Джон Богл
Не верьте цифрам! Размышления о заблуждениях инвесторов, капитализме, «взаимных» фондах, индексном инвестировании, предпринимательстве, идеализме и героях
В перспективе – более низкая доходность акций?
Не нужно забывать и о том, что в периоды низкой доходности рынка акций затраты на финансовое посредничество становятся еще более обременительными. Короче говоря, 9,6 % среднегодовой доходности акций за прошедший 100-летний период включали 4,5 % дивидендной доходности (рис. 4.3). Поскольку сегодня она упала до 2,0 %, это уже означает снижение будущей инвестиционной доходности на 2,5 %. Кроме того, великолепная доходность в 12,5 % за прошедшие 25 лет складывалась не только из 3,4 % дивидендной доходности и 6,4 % прироста капитала (что намного выше долгосрочной исторической нормы в 5,0 %), но и из замечательной спекулятивной доходности, составлявшей в среднем 2,7 % в год, результат удвоения коэффициента цена/прибыль с 9- до 18-кратного значения.
Резкое падение доходностей и вероятность (по моему мнению, неизбежность) того, что сегодняшний коэффициент цена/прибыль, равный 18, не только не удвоится, а снизится на несколько пунктов в ближайшее десятилетие, означают, что будущая доходность акций скорее всего будет находиться в районе 7 %[54].
Годовые расходы фондов – нагрузки за продажу, операционные и другие расходы и скрытые издержки оборачиваемости портфеля, сегодня достигающие примерно 2,5 %, уменьшат номинальные 7,0 % годовой доходности акций до 4,5 % доходности среднего взаимного фонда. Все так же безжалостно я настаиваю на том, что эту чистую номинальную годовую доходность среднего фонда необходимо уменьшить на прогнозируемые 2,3 % годовой инфляции, что дает нам скромную реальную доходность всего в 2,2 % годовых (рис. 4.4)[55]. Очевидно, что сокращение инвестиционных издержек является ключевым условием для способности американских семей, составляющих основу нашей сберегательной системы, накапливать богатство, к которому они совершенно правильно стремятся.
Незначительное дело
Но между тем большинство экономистов с безразличием относятся к проблеме затрат в нашем финансовом секторе. Одно исключение – Рональд Коуз, который пролил свет на природу трансакционных издержек еще в далеком 1937 г. В своей работе «Природа фирмы» (The Nature of the Firm)[56]. В этой статье утверждалось, что выбор предпринимателя в пользу организации экономической деятельности внутри фирмы или в пользу обменных операций на рынке зависит от уровня трансакционных издержек. Но только спустя полстолетия, в 1991 г., Коуз был награжден Нобелевской премией по экономике.
В том же году Мерфи, Шлейфер и Вишни[57] показали, что так называемые искатели ренты, которые получают доход от перераспределения, а не создания благ и к которым авторы относят представителей государственного, правового сектора и сектора финансовых услуг (в том числе фондовых брокеров и управляющих активами), наносят серьезный вред экономике. Авторы противопоставляют таких «искателей ренты» создателям благ, например инженерам. Как это ни парадоксально, сегодня мы наблюдаем резкий рост числа выпускников вузов с дипломами инженеров, но не в таких традиционных областях, как авиационное, электротехническое или общее машиностроение, а в сфере «финансовой инженерии», предназначенной для тех, кто видит себя управляющим хеджевым фондом или финансовым аналитиком на Уолл-стрит[58].
Гроссман и Харт также исследовали проблему трансакционных издержек. Они указали на то, что сделки (трансакции), вовлекающие принципала и агента, влияют на общую сумму денег, доступную для распределения между двумя сторонами, и предложили модель для анализа затрат и выгод, проистекающих из различных действий агента. Исследователи утверждали, что собственник (принципал) редко контролирует действия управляющего (агента), а в большинстве случаев просто наблюдает за тем, что получилось в итоге. Поэтому собственник не может сказать, являются ли результаты управляющего продуктом его навыков или удачи, как это происходит в индустрии взаимных фондов. Комиссии за управление и трансакционные издержки в том и другом случае являются центральным вопросом.
В 2000 г. Обстфельд и Рогофф[59] исследовали вопрос трансакционных издержек в контексте международной макроэкономической теории. Они пришли к заключению, что именно относительные трансакционные издержки позволяют пролить свет на некоторые загадки международной макроэкономики, в том числе на то, почему торговля товарами и услугами сосредоточена в основном на национальном, а не интернациональном уровне или почему инвесторы перевешивают свои портфели в сторону отечественных акций (например, у американских инвесторов примерно 90 % активов вложены в американские акции). Когда торговые издержки близки к нулю, эти проблемы исчезают, но когда они достигают 25 % от стоимости сделки, негативная динамика вполне предсказуема. Разумеется, изучение очень сходного фактора, такого как затраты на финансовое посредничество (которые, в широком смысле, являются теми же самыми трансакционными издержками), позволяет пролить свет на причины разрыва между рыночной доходностью и доходностями, которые фактически зарабатывают инвесторы.
Несмотря на очевидную важность этой проблемы, я не знаю ни одного академического исследования, которое попыталось бы на систематической основе оценить, какую стоимость вычитает наша финансовая система из доходностей инвесторов, и ни одной статьи на эту тему, опубликованной в каком-нибудь профессиональном журнале – Journal of Finance, или Journal of Financial Economics, или Journal of Portfolio Management, или Financial
Analysts Journal. Возможно, лучшим способом воздать должное наследию Бенджамина Грэхема – и стоимости, созданной им благодаря проницательному взгляду на нашу инвестиционную систему, – было бы для нашего профессионального сообщества объединить свои усилия с научными кругами, чтобы в конце концов заняться насущной проблемой инвестиционных издержек и тем, как они соотносятся с выгодами эффективных способов накопления капитала. Только тогда мы сможем начать поиск путей улучшения нашей системы, что вероятнее всего потребует некой комбинации реформ в области образования, раскрытия информации, регулирования отрасли, а также структурных и правовых преобразований.
В июне 2007 г. Выпускник факультета экономики Принстонского университета Глен Вейл, выступая с прощальной речью, описал свою страсть к интеллектуальному познанию следующим образом (он приписал эти слова Нобелевскому лауреату Роберту Лукасу): есть вопросы настолько важные, что трудно, или должно быть трудно, думать о чем-то ином.
Эффективное функционирование нашей национальной системы финансового посредничества – один из таких вопросов. Настала пора не только подумать о нем, но и глубоко его изучить, тщательно подсчитать все издержки и выгоды и в конечном счете потребовать от системы начать работать гораздо эффективнее в интересах инвесторов и в интересах всего нашего общества, чем она делает это сегодня.
Глава 5
Поразительный дар распознавать очевидное
Получить награду как «Выдающийся руководитель в финансовой сфере» от международной организации, пользующейся широким признанием за свой вклад в развитие и распространение финансовых знаний, – особая честь; и этой чести я удостоился в 2005 г. Но, хотя признание греет душу, я все же несколько удивлен вашим выбором. Да, я проработал в этой области почти пять с половиной десятилетий, из них более 30 лет как глава двух замечательных компаний, управляющих взаимными фондами (Wellington, 1965–1974 г.; Vanguard, 1974–1996 г.), но я никогда не думал о себе как об особо выдающемся руководителе – мнение, которое наверняка разделяют мои многострадальные коллеги. Но меня всегда окружала команда выдающихся людей, – моя глубочайшая признательность всем им, – которые знали, как сделать то, что должно было быть сделано.
Также признаюсь в том, что, хотя я считаю себя довольно просвещенным, прочитав за многие годы десятки – нет, даже сотни – статей в специализированных журналах (главным образом в Financial Analysts Journal и Journal of Portfolio Management; бо́льшая часть того, что вы печатаете в вашем журнале Financial Management, выше моего понимания) и даже написав дюжину статей самостоятельно, в интеллектуальном развитии мне далеко до большинства из вас, сегодня здесь присутствующих. По правде говоря, когда я вижу страницу, заполненную одними формулами – все эти сигмы, дельты, лямбды – почти без пояснительного текста, я быстро ее перелистываю и перехожу к следующей статье.
Индексное инвестирование как предельная реальность
Продолжая свою унылую исповедь, я вынужден признать, что плохо разбираюсь в замысловатых тонкостях финансового анализа и стандартов бухгалтерского учета, а инвестиционным исследованием акций и облигаций занимался разве что в первые годы, когда только начинал работать в этой замечательной индустрии. К худшему – или, если вдуматься, к лучшему! – я разработал такой метод инвестирования, который умышленно и целенаправленно игнорирует анализ, бухучет и исследования. По сути, индексный взаимный фонд просто покупает весь портфель фондового рынка – голубые фишки, явных лидеров, темных лошадок и даже кандидатов на банкротство – и держит их в течение любимого периода держания Уоррена Баффетта: вечно.
Идея индексного инвестирования принадлежит не мне. (Не знаю, придумал ли ее какой-то конкретный человек.) Но создание первого в мире индексного взаимного фонда в 1975 г. (первоначально он назывался First Index Investment Trust, а теперь Vanguard 500), я уверен, стало отправной точкой в истории индексного инвестирования. И, хотя нам потребовалось почти 20 лет на то, чтобы нас признали полноправным членом семьи «небожителей» взаимных фондов, если раньше индексирование воспринималось как ересь, то теперь оно стало догмой. Хотите доказательств? То, что поначалу было известно как «Причуда Богла», сегодня превратилось в крупнейший взаимный фонд в мире. Если включить сюда его сестер – фонды акций «500», его кузенов – индексные фонды акций «5000», его братьев – индексные фонды облигаций – и его шуринов – секторные индексные фонды, инвесторы фондов Vanguard в совокупности вложили в пассивные стратегии инвестирования приблизительно $375 млрд, т. е. половину долгосрочных активов, которыми мы управляем.
Как бы там ни было, использование индексного взаимного фонда в качестве ядра – если не всего – диверсифицированного портфеля акций ныне стало аксиомой, которой обучают будущих финансистов в школах бизнеса и университетах, за что я премного благодарен преподавательскому составу. Насколько я знаю, эта идея поддерживается почти всеми американскими учеными, награжденными Нобелевской премией по экономике. А не так давно глава одного из самых успешных благотворительных фондов Америки, Фонда пожертвований Гарвардского университета, высказал, едва ли не прокричал, свои похвалы. Вот что сказал Джек Майер: «Весь инвестиционный бизнес – это гигантская афера. Большинство людей считают себя способными найти менеджеров, которые обеспечат им высочайшую доходность, но чаще всего они ошибаются. Все, что нужно инвесторам, – это индексные фонды. Это несомненно».
На самом деле, индексирование – предельная реальность инвестирования, гарантирующая инвесторам получение справедливой доли любой доходности, которую щедро дарует или, точнее будет сказать, скупо выделяет нам фондовый рынок. Насколько эффективен этот метод? Давайте рассмотрим альтернативу индексному инвестированию: инвестирование на основе иллюзии, что менеджеры фондов в совокупности способны переиграть эту пассивную, малозатратную стратегию отслеживания рынка.
Почему менеджеры должны проиграть? Давайте мыслить реально: если фондовый рынок будет достаточно щедр, чтобы вознаградить инвесторов номинальной годовой доходностью на уровне 8 % в последующие годы, и если нашему правительству и центральному банку хватит мужества и дисциплины, чтобы удерживать инфляцию не выше 3 %, реальная доходность акций составит около 5 %. Если активно управляемые фонды продолжат упорно продвигать дорогостоящие «продукты» (как в отрасли принято называть взаимные фонды) своим инвесторам, реальная доходность среднего активно управляемого фонда – после вычета всех издержек и налогов – может составить жалкий 1 % в год или даже меньше.
Благодаря действию сложного процента на протяжении длительного периода времени (здесь я беру 25 лет) $1000, вложенные в акции по ставке реальной доходности 5 %, принесут прибыль $2400, а вложенные по ставке 1 % – всего $280. Добро пожаловать в реальный мир, где незыблемые правила простой арифметики, действующие на финансовых рынках, – чистая доходность инвестора равна валовой доходности фонда за вычетом издержек и налогов, – обрекают активно управляемые фонды и, к сожалению, их инвесторов/собственников на плачевную несостоятельность. Черный юмор инвестирования заключается в том, что вы не получаете того, за что платите. Как раз наоборот, вы получаете только то, за что не платите.
Таковы причины несостоятельности активного управления. Да, я понимаю, что «несостоятельность» – жесткий приговор. Не верите мне на слово? В своей недавно вышедшей книге «Секреты стабильно высокой доходности от легенды мира инвестиций» (Unconventional Success)[61] выдающийся управляющий благотворительным фондом Йельского университета Дэвид Свенсен говорит о «колоссальной несостоятельности индустрии взаимных фондов, проистекающей из систематической эксплуатации индивидуальных инвесторов… когда фонды забирают из их карманов огромные суммы денег в обмен на предоставление отвратительно плохих, почти медвежьих услуг». Г-н Свенсен продолжает: «Воровство, даже облеченное в мантию управления активами, одобренного Комиссией по ценным бумагам и биржам, остается воровством… и могущественная индустрия финансовых услуг наживается на уязвимом рядовом инвесторе». Это сильные слова. Но когда Wall Street Journal обвинила г-на Свенсена «в чрезмерной резкости» выводов, тот просто ответил: «Доказательства налицо». И это действительно так.
Реальность и иллюзии на фондовом рынке
Даже вложение в фондовый рынок через индексный фонд отчасти основано на иллюзиях. Почему? Потому что доходности фондового рынка просто отражают – и часто сильно преувеличивают – два весьма разных компонента, продуктом которых они являются. Первый компонент – реальный рынок внутренней стоимости бизнеса. Второй компонент – рынок ожиданий, представленный сиюминутными ценами акций. На реальном деловом рынке реальные компании тратят реальные деньги, нанимают реальных людей и вкладывают капитал в реальные средства производства; они производят реальную продукцию и оказывают реальные услуги реальным потребителям, которые реально нуждаются в этих продуктах и услугах для своего повседневного существования. Если эти реальные компании эффективны, продуктивны и конкурентоспособны, они зарабатывают реальную прибыль, из которой платят реальные дивиденды. Но для этого требуется реальная работоспособная стратегия, реальные капиталовложения, реальные исследования и разработки, не говоря уже о реальных инновациях, реальном перспективном мышлении и реальной приверженности.
Свободно связан с этим реальным рынком рынок ожиданий. Здесь рыночные цены устанавливаются не на основе вышеописанных реалий бизнеса, а на основе ожиданий инвесторов. Принципиально то, что эти ожидания определяются числами, а числа в значительной мере являются иллюзией, сотворенной корпоративным менеджментом в соответствии со своими желаниями. Слишком уж легко манипулировать числами и истолковывать их нужным образом. У нас есть предварительная, или гипотетическая, прибыль (отражающая волшебный рост прибылей, который может быть результатом слияния двух компаний, а также сокрытия плохих расходных статей). У нас есть операционная прибыль (не отражающая всевозможные списания капитала, вызванные плохими инвестиционными решениями в предыдущие годы, плохими долгами и плохой операционной деятельностью, которая была прекращена). И у нас есть объявленная прибыль, определяемая в соответствии с Общепринятыми принципами бухгалтерского учета, или Generally Accepted Accounting Principles (GAAP), которые сами по себе изобилуют существенными пробелами в логике и применении, что дает простор для разного рода финансовых уловок и манипуляций со стороны заинтересованных в этом лиц (все это на глазах у якобы независимых аудиторских фирм).
С вступлением несколько десятилетий назад в эпоху инвестирования на ожиданиях главным ориентиром для инвесторов стал рост корпоративных прибылей – конкретно прогнозы по прибылям и достижение этих показателей. Складывается впечатление, будто руководители компаний и акционеры, которые отныне превратились из настоящих собственников компаний во временных арендаторов, условились принимать все сообщаемые цифры прибыли за «правду». Хотя, как мог бы сказать корпоративный Шалтай-Болтай институциональному инвестору Алисе в Стране чудес: «Когда я сообщаю о своих прибылях, это означает то, что я хочу, не больше и не меньше… Вопрос в том, кто из нас здесь хозяин. Вот в чем вопрос». На что Алиса послушно отвечает: «Я верю вам, сэр!»
Руководители компаний стали властелинами чисел, и наши аудиторы очень часто потворствуют им в этом. В «тайной заговорщицкой среде» между руководителями компаний, членами совета директоров, бухгалтерами, инвестиционными банкирами и институциональными владельцами и арендаторами акций происходят чудеса финансового инжиниринга. Сообщаемые цифры поддерживают иллюзии рынка ожиданий, но зачастую имеют мало общего с реальным рынком внутренней стоимости. Нестрогие стандарты бухгалтерского учета позволяют создавать буквально из воздуха то, что сходит за прибыли, даже по GAAP. Например, можно делать следующее:
• Бесцеремонно классифицировать крупные статьи расходов как «несущественные».
• Раздувать предполагаемую будущую доходность пенсионных программ, даже если разумные ожидания в отношении будущих доходностей значительно понизились.
• Учитывать в выручке сделки с покупателями, которые занимают деньги на покупку у продавца.
• При проведении слияний осуществлять огромные списания дебиторской задолженности только лишь для того, чтобы собрать ее позже; а также списывать находящиеся в хорошем состоянии станки и оборудование, чтобы устранить будущие амортизационные отчисления.
• Исключать стоимость опционов на акции, предоставляемых в качестве вознаграждения, из корпоративных расходов. (Сегодня эта практика, к счастью, запрещена.)
• И, чтобы не забывать, умело использовать различия между учетом по GAAP и налоговым учетом.
И я даже не упомянул о сокрытии долгов в специально созданных для этой цели фирмах, в чем особенно преуспела Enron.
Все эти практики в соответствии с GAAP являются в США вполне законными. Поэтому главная проблема с таким креативным финансовым инжинирингом заключается не в том, что является незаконным, а в том, что является законным. На самом деле, при правильном учете даже проведение фондовых опционов задним числом – один из свежих примеров злоупотреблений корпоративного менеджмента – считается абсолютно законным. И избитая фраза консультантов по менеджменту, – «Если вы можете это измерить, вы можете этим управлять»: все чаще становится мантрой руководителей компаний.
Реальный рынок против рынка ожиданий
Впервые я столкнулся с убедительной формулировкой различий между реальным рынком и рынком ожиданий в работах Роджера Мартина, декана Ротманской школы бизнеса университета Торонто. Я сам долгое время говорил об этой дихотомии, но другими словами. Меня беспокоило то, что мы придаем слишком большое значение числам. Но, как было сказано в 1-й главе, «числа не есть реальность. В лучшем случае, они – бледное отражение реальности, в худшем случае – грубое искажение тех реалий, которые мы пытаемся измерить… [В результате] мы поклоняемся числам и принимаем за талисман инвестиционной реальности сиюминутную точность цен акций вместо имманентной неточности внутренней корпоративной стоимости».
В недавнюю эпоху триумф иллюзий над реальностью нашел воплощение в «менталитете казино» очень многих институциональных инвесторов, что привело к весьма неприятным последствиям. Рынок ожиданий с его ценами всецело затмевал собой реальный рынок внутренней корпоративной стоимости. Но когда восприятие – точные, но преходящие цены акций – далеко отрывается от реальности – неточной и трудной для измерения, но долговечной внутренней корпоративной стоимости, по сути, дисконтированной стоимости будущего денежного потока корпораций, этот разрыв может быть преодолен только в сторону реальности. Дело в том, что поднять краткосрочную цену акций, чтобы удовлетворить потребности рынка ожиданий, несложно. Но повышение корпоративной стоимости в течение длительного периода времени на реальном высококонкурентном рынке – непростая задача (об этом я кое-что знаю), которая под силу только исключительным компаниям.
Когда имеется два очень разных рынка, почти неизбежно возникают серьезные конфликты. Роджер Мартин представляет свою концепцию двух рынков, используя как аналогию профессиональный футбол. Здесь рынок ожиданий представлен ставками на разницу в счете между соперничающими командами. Когда матч заканчивается, реальность обнаруживает себя: окончательный счет (т. е. фактическая разница в счете). Говоря о футболе, Роджер Мартин замечает: «Ни одному из участников реального рынка не разрешено играть на рынке ожиданий». Ни звездным нападающим, ни любым другим участникам футбольной драмы не позволяется делать ставки ни на какие матчи, даже те, в которых они не играют. Разумеется, некоторые считают такой абсолютный запрет неразумным.
И затем Мартин сбрасывает бомбу.
Но есть большая игра, где участникам реального рынка не только разрешается играть на смежном рынке ожиданий, но и, более того, их поощряют так поступать, а именно делать ставки на цену акций компаний на фондовом рынке. В то время как первостепенной задачей генеральных директоров компаний является (или должно быть) построение реального бизнеса, они слишком много внимания уделяют игре на рынке ожиданий, занимаясь формированием ожиданий инвесторов, управляя количественными показателями и получая ошеломительного размера вознаграждение в форме акций на основе теории о том, что оно якобы выравнивает интересы топ-менеджмента с интересами акционеров[62].
Увы, вознаграждение в форме акций отнюдь не достигает этой цели. Оно поощряет генеральных директоров – и финансовых директоров, зачастую с молчаливого согласия их аудиторов и членов совета директоров – манипулировать рынком ожиданий к собственной выгоде. Вот почему вознаграждение в форме акций для управляющих компаниями менеджеров должно быть запрещено точно так же, как запрещена игра на спортивном тотализаторе для профессиональных футболистов. Когда мы вознаграждаем наших управляющих на основе иллюзии, а не реальности, за это расплачивается все наше общество.
