Джеймс Оливер Кервуд
Охотники на волков
– Карибу – самые забавные, быстрые и сообразительные животные на Севере, – сказал Ваби. – Если ветер от охотника, они могут учуять его даже за горой и услышать за полмили. Смотри!
Ваби указал вниз. Мукоки между тем уже спустился к подножию хребта и теперь двигался прямо к карибу.
– Черт возьми, они же его заметят! – вырвалось у Рода.
– Нет, если Мукоки себя не выдаст, – улыбнулся молодой индеец. – Ты не забыл, что мы смотрим с высоты? Равнина отсюда кажется гладкой и ровной, но на самом деле там полно кустарника. Могу поспорить, Мукоки ничего не видит дальше ста ярдов перед собой. Он верно взял направление и идет словно по просеке, но, пока не выйдет из кустарника, он не увидит карибу, и они его тоже.
С каждой минутой волнение Рода усиливалось. Сидя наверху, он наблюдал, как шаг за шагом, словно на карте, перед ним разыгрывалась охотничья игра. Не часто белому парню удается увидеть подобное! Перед ним словно раскинулась сцена, созданная самой природой, где всякий куст, всякий камень должны были сыграть свою роль. Каждый акт этой драмы разворачивался прямо у него на глазах.
Прошло пять минут, десять, пятнадцать. Юноши заметили, как Мукоки остановился, приподнялся и вскинул руку, чтобы проверить направление ветра. Затем он снова пригнулся почти к самой земле и продолжил медленно и плавно, фут за футом, подкрадываться к карибу.
– Он не видит их, но слышит! – прошептал Ваби. – Смотри, прикладывает ухо к земле. Теперь он опять на верном пути. Старый добрый Муки!
Индеец пополз дальше. От волнения Род сжал кулаки; ему не хватало воздуха. Неужели Мукоки никогда не выстрелит?! Сверху казалось, что он уже в двух шагах от стада!
– До карибу еще далеко, Ваби?
– Примерно четыреста ярдов. Слишком рискованно, можно промахнуться. И Муки еще не видит оленей.
Род схватил товарища за руку:
– Смотри! Вот, сейчас!
Мукоки остановился. Медленно, почти не двигаясь, он опустился в снег. С вершины хребта он казался не более чем черным пятнышком. Все карибу вдруг застыли в разгар игры, почуяв близкую опасность. В тот же миг грохнул выстрел.
– Ай, плохо! – воскликнул Ваби, вскакивая на ноги.
Все восемь карибу уносились вдаль через равнину. Последовал еще выстрел, потом еще три подряд. Одно из убегающих животных упало, но потом вскочило и кинулось вслед за остальными. Ударил последний, пятый выстрел. Раненый олень снова упал, попытался подняться – и рухнул окончательно.
– Отлично! Муки взял его с пятисот ярдов! – смеясь, с облегчением воскликнул Ваби. – Сегодня на ужин у нас будет свежий стейк!
Мукоки, уже не таясь, вышел на равнину и перезарядил винтовку. Затем он быстро пересек оленью «танцевальную площадку», теперь красную от крови, вытащил нож и склонился над горлом раненого карибу.
– Я спущусь, немного помогу ему, – сказал Ваби. – Ты не ходи, у тебя болят ноги, а подъем тяжелый; лучше разведи огонь побольше, мы скоро принесем мясо.
Весь следующий час Род собирал дрова на ночь и заодно тренировался ходить на снегоступах. Его восхищало, как легко и быстро он способен на них перемещаться; и Род радовался, что способен, как остальные, пройти двадцать миль за день. Совсем неплохо для городского парня!
Предоставленный своим мыслям, Род в какой-то миг обнаружил, что с тревогой размышляет о вунгах и Миннетаки. Почему беспокоился Ваби? Неужели его так растревожил обычный сон? Роду не верилось: должно быть, была еще какая-то причина для страха, о которой он не знал. Да и почему бы вунгам не перебраться через хребет, как это сделали они сами? Род задавал себе этот вопрос десятки раз в течение дня, хотя Мукоки и Ваби, покинув земли вунгов, выглядели вполне беспечными.
Глава VIII
Как Мукоки потревожил древние скелеты
Уже смеркалось, когда Ваби и старый индеец вернулись с мясом карибу. Не теряя времени, принялись готовить ужин: завтра охотникам предстоял долгий день. Они предполагали выйти с рассветом и, вероятно, идти до самой темноты. Всем не терпелось приступить к зимней охоте. Не только у Мукоки загорались глаза при виде каждого нового звериного следа на снегу. Даже Волк то и дело с волнением вытягивал шею, поднимал морду и принюхивался, точно готовясь к той важной роли, которую ему предстояло сыграть.
– С завтрашнего дня – если ты, конечно, выдержишь – мы будем проходить по двадцать пять – тридцать миль в день, – говорил Ваби, поглядывая на Рода поверх куска жареной оленины. – Возможно, мы найдем хорошие охотничьи угодья уже завтра к полудню, а может, нам придется идти еще два или три дня. Потом устроим зимнюю стоянку, и начнется веселье!
Той ночью Роду показалось, что он едва заснул на своем ложе из сосновых веток, когда кто-то принялся его трясти. Открыв глаза, он увидел веселое лицо Ваби, озаренное отблесками костра.
– Подъем! – с улыбкой воскликнул индеец. – Шевелись, Род. Завтрак готов, вещи собраны, а ты все еще спишь. Что же тебе такое снится?
– Миннетаки! – не моргнув глазом отвечал его друг.
Минуту спустя он уже был снаружи – поправлял одежду и приглаживал взъерошенные волосы. Еще не рассвело; поглядев на часы, Род узнал время – четыре утра. Муки накрыл завтрак на плоском камне у костра и, не теряя ни минуты, приступил к еде.
Небо едва начинало светлеть, когда маленький отряд покинул стоянку. Острее, чем когда-либо, Род теперь чувствовал потерю винчестера. Как же он вступит в охотничий рай без оружия? Он был так огорчен, что поделился чувствами с Ваби. Тот немедленно предложил отличное решение: они будут попеременно пользоваться его винчестером. Большой револьвер тоже будет переходить из рук в руки, так что никто из друзей не останется безоружным. Это решение сняло тяжкое бремя с души Рода; вдобавок Ваби настоял, чтобы его друг взял ружье первым.
Спустившись со скалистого гребня в долину, покрытую глубоким снегом, парни вместе впряглись в сани, а Мукоки пошел первым, прокладывая тропу. Когда стало светлее, Род вдруг осознал, что не может отвести глаз от старого индейца. Мукоки был не только знаменитым следопытом – в своем племени он известен искусством прокладывать тропы. В открытой низине, по которой сейчас пробирались охотники, Мукоки оказался в своей стихии. Снег так и летел из-под его снегоступов, оставляя позади ровную, широкую, хорошо утоптанную дорогу, так что парням не грозило проваливаться в рыхлые сугробы при каждом шаге.
Отойдя около полумили от горного хребта, Мукоки остановился, поджидая, пока его догонят остальные.
– Лось! – крикнул он, указывая на характерный след на снегу.
– Смотри, Род: снег еще не слежался там, где он прошел, – сказал Ваби. – Видишь, снежинки с краев осыпаются во вмятину? Старый здоровенный лось прошел тут меньше часа назад!
Чем дальше продвигались охотники, тем больше признаков лесной жизни появлялось вокруг. Они дважды пересекли след лисы; чуть дальше им попалось место, где маленькая злодейка задрала крупного белого кролика. Снег был покрыт ошметками шерсти и пятнами крови, часть тушки осталась недоеденной. Ваби, забыв о том, что они решили не терять времени даром, остановился и принялся рассматривать место лисьего пиршества.
– Эх, если бы узнать, какая это была лиса! – воскликнул он, обращаясь к Роду. – Но это невозможно. Все лисьи следы одинаковы. Если бы мы могли различать лисиц по следам, то сколотили бы целое состояние!
– О чем ты, не пойму? – спросил Род.
У Мукоки слова Ваби вызвали только одобрительную ухмылку.
– Если это красная лиса, то есть обычная рыжая, то ее шкура стоит всего десять-двадцать долларов, – объяснил молодой индеец. – Чернобурка стоит примерно пятьдесят долларов; крестовка – серебристо-черная – от семидесяти пяти до ста. А уж если…
– Большой серебристый лиса – большой куча серебра! – усмехаясь, подхватил Мукоки.
– Да, серебристая лиса стоит очень дорого, – подтвердил Ваби. – Обычная шкура – от двухсот долларов, безупречная – от пятисот до тысячи! Теперь понимаешь, как было бы здорово, если бы лисиц можно было различать по следам? За чернобуркой, крестовкой или серебристой лисой мы бы погонялись. Но почти наверняка та лиса – самая обычная…
С каждым шагом возрастали знания Рода о дикой природе и ее обитателях. Он впервые увидел волчьи следы, напоминающие крупные собачьи, изящные отпечатки копыт благородного оленя и смазанные следы рыси. Он смотрел на круглый отпечаток копыта лося размером с человеческую голову и пытался вообразить величину самого зверя. Роду рассказали, как отличить следы маленького лося от взрослого карибу. Каждая миля приносила что-то новое.
Раз пять за утро охотники устраивали короткие привалы. К полудню Ваби прикинул, что они прошли двадцать миль. Род очень устал, но заявил, что легко пройдет еще с десяток.
К вечеру вид местности изменился. Река, вдоль которой они двигались, теперь превратилась в бурный поток, стиснутый обледеневшими берегами. По сторонам поднимались заросшие соснами холмы, высились нагромождения скал, то и дело попадались огромные валуны. С каждой милей лесная страна становилась все живописнее. В нескольких милях к востоку поднималась высокая острая скалистая гряда. Начали часто попадаться маленькие замерзшие озера и ручьи.
С каждым шагом охотничий азарт Ваби и его спутников все возрастал. Их окружали бесчисленные свидетельства того, что здесь обитает множество пушных зверей. Пора было выбирать наилучшее место для зимней стоянки, и они пошли медленнее, внимательно глядя по сторонам.
Поднявшись на огромный пологий холм, охотники остановились наверху, захваченные открывшимся перед ними необычным видом. В углублении на вершине холма, будто в чаше, лежала круглая лощина в дюжину акров с небольшим озером в середине. Кедры, сосны и березы окружали озеро плотной стеной. Можно было тысячу раз пройти мимо холма и не увидеть этот райский уголок, заметный лишь с самой его вершины.
Не говоря ни слова, Мукоки сбросил с плеч тяжелый рюкзак. Род последовал его примеру, Ваби отстегнул постромки саней. Волк, натягивая ремень, жадно вглядывался в сторону лощины, словно чувствуя, что именно там будет их зимнее обиталище.
– Что скажешь, Муки? – наконец нарушил молчание Ваби.
Мукоки усмехнулся с явным удовлетворением:
– Отлично. Нет плохой ветер. Много дров, много вода.
Освободившись от ноши и оставив Волка привязанным к саням, охотники спустились к озеру. Но едва они подошли к нему, Ваби резко остановился и, указывая на дальний берег, воскликнул:
– Глядите!
В сотне ярдов от них, почти скрытая деревьями, виднелась хижина. Даже с того места, где они стояли, было ясно, что она давно заброшена. Дом окружали высокие сугробы, над крышей не поднимался дым. Никаких признаков жизни ни внутри, ни снаружи.
Охотники медленно подошли поближе. Ясно, что хижину построили очень давно. Нижние бревна уже начинали гнить, на крыше пустили корни молодые деревца. Дощатая дверь, выходившая на озеро, была заперта, а единственное окно, глядевшее в ту же сторону, закрывали ставни.
Мукоки попробовал открыть дверь, но у него ничего не вышло. Очевидно, дверь была заперта накрепко, причем изнутри.
Любопытство охотников сменилось настороженным удивлением. Если в хижине пусто, то кто же запер дверь и ставни?
Несколько мгновений все трое стояли молча.
– Странное дело, – пробормотал Ваби.
Мукоки согнулся возле двери, прислушиваясь, но изнутри не доносилось ни звука. Тогда он снял снегоступы, взял топор и подошел к окну.
Дюжина ударов – и один ставень треснул. Мукоки приблизил нос к пробитому им отверстию и с подозрением принюхался. В ноздри ему ударил спертый сырой воздух, но внутри по-прежнему царила тишина. Тогда старый индеец снова принялся за дело. Разбив остатки ставней, он подтянулся, просунул внутрь голову и плечи и так застыл, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте.
– Давай, Муки, залезай, – торопил его стоявший позади Ваби.
Однако Муки ничего ему не ответил. Целую минуту он оставался неподвижным и безмолвным как камень. Затем очень медленно, словно опасаясь разбудить спящего, он опустился на землю. Когда Мукоки повернулся к молодым охотникам, на его лице было такое выражение, какого Ваби отродясь не видел.
– В чем дело, Мукоки?
Старый индеец судорожно вздохнул, словно ему не хватало воздуха, и прохрипел:
– Там внутри мертвый! Чертова куча мертвецы!
Глава IX
Как Родерик нашел мешочек из оленьей кожи
Затаив дыхание, Род и Ваби смотрели на старого воина, и веря, и не веря ему. Непривычное выражение его лица особенно их поразило.
– Чертова куча мертвецы, – повторил Мукоки.
Когда он поднял руку, чтобы смахнуть с лица прилипшую паутинку, Ваби заметил, что рука индейца дрожит.
Юноша усмехнулся и в следующий миг уже сам заглядывал в окно, просунув внутрь плечи и голову. Немного погодя он обернулся, взглянул на Рода и нервно рассмеялся. Он явно тоже был поражен, но не так, как Мукоки, для которого зловещее содержимое хижины, подобно выстрелу в упор, стало полной неожиданностью.
– Загляни туда, Род!
Его друг приблизился к черному провалу окна. Странное ощущение охватило его: сердце сильно билось, но не от страха, а от какого-то неприятного чувства, которому он не мог найти определения. Грудь сдавило, и Род на миг вообще пожалел, что решил заглянуть внутрь. Тем не менее он медленно просунул голову в пролом. Внутри было темно как ночью. Но постепенно глаза Рода привыкали к темноте, и вскоре он уже мог разглядеть дальнюю стену. В глубине комнаты угадывались очертания стола; на полу, рядом с опрокинутым стулом, лежало нечто, напоминающее кучу ветоши. Род покосился вбок, вцепился в подоконник и издал сдавленный крик. Как зачарованный, он уставился на то, что находилось слева от него на расстоянии вытянутой руки. Некогда оно было живым человеком; скалясь в ужасной усмешке, на Рода пустыми глазницами смотрел скелет.
Бледный и дрожащий, Род отскочил от окна.
– Я заметил только одного, – выдохнул он, вспомнив возглас Мукоки.
Ваби, к которому уже вернулось самообладание, рассмеялся и пару раз хлопнул друга по спине. Мукоки только хмыкнул.
– Так надо было оглядеться по сторонам, а не шарахаться от первого же скелета, – насмешливо ответил Ваби. – Хотя тут стыдиться нечего. Богом клянусь, даже Мукоки затрясся, когда их увидел! Полезу внутрь, попробую открыть дверь изнутри.
Без всякого трепета молодой индеец забрался в окно. Род, быстро успокоившись, последовал за ним. Мукоки снова всем весом навалился на дверь. Ваби несколько раз ударил топором – и дверь распахнулась так внезапно, что старый индеец ввалился внутрь, рухнув на колени.
В хижину хлынул поток света. Глаза Рода сами метнулись к скелету возле стены. Тот полулежал, опираясь спиной на бревна, будто человек устроился подремать много лет назад и не проснулся. На полу рядом с этим ужасным обитателем хижины растянулся во весь рост еще один скелет, а под перевернутым стулом обнаружилась куча костей, явно принадлежавших какому-то животному. Род и Ваби, наклонившись, изучали сидящего у стены мертвеца, когда их внимание привлекло восклицание Мукоки. Тот с изумленным видом стоял на коленях рядом со вторым скелетом, указывая пальцем на некий предмет, застрявший среди костей.
– Нож! Они драться – убивать его!
Из того, что было когда-то грудной клеткой, торчала сгнившая рукоять длинного ржавого ножа. Глубоко прорубив плоть и кости жертвы, орудие убийства все еще находилось там, куда его когда-то вонзили.
Род с ошеломленным видом поднял голову.
– Но кто это сделал? – пробормотал он.
Мукоки ухмыльнулся и указал в сторону мертвеца возле стенки:
– Он.
Повинуясь единому порыву, все трое подошли к сидящему скелету. Одна из рук мертвеца покоилась на том, что некогда было ведром, но давно уже полностью сгнило. Костяные пальцы крепко сжимали сверток, похожий на кусок бересты. Другая рука отломилась и лежала на полу. С этой стороны Мукоки оглядел мертвеца особенно внимательно. Вскоре индеец нашел то, что ожидал увидеть: короткую косую зарубку на одном из ребер.
– Этот умереть здесь, – объяснил он. – Ему вонзить нож в ребра. Плохая смерть! Сильно болеть, умирать долго. Плохой удар!
– Тут нечем дышать! – сказал Род. – В этой хижине уже лет сто не открывали дверь.
Мукоки встал, подошел к опрокинутому стулу и поднял звериный череп.
– Собака, – проворчал он. – Дверь, окно закрыта. Мужчины драться, оба убит. Собака умирать от голод.
Пока все трое возвращались по своим следам к тому месту, где Волк охранял сани, богатое воображение Рода рисовало ему картину ужасной трагедии, произошедшей много лет назад в старой хижине. Для Мукоки и Ваби эта пугающая находка была просто очередным событием полной приключений жизни в глуши – чем-то занятным, но не имеющим особого значения. Однако Род, выросший в городе, впервые столкнулся с подобной кровавой жутью, если не считать схватку с индейцами рядом с Вабинош-Хаусом. Он представлял себе смертельную битву в сумрачной хижине, двоих мужчин, сцепившихся в яростном поединке. Он почти наяву видел, как они боролись, слышал крики и звуки ударов. Вот один падает, убитый на месте, а его торжествующий убийца отползает к стене, чтобы встретить смерть немного погодя… И собака! Какую роль в схватке сыграла она? А потом долгие дни сводящего с ума одиночества, муки голода и жажды – и наконец гибель… Эти ужасные, привязчивые картины вспыхивали в мозгу Родерика, и он не мог избавиться от них.
Почему поссорились те двое? Какая причина была у кровавой ночной дуэли? Родерик решил, что дело было ночью, потому что двери и окно были заперты. Многое бы он отдал, чтобы разгадать эту тайну!
На вершине холма Род наконец очнулся и вернулся в реальность. Ваби уже впрягся в сани. Настроение у индейца было отличное.
– Нам здорово повезло! – воскликнул он. – Хижина просто великолепна. Чтобы построить такую же, нам пришлось бы потратить недели две!
– Мы там поселимся? – смутился Род.
– В хижине? Само собой! Она в три раза больше, чем мы построили бы сами. Даже странно, зачем тем парням был нужен на двоих такой большой дом. Как ты думаешь, Мукоки?
Индеец пожал плечами. Ему было достаточно знать, что бывшие обитатели хижины убили друг друга, а насчет прочего он и не собирался строить догадки.
Вскоре у двери хижины была свалена гора зимнего снаряжения.
– А теперь за уборку! – жизнерадостно объявил Ваби. – Муки, помоги мне с костями. Род, осмотри там все как следует. Выбрасывай все, что сочтешь нужным.
Это задание еще больше разожгло любопытство Рода. Теперь он был весь во власти напряженного ожидания. А вдруг он сумеет обнаружить какую-то зацепку, которая поможет им раскрыть тайну давнего преступления? Один вопрос так и стучал в голове у парня. Почему они поссорились? Почему?!
Копаясь в пыльных вещах, Род поймал себя на том, что повторяет этот вопрос вслух. Он пнул старый самодельный стул, собранный из стволов молодых деревьев, раскидал кучу мусора, поднимая тучи пыли каждым движением, и даже вскрикнул от восторга, обнаружив в углу два древних ружья. Их замки покрывал густой слой ржавчины, а стволы были длиной почти с самого Рода. Осторожно, почти нежно, юноша взял в руки одну из этих реликвий ушедшей эпохи.
– Ружья с Гудзонова залива, – сказал Ваби. – Такими пользовались еще до рождения моего отца!
Затаив дыхание, с колотящимся сердцем Род продолжал поиски. Пыльные лохмотья старой одежды – судя по всему, когда-то это были куртка и шляпа – расползлись в его руках, когда он только прикоснулся к ним. На столе громоздились ржавые кастрюли, жестяное ведро, железный чайник, остатки старых ножей, вилок и ложек. На краю стола Род заметил некий сверток. В отличие от прочего тряпья, он не распался в прах, когда его взяли в руки. Рассмотрев находку, Род обнаружил, что это маленький мешочек из оленьей кожи – очень тяжелый! Дрожащими пальцами он сорвал гнилую веревку и высыпал на стол горсть зеленовато-черных камешков, напоминающих окатанную гальку.
– Сюда! – дрогнувшим голосом закричал юноша.
Ваби и Мукоки, убиравшие из дома кости, как раз вернулись в хижину. Ваби подскочил к другу и взвесил один из камешков на ладони:
– Похоже на свинец или…
– Золото! – выдохнул Род.
Сердце его билось как бешеное. Ваби поспешил к свету, вытащил нож и провел по одному из кусочков. Прежде чем Род успел заглянуть ему через плечо, молодой индеец воскликнул:
– Это золотой самородок!
– Так вот почему они дрались! – радостно воскликнул Род.
Он нашел причину убийства! Какой-то миг для него это было важнее, чем сама находка. Зато Ваби и Мукоки тотчас пришли в невиданное возбуждение. Сумка из оленьей кожи была вывернута наизнанку; со стола мигом сметены все остальные предметы; каждый укромный уголок и щель обысканы с огромным энтузиазмом. Все молчали, одержимые лишь одной мыслью: найти, найти еще золото! Так этот драгоценный металл разжигает искры тайного огня, той жажды, что скрывается в каждом человеке. Род тоже присоединился к поискам. Каждая тряпка, каждая пыльная куча ветоши, все бесформенные обломки были просеяны, рассортированы, раскиданы по полу. Однако новых находок не обнаружено. Примерно через час трое охотников прекратили поиски, не в силах скрыть острое разочарование.
– Похоже, это все, что есть, – признал Ваби.
Это была самая длинная фраза, которую он произнес за последние полчаса.
– Надо будет сделать еще кое-что. Вычистим хижину, а завтра снимем старый пол. Кто знает, что там под ним окажется? И в любом случае его надо перестилать. Уже смеркается. Если хотим устроить себе годное место для ночлега, надо поторопиться.
Не теряя времени, охотники принялись очищать хижину от древнего хлама. К закату бревенчатый пол был устелен сосновыми ветками, поверх развернуты одеяла, рюкзаки и припасы аккуратно сложены в углу – как выразился Ваби, «удобно, словно в каюте». Напротив открытой двери был разведен большой костер. Исходящие от него свет и тепло придавали уюта заброшенной хижине. А когда внутри зажгли еще пару свечей, эту ночевку признали самой комфортабельной с начала путешествия. Мукоки устроил на ужин настоящее пиршество: жареная оленина, холодные бобы, приготовленные старым индейцем на предыдущем привале, лепешки и горячий кофе. Трое охотников накинулись на лакомства так, словно не ели целую неделю.
Прошедший день был долгим и трудным, но пережитое волнение мешало им сразу после ужина завернуться в одеяла и заснуть, как они поступали раньше. Путешествие подошло к концу, самые тяжелые испытания позади. Новая жизнь – самая счастливая из возможных – уже начиналась. Завтра им не нужно целый день идти через лес. Лагерь разбит, и можно приступать к увлекательному делу, ради которого они и прошли столь долгий путь. А вечерами они могут отдыхать и заниматься чем угодно.
Тем вечером Род, Мукоки и Ваби засиделись допоздна. Несколько часов они разговаривали, подкидывая дрова в ревущий перед дверью костер. Их беседа раз за разом возвращалась к произошедшей в хижине трагедии. Много раз они по очереди взвешивали в ладонях золотые самородки – полфунта драгоценных грязных комочков, – и постепенно перед ними возникала полная приключений жизнь тех давних дней, когда нога белого человека не ступала в эти земли. История теперь выглядела вполне понятной. Эти люди, вероятно, были старателями. Они нашли золото, потом поссорились, не договорившись, как поделить найденное, ну а закончилось все бешеной поножовщиной.
Но где они нашли золото? Этот вопрос не давал покоя охотникам, и они обсуждали его далеко за полночь. В хижине не обнаружилось никаких рудокопных орудий – ни кирки, ни лопаты, ни лотка для промывки. Тогда Ваби пришло в голову, что строители хижины тоже были охотниками. Они случайно нашли несколько золотых самородков и собрали их, не используя лотка.
В ту ночь в лагере почти не спали. С первыми лучами солнца все трое снова принялись за работу. Сразу после завтрака охотники стали снимать старый прогнивший пол. Одно за другим молодые деревца, из которых тот был собран, выкидывались наружу, пока не обнажилась земля. Теперь каждый ее фут был тщательно перекопан; нижние венцы подрыты, а потом снова засыпаны землей; вытащен весь мох, которым проконопатили щели между бревнами. К полудню в хижине не осталось ни единого неосмотренного местечка.
Золота больше не нашлось.
В какой-то мере это открытие принесло друзьям облегчение. Нервное напряжение понемногу начало отпускать Ваби и Рода. Навязчивая мысль о золоте скоро выветрилась из их сознания, и они снова начали радостно предвкушать долгожданную зимнюю охоту. Вскоре Мукоки срубил несколько молодых кедров для нового пола, парни вымыли каждое бревно озерной водой, а потом собрали несколько бушелей мха, чтобы заново законопатить щели.
В тот вечер ужин был приготовлен на железной секционной плите, которую они привезли с собой на санях и которую установили поверх старой печки-каменки. При свете свечей друзья принялись заново конопатить хижину. Ваби то и дело запевал непривычные для уха белого человека индейские песни; Род насвистывал, пока у него не заболело горло, а Мукоки хихикал, что-то бормотал себе под нос и болтал с неослабевающей словоохотливостью. Десятки раз они поздравляли друг друга с удачей. Восемь волчьих скальпов, превосходная рысья шкура и золотые самородки долларов на двести – и все это за одну неделю!
После ужина Мукоки вскипятил в кастрюле варево из жира и костей карибу. Когда Род спросил, что это за странный суп, индеец взял связку капканов и опустил их в кастрюлю.
– Капканы вкусно пахнуть, – объяснил он. – Лиса, волк, куница приходить на запах.
– Если не проварить капканы в мясном супе, – добавил Ваби, – девять зверей из десяти, особенно волки, к ним не подойдут. Они почуют запах человечьих рук, которыми трогали железо. Но запах жира подманит зверей и сделает их беспечными.
К вечеру, когда охотники улеглись спать, их зимний лагерь был в целом обустроен. Оставалось только сделать три койки, но эту несложную задачу мог выполнить любой, у кого останется немного свободного времени. Следующим утром, нагруженные капканами, они уже прокладывали первые охотничьи тропы. Особенно их интересовали следы волков, ибо Мукоки считался величайшим охотником на волков на берегах Гудзонова залива.
