Дикий Носок
Расходный материал
Маша перебрала. Удивительное дело, вроде вообще сюда идти не хотела, а все равно прихорошилась, пришла, пила вино, хохотала с соседками. Когда в зале началось песнопение – неизбежное при достижении определенной степени опьянения, Маша решила переждать его, прогулявшись до туалетной комнаты, а может быть, и охладиться на улице. Самодеятельность она не любила, особенно пьяную и разудалую.
«А я набралась,» – с удивлением заметила Маша, поднявшись со стула. Только его спинка и позволяла ей твердо стоять на ногах. Маша покачивалась на предательских шпильках, будто на волнах. Найдя глазами дверь, она посеменила в ту сторону, не сводя с нее глаз и опасаясь, что если не будет видеть перед собой цель, то и не дойдет до нее. Приободренная успешным преодолением первого участка пути, Маша добралась до лестницы и крепко схватилась за поручень. Главное – не торопиться, потихоньку – полегоньку.
«Снять что-ли эти дурацкие туфли?» – мелькнула умная мысль и тут же увяла, подавленная своей несолидностью. – «Негоже почти начальнику отдела босиком по лестницам шлепать.» Маша ступила одной ногой на первую ступеньку и аккурат в тот момент, когда подняла вторую, почувствовала резкий толчок в спину. Короткий, сильный, неожиданный, последовавший в самый неустойчивый миг, он столкнул Машу со ступеньки, словно кий бильярдный шар. Шпильки поехали, точно по льду, соскочили с ног, взмыли в воздух и, описав причудливую траекторию, упали позади Маши у входа в банкетный зал. Парадоксально, но если бы она не была так пьяна и не держалась вследствии этого крепко за поручень, то последствия были бы намного печальней. Поначалу Маша полетела грудью вперед, потом вильнула в сторону и впечаталась лицом в перила. Зубы клацнули, пребольно прикусив язык. Рот вмиг наполнился кровью. Рука, сжимавшая перила, разжалась, и Маша на боку съехала на несколько ступеней вниз. Да и замерла, ошеломленная случившимся. Платье неприлично задралось, по тонким колготкам зазмеились стрелки.
Наверху истошно закудахтали. Десятки ног затопали вниз по лестнице, в считанные минуты заполнив все свободное пространство. Машу усадили, одернули платье, принесли воды и анальгина, наперебой спрашивая, что сломано и где болит.
Что может быть лучше для завершения подобного мероприятия, чем скандальное происшествие? Лучше всего, конечно, драка: нелепая и даже местами поначалу забавная и остервенело разошедшаяся, с кровной обидой на всю оставшуюся жизнь в конце. Но и пьяное падение с лестницы тоже ничего. Сойдет. Теперь об этом корпоративе всегда будут вспоминать как о том, где Лаврова напилась и навернулась с лестницы. Слава Богу, цела осталась. А ведь с виду приличная женщина. Не везет этому отделу с начальниками, опять им пьянчужка досталась. Бывает же такое.
От вызова скорой помощи Маша решительно отказалась. Вытирая струйку крови, льющуюся изо рта, услужливо подсунутым кем-то носовым платком, она сунула под мышку подобранные доброхотами туфли, даже не помышляя снова их напялить, и проследовала в туалетную комнату. Да уж, хороша Маша! Ничего не скажешь. На скуле наливался основательный синяк, на подбородке горела ссадина, язык распух и еле помещался во рту, пострадавший в столкновении с маршруткой пару недель назад бок снова саднил. Ну и по мелочи: размазанный макияж, разорванные колготки и упавшая до нуля самооценка. Любопытствующие товарки ни на минуту не оставляли Машу одну, охая и причитая. Разговоров теперь хватит на весь следующий год. Только усевшись в вызванное кем-то такси, за что Маша была весьма благодарна, она смогла остаться наедине с своими мыслями.
Её толкнули с лестницы. Специально толкнули. В этом сомнений не было никаких. А значит и тогда, на остановке, её тоже могли толкнуть под машину умышленно. Да что же это такое происходит? Кому нужно было её толкать? Кто-то хочет её убить? Вот её – Машу – разведенную женщину с ребенком, 36-ти лет от роду, живущую на одну заплату и алименты в малюсенькой однушке?
Водитель такси Машин диковатый взгляд истолковал по-своему:
«Дамочка, если блевать надумаете, то предупредите заранее. Лады?»
«А да, конечно. Я не собираюсь, честно,» – откликнулась пассажирка.
«Хорошо, коли так,» – удовлетворенно кивнул водитель.
«Вас не избили, часом?» – разглядывая Машу в зеркало заднего вида, некоторое время спустя спросил он. – «Или, может, Вы кого?»
«Что за чушь?» – возмутилась Маша. – «Никого я не била. Это меня, кажется, убить хотели.»
«Да ну,» – хохотнул водитель. – «Любите Вы, однако, попадать в истории. Галина, как её там по батюшке не помню, зловредная бабка – оклемалась?»
Маша изумленно вытаращила глаза на чересчур осведомленного водилу.
«Это ведь Вы тогда были с ней в подъезде? С девочкой? Скорую никак не могли вызвать?» -уточнил мужик.
«Да. Ой, а это Вы,» – опознала, наконец, мужика Маша.
«Я,» – покладисто согласился тот.
«Галина Степановна поправилась. Уже на посту. Бдит,» – отчиталась Маша, разглядывая водителя. Тогда она и не рассмотрела его как следует, да и не пыталась, не до того было. Кроме большой спортивной сумки, низко надвинутой на глаза шапочки и спокойного голоса ничего толком и не помнила. Крепыш лет сорока, круглоголовый, волосы на лысеющей голове подстрижены очень коротко, толстая накачанная шея. Поймав её оценивающий взгляд, усмехнулся. Маша смутилась.
«А Вы в нашем подъезде живете?» – спросила она, скрывая неловкость. Как и большинство городских жителей, соседей своих Маша знала плохо, хотя и прожила в этом доме восемь лет. Не считая особо примелькавшихся персонажей типа незабвенной Галины Степановны и мам Лизиных подружек, остальные соседи оставались незнакомцами.
«Нет. Бывшая жена с сыном. Я иногда захожу в гости,» – снисходительно отчитался водитель. Разговор начинал походить на допрос. К счастью, машина уже ползла вдоль Машиного дома, так что забуксовавшую беседу продолжать не пришлось. Маша расплатилась, зашла домой, закрылась на все замки и пошла в ванную комнату, на ходу снимая новое платье. Так и есть, только что принявший нормальный цвет бок снова наливался багровым.
***
Все последние рабочие предновогодние дни Маша чувствовала себя звездой. Приятного было мало. Все статистические дамы: от технички до начальницы сочли своим долгом осведомиться о её самочувствии и тяжести похмелья на следующее утро после происшествия, украдкой хихикали, провожая её взглядом, и делились подробностями: «Целую бутылку коньяка? Да что Вы говорите!» Уровень популярности зашкаливал: то ли поп-звезда, сверзившаяся со сцены во время концерта, то ли ведущая новостей, пукнувшая во время прямого эфира.
Ощущая себя загнанным зверем, Маша старалась мышкой проскользнуть утром в кабинет и не высовывать из него носа целый день. Она с нетерпением ждала длинных новогодних выходных, надеясь, что за это время история подзабудется и шум вокруг неё уляжется. По лестницам Маша теперь ходила чрезвычайно аккуратно, крепко уцепившись за перила и предварительно оглядевшись. На улице и вовсе крутила головой непрестанно, замедляя ход и пропуская вперед подозрительных мужчин, на остановках не забивалась в гущу толпы и держалась подальше от проезжей части. Нервы были на пределе. Маша так устала от постоянного напряжения, что даже бояться сил уже не было.
Вечером 30-го декабря – в последний рабочий день года, выполнив после работы обязательную программу (детский сад, магазин, прогулка во дворе), Маша до дома совершенно выдохшаяся и, побросав неразобранные пакеты с покупками, упала в кресло. Так дальше продолжаться не может. Невозможно жить, зная, что над твоей головой постоянно занесен дамоклов меч. Нужно что-то делать. Обратиться в полицию? Смешно. Её там поднимут на смех и слушать не станут. «Вам показалось, что Вас столкнули с лестницы? На корпоративе? А сколько, Вы говорите, тогда выпили?» На этом занавес. Нанять частного детектива? А разве они существуют в реальности? Может быть, где-нибудь в Москве и существуют, а может и вовсе только в книгах. А что тогда остается? «Самой мозгами пошевелить, вот что,» – определилась Маша. – «И Наташку напрячь.»
Позвать Наташку сегодня, да и завтра тоже не представлялось возможным, а вот послезавтра она с великой радостью прибежит сама, устав от праздничной кухонной вахты и своих оглоедов.
Первой жертвой Машиной решительности пала свекровь. Безмерно дивясь своей храбрости, Маша набрала ее номер, не терпящим возражения тоном заявила, что они с Лизой завтра прийти не смогут и отключила телефон. Вот так. Одной проблемой, тянувшей ее за душу последние недели, стало меньше.
Сохранить свой решительно-бесшабашный настрой Маше удалось и на следующее праздничное утро, когда ни свет, ни заря заявился встревоженный Паша. Свекровь вполне предсказуемо требовала вернуть заблудших овец в стойло. Вот только на сына эту миссию она возложила напрасно. У Паши против Маши кишка была тонка.
«Маш, а че, Лиза заболела?» – начал он с единственной причины, хоть как-то оправдывавшей Машин демарш.
«Нет. Вполне здорова, спасибо, что спросил,» – съехидничала бывшая жена.
«А че тогда?» – не понял иронии Паша. – «Ты это, собирайся давай. Мать велела Вас с Лизой с самого утра привезти. Побудете пока у нас. Готовить поможете, то да се. А то мне еще в гараж за картошкой заехать надо, а потом за сеструхой на другой конец города пилить.»
«Паша, мы с Лизой встречаем Новый год у себя дома,» – торжественно, тщательно выговаривая каждое слово, чтобы оно отпечаталось в мозгу недалекого бывшего мужа, произнесла Маша.
«Это как?» – совершенно искренне, по-детски изумился Паша. – «Просто так, что-ли?»
«Просто так,» – отчаянно подтвердила Маша. – «Не хотим никуда идти и не пойдем. Маме передай поздравления и наилучшие пожелания и тебе, кстати, того же. Пусть тебе, милый, под материным каблуком уютно и удобно, но мне тесновато. Дышать нечем, Паша.»
«Да ты че, обалдела?» – судя по ошарашенному тону, до него, наконец, дошла суть происходящего.
«Как я ей скажу? Да ведь она … Блин. Маш, ну не дури, поехали. Что тебе стоит? Поехали, а?» – канючил Паша, делая последнюю робкую попытку уговорить непреклонную Машу. Сейчас бывший муж напоминал маленького нашкодившего мальчика в ожидании неминуемой трепки. Маше было и смешно, и грустно, и жалко этого дурака одновременно.
«Свалил бы ты от неё, Паша. Ты же неплохо зарабатываешь. Сними квартиру и живи в свое удовольствие. Один,» – расщедрилась она на совет, показавшийся Паше настолько крамольным, что он воззрился на жену, точно на белого медведя в балетной пачке. Да, из сыновей авторитарных матерей редко вырастают самостоятельные, уверенные в себе мужчины. Либо трусливые поросячьи хвостики, либо мелкие злобные хорьки. Третьего, наверное, не дано.
«Короче,» – подвела итог бодрящей утренней беседе Маша. – «Никуда мы не поедем. Новый год встречаем с Лизой дома. Вдвоем. Точка. Тамаре Ивановна всего наилучшего.»
«Ну, Машка,» – пробормотал Паша, не солоно хлебавши вываливаясь из подъезда.
Маша же, закрывая дверь, хихикнула: «Два : ноль в мою пользу. А ведь с дражайшей свекрови станется и самой приехать, чтобы прижать меня к ногтю. Хочу я с ней скандалить? Нет, не хочу. Особенно сегодня.»
Разыскивая потерявшийся тапочек, ставя чайник и кормя вьющегося вокруг нее кота, Маша, наконец, придумала. Чтобы сохранить хорошее настроение, надо просто сбежать из дома. А не съездить ли им с Лизой в парк на каток? Благо, погода хорошая, легкий морозец и метели нет. Решено. Собравшись за рекордные полчаса, они выскочили из квартиры с дочкиными коньками в пакете. Про удобную специальную сумку для них Маша как-то не подумала. Непременно нужно купить такую для Лизы, а себе – коньки. Будем каждые выходные на каток ездить.
Сверху по лестнице спускался Дед Мороз. Наверное, поздравлял кого-то из детей. Дед был невысокий и даже несколько кургузенький, но с солидным, положенным ему по статусу животом. А уж бороды и усов у него на лице было столько, что белоснежные кудряшки закрывали его почти полностью, только глаза и сверкали. За плечами у него болтался худой красный мешок. Похоже, все запланированные подарки Дед уже раздал. Увидев на площадке внизу Машу, то на мгновение запнулся на ступенях, а потом решительно шагнул вниз.
«Здравствуй, Дедушка Мороз!» – радостно выпалила заученный в детском саду слоган вынырнувшая из-под руки Лиза. Хамоватый Дед не ответил, снова запнулся на ровном месте, но потом шустро двинулся вниз по лестнице, подбирая чересчур длинные, явно сильно мешающие ему передвигаться полы красной, отделанной белым мехом, шубы. Даже, скорее, побежал. Маша с недоумением воззрилась на него. Манера передвижения странного Деда никак не вязалась с занимаемой должностью и комплекцией. Маше почему-то стало тревожно, она непроизвольно прижала к себе Машу.
В эту минуту входная дверь оглушительно хлопнула, и подъезд наполнился лаем. И не только собачьим – тонким и отчаянием, но и ядовито-менторским Галины Степановны.
«Эта тварь – бешеная,» – безапелляционно заявляла она, тыча пальцем в мохнатый рыжий шарик породы шпиц, который хозяйка держала на руках. Иначе Галина Степановна, пожалуй, могла бы собачку просто затоптать.
«Она должна быть в наморднике. Сколько раз Вам говорить?» – брызгала слюной соседка.
«Здравствуйте,» – любезно оскалила она зубы в сторону Маши и Лизы, отвлекшись на секунду от скандала, в ответ на их вежливое приветствие. – «На коньках идете кататься? Очень хорошо.»
Намеченная жертва – владелица собаки, пользуясь минутной передышкой, ускользнула вверх по лестнице, не без труда разминувшись с Дедом Морозом. Тот, низко наклоня голову, скатился вниз по лестнице, толкнул дверь на улицу и был таков. Галина Степановна проводила его заинтересованным взглядом, забыв о проштрафившейся собаковладелице и задумчиво хмыкнула. Не дожидаясь её комментариев, Маша с Лизой тоже покинули подъезд.
***
Галина Степановна сидела в засаде. Что, что, а это она делать умела. Этот Дед Мороз еще утром показался ей подозрительным. Была в нем какая-то едва уловимая глазу неправильность. Она бы и думать о нем забыла, если бы не встретила второй раз за сегодняшний день. Непонятный Дед явно отирался в подъезде. Прильнув к дверному глазку и затаив дыхание, Галина Степановна наблюдала, как подозрительный Дед на цыпочках спускается на площадку второго этажа и осторожно выглядывает вниз каждый раз, когда хлопала тяжелая дверь внизу. Белобородый явно кого-то поджидал, и точно не для того, чтобы поздравить с праздником.
Как вдова военного – пограничника Галина Степановна оценила его удачную маскировку. Под этим объемным костюмом может прятаться кто угодно: вор-домушник, убийца, похититель, да хоть сам Усама Бен Ладен. Кто обращает внимания на Деда Мороза 31-го декабря? Видят все, а не приглядывается никто. А лица за этой мохнатой искусственной кучерявостью бороды и усов и вовсе было не разглядеть.
Чувствуя азарт, точно терьер перед лисьей норой, позабыв про голод, жажду и не принятые вовремя таблетки от гипертонии, Галина Степановна застыла в неудобной позе перед дверью. В подъезде к вечеру становилось все многолюднее. Народ спешно бежал в магазин докупить забытое, первые гости уже стучались в двери радушных хозяев, дети носились по лестницам, пользуясь тем, что поглощенные готовкой матери махнули на них рукой. А где-то этажом выше уже пели. Галина Степановна выслеживала, боясь упустить тот момент, когда и Дед выследит свою добычу. Вот тогда она его и сцапает. Отвлекшись на секунду, она едва не упустила злоумышленника. Мелькнул лишь красный мешок за спиной Деда, спешащего вниз по лестнице на 1-й этаж.
Сердце ухнуло вниз. Опоздает. Распахнув дверь квартиры и оставив её нараспашку, она рванула к лестнице, по пути едва не роняя домашние темно-синие тапочки. И чуть не сшибла спешно возвращающегося назад Деда. Остолбенели оба.
«Вы!» – нависла грудью с верхней ступеньки Галина Степановна. – «Я все знаю! Кого ты выслеживаешь, морда волосатая?» С этими словами она, пылающая не только праведным гневом к преступнику в ее подъезде, но и жгучим любопытством, дернула вниз пушистую бороду.
«Ах ты! Да ты … !» – изумилась Галина Степановна. Все встало на свои места. Легкая неправильность Деда Мороза нашла свое объяснение. Но разоблачительница больше ничего сказать не успела. Почувствовав знакомое удушье, она схватилась руками за шею. К её великому изумлению, там уже оказались чьи–то руки: здоровые и крепкие, как железные гвозди. Они и сдавливали её шею, пока дух не вылетел вон. Они же подхватили обмякшее и враз потяжелевшее тело под мышки и затащили обратно в квартиру. Следом семенил Дед Мороз, подбирая синие мужские тапочки. Дверь аккуратно закрылась.
***
Так чудесно новогодний день они не проводили никогда. Маша напрасно опасалась, что 31-го декабря каток не будет работать. Работал, и народу было – яблоку негде упасть. Маша не стала брать напрокат коньки для себя и правильно сделала. Она весь день только тем и занималась, что поддерживала непрестанно падающую и отчаянно хохочущую Лизу. Но прогресс был налицо. Через некоторое время Лиза уже могла проехать самостоятельно несколько метров, пару раз оттолкнувшись одеревеневшими ногами. Накатавшись до изнеможения и раскрасневшись неубиваемым румянцем, перекусить зашли в Макдональдс.
Пусть все остальные режут салаты и варят холодцы, они будут кататься на коньках и валяться в снегу. Праздничный ужин? Ерунда. Много ли им двоим надо? Торт есть, фрукты тоже. Вечером нужно всего лишь запечь в духовке давно припасенные рыбные медальоны и наделать нежно любимых Лизой бутербродов с красной икрой. А ночью обязательно выйти на улицу посмотреть фейерверки. И никакой опостылевшей свекрови, пьяных рож и нестройных застольных песен.
Домой возвращались уже ближе к вечеру, когда начало темнеть. Неугомонная Лиза выпросила еще четверть часа покататься на качелях во дворе, а Маша отправилась домой отнести коньки. За Лизу можно было не волноваться, мерное «вжик-вжик» от скрипучих качелей разносилось по всему двору. В подъезде было темновато. Лампочка, спрятанная за антивандальной металлической сеткой, хорошо освещала площадку, но на лестничные марши её сил не хватало.
Донельзя компактный, обшарпанный подъезд, как ему полагается, был расписан местными непризнанными художниками, предпочитавшими всей палитре исключительно черный цвет и потусторонне-философскую тематику рисунков: ухмыляющиеся черепа, длиннозубые монстры, обнаженные женские фигуры с гипертрофированными половыми признаками. Перемежающие рисунки надписи отличались простотой и лаконичностью: «Леха – козел» или «Вика – шлюха». Связано это было с тем, что в отличии от рисунков, сделанных скорее всего краской из баллончиков, надписи приходилось долго и старательно выколупывать в штукатурке гвоздиком.
Подъезд, регулярно окрашиваемый в омерзительно розовый цвет, Галина Степановна считала своей законной вотчиной и стерпеть в нем подобного безобразия решительно не могла. Каждый новый рисунок или надпись она воспринимала, точно личное оскорбление. Но доморощенные Бенкси до сих пор оставались неуловимы, словно кусок мыла, выскользнувший из рук в душе.
Маша вставила ключ в верхний замок и провернула два раза, потом сунула ключ в нижний замок, как обычно, не той стороной, чертыхнулась и стала вынимать его, когда услышала позади себя быстрые шаги, шумный выдох и … «Ух!». Почувствовав удар по голове, немного смягченный шапочкой и натянутым капюшоном, Маша покачнулась, вцепившись в дверную ручку в тщетной попытке устоять на ногах. Она согнулась пополам, ткнувшись лбом в дверь, все вертелось у нее перед глазами: пакет с коньками, стоящий на полу, большая красная тряпка, отброшенная в сторону, отделанная по низу белым мехом, ниспадающая на пол, длинная шуба. За нее Маша и уцепилась, валясь на пол. Заодно увлекла за собой и владельца шубы.
Барахтаясь, словно два медведя, Маша и Дед Мороз оказались на полу. Дед оказался сверху, что было неудивительно, ведь у него перед глазами была только Маша, а у нее – десяток прыгающих красных носов в обрамлении кудрявых искусственных бород и дюжины кружащихся злобных глаз. Сидя на безвольно обмякшей Маше коварный Дед схватил её за голову двумя руками и что было сил ударил об пол. И только оглушительно хлопнувшая где-то наверху дверь удержала его от окончательной расправы над жертвой. Быстрые, тяжелые шаги на лестнице заставили Деда шустро слезть с поверженной Маши, подобрать полы неудобной шубы и ринуться наутек прочь. Перед глазами у неё промелькнули узкие сапоги на невысоком каблучке, хлопнула громоздкая дверь. Маша с облегчением закрыла глаза.
А открыла уже дома, на родном диване. И тут же застонала, прикрыв их снова. Свет резал глаза невыносимо.
«Ну вот, а ты боялась, что не очнется,» – раздался спокойный мужской голос рядом.
«Мам, мам,» – немедленно затормошила её за плечо Лиза. Машина голова дернулась туда-сюда и словно взорвалась.
«Тише, Лиза. Тише. Я думаю у мамы болит голов. Ты знаешь, где лежат лекарства? А читать умеешь? Отлично. Поищи там анальгин и стакан воды налей.» Лиза бегом унеслась на кухню. На Машин лоб легла теплая ладонь: «Ну что, совсем плохо? Скорую вызвать?» Голос был знакомым, но голова совершенно отказывалась соображать.
«Нет. Нет, не надо. Я полежу и все пройдет,» – не открывая глаз и стараясь не шевелиться вообще, ответила Маша. – «А вы кто?»
«Я – это я,» – философски ответил голос. Маша распахнула глаза. Ей явно стало лучше, потому что перед глазами ничего не множилось и не мельтешило. Человек был только один – коротко стриженный мужик с бычьей шеей. Для разнообразия без спортивной сумки.
«А … ,» – протянула Маша. – «Это Вы.»
«Я,» – заверил незнакомец.
Сначала мужик заботливо поддержал Машину голову, пока она глотала таблетки, потом стянул с нее сапоги и куртку, я что было после Маша не помнила – то ли уснула, то ли отключилась. Проснулась она от запаха – отвратительного, тошнотворного, нестерпимого. Пахло пельменями. На кухне спокойный мужской голос раздавал указания: «Лиза, надыбай две тарелки. А вилки где? Ага, нашел. Пошарь-ка майонез в холодильнике. Ну вот и все, садись.» На этом разговоры закончились и по тарелкам бодро застучали вилки. Маша спустила ноги с дивана. Голова уже не кружилась, но была такой тяжелой, словно её набили мокрым песком. Держась на всякий случай за стены, Маша доковыляла до кухни. Открывшаяся ей картина умиляла: Лиза со скоростью строчащего пулемета уминала щедро политую майонезом горку пельменей, лежащую перед ней на тарелке. Сидящий напротив нее мужик с накачанной шеей ел спокойно и основательно, но получалось это у него еще быстрее, чем у девочки.
«О, а вот и мама проснулась!» – удовлетворенно сказал он, откладывая вилку. – «Мы тут немного похозяйничали. Ничего? Лиза очень проголодалась.»
«Конечно,» – кивнула Маша. – «Спасибо.»
«Сейчас и Вам пельменей сварим,» – поднялся со стула мужик.
У Маши немедленно встал ком в горле. С трудом сдержав тошноту, она отрицательно замотала головой: «Нет. Нет, не надо. Я сейчас.» И ринулась в ванную комнату. В свое время, делая ремонт в квартире, Маша первым делом разломала перегородку между туалетом и ванной комнатой, выгадав немного места, чтобы втиснуть узенькую стиральную машину. Свободного места в ванной комнате было катастрофически мало, зато упасть было решительно некуда. Сидя на унитазе и склонив голову на бортик раковины, Маша пережидала внезапно накативший приступ тошноты. Похоже, у неё сотрясение мозга. Крепко её приложил Дед Мороз. Маша осторожно ощупала голову. Прикосновения были весьма болезненны, хотя крови не было. Когда тошнота, наконец, отступила, она переоделась в домашний халатик, висевший на двери, умылась холодной водой и вышла.
Заглянув в комнату, она обнаружила Лизу, мирно посапывающую в кресле перед включенным телевизором. Её щеки все ещё алели румянцем. Уродливые мультяшные персонажи из современных неестественно разевали рты в диких воплях и дергались, как подстреленные. Выключив эту вакханалию, Маша перенесла, морщась от боли в загудевшей голове, дочь на диван, укрыла пледом и вышла из комнаты, плотно притворив дверь.
Хозяйственный гость на кухне домывал голубенькую кастрюльку, одну из тех крохотных, что являлись предметом Наташкиной зависти.
«Ну что, Маша, расскажете, что Вы не поделили с Дедом Морозом? Отжали у него мешок с подарками?» – шутливо спросил он.
«А Вас как зовут?» – сообразила вдруг Маша, что не знает даже имени человека, кормившего её дочь пельменями и, возможно, спасшего ей жизнь.
«Миша,» – невозмутимо представился спаситель. Теперь Маша могла рассмотреть его как следует. Не очень высокий, но крепко сбитый, словно гриб-боровик. Одет просто и без претензий в синие джинсы и однотонную футболку. Мускулистые руки, густо поросшие курчавым волосом, ловко управлялись с губкой для посуды. Имя ему удивительно подходило. Действительно Миша – спокойный, неторопливый, обстоятельный, обманчиво неповоротливый.
«Лучше Вы мне расскажите. Я помню только, как открывала дверь и получила удар по голове. Повернулась, а там Дед Мороз. Я за него схватилась, чтобы он не мог ударить меня снова. И упала. Мы оба упали. А потом он убежал. И все.»
«Убежал, видимо, потому что услышал мои шаги на лестнице. Я видел, как он соскочил с тебя и рванул на улицу. Даже барахло свое бросил.»
«Какое барахло?»
«Мешок для подарков. Пустой. В коридоре лежит. Я подобрал на всякий случай. Так Вы его не знаете? И больше ничего не видели?»
«Нет,» – с сожалением сказала Маша.
«И не представляешь, чем ты ему так насолила?» – уточнил он. Переход на «ты» был естественен и незаметен.
«Это то, о чем ты мне тогда в машине говорила? О том, что тебя собираются убить? А давай ка все с самого начала рассказывай, Маша,» – устроившись на кухонном диванчике, велел Миша.
И Маша рассказала. О том, как едва не угодила под колеса маршрутки, как чудом не свернула себе шею при падении с лестницы, о том, что живет, постоянно оглядываясь по сторонам в страхе за свою жизнь и что устала от этого неимоверно.
«Надо подумать,» – после недолгого молчания нахмурился Миша. – «А девчушка твоя молодец. Ни рева, ни криков. С улицы прибежала. Дверь открыла. Куда тебя положить показала. Пельмени нашла и руки вымыть велела.»
Маша улыбнулась: «Это очень страшно выглядело? Ну я, валяющаяся на полу?»
«Да нет, ничего страшного. Ни крови, ни мозгов, разбрызганных по стенам. Просто сознание потеряла. С кем не бывает,» – сыронизировал Михаил. С ним рядом Маше было спокойно и не страшно. Вот бы он так и сидел у нее на кухне, вроде мускулистого талисмана, внушая уверенность и оптимизм.
«А что ты в нашем подъезде делал? Ах да, бывшая жена и ребенок. Это кто же?» – поинтересовалась Маша.
«Четвертый этаж, квартира 15, Михайловы,» – пояснил гость.
«Так ты Михаил Михайлов? Твои родители не заморачивались над именем. Четвертый этаж? Это такой взрослый парень? Тоже всегда со спортивной сумкой ходит?»
«Он самый. Ему 17.»
«Ты ходил их с Новым годом поздравлять?» – сообразила Маша. – «На мое счастье.»
«Кстати о Новом годе. До него осталось 4 часа. Встречать будем? У меня особых планов нет. Я бы с удовольствием у вас остался.»
Предложение было настолько неожиданным, а выражение лица у Маши, видимо, настолько изумленным, что Михаил счел за благо шутливо пояснить: «Боюсь, что до завтра тебя грохнут. Вот пойдешь ночью на улицу гулять, и в праздничной суматохе по голове и получишь. Новогодняя ночь – самое удобное время для преступлений: все пьяные и всем все пофигу. Так ты не против?»
«Я – за,» – твердо определилась Маша.
«Вот и хорошо,» – заявил спаситель, поднимаясь и натягивая свитер, оставленный им в коридоре. – «Я вернусь через час. Закрой за мной дверь и никому не открывай. Даже если будут кричать «пожар». Ну не маленькая, сама понимаешь.»
Когда немногословный гость ушел, Маша помяла в руках вместительный, но пустой мешок Деда Мороза. «А не тот ли это Дед, что утром отирался на лестнице?» – впервые закралась ей в голову мысль. Однако на раздумья времени не было. Час. У нее всего час. Или целый час. Это как посмотреть. За час она успеет добежать до канадской границы, а точнее принять душ, вымыть голову, подкрасить глазки и даже начать что-нибудь готовить. Вытащив из холодильника запланированные рыбные медальоны, Маша, подумав, добавила к ним курицу, сунула ее под горячую воду и рванула в ванну.
На исходе часа похорошевшая Маша, одетая в одно из летних платьев с коротким рукавом (нарядное, вырез красиво подчеркивает грудь и не жарко колготиться на кухне) и клеенчатый фартук, носилась по кухне электрическим веником. И волновалась. Когда она последний раз волновалась, ожидая мужчину? Пожалуй, еще тогда, когда за ней ухаживал Паша. А потом. Потом была Лиза. Если у тебя на шее круглосуточно висит маленький ребенок, то на мужчин времени просто нет. От слова совсем. Первые месяцы после рождения Лизы Маша с трудом могла вспомнить, умывалась ли она сегодня.
Лишь выйдя на работу и разведясь с мужем, Маша огляделась по сторонам. Прынцы мельчали год от года: жуликоватые и вороватые пройдохи с бегающими масляными глазками; диванные тюлени; маменькины сынки; злобно брызжущие слюной неудачники, изливающие свою желчь по большей части в интернете, чтобы в нос не получить; любители халявы в любом виде. Этого добра она наелась по самую макушку. Сходив замуж однажды, Маша твердо была уверена, что ей этого счастья больше даром не надо. Но нет-нет, да и становилось одиноко. Хотелось уткнуться в чье-нибудь сильное плечо и хоть ненадолго забыться. И сейчас – как никогда.
«Вкусно пахнет,» – удовлетворенно повел носом Михаил, выгружая из привезенных им шуршащих пакетов покупки. – «Глупые магазины, решили позакрываться сегодня в восемь. Чёрте куда ехать пришлось. Уставив стол бутылками, коробками и пластиковыми контейнерами и засыпав его мандаринами, он снял свитер и подключился к изготовлению праздничного ужина. Толкаясь попами на тесной кухоньке и выпив пива для поднятия настроения, в четыре руки к половине одиннадцатого они были в полной боевой готовности встречать Новый год. Проснувшаяся Лиза носилась по квартире, точно кошка, унюхавшая валерьянку, путаясь под ногами и так и норовя что-нибудь разбить или свалить. Угомонить её не было никакой возможности. Успевавшие украдкой целоваться на кухне Маша и Миша, дорого бы дали за то, чтобы она прищемила свою неугомонную попу хотя бы на пять минут, а лучше – уснула. Но у Лизы были другие планы. Спать она легла только вместе с мамой около четырех утра, когда Миша уехал домой, взяв с них обещание завтра без него из дома не выходить.
