шумно, душно, бестолково – весело.
