Джек Вэнс
Лионесс. Том 2. Зеленая жемчужина. Мэдук
3
Оэльдес, в двадцати милях к северу от Минольта, издавна выбрали местом своего пребывания короли Южной Ульфляндии, хотя этому городу недоставало исторического значения и благополучного изящества Исса, а с такими столицами, как Аваллон и Лионесс, он не мог сравниться размерами и роскошью. Тамасу, однако, Оэльдес, с его большой рыночной площадью и хлопотливой гаванью, казался олицетворением городской жизни.
Он отвел лошадь в конюшню и позавтракал ухой в портовой таверне, непрерывно раздумывая о том, как можно было бы извлечь максимальную выгоду из продажи чудесной жем-чужины.
Тамас осторожно поинтересовался у трактирщика:
– Позвольте спросить – если бы кто-нибудь хотел продать ценную жемчужину, где он мог бы запросить за нее самую высокую цену?
– Жемчуг, а? В Оэльдесе жемчуг не пользуется особенным спросом. Мы тратим последние гроши на хлеб и треску. Большинство местных жителей жемчуг в глаза не видели и думают, что он похож на перловку в ухе. Все равно, покажи, что у тебя есть.
Тамас с опаской показал зеленую жемчужину на ладони и сразу сжал ее в кулаке.
– Чудеса, да и только! – заявил владелец таверны. – Или это побрякушка из зеленого стекла?
– Это жемчужина, – сухо ответил Тамас.
– Вероятно. Я видел розовый жемчуг из Хадрамаута и даже белый индийский жемчуг – им капитаны судов любят украшать мочки ушей. Дай-ка еще раз взглянуть на твою драгоценность… А! Как заразительно она сверкает! Смотри – там, за углом, лавка ювелира-сефарда. Может быть, он назовет тебе цену.
Явившись в лавку ювелира, Тамас положил жемчужину на прилавок:
– Сколько золота и серебра вы за нее заплатите?
Ювелир наклонился, едва не прикоснувшись к жемчужине длинным носом, и осторожно повернул ее бронзовой булавкой. Подняв глаза, он спросил:
– А сколько ты за нее хочешь?
Тамас, парень обычно покладистый, внезапно разозлился – ему не понравился вкрадчивый тон ювелира. Он грубо ответил:
– Хочу получить сполна и не позволю себя обжуливать!
Ювелир пожал узкими плечами:
– Вещь стóит столько, сколько за нее согласен платить покупатель. Среди моих покупателей нет коллекционеров редкостей. Могу предложить золотой, не больше.
Тамас схватил жемчужину с прилавка и раздраженно удалился. Та же сцена повторялась весь день. Тамас предлагал жемчужину каждому, кто, по его мнению, мог бы хорошо за нее заплатить, но безуспешно.
Ближе к вечеру, уставший, голодный и распираемый не находящим выхода гневом, Тамас вернулся в таверну гостиницы «Красный лангуст», съел кусок пирога со свининой и выпил кружку пива. За соседним столом четверо постояльцев играли в кости. Тамас подошел посмотреть. Когда один из игроков ушел, остальные пригласили Тамаса занять его место:
– Сразу видно, что ты из порядочной семьи – присаживайся, у тебя есть шанс разбогатеть за наш счет!
Тамас колебался, так как не разбирался ни в игре в кости, ни в азартных играх как таковых. Засунув руку в карман, он нащупал зеленую жемчужину, и его охватило внезапное ощущение безрассудной самонадеянности.
– Ладно! – воскликнул Тамас. – Почему нет? – Он занял пустовавшее место: – Объясните правила игры – у меня нет опыта в таких развлечениях.
Игроки весело рассмеялись.
– Тем лучше для тебя! – сказал один. – Новичкам везет!
Другой пояснил:
– Главное – не забывай забирать выигрыш, если у тебя выпадет больше, чем у других. А во-вторых, что еще важнее с нашей точки зрения, не забывай платить, если проиграешь. Все ясно?
– Яснее быть не может! – отозвался Тамас.
– А тогда – исключительно из вежливости, принятой в обществе порядочных людей, – покажи нам, какого цвета твое золото.
Тамас вынул из кармана зеленую жемчужину:
– Вот драгоценность стоимостью в двадцать золотых – она послужит достаточным обеспечением! Мелкой монеты у меня почти не осталось.
Игроки смотрели на жемчужину в замешательстве. Один заметил:
– Возможно, она стóит столько, сколько ты говоришь. Но как ты собираешься рассчитываться?
– Очень просто. Если выиграю, мне не придется платить. А если не повезет, буду проигрывать, пока мой долг не составит двадцать золотых, после чего отдам жемчужину и уйду отсюда нищим.
– Предположим, – покачал головой другой игрок. – И все же, двадцать золотых – немалые деньги. Допустим, я выиграю золотой и захочу выйти из игры. Что тогда?
– Разве не понятно? – Тамас снова начинал злиться. – Тогда вы отдадите мне девятнадцать золотых, возьмете жемчужину, и мы будем в расчете.
– Но у меня нет девятнадцати золотых!
Третий игрок громко вмешался:
– Пустяки, давайте играть! Как-нибудь рассчитаемся!
– Не спеши! – возразил осторожный игрок и повернулся к Тамасу: – В нашей игре жемчужина бесполезна. У тебя нет никаких денег?
К столу подошел рыжий бородатый субъект в блестящей лакированной шляпе и матросских штанах в полоску. Подобрав зеленую жемчужину, он внимательно ее рассмотрел:
– Редкая драгоценность, с поразительным блеском, небывалого оттенка! Где ты нашел такое чудо?
Тамас не собирался рассказывать все, что знал, каждому встречному и поперечному:
– Я рыбак из Минольта; на берегу попадаются самые удивительные вещи, особенно после шторма.
– Видимо, это действительно ценная штуковина, – согласился осторожный игрок. – Тем не менее в нашей игре рассчитываются только монетой.
– Хватит болтать! – двое других потеряли терпение. – Делайте ставки и бросайте кости!
Тамас неохотно выложил на стол десять медяков, сохраненных, чтобы заплатить за ужин и ночлег.
Игра началась, и Тамасу везло. Перед ним на столе росли столбики монет – сначала медных, потом серебряных. Он принялся делать все бóльшие ставки, уверенный, что зеленая жемчужина, лежавшая в куче выигранных денег, приносила удачу.
Один из игроков с отвращением встал:
– Никогда не видел, чтобы человек выигрывал столько раз подряд! Что я могу сделать с Тамасом, если ему покровительствует Фортуна?
Рыжебородый моряк по имени Флэйри решил попытать счастья:
– Скорее всего, я продуюсь в пух и прах. Но мне хотелось бы проверить, насколько упряма удача новичка-рыбачка из Минольта.
Игра продолжалась. Флэйри, опытный шулер, заменил пару костей своими, краплеными, и, дождавшись удобного момента, выложил десять золотых:
– А с такой ставкой ты справишься, рыбак?
– Жемчужина стóит больше! – азартно отозвался Тамас. – Давай, начинай!
Флэйри бросил крапленые кости, но – к полному своему замешательству – проиграл. Флэйри снова поставил; Тамас снова выиграл.
Растерянность моряка забавляла Тамаса:
– На сегодня с меня довольно. Я долго играл и много выиграл – теперь мне хватит на новую лодку. Благодарю всех присутствующих за столь прибыльное времяпровождение!
Дергая себя за рыжую бороду, Флэйри искоса наблюдал за тем, как Тамас подсчитывает деньги. Притворившись, что его озарила какая-то мысль, Флэйри внезапно нагнулся над столом и принялся изучать игральные кости:
– Я так и думал! Такого везения просто не бывает – это крапленые кости! Он нас надул, ограбил!
Наступила внезапная тишина. За ней последовал взрыв ярости. Тамаса схватили, вытащили на задний двор таверны и избили до полусмерти. Тем временем Флэйри заменил крапленые кости обычными и присвоил золотые монеты, а с ними в придачу и зеленую жемчужину.
Чрезвычайно довольный вечерним заработком, моряк покинул таверну и отправился по своим делам.
4
Скайр – глубокий залив, защищенный от морских ветров, – отделял Северную Ульфляндию от древнего герцогства Фер-Акила, а ныне Годелии, государства кельтов [2]. На западном и восточном берегах Скайра друг другу противостояли два несовместимых по характеру города – Ксунж на конце скалистого мыса и Дун-Кругр, главный порт Годелии.
В Ксунже, за неприступными оборонными укреплениями, старый король Северной Ульфляндии Гакс содержал какое-то подобие двора. Ска, фактически контролировавшие королевство Гакса, терпели его призрачные претензии только потому, что, с точки зрения ска, Ксунж не стоил того количества крови, какое им пришлось бы пролить, чтобы захватить его. Ска рассчитывали присвоить Ксунж после смерти старого Гакса, применяя самые целесообразные в практическом отношении средства, в том числе интриги и взятки.
С корабля, заплывшего в Скайр, Ксунж выглядел как сложный орнамент из серого камня и черных теней с прослойками плесневеющих бурых черепичных крыш. Представлявший ему полную противоположность Дун-Кругр поднимался в холмы от причалов беспорядочными скоплениями складов, конюшен, амбаров, плотницких мастерских, таверн и постоялых дворов, хижин с соломенными крышами, а кое-где и двухэтажных каменных усадеб. В самом центре Дун-Кругра находилась шумная, временами даже оглушительная площадь, где часто устраивали импровизированные лошадиные скачки. Кельты обожали всевозможные соревнования.
Дун-Кругр оживлялся беспрестанным причаливанием и отчаливанием судов, прибывавших из Ирландии и Британии. Христианский монастырь, Братство Святого Бака, мог похвалиться дюжиной знаменитых реликвий и привлекал сотни паломников. Корабли из дальних стран бросали якоря у пристани, и торговцы на набережной расхваливали импортные товары: шелка и хлопчатобумажные ткани из Персии, изделия из нефрита, киновари и малахита, привезенные невесть откуда, ароматный воск и пальмовое мыло из Египта, византийское стекло и фаянс из Римини. Все это меняли на кельтские золото, серебро и олово.
Качество постоялых дворов и гостиниц Дун-Кругра можно было назвать удовлетворительным, а в некоторых случаях даже превосходящим ожидания – это несколько неожиданное обстоятельство объяснялось наличием странствующих священников и монахов, отличавшихся требовательными вкусами и всегда готовых расплатиться звонкой монетой. Самой высокой репутацией в Дун-Кругре пользовалась гостиница «Голубой вол», предлагавшая богачам отдельные номера, а людям попроще – соломенные подстилки в мансарде. В таверне гостиницы почти круглосуточно жарили на шампурах птицу и пекли свежий хлеб. Многие путешественники заявляли, что жирная жареная курица, фаршированная луком и петрушкой, хлеб с маслом и пинта-другая эля «Голубой вол» позволяли здесь поужинать не хуже, чем в любом другом городе Старейших островов. В хорошую погоду блюда подавали на столы, расставленные перед входом, где постояльцы могли закусывать и выпивать, наблюдая за происходящим на площади – а в этом буйном городе почти всегда что-нибудь происходило.
За два часа до полудня, погожим утром, упитанный человек в бурой рясе присел за стол, выставленный перед гостиницей «Голубой вол». На лице его, самоуверенном и лукавом, с зоркими круглыми глазами и носом пуговкой, сохранялось выражение благодушного оптимизма. Пользуясь ловкими белыми пальцами и мелкими белыми зубами, безжалостно смыкавшимися наподобие капкана, он поглотил сначала целую жареную курицу, а затем дюжину медовых пряников, не забывая величественно запивать все это медовухой из оловянной кружки. Его ряса, судя по покрою и высокому качеству пряжи, свидетельствовала о принадлежности к разряду священнослужителей – хотя, когда этот господин откинул на спину капюшон, там, где некогда была начисто выбритая тонзура, виднелась поросль каштановых волос.
Из таверны вышел молодой человек аристократической внешности. Высокий и сильный, чисто выбритый и ясноглазый, он всем своим видом выражал спокойствие и удовлетворение. На нем была повседневная одежда – свободная рубаха из белого льняного полотна, бриджи из серой саржи и расшитый синий камзол. Посмотрев по сторонам, он подошел к столу господина в бурой рясе и спросил:
– Могу ли я к вам присоединиться, сударь? Другие столы заняты, а я хотел бы подышать свежим воздухом – сегодня выдалось прекрасное утро.
Господин в рясе сделал великодушный приглашающий жест:
– Садитесь на здоровье! Позвольте порекомендовать здешнюю медовуху – сегодня ее не разбавляли, она сладкая и крепкая. Кроме того, у них превосходные пряники! По сути дела, я собираюсь сейчас же снова заказать и то, и другое.
Новоприбывший устроился на стуле:
– Судя по всему, правила вашего ордена не отличаются особой строгостью.
– Ха-ха! Вы ошибаетесь! Нас подвергали аскетическим лишениям и суровым наказаниям. Мои прегрешения, однако, привели к тому, что из ордена меня исключили.
– Гм! Столь бесповоротная дисциплинарная мера представляется чрезмерной. Что плохого в том, чтобы пригубить пару глотков медовухи и попробовать пряник?
– Ничего плохого в этом нет! – с убеждением заявил монах-расстрига. – Должен признать, что в моем случае разногласия носили, пожалуй, несколько более фундаментальный характер. Возможно, мне придется основать новое братство, освобожденное от строгостей, так часто заставляющих скучать приверженцев истинной веры. Меня удерживает только нежелание прослыть еретиком. А вы сами – христианин?
Молодой человек отрицательно покачал головой:
– Концепции религии для меня непостижимы.
– Возможно, их непроницаемость не столь непреднамеренна, как может показаться, – размышлял вслух бывший монах. – Она обеспечивает постоянное трудоустройство предрасположенным к диалектике лицам, которые в иных обстоятельствах сели бы на шею государству или, что еще хуже, стали бы мошенниками и фокусниками. Могу ли я поинтересоваться, с кем имею удовольствие беседовать?
– Разумеется. Я – сэр Тристано из замка Митрих в Тройсинете. А вы не желаете представиться?
– Я тоже благородного происхождения – по меньшей мере мне так кажется. За неимением ничего лучшего пользуюсь тем именем, каким меня наградил отец: Орло, к вашим услугам.
Сэр Тристано подозвал служанку и заказал медовухи и пряников как для себя, так и для своего собеседника:
– Таким образом, можно допустить, что вы окончательно порвали с церковью?
– Бесповоротно. Пренеприятнейшая история, что поделаешь. Меня вызвали к аббату. Пришлось отвечать на обвинения в пьянстве, обжорстве и прелюбодеянии. Я излагал свои взгляды с красноречием, способным просветить и убедить любого здравомыслящего человека. Я заверил аббата в том, что всемилостивейший Господь Бог никогда бы не сотворил сочные пирожки и пахучий эль, не говоря уже о прелестях очаровательных и жизнерадостных девиц, если бы не желал, чтобы мы в полной мере пользовались этими преимуществами.
– Надо полагать, возражения аббата ограничивались догматическими формулировками?
– Именно так! С тем, чтобы оправдать свой взгляд на вещи, он цитировал один отрывок из Священного Писания за другим. Я предположил, что при переводе этих текстов могли быть допущены ошибки – а значит, пока не будет беспрекословно подтверждено, что голодовка и самоистязание посредством воздержания точно соответствуют волеизъявлению Всевышнего, мы могли бы позволить себе усомниться в необходимости такого истолкования. Аббат тем не менее приказал вытолкать меня в шею.
– Подозреваю, что он руководствовался при этом не только альтруистическими побуждениями! – заметил сэр Тристано. – Если бы каждый из нас поклонялся божеству тем способом, какой лучше всего согласуется с его наклонностями, ни аббат, ни даже римский папа не нашли бы никого, кто стал бы выслушивать их поучения.
В этот момент внимание сэра Тристано привлекли какие-то приготовления на площади:
– Что там происходит? Все бегут вприпрыжку и пританцовывают, словно спешат на карнавал.
– Это своего рода празднество, – подтвердил Орло. – Почти целый год кровавый пират Рыжий Флэйри наводил ужас на окрестные моря. Разве вы о нем не слышали?
– Слышал, конечно. Матери пугают им детей.
– Другого такого поискать надо! – кивнул Орло. – Он довел до виртуозного совершенства ремесло головореза и всегда украшал ухо зеленой жемчужиной, утверждая, что она приносит удачу. Однажды Флэйри забыл вставить жемчужину в мочку уха, перед тем как взять на абордаж тихоходное торговое судно – и попал в западню. Пятьдесят годелийских рубак заполонили пиратский корабль. Рыжего Флэйри схватили, и сегодня он расстанется с головой. Не желаете ли полюбоваться церемонией?
– Почему нет? Такие зрелища свидетельствуют о неизбежном торжестве справедливости и служат полезным уроком.
– Правильно! Если бы только все люди руководствовались столь разумными соображениями!
Лавируя в толпе, двум собеседникам удалось подойти ближе к эшафоту. Здесь Орло укоризненно обратился к щуплому субъекту с пепельно-серой физиономией, норовившему стащить его кошелек:
– Любезнейший, тебе явно не хватает предусмотрительности! Такое поведение приведет тебя туда же, где заканчивает карьеру Рыжий Флэйри. Теперь мне придется передать тебя на попечение стражи.
– Типун тебе на язык! – отозвался карманник, вырываясь из объятий Орло. – Свидетелей не было!
– Ошибаешься! – вмешался сэр Тристано. – Я все прекрасно видел и сам позову стражу.
Карманник громко выругался, выкрутился и мигом затерялся в толпе.
– Исключительно неприятный инцидент, – прокомментировал Орло. – Тем более неприятный в столь знаменательный день, когда все сердца должны преисполниться облегчением и радостью!
– Все сердца, кроме сердца Рыжего Флэйри, – позволил себе внести поправку сэр Тристано.
– Само собой.
В толпе послышались возбужденные возгласы – тюремщики в черных масках тащили Флэйри на эшафот. Вслед за ними с тяжеловесным достоинством поднимался широкоплечий палач, тоже в черной маске, с топором на плече. За спиной палача семенил священник, крутивший головой и нервно улыбавшийся.
Глашатай в зеленом камзоле, пестрящем красными ромбами, вскочил на возвышение. Отвесив поклон в сторону помоста с широкими скамьями, где в окружении родни и приятелей восседал граф Эмменс, наместник Дун-Кругра, глашатай обратился к толпе:
– Слушайте, благородные дамы и господа, горожане и приезжие всех сословий! Да будет известен всем и каждому справедливый приговор его сиятельства, лорда Эмменса, вынесенный гнусному морскому разбойнику Рыжему Флэйри! Многочисленные преступления Флэйри неоспоримы, но его сиятельство, руководствуясь свойственным ему милосердием, приговорил Флэйри к скорой и легкой смерти. Флэйри, тебе предоставляется возможность обратиться с последними словами к миру, отягощенному памятью о твоих злодеяниях!
– Очень сожалею, что попался, – сказал Флэйри. – Зеленая жемчужина предала меня – она губит каждого, кто к ней прикасается! Я знал, что когда-нибудь она приведет меня на эшафот. Так и получилось.
– Разве ты не раскаиваешься, оказавшись лицом к лицу со своей судьбой? – гневно спросил глашатай. – Разве для тебя не настало время отчитаться перед собой и перед миром?
На мгновение прикрыв глаза, Флэйри прикоснулся к зеленой жемчужине, все еще украшавшей его ухо. Слегка запинаясь, он произнес:
– На оба вопроса, особенно на последний, могу ответить только положительно. Мне давно пора хорошенько подумать о своем прошлом. При этом, однако, придется пересмотреть и оценить столько событий и обстоятельств, что я вынужден ходатайствовать об отсрочке казни.
Глашатай повернулся к графу Эмменсу:
– Ваше сиятельство, следует ли удовлетворить ходатайство осужденного?
– Ни в коем случае!
– Что ж, возможно, у меня было достаточно времени для размышлений, – пожал плечами Флэйри. – Жрец объяснил, что у меня есть выбор. Я могу раскаяться и получить отпущение грехов, в каковом случае меня ждет райское блаженство. Если же я не раскаюсь и не получу отпущение грехов, мне предстоит вечно гореть в адском пламени. – Флэйри помолчал, окинув взглядом толпу. – Лорд Эмменс, благородные господа и представители всех сословий! Знайте же, я сделал выбор! – Флэйри снова замолчал, драматическим жестом протянув обе руки к слушателям – зеваки напряженно подались вперед, чтобы узнать решение пирата.
– Я раскаиваюсь! – закричал Флэйри. – Горько сожалею о преступлениях, навлекших позор на мою голову! Пусть каждый, кто внемлет, независимо от пола и возраста, помнит до конца своих дней: не поступайтесь ни на йоту нравственными устоями! Повинуйтесь властям, почитайте родителей и молитесь Господу Богу, да простит он мои злодеяния! А теперь, жрец, отпусти мои грехи! Да отлетит душа моя, чистая и радостная, к небесам, чтобы занять место среди ангелов и приобщиться к вечному блаженству!
Священник выступил вперед. Рыжий Флэйри преклонил колени, и жрец произнес требуемое заклинание.
Как только священник спустился с эшафота, по бормочущей толпе пробежала волна возбуждения – многие вытягивали шеи и вставали на цыпочки.
Граф Эмменс приподнял и со стуком опустил свой жезл. Тюремщики подтащили пирата к плахе; палач высоко поднял топор и картинно задержал его в воздухе, после чего нанес удар. Голова Флэйри свалилась в корзину. При этом небольшой зеленый предмет выпал из уха отрубленной головы, подкатился к краю эшафота и упал почти к ногам сэра Тристано.
Тристано с отвращением отшатнулся:
– Смотрите, это жемчужина Флэйри, вся в крови! – Он наклонился и присмотрелся: – Она как живая! Кровь расползается по поверхности и словно вскипает!
– Осторожно! – воскликнул Орло. – Не прикасайтесь к ней! Помните предупреждение Флэйри?
Из-под эшафота протянулась длинная тощая рука; пальцы схватили жемчужину. Сэр Тристано резко опустил каблук сапога на костлявую кисть – из-под эшафота послышался приглушенный вопль боли и негодования.
Подошел стражник:
– Что происходит?
Сэр Тристано указал на руку, прижатую сапогом. Схватившись за эту руку, стражник вытащил из-под эшафота щуплого субъекта с длинным, чуть свернутым носом и пепельно-серым оттенком кожи:
– Это еще кто?
– Если я не ошибаюсь, вор-карманник, – ответил сэр Тристано. – Если порыться у него в поясной сумке, можно найти все, что он сегодня стащил на площади.
Карманника втащили на эшафот. Из его сумки, вывернутой наизнанку, на помост посыпались монеты, броши, золотые цепочки, застежки и пуговицы; их владельцы, стоявшие вокруг, стали проталкиваться к эшафоту, громко требуя возвращения своих ценностей.
Граф Эмменс поднялся на ноги:
– Что я вижу? Неслыханная дерзость! Пока мы избавляемся от одного грабителя, другой подкрадывается из-за спины, похищая наше имущество и украшения, подобающие торжественной церемонии. Палач, твои руки еще не устали, топор не затупился! Сегодня тебе полагается двойное вознаграждение. Плаха не ждет! Жрец, отпусти грехи этому мошеннику – его душе предстоит долгий и трудный путь.
Сэр Тристано обратился к дородному собеседнику:
– На сегодня с меня хватит отрубленных голов. Давайте вернемся к медовухе и пряникам… И все же – что делать с жемчужиной? Нельзя же оставить ее в пыли!
– Одну минуту! – Орло нашел какую-то веточку, расщепил ее ножом и ловко защемил жемчужину этим самодельным пинцетом. – В таких делах осторожность не помешает. Сегодня мы уже познакомились с судьбой двух человек, прикоснувшихся к жемчужине.
– Мне она не нужна, – заявил сэр Тристано. – Возьмите ее себе.
– Невозможно! Не забывайте, пожалуйста, что я дал обет нищеты и смирения. В любом случае меня вполне устраивает моя жизнь.
Сэр Тристано брезгливо взял расщепленную веточку с жемчужиной и вернулся в сопровождении Орло к таверне гостиницы «Голубой вол», где они снова уделили внимание закускам и медовухе.
– Еще только полдень, – заметил Тристано. – Сегодня я собирался выехать в Аваллон.
– Я еду в том же направлении, – отозвался Орло. – Вы не возражаете, если я составлю вам компанию?
– Буду очень рад. Но что делать с жемчужиной?
Орло почесал небритую щеку:
– По сути дела, ничего не может быть проще. Выйдем на мол, сбросим ее в воду – и дело с концом.
– Разумное предложение! Возьмите ее, и пойдем.
Взглянув на жемчужину, Орло опасливо прищурился:
– Так же как вас, меня воротит от ее мерзкого блеска. Тем не менее, раз уж мы вместе занялись этим делом, все должно быть по справедливости. – Монах-расстрига указал на муху, севшую на стол – Положите руку рядом с моей. Я подниму руку и положу ее рядом с вашей, но с другой стороны. Потом вы поднимите руку и сделаете то же самое – потихоньку или быстро, как вам будет угодно. Будем играть в эту чехарду, пока муха не испугается и не улетит. Тот, чье движение спугнет муху, возьмет жемчужину.
– Хорошо.
Положив правую руку на стол, каждый из них принялся поочередно приподнимать и опускать ладонь, стараясь угадывать побуждения мухи, то замиравшей, то озабоченно передвигавшейся на пару вершков. Наконец, встревоженная неожиданным движением руки сэра Тристано, муха улетела.
– Увы! – огорченно воскликнул Тристано. – Мне придется нести жемчужину.
– До набережной недалеко, вы скоро с ней расстанетесь.
Осторожно взявшись за самый конец расщепленного прутика, сэр Тристано пересек площадь, нашел пустовавший причал и вышел на него – отсюда открывался вид на спокойную гладь Скайра.
– Прощай, жемчужина! – торжественно произнес подвыпивший Орло. – Отныне ты возвращаешься в породившую тебя соленую зеленую стихию! Бросьте ее, сэр Тристано, и подальше!
Тристано выбросил веточку с жемчужиной в море. Убедившись в том, что сомнительная драгоценность скрылась под водой, Тристано и Орло вернулись к таверне и обнаружили жемчужину, как ни в чем не бывало блестевшую на столе там, где сидел сэр Тристано – у того волосы встали дыбом.
– Ага! – воскликнул Орло. – Штуковина не хочет, чтобы мы от нее избавились! Но пусть она не заблуждается! Мы не такие простаки, как может показаться! В любом случае, многоуважаемый рыцарь, время не ждет, и нам предстоит дальний путь. Может быть, по дороге нам встретится архиепископ, с благодарностью принимающий пожертвования богобоязненных прихожан.
Сэр Тристано с сомнением смотрел на жемчужину:
– Вы рекомендуете мне взять ее с собой?
Орло развел руками:
– Если мы оставим ее здесь, ее подберет какой-нибудь слуга или поваренок – за что ему такое наказание?
Сэр Тристано мрачно расщепил еще один прутик и зажал в нем жемчужину:
– Что ж, поехали!
Оба вывели лошадей из конюшни и покинули Дун-Кругр. Сначала дорога тянулась вдоль берега, мимо песчаных пляжей, орошаемых пеной прибоя; время от времени попадались рыбацкие хижины. По пути Орло и сэр Тристано обсуждали жемчужину.
– Размышляя о поведении этой явно заколдованной драгоценности, я подмечаю определенную закономерность, – сказал Орло. – Жемчужина упала на землю и в этот момент никому не принадлежала. Карманник схватил ее, и она стала его собственностью. Но вы наступили ему на руку и тем самым, по существу, отняли у него жемчужину; теперь она считает вас своим владельцем. Но вы к ней не прикоснулись, и ее колдовские чары на вас не действуют.
– Значит, вы считаете, что она не нанесет мне вред, если я к ней не прикоснусь?
– Таково мое предположение – по-видимому, прикосновение к жемчужине свидетельствует о намерении пользоваться ее влиянием.
– У меня нет ни малейшего намерения пользоваться ее влиянием – напротив, я во всеуслышание заявляю, что, если такое прикосновение будет иметь место, его следует считать исключительно случайным происшествием с точки зрения всех заинтересованных сторон! – Сэр Тристано взглянул на спутника: – Как вы думаете, это поможет?
Орло пожал плечами:
– Кто знает? Может быть, ваша декларация побудит жемчужину искать другого хозяина. А может быть, и нет.
Дорога повернула направо, удаляясь от берега, и через некоторое время сэр Тристано указал вперед:
– Смотрите, над деревьями колокольня! В этой деревне есть церковь.
– Несомненно. Кельты любят строить церкви – тем не менее в глубине души они все еще скорее язычники, нежели христиане. В каждом лесу притаилась священная роща друидов – когда восходит полная луна, они привязывают к голове оленьи рога и пляшут, перепрыгивая костры. А как обстоят дела в Тройсинете?
– У нас друидов хватает, – признался сэр Тристано. – Правда, они прячутся в лесах и редко показываются. Большинство, однако, продолжает почитать богиню Земли Гею, хотя ритуалы значительно упростились: нет ни кровавых жертвоприношений, ни костров, ни обязательного искупления вины. У нас только четыре всенародных торжества: праздник Жизни весной, праздник Солнца и Неба летом, осенью праздник Земли и Моря, а зимой – праздник Луны и Звезд. В день рождения тройс возлагает дары – хлеб и вино – на жертвенный камень в храме. Нет никаких жрецов и никакого символа веры, в связи с чем поклонение носит простой и добровольный характер, вполне отвечающий характеру населения… А вот и деревня с великолепной церковью, где, если меня не обманывает зрение, проходит какая-то важная церемония.
– Вы наблюдаете пышный ритуал христианского погребения, – пояснил Орло. Придержав лошадь под уздцы, он хлопнул себя по бедру: – Мне пришла в голову любопытная мысль. Давайте взглянем на похороны.
Спешившись, оба привязали лошадей к дереву и зашли в церковь. Три священника заунывно гнусавили над открытым гробом; мимо тянулась вереница знакомых и родственников, отдававших последнюю дань уважения покойному.
Сэр Тристано слегка встревожился:
– Что вы придумали?
– Надеюсь, что обряд христианского погребения усмирит зловредные чары жемчужины. Жрецы размахивают кадилами и распевают заклинания – здесь так разит христианской добродетелью, что хоть святых выноси! Колдовство должно отступить, испепеленное чистым пламенем истинной веры!
– Все может быть, – с сомнением сказал сэр Тристано. – Налицо, однако, практические трудности. Мы же не можем вмешиваться в погребальный обряд!
– В этом нет необходимости, – беспечно отозвался Орло. – Присоединимся к скорбящим. Я отвлеку жрецов, а вы уроните жемчужину в складки савана.
– Можно попробовать, – согласился Тристано. Так они и сделали.
Отойдя в сторону, два хитреца наблюдали за тем, как закрывали крышку гроба, содержавшего покойника и жемчужину. Гроб вынесли к глубокой могиле, вырытой на церковном дворе; четыре могильщика опустили гроб в могилу и стали забрасывать его землей под всхлипывания и причитания окружающих.
– Отменные похороны! – с удовлетворением заявил Орло. – Поблизости я заметил вывеску постоялого двора – возможно, вы предпочтете остановиться там на ночь.
– А вы предпочитаете спать под открытым небом? – удивился сэр Тристано.
– Ни в коем случае! К сожалению, однако, здесь наши пути расходятся. Завтра вы отправитесь дальше по дороге в Аваллон. А я сейчас же поверну налево – в часе езды отсюда находится усадьба некой вдовы; возможно, в моем обществе она утешится и даже несколько оживится. Поэтому, сэр Тристано, позвольте мне с вами попрощаться!
– Всего хорошего, Орло! Жаль расставаться с интересным собеседником. Не забывайте – я всегда буду рад приветствовать вас в замке Митрих!
– Не забуду! – Орло пришпорил лошадь. На перекрестке он задержался, обернулся, махнул рукой и скрылся за углом.
Несколько опечаленный, сэр Тристано направился к центральной площади. На постоялом дворе с вывеской, изображавшей четырех филинов, он осведомился о возможности ночлега, и его провели вверх по лестнице на мансарду под соломенной крышей. В предоставленном ему помещении находились койка с соломенным матрацем, стол, стул, старый комод и циновка из свежего тростника.
