Джек Вэнс
Лионесс. Том 2. Зеленая жемчужина. Мэдук
3
Вернувшись в Исс, Эйлас пытался найти в своем лагере Шимрода, но безуспешно. Он поручил помощнику обойти портовые таверны, но Шимрода нигде не было, что начинало раздражать короля – ему не давали покоя несколько навязчивых идей. Во-первых, Эйлас подбадривал себя надеждой, что Шимрод мог бы применить магические чары и укротить таких непримиримых вассалов, как сэр Хьюн, – в этом отношении полезным оказалось бы, например, заклинание, вызывающее временный приступ смирения и раскаяния, или сглаз, заставляющий мечи баронов гнуться, словно они сделаны из бумаги, а их стрелы – старательно уклоняться от цели. Эйлас уверял себя, что такое содействие не противоречило бы эдикту Мургена [10], так как его можно было обосновать общими принципами человеколюбия.
Кроме того, Эйлас надеялся, что одним своим присутствием Шимрод окажет полезное влияние на синдиков Исса, когда такое влияние потребуется. Но Шимрод исчез, занимаясь своими делами, и Эйласу оставалось только положиться на себя и вести переговоры с таинственными олигархами без посторонней помощи.
Прежде всего необходимо было выяснить, в чьих руках была на самом деле сосредоточена власть – и Эйлас знал, что это непростая задача. Поразмышляв, Эйлас решил, что опыт лорда Пирменса как нельзя лучше позволял справиться с этой головоломкой, и поручил ему организовать совещание с городскими старейшинами.
Поздно вечером Пирменс явился к Эйласу с отчетом.
– Необычная ситуация, выходящая за рамки повседневных представлений! – заявил Пирменс, когда Эйлас поинтересовался достигнутыми за день успехами. – Народ изворотливый, как морские угри! Можно поверить, что они действительно происходят от минойских критян!
– Откуда такие выводы?
– Однозначных свидетельств нет, – признал Пирменс. – Но такой ответ подсказывает интуиция. Слова и поступки горожан Исса отличаются противоречивым сочетанием откровенности и скрытности, характерным для минойского склада ума. Сегодня мне казалось, что надо мной просто издеваются – меня чуть удар не хватил! Я наводил справки по всему городу, пытаясь узнать, кого здесь считают магнатами, старейшинами или просто влиятельной кликой – но местные жители только улыбались, пожимали плечами и разводили руками. Если я настаивал, они хмурились, задумывались, с сомнением качали головами, озирались по сторонам и в конце концов отрицали существование каких-либо властей. Подозреваю, что после этого они смеялись у меня за спиной, но мне никак не удавалось уличить их в дерзости – обернувшись, я обнаруживал, что они ушли по своим делам. И в этом заключается наибольшая дерзость: расспросы такого рода им настолько наскучили, что они даже не смеются!
Наконец я присел на скамью рядом со стариком, гревшимся на солнышке. Когда я пожаловался ему на то, что в Иссе никто не желает отвечать на простейшие вопросы, он соблаговолил по меньшей мере разъяснить мне положение вещей.
Оказывается, управление Иссом осуществляется по негласному уговору. Законы заменяются обычаями и общепринятыми условностями; концепция принуждения со стороны централизованной власти в Иссе считается отталкивающей и в какой-то мере смехотворной. Я спросил старика:
– Кто же в таком случае уполномочен представлять интересы города, решая важные проблемы на совещании с королем Эйласом? – Как все местные жители, он пожал плечами и сказал: «Мне неизвестны такие важные проблемы, и я не вижу необходимости в таком совещании».
В этот момент к нам подошла добросердечная женщина. Она помогла дряхлому горожанину подняться на ноги, и они удалились. Наблюдая за тем, как она обращалась с подопечным, я заключил, что старик страдает какой-то формой слабоумия, в связи с чем его точку зрения вряд ли можно считать заслуживающей доверия.
Пирменс усмехнулся и погладил свою аккуратную бородку. Эйлас подумал, что правильно сделал, не повесив Пирменса сразу – его изворотливый ум мог еще пригодиться:
– И что же дальше?
Пирменс продолжил:
– Я отказался признать поражение, несмотря на отговорки, расплывчатые намеки на отсутствие властей и рассуждения полоумного старца – хотя последний показался мне разумнее остальных. Я сказал себе, что законы природы в Иссе так же непреложны, как в любом другом месте, и что, следовательно, наиболее влиятельных людей следовало искать в самых древних и роскошных дворцах. Я посетил несколько таких дворцов и сообщил их владельцам о том, что, поскольку горожане Исса отрицают существование руководящего совета, я вынужден взять на себя формирование этого органа, и что синдики, которым я нанес визит, отныне считаются полномочными и ответственными членами городского управления. Кроме того, я уведомил их о том, что они обязаны явиться к вам завтра утром за два часа до полудня и что от неукоснительного выполнения этого требования зависит их дальнейшее благополучие.
– Изобретательный ход! Прекрасная идея, Пирменс! Разве не забавно, учитывая все обстоятельства, что вы можете стать моим незаменимым помощником?
Пирменс безрадостно покачал головой:
– Я превзошел тот уровень интеллектуального развития, на котором причуды судьбы кажутся забавными. Действительность существует независимо от нашего восприятия – следовательно, она трагична, так как все живущее умирает. Только фантазии, химеры и небылицы могут заставить меня рассмеяться.
– А, Пирменс! Мне непонятна ваша философия.
– Так же, как мне непонятна ваша, – вежливо поклонившись, ответил Пирменс.
На следующий день, за два часа до полудня, шесть синдиков спустились с террас, окружавших город, и прошли в павильон из голубого шелка, где король Эйлас ожидал их в компании лорда Малуфа и лорда Пирменса. Синдики походили друг на друга – бледнокожие люди хрупкого телосложения, с тонкими чертами лиц, темными глазами и коротко подстриженными черными волосами, украшенными сзади небольшими золотыми гребнями. Они одевались скромно – на них были только туники из белого полотна и сандалии; никто из синдиков не был вооружен.
Эйлас поднялся им навстречу:
– Господа, рад приветствовать вас! Садитесь. Позвольте представить моих советников, лорда Малуфа и лорда Пирменса, опытных специалистов, полностью посвятивших себя достижению наших общих целей. Не желаете ли освежиться? – Не ожидая ответа, Эйлас подал знак стюардам, и те стали разносить бокалы с вином; синдики игнорировали бокалы.
– Сегодня мы обсудим существенные вопросы, – продолжал Эйлас. – Надеюсь, их удастся решить достаточно быстро и определенно.
Вкратце предпосылки таковы: в связи с бесхребетностью бывших правителей, набегами ска и общим упадком духа вся Южная Ульфляндия, за исключением долины Эвандера, по сути дела превратилась в дикую местность. Я намерен ввести законность и порядок, отразить ска и в конечном счете восстановить былое благополучие страны. Стремясь к достижению этих целей, я не могу бесконечно подвергать риску жизнь тройских солдат и тратить тройское золото – и армия, и деньги должны поступать из местных источников.
Формирование армии, способной обеспечивать соблюдение законов и отражать нападения ска, – первоочередная задача. Никто не должен уклоняться от государственной службы. Такова, по существу, ситуация, которую я хотел с вами обсудить.
Синдики поднялись на ноги, поклонились и собрались уходить.
– Постойте! – удивился Эйлас. – Куда вы направились?
– Разве вы не закончили? – спросил один из синдиков. – Кажется, вы сказали, что ваше выступление будет кратким.
– Не настолько кратким! Кроме того, я сказал, что мы должны принять решения. Кто из вас будет представлять интересы всех синдиков? Или каждый предпочитает самостоятельно выражать свое мнение, когда это потребуется? – Эйлас переводил взгляд с одного лица на другое, но встречал лишь невозмутимые непонимающие взгляды.
– Я не привык к подобной скромности, – сказал Эйлас. – Вот вы, например, – как вас зовут?
– Меня именуют Хайделосом.
– Отныне, достопочтенный Хайделос, я назначаю вас председателем городского совета. Все вы, разумеется, входите в состав этого совета. А вас, сударь, – как вас зовут?
– Меня тоже именуют Хайделосом.
– Неужели? Как же вас отличают от другого Хайделоса?
– По личному имени.
– Прекрасно! Из практических соображений будем пользоваться личными именами. Ваше личное имя?
– Олав.
– Олав, вы несете ответственность за организацию набора рекрутов в армию. Два господина, сидящих рядом с вами, назначаются вашими помощниками. Набор в ульфскую армию надлежит производить по всей долине Эвандера. Малуф, запишите их имена, личные или какие угодно. А вы, сударь, как вы себя называете?
– Эвканор.
– Эвканор, отныне вы – главный сборщик налогов в долине Эвандера. Господин, сидящий слева от вас, будет оказывать вам помощь. Малуф, запишите их имена. Хайделос, надеюсь, что быстрота решения вопросов, поставленных на обсуждение, вас устраивает? Вы будете нести общую ответственность за руководство деятельностью ваших коллег, а также представлять их и ежедневно – повторяю, ежедневно! – отчитываться за них на совещаниях со мной или с моим представителем.
Хайделос тихо сказал:
– Государь, ваши требования невыполнимы.
Эйлас рассмеялся:
– Хайделос, призываю вас смотреть фактам в лицо, какими бы нелицеприятными они ни были. Вам придется изменить образ жизни – по меньшей мере до тех пор, пока не будут восстановлены целостность и благополучие Южной Ульфляндии. У вас нет выбора, и никакие возражения не принимаются во внимание. Если вы шестеро не будете со мной сотрудничать, я подвергну вас изгнанию на остров Тернс и назначу шестерых других граждан Исса. Этот процесс будет продолжаться, пока я не найду людей, готовых сотрудничать, или до тех пор, пока все население Исса не будет переселено на голые скалы затерянного в океане островка.
С учетом сложившихся обстоятельств, мои требования не чрезмерны, их легко выполнить. Я ваш король – повинуйтесь.
Хайделос ответил, старательно скрывая раздражение:
– Долгие годы мы жили без короля, без армии, без налогов. Ска никогда нам не угрожали; горные бароны не представляют для нас никакой опасности. Почему вдруг, с сегодняшнего дня, мы должны поспешно выполнять приказы тройского захватчика?
– Вы терпели Фода Карфилиота в Тинцин-Фюрале. Вы игнорировали набеги ска, уводивших в рабство тысячи людей. Вы покупали мир и благополучие страшной ценой, которую платили другие! Беззаботному существованию Исса пришел конец. Отныне – если вы хотите, чтобы с вами обращались справедливо, – вы должны платить за справедливость так, как это делают все остальные. Господа, прения закончены. Выбирайте: да или нет?
– Выбора у нас нет, – тихо ответил Хайделос. – Ваши доводы убедительны.
– Очень хорошо. Малуф предоставит вам более подробные инструкции. – Эйлас поднялся на ноги, слегка поклонился безутешным синдикам и повернулся, чтобы уйти – но резко остановился, заметив у входа в павильон высокую фигуру. Как только совещание закончилось и все вопросы были решены, Шимрод наконец соблаговолил явиться в лагерь.
Глава 6
1
Через некоторое время, после того как Шимрод поселился в Трильде, в Тантревальском лесу, его начали тревожить странные сны. Сны повторялись каждую ночь с настойчивостью, завладевшей вниманием Шимрода и приводившей его в состояние, близкое к одержимости – несмотря на кошмарный характер завершения сновидений, предвещавших какие-то судьбоносные или даже трагические последствия.
Сны эти были необычайны по нескольким причинам. Место действия, белый песчаный пляж между океаном и беломраморным дворцом, никогда не менялось. В происходивших на этом пляже событиях не было ничего нелогичного или причудливого – по сути дела, их самым поразительным свойством было отсутствие каких-либо персонажей, кроме самого Шимрода и красавицы, вызывавшей непреодолимое, болезненное влечение.
В первом сне Шимрод стоял под балюстрадой у основания лестницы, ведущей во дворец. Солнечные лучи грели его, тихий шум спокойного прибоя повторялся с ленивой монотонностью. Шимрод чего-то ждал. Вскоре он заметил на берегу приближающуюся фигуру темноволосой женщины среднего роста – стройной, почти хрупкой. Она шла по песку босиком; на ней было белое платье до колен, без рукавов. Она не спеша прошла мимо, искоса бросив взгляд на Шимрода, продолжавшего удивленно смотреть ей вслед, – сердце его сжималось страстным, тоскливым томлением.
Сновидение поблекло и пропало в той недостижимой бездне, где исчезают все сновидения, когда кончается их срок. Шимрод проснулся и открыл глаза, глядя в темноту.
На следующую ночь сон повторился; повторился он и на третью, и на четвертую ночь. Каждый раз женщина оказывала Шимроду чуть больше внимания; наконец она остановилась, чтобы выслушать его. Шимрод хотел узнать, кто она такая, где они находятся и почему она проходит мимо. В конце концов незнакомка согласилась назначить ему свидание за пределами сна. Возбужденный и торжествующий, Шимрод понимал, однако, что его, скорее всего, околдовали, намереваясь причинить ему крупные неприятности. Поэтому он решил посоветоваться с Мургеном в замке Свер-Смод, на склоне могучего хребта Тих-так-Тих.
Мурген раскрыл заговор. Женщину звали Меланкте, она выполняла поручение чародея Тамурелло. Их намерения были очевидны. Тамурелло хотел подорвать репутацию Мургена и продемонстрировать уязвимость чародея, уничтожив его отпрыска Шимрода.
Оставался открытым один вопрос – мучительный вопрос, с которым влюбленные, потрясая кулаками, испокон веков обращаются к небу:
– Как может такая красота уживаться с такой низостью?
По этому поводу Мурген не мог предложить никаких разъяснений.
Шимрод явился на свидание, но планы заговорщиков удалось сорвать, и Шимрод не расстался с жизнью. Позже, когда Шимрод впервые посетил Исс, он обнаружил пляж, где Меланкте ходила в его снах: в полумиле к северу от города, на берегу моря, находился беломраморный дворец с широкими ступенями лестницы, ведущей на террасу, окаймленную балюстрадой, – именно здесь Шимрод ожидал во сне появления обворожившей его незнакомки.
Теперь Шимрод мог вспоминать об этом эпизоде бесстрастно и даже с примесью холодного любопытства. Его интересовало также невыполненное обязательство красавицы. Именно желание узнать, как себя поведет Меланкте, когда ей придется либо сдержать слово, либо признать себя обманщицей, заставило Шимрода потихоньку выйти за окраину Исса и направиться по пляжу к знакомому дворцу.
Шимрод остановился у основания лестницы под балюстрадой – его охватило сильнейшее ощущение воспоминания о том, чего никогда не было. На берегу – точно так же, как во сне, – он заметил приближающуюся фигуру Меланкте.
Так же, как во сне, она ступала по песку босиком, и на ней было белое платье до колен. Даже если она не ожидала увидеть Шимрода, она ничем не выдала удивление – даже шаги ее не ускорились и не замедлились.
Меланкте подошла к лестнице. Бросив один быстрый взгляд в сторону Шимрода, она никак не отреагировала на его присутствие, поднялась по ступеням на террасу и исчезла в тенях за колоннадой.
Шимрод последовал за ней и вошел во дворец, где он еще никогда не был.
Меланкте пересекла просторный вестибюль и прошла в помещение с аркадой высоких окон, выходивших на океан. Опустившись на софу у низкого столика и откинувшись на спинку, она стала неподвижно смотреть на горизонт.
Шимрод взял стул, тихо поставил его с другой стороны столика и сел прямо напротив Меланкте – чтобы она не могла притворяться, что его не видит, а он мог наблюдать за ней, не поворачивая голову.
Вошла служанка с высоким серебряным кувшином; она налила в бокал винный пунш, дышавший ароматами свежевыжатого апельсина и лимона. Не обращая внимания на Шимрода, Меланкте подняла бокал к губам, пригубила пунш и стала снова смотреть в море.
Шимрод следил за ней, вопросительно наклонив голову. Он хотел было взять кувшин обеими руками и выпить пунш прямо из сосуда, но решил, что такой жест, отдававший вульгарностью, мог нарушить установившееся между ним и хозяйкой дворца безмолвное согласие – если молчание Меланкте можно было истолковать, как согласие терпеть его присутствие. Вместо этого Шимрод начертил в воздухе знак мановением правой руки – в гостиную залетела маленькая синяя птичка с красной грудкой. Покружившись вокруг головы Меланкте, птичка села на край ее бокала, чирикнула пару раз, испражнилась в бокал и упорхнула.
Меланкте медленно и осторожно наклонилась вперед и поставила бокал на столик.
Шимрод снова сделал сложное движение рукой. В дверном проеме появился чернокожий мальчик-мавр в огромном голубом тюрбане, халате в красную и синюю полоску и блестящих голубых шароварах. Мальчик держал поднос с парой небольших серебряных кубков. Приблизившись к Меланкте, он предложил ей поднос и застыл в ожидающей позе.
С каменным лицом Меланкте взяла один из кубков и поставила его на столик. Мальчик в тюрбане подошел к Шимроду. Тот с благодарным кивком взял второй кубок и, удовлетворенно вздохнув, выпил его содержимое. Мальчик с подносом удалился.
Слегка выпятив губы и опустив их уголки, Меланкте продолжала изучать морской простор.
«Как она оценивает, взвешивает, сравнивает! – думал Шимрод. – В ее голове возникает один план за другим, но от каждого она отказывается – они неэффективны, недостаточно изящны или унизительны. Она не хочет ничего говорить, потому что любые слова сделают ее мишенью для моих упреков или притязаний. Пока она молчит, она ничем себя не обязывает и думает, что может таким образом от меня избавиться! Но в ней растет напряжение – в какой-то момент ей придется взять инициативу на себя».
Шимрод заметил, как подернулись уголки губ Меланкте.
«Она что-то решила, – сказал он себе. – Наиболее эффективный, но наименее изящный выход из положения, с ее точки зрения, заключается в том, чтобы просто встать и выйти – не могу же я последовать за ней в туалет и при этом сохранить какую-то видимость галантности! Что ж, посмотрим! По ее поведению можно будет судить о ее настроении».
Меланкте откинула голову назад, прикрыв глаза, – казалось, она спала. Шимрод встал и прошелся по гостиной. Здесь было немного предметов мебели; странным образом отсутствовали какие-либо личные вещи или сувениры – никаких искусных изделий или редкостей, никаких пергаментных свитков, книг, либрамов или папок с рисунками. На столе у стены в зеленой фаянсовой вазе красовалась дюжина апельсинов; рядом были небрежно разбросаны разноцветные окатыши, найденные в полосе прибоя, – по-видимому, они доставляли Меланкте удовольствие. На полу лежали три мавританских ковра с кричащими синими, черными и красными орнаментами на бледно-бежевом фоне. С потолка свисала тяжелая чугунная люстра. В бронзовой вазе на столике у ног Меланкте торчал букет оранжевых ноготков – скорее всего, замена увядших цветов свежими входила в ежедневные обязанности служанки. По сути дела, заключил Шимрод, помещение казалось необжитым и не позволяло ничего сказать о характере хозяйки.
Меланкте наконец нарушила молчание:
– Как долго ты намерен здесь оставаться?
Шимрод вернулся к столику и сел на стул:
– Сколько угодно – мне положительно нечего делать, и не только днем, но и ночью, если уж на то пошло.
– Время для тебя ничего не значит?
– Ничего не значит? Напротив, время меня чрезвычайно интересует. Если верить галисийским эскам, время подобно пирамиде с тринадцатью гранями. Они верят, что мы стоим на вершине пирамиды и наблюдаем за движением дней, месяцев и лет во всех направлениях. Такова исходная предпосылка тудической пердурики, провозглашенная Тудом, галисийским богом времени с окольцевавшими голову тринадцатью глазами, смотрящими одновременно во все стороны. Зрительное представление об этом божестве, разумеется, имеет чисто символический характер.
– Имеет ли эта доктрина какое-нибудь практическое применение?
– Думаю, что да. Необычные идеи развивают умственные способности и оживляют разговор. Например, раз уж мы обсуждаем тудические предпосылки, тебя может заинтересовать тот факт, что чародеи эсков ежегодно видоизменяют сотню зародышей во чреве матерей, надеясь, что когда-нибудь наконец родится младенец с тринадцатью глазами, окружающими голову через равномерные промежутки на уровне лба, – и по этому признаку они определят, что мир посетило воплощение Туда! До сих пор им не удавалось произвести на свет младенца с более чем девятью глазами; но и такие, еще не совершенные создания становятся жрецами тудического культа.
– Я мало занимаюсь такими вещами, и этот разговор в целом меня тоже не интересует, – сказала Меланкте. – Ты можешь удалиться, как только этого потребует твое представление о вежливости.
– Как только оно этого потребует, я не премину это сделать, – заверил ее Шимрод. – А пока что, если ты не возражаешь, я позову твою служанку, чтобы она принесла нам еще вина и, пожалуй, приготовила горшок тушеных мидий с оливковым маслом и чесноком. Любой разумный человек, не снедаемый угрызениями совести, не отказался бы от такого блюда, особенно в сопровождении свежеиспеченного хлеба.
Меланкте отвернулась:
– Я не голодна.
– Может быть, ты устала? – заботливо спросил Шимрод. – Пойдем, приляжем в твоей спальне.
Меланкте искоса бросила на него взгляд, сверкнувший золотом. Помолчав, она ответила:
– Что бы я ни делала, я предпочитаю это делать одна.
– Неужели? Насколько я помню, это не всегда было так. Ты даже навязывала мне свое общество.
– С тех пор я полностью изменилась. Во мне не осталось ничего прежнего.
– И чем вызвано такое перевоплощение?
Меланкте поднялась на ноги:
– Я надеялась, что безмятежное одинокое существование позволит мне избежать вторжений в личную жизнь. В какой-то степени мои надежды оправдались.
– И теперь у тебя не осталось друзей?
Меланкте пожала плечами, повернулась к Шимроду спиной и подошла к окну. Шимрод встал рядом с ней; ноздри его уловили аромат фиалок:
– Ты не ответила на мой вопрос.
– У меня нет друзей.
– А Тамурелло?
– Он мне не друг.
– Надеюсь, он не твой любовник?
– Такие отношения меня не интересуют.
– Какие отношения тебя интересуют?
Обернувшись, Меланкте нашла, что Шимрод находится слишком близко, и сделала небольшой шаг в сторону:
– Я еще об этом не думала.
– Ты хочешь научиться волшебству?
– Я не хочу быть ведьмой.
Шимрод вернулся к столику у софы и сел на стул:
– Ты загадочное существо. – Он хлопнул в ладоши, появилась служанка. – Меланкте, будь добра, попроси прислугу принести нам вина.
Меланкте вздохнула и подала знак служанке, после чего снова присела на софу с выражением раздраженной покорности судьбе. Служанка вернулась с кувшином вина и двумя бокалами.
Когда бокалы были наполнены, Шимрод сказал:
– Когда-то я думал, что ты – ребенок в теле женщины.
Меланкте холодно улыбнулась:
– А теперь?
– Ребенок, по-видимому, где-то заблудился и потерялся.
Улыбка Меланкте стала чуть более тоскливой.
– Женщина прекрасна, как рассвет, – размышлял вслух Шимрод. – Понимает ли она, какое впечатление производит? Судя по всему, она достаточно часто моется и явно ухаживает за волосами. Она ведет себя так, словно вполне сознает свою привлекательность.
– Как все это скучно! – обронила Меланкте.
Шимрод пропустил ее слова мимо ушей:
– По-видимому, тебя вполне удовлетворяет такая жизнь, ты довольна собой. И тем не менее, когда я пытаюсь разобраться в твоих мыслях, у меня такое чувство, словно я заблудился в темном лесу.
– У тебя такое чувство, потому что я не вполне человеческое существо, – ровно и бесстрастно отозвалась Меланкте.
– Кто тебе это сказал? Тамурелло?
Меланкте безразлично кивнула:
– Тягостный, бесцельный разговор. Когда ты уйдешь?
– Скоро. Но объясни мне – зачем Тамурелло попытался внушить тебе такую чудовищную глупость?
– Он ничего мне не внушал. Я ничего не знаю. Мой ум пуст, как черные пространства между звездами.
– По-твоему, я – человеческое существо? – спросил Шимрод.
– Насколько мне известно, да.
– Я – порождение Мургена!
– Не понимаю. Что ты называешь порождением?
– Когда-то, давным-давно, Мурген являлся в моем обличье, чтобы свободно действовать и наблюдать, – люди боятся легендарного Мургена, это ему мешает. Я ничего не помню о тех временах – мои поступки были поступками Мургена, и воспоминания о них принадлежат Мургену. Но мало-помалу, по мере такого использования Шимрод стал существом из плоти и крови, приобрел собственное сознание и способность действовать независимо.
Теперь я – Шимрод. Почему бы мне не считать себя человеческим существом? Я выгляжу как человек. Я испытываю голод и жажду; я ем и пью, после чего мне приходится испражняться. Твоя красота вызывает во мне тоскливое влечение, одновременно сладостное и болезненное. Короче говоря, ничто человеческое мне не чуждо, и если я в чем-то не человек, то мне неизвестно, в чем именно.
Меланкте повернулась к морю:
– У меня человеческое тело; так же, как твое, оно выполняет свои функции: я вижу, слышу, ощущаю вкус. Но я пуста. У меня нет чувств. Я ничего не делаю – только брожу по пляжу.
Шимрод пересел на софу и обнял ее плечи:
– Позволь мне заполнить эту пустоту.
Меланкте язвительно покосилась на него:
– Я не нуждаюсь в помощи.
– Но тебе будет лучше, когда ты изменишься, гораздо лучше!
Меланкте отстранилась, встала и отошла к окну.
Шимроду больше нечего было сказать – в этот момент он решил удалиться и ушел, не попрощавшись.
На следующий день Шимрод вернулся к беломраморному дворцу, нарочно в то же время. Если Меланкте ежедневно придерживалась одного и того же расписания, сегодня он мог бы узнать, удалось ли ему повлиять на ее настроение. Он прождал под террасой целый час, но Меланкте не появилась. В конце концов Шимрод задумчиво побрел обратно в Исс.
К вечеру погода стала портиться, с запада подул свежий бриз – рябь перистых облаков быстро затянула небо, и солнце опустилось в багрово-лиловую гряду далеких туч.
С утра яркие сполохи света боролись с пасмурным сумраком. Снопы солнечных лучей пробивались через разрывы в облаках, но разрывы стягивались и лучи гасли. После полудня сумрак победил и с моря нахлынула темно-серая стена дождя.
Ближе к вечеру Шимрод, подчинившись внезапному порыву, накинул на плечи плащ, сделал покупку на рынке и прошел по пляжу к белому дворцу. Взойдя по ступеням, он пересек террасу и постучал в резную деревянную дверь.
Никто не ответил – он постучал снова. Наконец дверь приоткрылась; выглянула служанка:
– Леди Меланкте не принимает.
Шимрод распахнул дверь и зашел внутрь:
– Превосходно! Значит, нам никто не помешает. Я останусь на ужин – вот свежие отбивные. Поджарьте их как следует, приправьте травами и подайте с добрым красным вином. Где Меланкте?
– В гостиной, у камина.
– Я знаю, куда идти.
Служанка с сомнением понесла отбивные на кухню. Заглядывая из комнаты в комнату, Шимрод в конце концов нашел гостиную, упомянутую служанкой, – помещение с белеными стенами и дубовыми потолочными балками. Меланкте стояла и грелась у огня. Когда Шимрод зашел, она взглянула на него через плечо, раздраженно отвернулась и продолжала смотреть на языки пламени.
Шимрод приблизился. Не глядя на него, Меланкте сказала:
– Я знала, что ты сегодня придешь.
Шимрод обнял ее за талию, притянул к себе и поцеловал. Она не ответила – с таким же успехом он мог бы поцеловать тыльную сторону своей руки.
– Так что же – ты не рада меня видеть?
– Нет.
– Но в то же время тебя не трясет от злости?
– Нет.
– Я когда-то уже целовал тебя – помнишь?
Меланкте повернулась к нему. Шимрод понял, что она собирается сказать нечто, приготовленное заранее:
– Я почти не помню ничего, что тогда происходило. Тамурелло дал мне точные указания. Я должна была обещать тебе все, что угодно, и, если потребуется, уступить любому твоему требованию. Оказалось, что в этом не было необходимости.
– А обещания? Их не нужно выполнять?
– Я произносила слова, но это не были мои обещания; это были слова Тамурелло. У него и требуй выполнения обещаний. – И Меланкте улыбнулась огню, горевшему в камине.
Шимрод, все еще обнимавший ее за талию, прижал ее ближе и погрузил лицо в ее волосы, но она отстранилась и села на диван.
Шимрод сел рядом:
– Я не большой мудрец, как тебе известно. И все же, я мог бы многому тебя научить.
– Ты гоняешься за иллюзиями, – почти презрительно обронила Меланкте.
– Почему ты так думаешь?
– Тебя привлекает мое тело. Если бы ты взглянул на меня и увидел пожелтевшую морщинистую кожу и горбатый нос с бородавками, сегодня вечером тебя бы тут не было – даже если бы ты пришел, ты не стал бы меня целовать.
– С этим невозможно спорить, – сказал Шимрод. – Тем не менее в этом отношении я вряд ли отличаюсь от любого другого. Ты предпочла бы жить в дряхлом, уродливом теле?
– Я привыкла к тому телу, какое у меня есть. Я знаю, что оно привлекательно. Тем не менее то, что живет в этом теле, – то, что я на самом деле собой представляю, – судя по всему, вовсе не привлекательно.
В гостиную зашла служанка:
– Подать ужин здесь, у камина?
Меланкте с удивлением оглянулась:
– Я не просила подавать ужин.
– Этот господин принес отличные отбивные и приказал поджарить их как следует, что я и сделала, обжарила на виноградной лозе и приправила чесноком, лимонным соком и щепоткой тимьяна. Есть еще свежеиспеченный хлеб, горошек прямо с огорода и неплохое красное вино.
– Хорошо, подавай здесь.
За ужином Шимрод пытался создать теплую, непринужденную атмосферу, но в этом начинании Меланкте не оказывала ему почти никакой поддержки. Сразу после ужина она объявила, что устала и собирается идти спать.
– Сегодня дождливо, – заметил Шимрод, – я останусь на ночь.
– Дождя уже нет, – возразила Меланкте. – Уходи, Шимрод. В моей постели не будет никого, кроме меня.
Шимрод поднялся на ноги:
– Мне остается сделать то, что на моем месте сделал бы любой воспитанный мужчина. Спокойной ночи, Меланкте.
