Джеймс Оливер Кервуд
Охотники на волков
Два-три быстрых удара топором – и волчица упала замертво. Со сноровкой, присущей только индейцам, Мукоки достал нож, крепко ухватил голову волчицы пониже ушей, сделал четыре молниеносных надреза и рывком сорвал с нее скальп.
Род, не успев обдумать свои слова, выпалил:
– Вот так ты снимал скальпы и с людей?
Мукоки поднял взгляд, раскрыл рот и издал звук, почти напоминающий обычный человеческий смех. Обычно, когда старый индеец смеялся, он издавал такие странные булькающие звуки, какие Род и Ваби не смогли бы воспроизвести, даже если бы попытались.
– Никогда не снимать скальпы с бледнолицых, – отвечал он. – Мой отец снимать скальпы, когда молодой. Большой мастер!
Даже когда они вернулись в лагерь, Мукоки все еще посмеивался себе под нос.
На завтрак ушло не более десяти минут. Начинался снегопад. Если не мешкать с выходом, то к полудню их следы, несомненно, полностью заметет, а в земле, где полно вунгов, лучшего нельзя и представить. Однако Ваби очень хотелось вернуться за волками, убитыми на озере. Охотники не опасались потерять друг друга и потому решили так: Род и Мукоки отправятся вверх по замерзшей реке, а Ваби пойдет к озеру и нагонит их до наступления темноты.
Вооружившись винтовкой, револьвером, ножом и топориком с острым лезвием, молодой индеец, не теряя времени, покинул лагерь. Четверть часа спустя Ваби осторожно вышел на берег озера – на то самое место, где произошел неравный бой между старым лосем и волками. Одного взгляда хватило, чтобы понять исход этой битвы. В нескольких десятках ярдов Ваби увидел огромный обглоданный скелет и череп, увенчанный гигантскими рогами. Эх, видел бы это Род! Итак, героический лось проиграл. Однако его голова – самая большая, какую видел Ваби, – лежала в снегу. «За эту голову могли бы дать долларов сто, а может, и больше», – подумал он, подходя поближе и оглядывая место побоища. Да, бой был страшный: пара обглоданных волчьих скелетов валялась здесь же, один вперемешку с костями лося, другой футах в пятидесяти. Головы волков были нетронуты зубами сородичей, и Ваби, сняв с них скальпы, поспешил дальше.
На полпути через озеро, в том месте, где Ваби дважды стрелял, он нашел останки еще двух волков, а на опушке ельника – еще одного. Должно быть, этот зверь был ранен и его сородичи расправились с ним позднее. Ваби углубился в лес, отыскал полянку, где стрелял еще раньше, и нашел там пару волчьих скелетов. Когда он закончил поиски, у него было семь скальпов.
Возле останков лося Ваби снова задержался. Он знал, что индейцы часто замораживают головы лосей и карибу, а голова с великолепными рогами была заманчивым призом… Но они вернутся месяцы спустя – как же ее сохранить? Если повесить на дерево, то ее стащит первый же проходящий мимо индеец либо испортит оттепель. Внезапно ему в голову пришла идея. Почему бы не устроить то, что белые называют «индейским ледником»! Ваби, полный энтузиазма, тут же приступил к воплощению своего замысла. Непростой задачей было оттащить гигантскую голову к роще лиственниц. По пути Ваби внимательно осмотрел ее. Голова была изрядно обглодана волками, но в фактории местные искусники-индейцы исправляли и не такие повреждения. Выбрав раскидистое дерево, под сень которого почти не попадали солнечные лучи, юный индеец вытащил топорик и принялся за работу. Через полтора часа упорного труда он выкопал в мерзлой земле обширную яму глубиной три фута. Затем заполнил ее слоем снега, плотно утрамбовывая его прикладом револьвера. Уложив туда голову, Ваби засыпал ее снегом, а сверху землей и тщательно утоптал ногами. Закончив, он насыпал над тайным хранилищем сугроб, вырубил топором метки на двух соседних деревьях и отправился догонять друзей.
«По тридцать долларов каждому, – прикидывал он на ходу, держа путь к Омбабике. – Земля не оттает до июня… Лосиная голова и восемь скальпов по пятнадцать долларов каждый – неплохо для одного дня работы, старина Род!»
Поход за скальпами занял около трех часов. Все это время валил снег, и, вернувшись к старому лагерю, Ваби обнаружил, что следы Рода и Мукоки почти занесены. Стало быть, они ушли по реке уже давно. Ваби наклонил голову, защищая лицо от метели, и бросился в погоню. Все терялось в десятке ярдов перед ним – так силен был снегопад. То один, то другой берег реки полностью пропадал из виду в снежной круговерти. «Превосходная погода, – думал Ваби. – Наилучшая, чтобы скрыться от вунгов!» К ночи они уже уйдут за много миль вверх по реке. Не останется никаких следов, указывающих, в какой стороне исчезли охотники. Около двух часов Ваби шел по следу, который становился все более отчетливым. Похоже, он быстро нагонял товарищей! Но уже сейчас снег настолько сгладил следы, что случайный человек мог бы принять их за след лося или карибу.
К концу третьего часа, прикинув, что прошел уже миль десять, Ваби остановился, чтобы отдохнуть и подкрепиться: запас снеди он прихватил утром в лагере. Индейца поражала выносливость Рода. По его прикидкам, Род и Мукоки сейчас находились не более чем в трех-четырех милях от него, если тоже не устроились пообедать, что он находил весьма вероятным.
Вокруг застыла мертвая тишина. Даже щебет пуночек не тревожил молчание леса. Ваби долго сидел на поваленном дереве абсолютно неподвижно, вслушиваясь в белое безмолвие. Этот снежный день зачаровывал его. Холодный покров зимы величественно и неотвратимо накрывал весь мир до самого Гудзонова залива, и ни один зверь не смел выбраться из норы и нарушить его нетронутую белизну.
Внезапно раздался звук, который вырвал Ваби из оцепенения и заставил вскрикнуть. Это был четкий, раскатистый выстрел из винтовки! А затем еще один и еще – Ваби насчитал пять.
Что все это значило? Юный охотник вскочил на ноги, его сердце бешено колотилось, каждый нерв был напряжен. Он мог поклясться, что узнал звук винтовки Мукоки. Но старый индеец не должен был стрелять дичь, об этом они договорились заранее. Неужели на них напали?!
И в следующий миг Ваби быстро, словно олень, уже несся по следу.
Глава VI
Загадочные выстрелы в глуши
Торопясь к месту стрельбы, Ваби отбросил привычную осторожность. Все в нем трепетало от мысли, что еще несколько минут – и помогать друзьям будет поздно. Даже сейчас, пожалуй, он уже опоздал: на эту мысль наводила полная тишина, последовавшая за пятью выстрелами. С огромным волнением он прислушивался на бегу, пытаясь уловить хоть какие-то звуки битвы: выстрелы из револьвера Мукоки, ликующие крики победителей… Но если его друзья угодили в засаду, то все уже кончено. Ваби до боли в глазах вглядывался в белое марево снегопада, и тишина убеждала его, что надежда тщетна. Наконец его палец задрожал над спусковым крючком, а с губ сорвался тихий стон.
Впереди речушка становилась все у́же, пока не исчезала среди раскидистых кедров. Темная стена леса придавала теснине мрачный, зловещий вид. Вокруг уже начинали сгущаться серые сумерки: дни в ноябре были совсем коротки. Перед тем как нырнуть под угрюмую сень кедров, Ваби на миг остановился и прислушался. Он не слышал ничего, кроме биения собственного сердца, что молотом стучало в его груди. Тишина казалась ему гнетущей. Чем дольше Ваби вслушивался в нее, тем меньше ему хотелось идти вперед. То был не страх, но иррациональное чувство: там, в снежном мраке, кто-то есть…
Повинуясь почти звериному инстинкту, Ваби бросился плашмя на землю. Он не видел и не слышал впереди никакой опасности, но продолжал вжиматься в снег, словно волк в засаде. Он поднял ружье и приготовился стрелять в то, что медленно, крадучись двигалось к нему из этого лесного мрака. В том, что нечто, а точнее, некто приближается, у юного индейца не было ни малейших сомнений. Он был неподвижен, лишь глаза блестели от возбуждения. Минута проходила за минутой, но по-прежнему не было слышно ни звука. Затем откуда-то из кедрового леса донеслось внезапное испуганное щебетание кукши. Это было предупреждение, знак быть наготове. Кто-то мог бы подумать, что птицу спугнула лиса или она вспорхнула, когда мимо прошел карибу или лось. Но для Ваби эти нежные, тревожные звуки совершенно определенно означали, что приближается человек.
В тот же миг он сорвался с места и метнулся в укрытие под сень прибрежных кедров. Некоторое время Ваби крался среди стволов, держась берега речушки; затем вновь остановился, затаившись за вывороченными корнями упавшего дерева, вглядываясь в темное пространство между кедрами. Кто бы там ни двигался, он должен был пройти в нескольких шагах от него. Вдруг застрекотала рыжая белка – намного ближе, чем до того раздался голос кукши. Ваби застыл: ему послышался тихий глухой стук, будто кто-то случайно задел прикладом сухой ствол. Затем в снежном сумраке юному индейцу привиделась неясная тень. Она возникла в метели и снова исчезла, а затем появилась снова – намного отчетливее, чем раньше. Никаких сомнений не было: некто, вспугнув кукшу, медленно и беззвучно приближался.
Ваби вскинул к плечу винтовку. Его палец коснулся спускового крючка – одно легкое движение лежало между жизнью и смертью. Но Ваби слишком долго жил в Великой Белой Пустыне, чтобы спешить стрелять. Он продолжал следить за тенью, которая ярд за ярдом приближалась к нему. Вот она разделилась – теперь стало ясно, что через лес идут двое мужчин. Они крались пригнувшись, как будто в любой миг ожидая нападения. Сердце Ваби радостно забилось. Похоже, Мукоки и Род все еще живы, иначе зачем бы вунги проявляли подобную осторожность! Но тут ответ сам собой явился в его мозгу, и Ваби похолодел. Вунги расправились с его друзьями, а теперь крадутся обратно по их следу, чтобы убить его…
Очень медленно и плавно палец молодого индейца начал давить на спусковой крючок его винтовки. Пусть пройдут еще дюжину футов, а затем…
Тени вдруг остановились. Их головы сблизились, словно что-то обсуждая. До них оставалось не более двадцати ярдов. Ваби чуть опустил винтовку и начал вслушиваться в их неразборчивое бормотание. Наконец до него донесся обрывок фразы на английском:
– …Все в порядке!
Конечно, это произнес не один из вунгов. Но тогда…
– Хоу, Муки! – тихо позвал Ваби. – Род!
В следующий миг трое охотников на волков уже сжимали друг друга в объятиях. Род был смертельно бледен, а бронзовое лицо Мукоки застыло, ясно показывая, в каком огромном напряжении находились эти двое.
– Это ты стрелять? – шепотом спросил Мукоки.
– Нет! – Глаза Ваби широко распахнулись от изумления. – Разве не ты?
– Нет!
Всего одно слово наполнило происходящее совершенно новым смыслом. Кто же сделал эти пять выстрелов? Охотники озадаченно уставились друг на друга. Не говоря ни слова, Мукоки многозначительно ткнул пальцем в сторону русла реки за кедрами. Он, видимо, полагал, что выстрелы донеслись оттуда, но Ваби покачал головой:
– Я не видел следов. Никто не переходил через реку.
– Я решил, они там! – прошептал Род, указывая в сторону леса. – Но Муки сказал – нет.
Довольно долго они оставались на месте и прислушивались. Наконец примерно в полумиле раздался вой одинокого волка. Ваби кинул взгляд на Муки:
– Волк напал на человеческий след. Но я там не проходил!
– И мы тоже, – отозвался Род.
Кроме этого протяжного воя, ничто больше не нарушало тишину приближающейся ночи. Мукоки первым повернулся и двинулся дальше вверх по ручью, остальные последовали за ним. Речушка, вдоль которой они шли, через несколько миль превратилась в узкий ручей, стиснутый крутыми стенами скалистого ущелья. Вода здесь грохотала между валунами, так что больше по руслу идти было невозможно. Вскоре в исполинской каменной стене возник пролом, куда и вели следы Мукоки и Рода. Десять минут – и все трое вскарабкались на гребень, где с подветренной стороны большой скалы еще тлел костер. Здесь старый индеец и его спутник разбили лагерь и ждали Вабигуна, когда услышали выстрелы. Мукоки тоже решил, что на Ваби напали из засады, и поспешил на помощь.
Под скалой был сложен уютный шалаш из благоухающих сосновых веток. У костра лежал большой запеченный кусок оленины: Мукоки уронил его при звуке выстрелов. Место для лагеря было выбрано безупречно. После долгого тяжелого дня в пути сквозь метель молодые охотники глядели на него с удовольствием, которое не могло омрачить даже осознание, что враги где-то неподалеку. Ваби и Род уже разводили заново костер, когда их внимание привлекло странное поведение Мукоки. Старый воин ничем не помогал им: он стоял, опершись на винтовку, безмолвный и неподвижный, с молчаливым неодобрением наблюдая за их усилиями. Ваби, стоя на колене, вопросительно взглянул на него.
– Не разводить огонь, – качая головой, сказал старый индеец. – Нельзя здесь оставаться. Идти дальше – за гору!
Мукоки вытянул длинную руку, указывая на север.
– Река здесь течь через скалы, много шума, – продолжил он. – Делать водопады, потом хорошее болото для лосей. Потом опять широкий, ровный. Мы сейчас идти через хребет. Всю ночь будет снег. Утром вунги приходить – не найти наш след. Оставаться здесь, выступить утром – оставлять след, хорошо видно!
Ваби поднялся на ноги. На его лице отразилось глубокое разочарование. С самого рассвета он не присел, а часть пути вообще проделал бегом и сейчас настолько устал, что был готов подвергнуться опасности ради отдыха и горячего ужина.
Род, хоть его путь был короче, чувствовал себя еще хуже. Несколько мгновений парни мрачно смотрели друг на друга, и в их взглядах отчетливо читалось все, что они думали в этот миг о Мукоки. Однако Ваби был достаточно мудр, чтобы не спорить со старым следопытом. Если Мукоки сказал, что здесь оставаться опасно, – что ж, значит, так оно и есть, и глупо закрывать на это глаза. Мукоки был одним из самых опытных охотников своего племени, и во всем, что касалось жизни в лесу, Ваби безоговорочно доверял ему. Поэтому молодой индеец ободряюще улыбнулся Роду, которому явно требовалась поддержка, и начал заново собирать рюкзак, который только-только снял с плеч несколько минут назад.
– Вершина не очень далеко. Две-три мили – и делать лагерь, – добавил Мукоки. – Идти медленно. Потом плотно ужинать.
Из санок, на которых охотники тащили бо́льшую часть снаряжения, успели достать всего несколько вещей. Мукоки упаковал их снова, и троица путешественников двинулась в путь. Теперь им предстояло преодолеть хребет одной из тех диких и живописных возвышенностей, которые в Канадской Белой Пустыне называют горами. Ваби, сгибаясь под тяжестью рюкзака, шагал первым. Он выбирал самую гладкую дорогу для саней и подрубал топором мешающие тонкие деревца. В дюжине футов за ним следовал Мукоки, волоча сани. За санями, надежно привязанный крепкой веревкой из лосиной шкуры, трусил Волк. Род, бесполезный в прокладывании тропы, с самым легким рюкзаком за плечами замыкал процессию.
Сумерки быстро сгущались. Хотя до Ваби было не более десяти ярдов, Род изредка видел только его мелькающий силуэт. Мукоки, согнувшийся под тяжестью упряжки, был почти незаметен. Только Волк оказался достаточно близко, чтобы составить компанию измученному и подавленному юноше. Еще утром Род был полон энтузиазма, но сейчас он отдал бы что угодно, чтобы хоть на одну ночь вернуться в факторию, к милой Миннетаки. Род представил, как они сидят у очага и очаровательная девушка рассказывает ему какую-нибудь индейскую легенду о птице или звере, встреченном в этот день…
Видение Вабинош-Хауса вылетело из головы Родерика самым неожиданным и неприятным образом. Мукоки на миг остановился. Род, замечтавшись и не заметив этого, продолжил идти, налетел на сани и с размаху упал на них, заодно сбив с ног и Мукоки. Ваби, бегом вернувшись назад, обнаружил кучу-малу из людей и вещей; Род ворочался внизу, а упавший на него Мукоки пытался выпутаться из постромок санной упряжи. В каком-то смысле эта небольшая авария даже пошла на пользу: Ваби, обладавший чувством юмора, присущим скорее белому человеку, чем индейцу, принялся хохотать во все горло, и Род, когда ему помогли встать и вытряхнуть снег из ушей, присоединился к нему.
Чем выше они поднимались, тем сильнее сужался гребень. Слева, далеко внизу, грохотала река. Род понял, что они идут совсем рядом с пропастью. Хаотические груды валунов и обломков скал, сброшенных со склонов гор катаклизмами минувших тысячелетий, сильно мешали путешественникам. Приходилось делать каждый шаг с особой осторожностью. Рев потока становился все громче и громче. Роду казалось, он различает массивную черную тень, что возвышалась над ними, уходя в небо.
Несколько шагов спустя Мукоки поменялся с Вабигуном и пошел первым.
– Муки был здесь раньше! – крикнул Ваби на ухо Роду. Его голос почти тонул в оглушительном грохоте. – Мы там, где река падает с горы!
Охваченный волнением, Род забыл об усталости. В самых смелых мечтах о приключениях он не воображал себе ничего подобного. Каждый шаг приближал их к краю бездонной пропасти, в которую низвергалась грохочущая река, однако вокруг было по-прежнему ничего не видно. Родерик напрягал зрение и слух, каждое мгновение ожидая услышать предостерегающий окрик Мукоки. Наконец по правую руку из тьмы проступила огромная тень. Род наконец осознал, где находится. Они поднимались уже не по хребту, а по горному карнизу: слева – пропасть и шум потока, справа – отвесная скальная стена. Насколько широк был этот карниз? Под ноги Роду подвернулась какая-то палка; он поднял ее и бросил в темноту слева. На миг он остановился, прислушиваясь, но звука удара так и не дождался. Значит, пропасть была совсем рядом! Холодок пробежал по спине юноши. Да уж, ничего подобного не испытаешь, гуляя по городским улицам!
Вокруг по-прежнему царила тьма, но Род чувствовал, что тропа идет вверх. Он слышал, как тяжело дышит Ваби, толкая груженые сани, и устремился вперед, чтобы хоть немного помочь ему. Они поднимались еще около получаса, пока шум водопада не начал постепенно отдаляться. Скальная стена справа тоже исчезла. Спустя пять минут Мукоки объявил привал.
– Вершина, – бросил он. – Делать лагерь здесь.
Род не смог сдержать радостного возгласа. Ваби со стоном облегчения сбросил с себя упряжь. Только не знающий усталости Мукоки сразу принялся искать удобное место для ночевки, и после краткой передышки юноши присоединились к нему. Вскоре было выбрано подходящее место, укрытое от ветра выступом скалы. Пока Мукоки расчищал его от снега, Род и Ваби вооружились топорами и отправились в ближайший сосняк нарубить пахучих ветвей для шалаша. Не прошло и часа, как лагерь был разбит и языки костра, потрескивая, устремились в черное небо.
В первый раз с тех пор, как покинули заброшенный лагерь по ту сторону хребта, охотники осознали, насколько они голодны. Мукоки сразу же принялся готовить ужин, а Род и Ваби пошли на поиски дров. К счастью, рядом обнаружились несколько высохших тополей – лучшее в мире топливо для костра. К тому времени, как оленина и кофе были готовы, друзья притащили целую гору дров, которой с запасом хватило бы на ночь.
Мукоки устроил костер между входом в шалаш и скалой, так что жар огня, отраженный от каменной поверхности, возвращался к охотникам, окутывая их живительным теплом и озаряя золотистым сиянием. Обволакивающее тепло и сытная пища оказали на Рода мощное воздействие: едва закончив ужин, он ощутил, что его непреодолимо клонит в сон. Засыпая на ходу, он забрался в шалаш, зарылся в груду ветвей и мгновенно погрузился в забытье. Последнее, что он видел, – как Мукоки подкладывает дрова в костер и пламя взвивается на дюжину футов, выхватывая из холодной темноты таинственный хаос диких скал.
Глава VII
Танец оленей
Ночь выдалась скверной и беспокойной для Родерика Дрю. Предыдущий день измотал его до последнего предела; каждый мускул ныл, мешая спать. Пока Ваби и Мукоки, привычные к подобным испытаниям, спали как убитые, городской парень Род мучился от странных безумных кошмаров, от которых часто пробуждался. Несколько раз он резко садился в своей куче сосновых веток, пытаясь понять, где находится, и постепенно с облегчением осознавал, что разбудившие его жуткие видения – всего лишь сон.
Проснувшись чуть ли не в десятый раз за ночь, Род приподнялся на лежанке, и тут ему показалось, что он слышит снаружи шаги. Он потянулся, протер глаза, прислушался, однако было тихо. Его товарищи спали крепким сном. «Показалось», – решил Род и снова улегся на сосновые ветки. Однако не прошло и нескольких мгновений, как он подскочил как ужаленный. Сомнений быть не могло: совсем близко от хижины снег поскрипывал под чьими-то осторожными шагами…
Затаив дыхание, Род внимательно слушал… Ни единый звук не нарушал тишины, только в костре потрескивали головешки. Неужели все-таки приснилось?
Полностью проснувшись, с широко распахнутыми глазами Род медленно поднялся с постели. Все его мускулы были напряжены в ожидании возможной драки. Некто ходил позади хижины: приближался, удалялся, затем останавливался… Догорающий костер продолжал отбрасывать красноватые блики на отвесную стену скалы. В этом неверном свете Род разглядел что-то движущееся. Незнакомец ползком подбирался к спящему шалашу.
В первый миг юноша застыл на месте как парализованный. У него тут же промелькнула мысль, что вунги все же выследили их и теперь подкрадываются к спящим. Его рука случайно коснулась ружья Ваби, и Род вздрогнул от прикосновения к холодному железу.
Будить товарищей было слишком поздно. В тот миг, когда Род схватил ружье, ползущая фигура вдруг поднялась, словно собираясь прыгнуть. Выстрел прозвучал как раскат грома. Крик боли – и через миг все уже были на ногах.
– На нас напали! – закричал Род. – Скорее! Ваби, Мукоки!
Он так и стоял на одном колене, с прижатым к щеке дымящимся ружьем, направленным в сторону скалы. В сумраке, поодаль от костра, кто-то корчился в снегу в предсмертных муках.
Жилистая фигура старого индейца опустилась на колено рядом с Родом, подняв ружье, а у них над головой встал Ваби, направляя в темноту свой огромный револьвер.
После минуты напряженного ожидания Ваби прошептал:
– Похоже, ушли.
Род, дрожа от волнения, ответил:
– Я убил одного.
Мукоки отступил, проделал отверстие в задней стенке шалаша и выскользнул наружу, держа винтовку наготове. Ваби и Род слышали, как скрипит снег под его ногами. Старый воин фут за футом крался во мраке. Вот он уже рядом со скалой…
Молодые охотники увидели, как Мукоки внезапно выпрямился, и услышали тихое хихиканье. Затем индеец наклонился, поднял что-то с земли и швырнул в сторону костра.
– Много большой вунга! Род убить славный толстый рысь!
Род издал стон разочарования и упал навзничь на кучу веток. Ваби испустил боевой вопль, эхом раскатившийся в ночи. Лицо Мукоки расплылось в широкой ухмылке.
– Много-много вунга! – повторил он, посмеиваясь. – Славный толстый рысь, хороший выстрел – прямо в морда! Мукоки кажется, совсем не похож на бандит-вунга!
Род наконец выбрался из шалаша, чтобы взглянуть на свою жертву. Вид у него был пристыженный, щеки раскраснелись, на губах играла смущенная улыбка.
– Давайте, смейтесь надо мной! – заявил он с вызовом. – А если бы это были вунги? Ей-богу, если на нас опять кто-нибудь нападет, я и пальцем не шевельну! Будет ваш черед отбиваться!
Впрочем, несмотря на насмешки друзей, Род безмерно гордился своим метким выстрелом. Рысь была довольно крупным хищником; очевидно, ее привлек запах остатков ужина у костра. Ее осторожные шаги и услышал Род. Что касается Волка, едва почуяв рысь, он спрятался и сидел тихо, отлично представляя, чем ему грозит встреча с заклятым врагом его племени.
Мукоки, не теряя времени, с индейской сноровкой принялся снимать шкуру с еще теплого животного.
– Идите спать, – сказал он юношам. – Я опять разводить большой костер, а потом спать тоже.
От этого приключения была по крайней мере одна польза: оно избавило Рода от ночных кошмаров. Он крепко заснул и на следующее утро проснулся поздно. День был ясный, солнце сияло в чистом небе. Ваби и старый индеец готовили завтрак у костра. Ваби весело насвистывал, и этот свист, как ничто другое, убедил Рода, что теперь вунгов опасаться нечего. Стряхнув остатки сна, молодой охотник присоединился к товарищам.
Вокруг, куда ни посмотри, простирался зимний пейзаж. Скалы и лес, укрытые глубоким снегом, ослепительно сверкали на солнце. Только теперь Род увидел Север во всем его величии. Лагерь был разбит на самой вершине хребта, и перед глазами юноши миля за милей разворачивалась бескрайняя Белая Пустыня, простиравшаяся до самого Гудзонова залива. Не находя слов, Род смотрел вниз: леса чередовались с холмами и долинами, лента реки уходила вдаль, теряясь в дымке, заснеженные озера белели в темной рамке сосновых рощ… Это была вовсе не та мрачная дикая глушь, о которой он читал в книгах. То, что Род видел перед собой, было прекрасно так, что захватывало дух. Сердце юноши учащенно билось, кровь приливала к щекам, в груди стало тесно от восторга.
Мукоки тихо подошел к нему и низким гортанным голосом произнес:
– Двадцать тысяч лосей – там, внизу! Двадцать тысяч карибу-у-у! На двадцать тысяч миль нет дом, нет человек!
Родерик, чувствуя, как по коже пробегают мурашки, заглянул в лицо старому охотнику. В глазах Мукоки появился странный, загадочный блеск. Он впивался взглядом в бесконечные дали, словно его зрение было способно проникнуть далеко за горизонт – все дальше и дальше, до голых диких скал Гудзонова залива.
Ваби подошел к Роду и положил ему руку на плечо.
– Муки там родился, – сказал он. – Очень далеко, отсюда не разглядеть его родные края. В тех землях он рос и постигал охотничью науку. Видишь огромную гору вдали? Отсюда ее можно принять за облако. До нее тридцать миль! А вон то озеро – правда, кажется, что до него не больше ружейного выстрела? А на самом деле оно в пяти милях отсюда. Если через него пойдет волк, лось или карибу, мы легко его увидим.
Несколько мгновений все трое стояли молча. Затем Ваби и Мукоки вернулись к приготовлению завтрака, а Род, словно околдованный, стоял, смотрел и размышлял. Какие неразгаданные тайны, какие ненаписанные еще книги, какие скрытые сокровища хранит этот необъятный Север? Никогда прежде сюда не ступала нога белого человека, а туземные племена тысячи и тысячи лет ведут здесь точно такую же жизнь, как их доисторические предки…
Когда Рода позвали завтракать, он почти с сожалением оторвался от своих мечтаний, что, впрочем, никак не отразилось на его аппетите, и он с удовольствием принял участие в утренней трапезе. Тем временем Ваби и Мукоки приняли решение сегодня не идти дальше, а провести в этом лагере весь день до следующего утра. Тому было несколько причин.
– Дальше нам не пройти без снегоступов, – объяснил другу Ваби. – И нам придется взять выходной, чтобы научить тебя ими пользоваться. Кроме того, снег занес все звериные тропы. Лоси, карибу, а особенно волки и другие хищники не высунут нос наружу до вечера. Пойдем сейчас – никого не найдем и, главное, не сможем узнать, какого рода дичь здесь водится. Это сейчас самое важное. Завтра-послезавтра мы уже сумеем разобраться, кто тут обитает и в каком количестве, и уж тогда разобьем зимний лагерь.
– Значит, вы решили, что мы уже далеко оторвались от вунгов? – спросил Род.
Мукоки хмыкнул:
– Вунги не идти через горы. Полно отличный охотничий угодья позади. Они оставаться там.
Пока длился завтрак, Род забрасывал индейцев сотнями вопросов о той бескрайней неизведанной глуши, куда им предстояло идти, и каждый их ответ только подстегивал его желание скорее выступить в поход. Сразу после еды Род потребовал, чтобы его научили ходить на снегоступах, и весь следующий час Ваби и Мукоки водили его взад-вперед по гребню горы, подсказывая, как ставить ноги, аплодируя, когда он делал успехи, и безмерно веселясь, когда он вверх тормашками летел в снег. К полудню Род ощутил, что уже вполне освоил этот способ передвижения.
День проходил чрезвычайно приятно, однако Род наконец заметил, что Ваби временами что-то беспокоит. Застав друга одиноко сидящим в шалаше в мрачных раздумьях, Род потребовал объяснений:
– В чем дело, Ваби? Что идет не так?
Ваби тут же вскочил на ноги.
– Род, тебе когда-нибудь снились вещие сны? – спросил он с усмешкой. – Мне, кажется, один такой приснился прошлой ночью, и теперь он очень беспокоит меня. Почему-то не могу перестать тревожиться о людях в фактории, особенно о Миннетаки. Ты, конечно, скажешь, что все это чушь собачья… Погоди-ка… Слышишь? Это свистит Мукоки!
Вскоре и сам старый индеец появился из-за выступа скалы.
– Смотреть, очень смешно! – тихо позвал он. – Ходить сюда, смотреть, быстро!
Он обернулся и бросился к краю хребта. Парни устремились за ним.
– Карибу! – прошептал Мукоки, указывая вниз. – Много карибу играть!
Примерно в миле от них, на равнине, раскинувшейся между горой и опушкой леса, около полудюжины животных развлекались самым удивительным образом. Тогда Род впервые толком увидел карибу – канадского северного оленя, о котором так много читал. Карибу встречались за полярным кругом столь же часто, как обычные олени в более южных широтах. В этот миг они предавались удивительной игре, известной в окрестностях Гудзонова залива как танец карибу.
– Что это они вытворяют? – взволнованно спросил Род.
– Веселиться как безумный! – хихикнул Мукоки, притягивая его поближе к скале, которая скрывала их от оленей.
Ваби облизнул палец и поднял его над головой – самый верный индейский способ определить направление ветра. Та сторона пальца, куда ветер не попадал, оставалась влажной, а противоположная, обдуваемая им, быстро высыхала.
– Ветер в нашу сторону, Муки, – объявил он. – Можно попробовать подстрелить оленя. Ступай! Мы с Родом останемся здесь и за тобой понаблюдаем.
Краем уха Род слышал, как Мукоки тихо ходил к лагерю за винтовкой, но глаза юноши ни на миг не отрывались от диковинного зрелища внизу, на равнине. К играющим карибу тем временем присоединились еще двое. Род видел, как солнце вспыхивает на их раскидистых рогах, когда они внезапно запрокидывают головы. Трое или четверо карибу вдруг помчались вдаль так быстро, словно их преследовал самый кровожадный враг. Пролетев ярдов триста, они столь же внезапно остановились, будто враг выскочил из засады прямо перед ними, круто развернулись и опрометью кинулись обратно к стаду. Олени проделывали такие штуки по двое, по трое, снова и снова. Беготню карибу чередовали с причудливыми плясками. Не будь Род так изумлен, он хохотал бы от души, как Ваби за его спиной. Очередной олень выскакивал на открытое место и принимался кружиться, прыгать, лягаться, разбрасывая вокруг себя снег. Наконец он прыгал в воздух, растопырив в разные стороны все четыре ноги, словно задавшись целью рассмешить все стадо, а потом стремглав уносился вдаль, в очередной безумный забег, и несколько оленей устремлялись за ним по пятам.
