Джек Вэнс
Лионесс. Том 2. Зеленая жемчужина. Мэдук
Излагая свою точку зрения, сидевший напротив Малуф стремился учитывать все возможные оговорки, в связи с чем, по сравнению с военным стратегом, казался человеком нерешительным, выражавшимся пространно и расплывчато.
Лорд Пирменс разительно отличался от них обоих – обходительный и статный дипломат, непоколебимо уверенный в своем интеллектуальном превосходстве, он предпочитал обтекаемые формулировки, но умел вовремя вставить острое словцо. Пирменс говорил на нескольких языках и познакомился с обычаями многих стран; ходили слухи, что в замке Лютесс хранилась коллекция произведений искусства и редкостей, недоступных ни за какие деньги.
Лангларк, легко краснеющий от вина непритязательный толстяк, применял на удивление успешную тактику сокрушенного замешательства и напускного самоуничижения, благодаря которой аргументы других министров казались глупыми, смешными и преувеличенными. Он нередко указывал на простые противоречия или закономерности, упущенные собеседниками, и Пирменс прилагал всевозможные усилия с тем, чтобы не попасть в очередную ловушку Лангларка – пожалуй, единственного министра, превосходившего его наблюдательностью и находчивостью.
Лаконичный и щепетильный Уитервуд с беспощадной яростью атаковал нелогичные, с его точки зрения, взгляды, несмотря на личности – даже короля Эйласа нередко уязвляли замечания Уитервуда, а Малуф терпеть его не мог. Фойри говорил мало и выслушивал других с едва заметной язвительной усмешкой – но если его удавалось раззадорить, он набрасывался на противников с резкостью, не уступавшей нетерпимости Уитервуда.
Когда подали оленину, разговор зашел о вторжении в Южную Ульфляндию [5], не вызывавшем оптимизм у большинства министров.
Малуф говорил размеренно и бесстрастно:
– Неприглядная страна, состоящая из скал и вересковых пустошей, усеянных развалинами хижин и перемежающихся болотами. Местные жители как-то умудряются добывать скудное пропитание – но только если вспахивают землю с тем же усердием, с каким убивают друг друга. Ульфы – варварский народ!
– Постойте, постойте! – возмутилась Глинет. – Я родилась в Трокшо, в Северной Ульфляндии, и мои родители вовсе не были варварами. Они были добрые, хорошие, храбрые люди, и ска их убили!
Малуф смущенно зажмурился:
– Прошу прощения! Я, конечно, преувеличиваю! Мне следовало бы сказать, что бароны Южной Ульфляндии чрезмерно воинственны и что благополучие в их стране возможно только после прекращения междоусобицы и набегов.
Сион-Танзифер пренебрежительно прокашлялся:
– Это произойдет не раньше, чем с неба станут падать золотые монеты. Ульфы не могут жить без вендетты, как собака без блох.
– Десять лет тому назад мне представилась возможность побывать в Иссе, – заметил Пирменс. – Оттуда я ехал сухопутным путем в Оэльдес. Местные жители встречались редко – главным образом пастухи, мелкие фермеры и рыбаки. Открытое побережье пустынно и продувается ветрами. По меньшей мере такое запустение – своего рода преимущество. Король Эйлас мог бы наделить ульфскими землями всех наших младших сыновей.
– Безлюдность их побережья легко объясняется, – вмешался Фойри. – Если бы горные бароны освободили всех, кого они бросили в темницы или растянули на дыбе, мы обсуждали бы сейчас проблему перенаселения Южной Ульфляндии.
Воспринимавший все буквально Малуф с негодованием поднял брови:
– Зачем нам понадобилась эта несчастная страна? Вторжение стоит большого труда, крови и золота! А ульфы ничего не могут дать взамен.
– Я их король, – мягко и рассудительно сказал Эйлас. – Они – мои подданные. Я обязан обеспечивать их безопасность и охранять правопорядок.
– Ничего подобного! – отрезал Уитервуд. – Ваш аргумент несостоятелен. Представьте себе, что вас вдруг, ни с того ни с сего, признали бы королем Китая. Что же, нам пришлось бы отправлять флотилию за тридевять земель и высаживать там тройские армии только для того, чтобы обеспечивать безопасность китайцев и наводить порядок в Поднебесной Империи?
Эйлас рассмеялся:
– Китай далеко. Южная Ульфляндия рядом.
– Тем не менее, – упрямо настаивал Малуф, – я считаю, что наши доходы должны находить полезное применение на нашей земле!
Сион-Танзифер угрюмо заявил:
– Должен признаться, меня эта экспедиция не радует. Бароны-бандиты стерегут свои труднодоступные долины, как волки и стервятники – недоеденную тушу оленя! Даже если мы всех их перебьем, на том же месте, как грибы, повылезают сотни других, и все останется как раньше.
Нахмурившись, Лангларк созерцал середину стола с обычным для него выражением замешательства:
– Вы предлагаете бросить на произвол судьбы обширную страну? В чем преимущество такого отступления? Пирменс явно преувеличивает бесплодие Южной Ульфляндии – там достаточно плодородных земель и полезных ископаемых, когда-то она считалась богатым королевством. В горах – оловянные, медные, золотые и серебряные рудники, а в торфяных болотах много месторождений железной руды. В старые добрые времена на горных лугах паслись и рогатый скот, и овцы, а в полях высевали овес, пшеницу и ячмень.
Сион-Танзифер желчно усмехнулся:
– Пусть ульфы наслаждаются несметными богатствами своей обширной страны, сколько им влезет, – я бы только их поздравил и был бы им премного благодарен, если бы они проливали свою собственную кровь, защищаясь от ска. Но почему им дозволяется загребать жар нашими руками? Каким образом это выгодно для нас? Они-то привыкли бегать без штанов по своим болотам, а мы в них завязнем, помяните мое слово!
– Ха, гм! – Пирменс аккуратно приложил салфетку к серебристой бородке и опустил ее. – Сплошной сарказм и пессимизм! – Он повернулся к Эйласу: – Что может ответить его величество этим проповедникам упадочнических настроений?
Эйлас откинулся на спинку кресла:
– Мы уже неоднократно обсуждали эту тему – хотя создается впечатление, что все присутствующие предпочитают об этом не помнить. Повторяю: мы захватили Южную Ульфляндию не в поисках славы или плодородных земель, а только потому, что это необходимо для нашего выживания.
Сион-Танзифер продолжал скептически покачивать головой:
– Либо я глуп как пробка, либо в вашей концепции чего-то недостает.
– В таком случае его величеству остается только сделать выбор, – деликатно заметил Пирменс.
Эйлас рассмеялся:
– Эти возможности не обязательно исключают одна другую! – Он обвел глазами всех сидящих за столом: – Кто еще считает, что нам следует убраться из Южной Ульфляндии? Малуф?
– Это предприятие наносит существенный ущерб фондам казначейства. Другие соображения не входят в мою компетенцию.
– Пирменс?
Лорд Пирменс задумчиво поджал губы:
– Мы уже захватили Южную Ульфляндию. Теперь трудно – может быть, даже невозможно – отступить, не потеряв лицо.
– Лангларк?
– Ваши аргументы убедительны.
– Уитервуд?
– Мы начали игру, исход которой предсказать еще невозможно. Надеюсь, нам будет сопутствовать удача.
– Фойри?
– Море принадлежит нам. Пока в этом отношении у нас нет соперников, Тройсинету нечего бояться.
– Сэр Тристано, а ты как думаешь?
Тристано ответил не сразу:
– Позвольте мне спросить: каковы были бы последствия, если бы мы действительно отказались от Тинцин-Фюраля и Кауль-Бокаха и вывели войска из Южной Ульфляндии?
– Как только Южная Ульфляндия станет беззащитной, – сказал Эйлас, – король Казмир ущипнет себя, чтобы проверить, не приснилась ли ему такая удача, радостно станцует вальс и прикажет своим отрядам спешить на север, не останавливаясь ни днем ни ночью. Затем, когда его армии займут удобные позиции, не встречая никакого сопротивления, он нападет на Даот с двух сторон, и через месяц королю Одри придется бежать в Аквитанию или умереть. После этого Казмир перевезет Круглый стол Карбра-ан-Медан и священный трон Эвандиг в Хайдион и объявит себя королем Старейших островов. В устье Мурмейля он может построить – и построит – флотилию, достаточную для высадки десанта в Дассинете, и мы проиграем войну. Захватив Южную Ульфляндию, мы сорвали планы Казмира и заставили его измышлять что-нибудь посложнее.
– Вы меня убедили, – кивнул сэр Тристано. – Лорд Сион-Танзифер, разве все это не так?
– При всем моем уважении к его величеству, он упускает из виду важное обстоятельство. Казмир может сегодня же пройти со своими армиями на север по Тромпаде, не пересекая границу Южной Ульфляндии.
– Нет, не может! – возразил Эйлас. – В таком случае мы сразу напали бы на него с гор, и ему было бы чрезвычайно трудно защищаться в теснине, ограничивающей свободу маневров. Пока мы контролируем Южную Ульфляндию, а следовательно, и Тих-так-Тих, Казмир не посмеет карабкаться в Даот по Тромпаде. Мы способны преградить ему путь даже силами местного ульфского ополчения.
Малуф почти не скрывал раздражение:
– Почему мы постоянно говорим об одних угрозах и битвах? Разве мы не заключили мирный договор с Лионессом? Зачем обязательно допускать наихудшее возможное развитие событий? Если мы докажем Казмиру, что действительно хотим мира, он ответит тем же, и больше не нужно будет пугать друг друга громкими словами, бить мечами в щиты и упражняться в дорогостоящем тщеславии – от этого только проигрывают все заинтересованные стороны.
– Вспомните, что происходило несколько лет назад, – терпеливо возразил Эйлас. – Гранис был королем Тройсинета. Айвар Эксцельсус, тогда еще правивший Дассинетом, решил нас проучить и позвал на помощь Казмира. Казмир был готов воспользоваться любым предлогом, чтобы переправить свои войска через Лир. Если бы корабли Граниса не потопили его армаду, никто из нас не обедал бы сегодня в Миральдре. С какой стати я поверю, что Казмир с тех пор стал смирным, как ягненок?
Малуф не сдавался:
– Тем не менее Южная Ульфляндия не Дассинет.
– Значит, вы считаете, что, если мы будем вежливы с Казмиром, он не будет причинять нам никакого беспокойства? – сухо осведомился Уитервуд.
– Нам нечего терять, – с достоинством отозвался Малуф. – Любой мир выгоднее войны.
– Неужели? На любых условиях? – встрепенулся Лангларк.
– Никто из нас не хочет войны, – сказал Эйлас. – Даже Казмир – он предпочел бы восторжествовать без потерь, пользуясь нашей слабостью и нашими ошибками. Но, пока я сижу на троне, этому не бывать. Между тем я делаю все возможное, чтобы сохранить мир. Возможно, вас заинтересует тот факт, что я пригласил короля Казмира и королеву Соллас нанести августейший визит в Домрейс.
– Это замечательная новость! – воскликнул Малуф. – Когда они приедут?
– Примерно через месяц.
Фойри язвительно рассмеялся:
– Дипломатия! Лицемерный спектакль!
Эйлас улыбнулся:
– Король обязан подавать пример радушия – даже если его воротит при виде гостя… Так или иначе, я уже сказал больше, чем хотел.
Обед закончился. Эйлас и Ейн, в сопровождении Друна и Глинет, прошли в одну из небольших гостиных и сели у камина.
– Так что же? – спросил у Ейна Эйлас. – Какой вывод ты можешь сделать?
Ейн долго молчал, глядя в огонь:
– Трудно сказать. Лангларк и Уитервуд вряд ли работают на Казмира – хотя бы потому, что не знали о поездке торговца стеклом. Сион-Танзифер, несомненно, храбрый и откровенный человек – даром что упрямый и односторонний. Назвать его предателем язык не поворачивается. Малуф? Фойри? Пирменс? Интуиция подсказывает мне, что шпион – Малуф. Он готов на любые уступки ради мира. История знает множество таких примеров – возможно, Малуф даже считает себя гением тайной дипломатии, умиротворяющим Казмира и тем самым приближающим торжество какого-то недостижимого идеала, противоречащего человеческой природе.
Из числа подозреваемых не следует исключать Пирменса. Он изворотлив и податлив – золото или просто желание развлечься за чужой счет могли побудить его к двурушничеству. Его внешность обманчива, он опасен. Утонченные натуры вроде Пирменса нередко готовы прощать, во имя терпимости, самые странные извращения – в том числе самим себе.
Фойри? Тройский флот – его любимое детище. Если он – предатель, я не могу представить себе его мотивы.
4
На следующий день лорд Малуф явился к королю Эйласу, чтобы представить отчет о состоянии казначейства. Малуф был невесел – он принес плохие вести:
– Вторжение в Южную Ульфляндию и строительство новых кораблей в устье Бешеной реки истощили финансовые резервы; не хватает денег на повседневные расходы.
– Гм-м! – отозвался Эйлас. – Неужели мы уже все потратили?
– Я давно предупреждал о такой возможности, – с мрачным удовлетворением сказал Малуф. – Цыплят по осени считают.
– Возможно, возможно… А дассинетские налоги? Мы их еще не получили?
– Еще нет, ваше величество – и Скола тоже еще не заплатила. Эти сборы ожидаются только через неделю.
– Что ж, на неделю придется затянуть пояса. Рано или поздно, надеюсь, и Южная Ульфляндия начнет окупаться. Я послал туда горных инженеров обследовать рудники. Говорят, там еще много ценных залежей; рудники опустели не потому, что истощились – их забросили из-за бесконечных разбойничьих набегов. Кроме того, в реках могут быть отложения россыпного золота. Их никогда не разрабатывали, и в конечном счете они могут приносить неплохой доход – достаточный для покрытия наших затрат. Что вы на это скажете?
– Пока что это чисто гипотетические доходы, ваше величество, и даже для того, чтобы доказать существование таких залежей, потребуются существенные капиталовложения.
Эйлас усмехнулся:
– Малуф, ваш здравый смысл отрезвляет, как ушат холодной воды! Если ничего другого не останется, мы прибегнем к общеизвестному средству, никогда не подводившему расточительные правительства, – а именно повысим налоги. Выжмем из них все до последней капли! Только короли могут швыряться деньгами! Зачем простолюдину деньги?
– Ваше величество изволит шутить, – печально произнес Малуф.
– Шутки шутками, но я намерен обложить Исс портовыми сборами – до сих пор синдики уклонялись от каких бы то ни было налогов. Кроме того, мы начнем взимать пошлины, которые население долины Эвандера раньше платило Карфилиоту. Как видите, есть дополнительные источники дохода! Рано или поздно мы сможем вытрясти из горных баронов какую-то часть золота, награбленного за долгие годы разбоя и междоусобиц.
Малуф нахмурился, собираясь выдвинуть серьезные возражения против такой программы, но по размышлении решил, что король снова руководствуется в основном чувством юмора:
– Мягко говоря, смелое решение вопроса!
Эйлас рассмеялся:
– Но очень простое в практическом отношении. Бароны неизбежно станут нарушать мои законы, а за такие нарушения они должны будут платить крупные штрафы – в противном случае я конфискую их зáмки и выгоню их на вересковые луга в чем мать родила. Хотел бы я, чтобы то же самое можно было сделать с мерзавцем Казмиром, опять строящим военный корабль вопреки нашему договору! Боюсь, однако, что он не заплатит штраф.
Малуф удивленно поднял брови:
– Вы не вправе облагать штрафами короля Казмира!
– К величайшему сожалению. Поэтому придется принять более решительные меры.
И снова Малуф недоуменно нахмурился:
– Какие именно?
– Ровно через две недели вооруженный отряд высадится у верфи в Сардилье и сожжет дотла новый корабль Казмира. Пора дать ему понять, что договорные обязательства – не пустая болтовня.
– Рискованное дело! – покачал головой Малуф.
– Позволить Казмиру строить военный флот гораздо рискованнее.
Малуф не нашел, что на это ответить, и попросил разрешения удалиться. В тот же день, несколько позже, Эйлас говорил с лордом Пирменсом и сообщил ему те же сведения.
Вечером того же дня Эйлас намекнул о предстоящей операции лорду Уитервуду и лорду Сион-Танзиферу, вместе присутствовавшим на совещании, но на этот раз сказал, что вылазка состоится черед десять дней.
Тем временем сэр Тристано заверил Фойри и Лангларка – несмотря на то что эти двое не были в числе основных подозреваемых – в том, что ночной поджог состоится через двадцать дней.
Рано утром следующего дня сэр Тристано взошел на борт судна, со всей возможной скоростью направившегося в Кадуз, чтобы узнать в Сардилье, какое из трех сообщений заставит Казмира принять контрмеры.
В свое время Тристано вернулся, пошатываясь от усталости: ему пришлось скакать всю ночь, а затем переплыть Лир на рыбацкой лодке в штормовую погоду. Эйлас и Ейн с интересом выслушали его отчет. На десятую ночь после утечки информации никакие необычные меры предосторожности не принимались. По прошествии двух недель сотня тяжело вооруженных бойцов устроила на берегу засаду; всю ночь они ожидали нападения, каковое не состоялось.
Для того чтобы не оставалось никаких сомнений, Тристано подождал, пока не наступила двадцатая ночь; в эту ночь ничего не произошло, и он вернулся в Домрейс.
– Стали очевидными три факта, – заключил Эйлас. – Во-первых, корабль действительно строится по заказу Казмира. Во-вторых, предатель – один из моих министров. В-третьих, это либо Малуф, либо Пирменс.
– Оба – подходящие кандидаты, – сказал Ейн. – Что дальше?
– В ближайшее время следует вести себя исключительно осторожно. Если мы спугнем шпиона, его будет гораздо труднее вывести на чистую воду.
5
Эйласу сообщили, что в Южной Ульфляндии, недалеко от Оэльдеса, обнаружили богатые залежи болотного железняка, и он поручил Малуфу оценить затраты, необходимые для строительства плавильни.
Цифры, представленные Малуфом на рассмотрение короля, казались явно завышенными. Некоторое время Эйлас просматривал отчет, не высказывая никаких замечаний, затем отложил пергамент в сторону:
– Ясно, что потребуется дальнейшее изучение этого проекта. В данный момент меня занимают другие мысли – в последнее время сны не дают мне покоя.
Физиономия Малуфа изобразила почтительное беспокойство:
– Хорошо вас понимаю, государь! Сны предрекают будущее. Предчувствиями, посещающими нас во снах, нельзя пренебрегать!
– Прошлой ночью я видел на удивление яркий сон, – продолжал Эйлас. – По-видимому, он связан с предстоящим визитом короля Казмира. Мне снилось, что его корабль заходит в гавань – Казмир стоял на палубе с непокрытой головой. Я видел его так же ясно, как вижу вас. Он отвернулся, но в моих ушах прозвучал его голос:
– Смотри внимательно! Если на мне будет шляпа с двумя перьями, синим и зеленым, – значит, я твой друг и верный союзник. Если на моей шляпе будет одно желтое перо, значит, я – подлый враг, и меня необходимо уничтожить любой ценой! – Три раза его голос повторил эти слова! Казмир собрался надеть шляпу, но во сне меня кто-то позвал – я отвернулся и не заметил перья на шляпе.
– Достопримечательный сон! – заметил Малуф.
Позже Эйлас поведал о своем удивительном сне лорду Пирменсу, но в несколько иных выражениях:
– Голос говорил со мной – таинственный и гулкий, как голос оракула: «Внимательно следи за шляпой, когда Казмир ее наденет! Если на ней будет серебряная кокарда в форме птицы, он твой друг и союзник! Если на ней будет золотая эмблема, изображающая льва, значит, он замышляет измену!» Так говорил оракул, и теперь я не знаю, что делать. Не могу же я принимать государственные решения, руководствуясь сновидениями! И все же невозможно игнорировать знамения, предвещающие опасность. Что вы думаете по этому поводу?
Пирменс пригладил серебристую бородку:
– Здравый смысл подсказывает, что следует учитывать любую ценную информацию, независимо от ее источника. Вы не помните, какую именно шляпу держал в руке король Казмир?
– Что-то вроде высокого берета из черного мятого бархата, без полей и без тульи.
– Позвольте порекомендовать следующее: если головной убор, в котором приедет Казмир, будет точно соответствовать вашему сну, примите во внимание форму и материал эмблемы.
6
С террасы северной башни Миральдры Эйлас, окруженный несколькими придворными, наблюдал за приближением лионесского галеона «Королевская звезда» – тяжелого судна с тупым закругленным носом и высокой ютовой надстройкой; белоснежные паруса, фок и грот красиво надувались ветром, на концах мачт развевались на ветру красные и желтые вымпелы.
Галеон зашел в гавань, и команда проворно взяла паруса на гитовы. Портовые шлюпки подвезли причальные тросы, и «Королевская звезда» пришвартовалась к пристани рядом с Миральдрой.
Теперь король Эйлас ожидал гостей на молу в сопровождении двадцати знатнейших вельмож с супругами. Трап подняли на палубу галеона, где можно было заметить перемещение фигур в роскошных нарядах. Команда лакеев в ярких ливреях развернула розовую плюшевую ковровую дорожку, спускавшуюся с трапа на пристань и ведущую к трем установленным на платформе креслам с высокими спинками. В креслах разместились король Эйлас, принц Друн по правую руку и принцесса Глинет слева [6].
На палубе «Королевской звезды» появилась величавая фигура – король Казмир. Перед тем как вступить на трап, он задержался, и к нему присоединилась дама благородных пропорций с уложенными кольцами светло-русыми косами под сеткой из белых жемчужин – королева Соллас. Глядя прямо перед собой, августейшая пара спустилась по трапу на пристань.
Эйлас поднялся и шагнул им навстречу. Взгляд его остановился на головном уборе Казмира – высоком черном берете без полей и без тульи. Спереди на берете была закреплена серебряная кокарда в форме птицы; сбоку берет украшали два пера, зеленое и синее.
За королевой Соллас следовали принц Кассандр и принцесса Мэдук. Кассандр, крепко сложенный юнец лет пятнадцати, украсил блестящие кудри соломенного оттенка зеленой шапочкой, лихо сдвинутой набекрень. Невозможно было сомневаться в том, что он – сын своего отца; в его походке и движениях уже чувствовалась непреклонная царственность, свойственная Казмиру. Кассандр обозревал окружающих слегка угрожающим взглядом круглых голубых глаз, словно предупреждая малейшие проявления неуважения.
В отличие от брата, рыжая и кудрявая принцесса Мэдук, напоминавшая длинноногого сорванца, явно плевать хотела на уважение к своему достоинству и на одобрение свиты. Бросив быстрый взгляд на церемониальные приготовления, она сбежала по трапу вприпрыжку, как игривый котенок. На ней было длинное платье из темно-оранжевого бархата с широким черным поясом; цвет платья мало отличался от цвета ее слегка растрепанных кудрявых локонов. Ум принцессы явно не уступал подвижностью ее ногам – на курносом маленьком лице безошибочно отражались быстрые перемены настроения. Эйласу было хорошо известно происхождение Мэдук, и он наблюдал за ней с насмешливым любопытством. По-видимому, дипломаты, распространявшие слухи о преждевременном развитии и бьющей через край своенравности принцессы, не преувеличивали.
Король Казмир, предложивший королеве Соллас руку у основания трапа, бросил на Мэдук холодный предостерегающий взгляд, после чего повернулся, чтобы приветствовать короля Эйласа.
Полдюжины лионесских вельмож сошли по трапу с супругами в порядке, строго соответствовавшем их знатности и старшинству; прибытие каждого гостя громко провозглашал старший герольд Миральдры.
Последними с корабля спустились пара фрейлин королевы и, наконец, христианский жрец, отец Умфред – дородный субъект в рясе пурпурного оттенка.
Короли обменялись традиционными приветствиями, после чего Казмира и Соллас проводили в их апартаменты, чтобы они могли отдохнуть и освежиться после тягот многочасового плавания.
Вечером того же дня Эйлас принимал гостей за неофициальным ужином – парадный многолюдный банкет был назначен на следующий день. И Эйлас, и Казмир мало ели и еще меньше выпили; оба встали из-за стола трезвые и сосредоточенные. Они удалились в частную гостиную, присели в кресла у камина и, пробуя густое золотистое вино из Олоросы, обсуждали интересовавшие их проблемы. При этом, однако, ни тот, ни другой не упомянул о корабле, который строили по заказу Казмира в Кадузе.
Когда Казмир завел разговор об укреплениях Кауль-Бокаха, перекрывавших проход по ущелью между Лионессом и Южной Ульфляндией, голос его звучал слегка насмешливо:
– Даже без укреплений двадцать решительно настроенных человек могут защищать этот проход от целой армии. Но теперь мне сообщают, что в Кауль-Бокахе одна стена возвышается над другой, что каждый подход к крепости прегражден капканами, заграждениями и подъемными мостами с навесными башнями – неприступная твердыня стала в десять раз неприступнее. То же самое происходит в Тинцин-Фюрале: вершину Так-Тора увенчала вторая крепость, не менее труднодоступная. Не совсем понимаю, чем вызваны такие лихорадочные приготовления – ведь мы подписали договоры, делающие все эти усилия излишними.
– Полученные вами сведения соответствуют действительности, – ответил Эйлас. – Строятся новые укрепления, и, несомненно, они предохраняют нас от вторжения из Лионесса. На мой взгляд, однако, причины таких предосторожностей очевидны. Вы не бессмертны; представьте себе, что Лионессом будет править жестокий и воинственный монарх, склонный рассматривать договоры только как предлог к их нарушению! Предположим также, что этот монарх, по неизвестным причинам, решит вторгнуться в Ульфляндию – что тогда? Мы будем к этому готовы – и, если он разумный человек, ему придется отказаться от подобных планов.
На губах Казмира появилась ледяная улыбка:
– Могу согласиться с теоретической допустимостью ваших рассуждений, но не кажется ли вам, что с практической точки зрения они необоснованны?
– Надеюсь, что это так, – кивнул Эйлас. – Могу ли я предложить вам еще немного вина? Его делают в моем собственном поместье.
– Благодарю вас – это на самом деле превосходное вино. Пожалуй, в Хайдионе следует пополнить запас тройских вин.
– Такой недосмотр легко устранить – я об этом позабочусь.
Казмир задумчиво приподнял бокал, заставил вино кружиться и стал любоваться золотистой рябью на его поверхности:
– Я уже начинаю забывать суровые времена, когда наши народы разделяла кровная вражда.
– В этом мире все меняется, – отозвался Эйлас.
– Именно так! Наш договор, подписанный в пылу разгоревшихся страстей, запрещает Лионессу строить военные корабли – на основе устаревших допущений. Теперь, когда между нами установились добрососедские отношения…
– Вы совершенно правы! – прервал собеседника Эйлас. – Наступившее равновесие сил выгодно нам обоим! И не только нам – оно способствует поддержанию мира на всех Старейших островах. Это равновесие, этот мир имеют для нас жизненно важное значение и составляют основу нашей внешней политики.
– Даже так? – Казмир нахмурился. – И каким же образом вы намерены осуществлять политику, основанную на таком расплывчатом принципе?
– Принцип достаточно прост. Мы не можем позволить Даоту взять верх над Лионессом, а Лионессу – преобладать над Даотом, так как в противном случае наша безопасность окажется под угрозой. Если, например, король Одри нападет на Лионесс и каким-то чудом добьется преимущества, мы будем вынуждены выступить на стороне Лионесса и восстановить равновесие.
Казмир заставил себя непринужденно рассмеяться – осушив бокал, он со стуком поставил его на стол:
– Хотел бы я, чтобы мои цели можно было так просто сформулировать! Увы! Их достижение зависит от таких не поддающихся точному выражению понятий, как справедливость, возмещение ущерба, нанесенного в прошлом, и общее направление развития истории.
Эйлас снова наполнил бокал Казмира:
– Я вам не завидую – вы оказались в лабиринте неопределенностей. Тем не менее в отношении Тройсинета у вас не должно быть никаких сомнений. Если Лионесс или Даот усилятся настолько, что создадут угрозу другой стороне, мы будем обязаны оказать всю возможную поддержку слабейшему из противников. По существу, вас защищает мощный военный флот – и вам не приходится нести никаких расходов на его содержание.
Король Казмир поднялся на ноги и с некоторой сухостью произнес:
– Я устал после плавания по проливу. Позвольте пожелать вам спокойной ночи.
– Надеюсь, у нас вы сможете хорошо отдохнуть, – Эйлас тоже встал.
Два короля вышли в более просторную приемную, где королева Соллас сидела в окружении лионесских и тройских придворных дам. Казмир остановился у входа и ограничился небрежным поклоном, обращенным ко всем присутствующим. Соллас поднялась с дивана, пожелала собеседницам спокойной ночи, и слуга, несущий два ярко пылающих факела, проводил августейшую пару в отведенные им апартаменты.
Эйлас возвращался по длинной сводчатой галерее к себе в кабинет, когда из теней ему навстречу выступила дородная фигура в пурпурной рясе:
– Король Эйлас! Не могли бы вы уделить мне минуту внимания?
Эйлас остановился, глядя на румяную физиономию брата Умфреда – или отца Умфреда, как он теперь себя называл. Эйлас не стал изображать вежливость:
– Что тебе нужно?
Умфред усмехнулся:
– Прежде всего я хотел бы возобновить наше старое знакомство.
Охваченный отвращением, Эйлас невольно отступил на шаг. Нисколько не смущаясь, Умфред продолжал:
– Насколько я понимаю, вам известно, что я принес Благую Весть в город Лионесс. Король Казмир почти наверняка согласится финансировать строительство величественного собора, чтобы Имя Господне славилось благодарными жителями его столицы. Если это произойдет, скорее всего, мне будет пожалована епископская митра.
– Какое мне дело? – спросил Эйлас. – Поразительно, что ты смеешь показываться в моем присутствии!
Расплывшись в ласковой улыбке, отец Умфред отважным жестом руки отмел любые остатки неприязни, когда-либо существовавшей между ним и молодым королем:
– Я несу в Тройсинет радостную весть Евангелия! Языческие обряды все еще преобладают в Тройсинете, Дассинете и Южной Ульфляндии. Еженощно я молюсь о том, чтобы король Эйлас и его подданные вступили на славную стезю истинной веры!
– У меня нет ни времени, ни намерения обсуждать этот вопрос, – сказал Эйлас. – Мои подданные могут верить во все, что им заблагорассудится. Так оно было – так оно и будет. – Он повернулся, чтобы уйти, но отец Умфред положил ему на плечо мягкую белую руку:
– Подождите!
– Что еще? – резко повернулся к нему Эйлас.
Отец Умфред улыбнулся еще шире и нежнее:
– Молю Господа о вашем спасении и о том, чтобы вы, так же как король Казмир, способствовали строительству собора в своей столице – и тем самым распространению Слова Божьего! Если же собор в Домрейсе превзойдет великолепием собор в Лионессе – а это зависит только от вас, – я смогу надеяться на архиепископский сан!
– Я не намерен платить за строительство христианской церкви ни в Домрейсе, ни где-либо в другом месте.
Умфред задумчиво поджал губы:
– Таковы ваши взгляды в данный момент; возможно, однако, что некоторые соображения заставят вас изменить свое мнение.
– Вряд ли.
Снова Эйлас повернулся, чтобы уйти – и снова отец Умфред задержал его:
– Очень рад увидеть вас снова, хотя – увы! – память невольно возвращает мои помыслы к достойным сожаления событиям, сопровождавшим нашу первую встречу. До сих пор король Казмир не знает, кто вы такой! И я уверен, что вы не спешите рассказать ему об этом. Значит, вы не хотите, чтобы он об этом знал. Не так ли? – Отступив на шаг, отец Умфред смотрел на Эйласа с благосклонным любопытством.
