Дмитрий Андреевич Шашков
Последний шанс
Мама была, конечно, шокирована и крупными размерами собаки, и её грязным, ободранным видом, и немедленно явившемся в квартире запахом, однако ничего не могла возразить на основной аргумент дочери о том, что на улице эта собака явно умирает от голода. Выступающие на собачьих боках из-под свалявшейся шерсти рёбра и позвонки на спине ясно это доказывали. В глубине души, впрочем, мать радовалась за дочь, что та не проходит мимо чужого несчастья, и, дослушав Катин взволнованный рассказ, прошептала только, как будто самой себе: «Блаженны милостивые…». Собака же всё время разговора жалась к ногам своей спасительницы, не решаясь, конечно, пройти вглубь квартиры. Кате было очень неудобно перед мамой и за собаку, и за мамину нежданную похвалу, и тут она как раз вовремя сообразила, что собаку неплохо бы показать ветеринару, благодаря чему прервала ставшую тягостной для неё сцену объяснения с мамой, и, сказав маме насчёт ветеринара, поспешила с собакой опять на улицу.
Чтобы добраться до ветеринарной клиники пришлось потратиться на специальное ветеринарное такси, так как лезть в общественный транспорт с такой собакой, да ещё и без ошейника, поводка и намордника не представлялось возможным. По дороге Катя так и не смогла решить вопрос, как назвать собаку, – христианское имя животному, понятно, не положено, а как-то слишком «по-собачьи» называть ей тоже не хотелось. Затем ждали новые траты на поводок с ошейником, корм, шампунь для собак, чтобы позже дома можно было её отмыть, и конечно, сам медосмотр и анализы. Однако в самом главном, в вопросе собачьего здоровья, Катя была обрадована – ветеринар сказал, что собака, в целом, помимо истощения, здорова. Там же её взвесили, и ветеринар, качая головой, сказал: «Двадцать пять килограмм! А при её размерах, должна быть килограмм сорок!»
Впереди предстоял путь домой, опять на такси. Катя вышла с собакой на газончик рядом с ветклиникой, чтобы перевести дух от навалившихся забот. Собака по-прежнему ни на шаг не отходила от Кати, так что та даже не знала, зачем ей вообще поводок, и надела на собаку только ошейник, который как в паз поместился в след на шее.
– Бедная ты моя, бедная! – сказала собаке Катя, и та опять благодарно завиляла хвостом, – ну, теперь у тебя всё хорошо будет, теперь всё хорошо!..
«Как же это здорово, – размышляла Катя, – что животному так просто сделать добро, надо просто накормить, приласкать, обогреть. И как же трудно бывает помочь человеку!». И она вспомнила свой конфликт с Петром Павловичем. «И что же, – почувствовала она словно укол совести, – дОрого ли стоит моё милосердие, за которое так хвалит мама, если оно распространяется только на тех, с кем просто?! Нет, надо непременно съездить к Петру Павловичу, проведать, как он! Только теперь уже поеду не как социальный работник, раз меня от него отстранили, а просто как знакомая!»
5.
Катя подошла к уже знакомой обшарпанной двери, только теперь уже, конечно, без ключа, и осторожно позвонила. Петр Павлович передвигался медленно, и ждать пришлось долго, так что Катя как раз успела основательно помолиться. Но время шло, а дверь всё не открывалась, и Катя стала уже беспокоиться, не случилось ли с ним чего, и позвонила ещё раз, чуть настойчивее. Тут ей на смартфон пришло СМС, Катя беспокойно взглянула на экран, но нет, это всего лишь что-то про погоду. Не читая, Катя опять надавила на звонок, когда за дверью послышалось тихое шарканье шагов. Она с облегчением выдохнула. Дверь медленно отворилась, а за ней застыл, не веря своим глазам, Петр Павлович. Он, наверное, так и смотрел бы на неё, не произнося ни слова, сквозь свои толстые очки, если бы Катя не заговорила первой.
– Здравствуйте, Петр Павлович! Это опять я… Пришла Вас проведать, не как социальный работник, а просто… По знакомству.
– Катенька…
– Если возможно, называйте меня, пожалуйста, чуть более официально как-нибудь, – Катя улыбнулась, – давайте я войду?
– Конечно-конечно, – Петр Павлович зашаркал назад, уступая ей дорогу, – вот уже не думал, вот уже не надеялся!
– Вы только не переживайте, Петр Павлович! Вы идите, присядьте у себя, а я сейчас чайник поставлю, как раз кое-что к чаю принесла, как Вы любите, сладкое. Попьем чайку, да я пойду. Просто решила вдруг проведать…
– Спасибо тебе, Кать… – сказал Петр Павлович как-то совсем еле слышно, осёкся и зашаркал обратно к себе в комнату. Катя с сочувствием посмотрела ему вслед и прошла на кухню.
За чаем разговор сначала не получался. Петр Павлович всё смотрел на Катю через свои толстые стёкла, только теперь как-то снизу вверх, жалобно, и Кате этот взгляд неприятно напоминал взгляд подобранной ею собаки, и она не знала, что с этим делать и как быть, и только очень жалела несчастного старика. Затем Петр Павлович сам вдруг начал рассказывать о своей жизни.
– Катя, Катя, я в жизни-то искал, может быть, только одного – любви!.. И не то, чтобы совсем не находил, но… Вспоминаю себя сейчас юным мальчиком, школьником, лет сколько мне тогда было, уже не вспомню, да и времена были совсем другие, молодежь другая… Но не в этом дело! Вспоминаю первую любовь!.. Тогда по-другому всё было, это было тайна – "наша тайна про встречи, мечты…" Нас двоих… Говорят, первая любовь никогда не проходит, ты веришь в это, Катя?
– Ой, Петр Павлович, это сложная очень тема, и у меня для неё маловато жизненного опыта, одна теория…
– Нет, но ты же любила?
– Петр Павлович, – Катя чуть покраснела, – зачем эта тема?
– А о чём, Катя, о чём ещё говорить?!
– Ой, да множество же тем можно придумать!
– Можно, но мне другое не интересно, Катя!
– Как же Вы, Петр Павлович, столько лет… Прожили… Чем-то же ещё занимались в жизни?
– Конечно, но разве это интересно? Ну, при советской власти работал, как все, образование высшее, инженер. После того, как Союз распался, бизнесом понемногу стал заниматься, даже получалось одно время, но дефолт в 98-м меня разорил, потом опять, вроде, поднялся, капитальчик даже небольшой сколотил, вкладывать стал в бумаги, брокерство, радовался, помню, что деньги стали сами на меня работать… Но потом кризис восьмого года шарахнул… Я-то всё в валютах держал, думал, там надёжнее, а он именно там и шарахнул!.. Ну, потом, что осталось, я уже в рублях старался держать, да только вскоре 15-й год, рубль упал, меня и добило… Но разве это интересно, Катя, разве стоит этим жить, скажи?
– Нет, конечно, Петр Павлович, конечно, не стоит!..
– Вот и я говорю, Катя, конечно, не стоит!.. В нулевые, в самое сытое моё время ездил, одно время, на "Бентли"! Представляешь, Катя, на "Бентли"! Но разве это я сейчас вспоминаю? Нет, Катенька, а вспоминаю я, каких женщин тогда на моём "Бентли" катал!..
– Ах, Петр Павлович, это всё ужасная ошибка!
– Какая ошибка, Катя, о чём ты?..
– Да, я не в праве Вас учить, даже просто в силу возраста, но мне кажется, я уверена, что и это тоже, чем Вы жили, ошибка, как и "Бентли"!
– Почему же "Бентли" ошибка? Быть богатым, я слышал, грех?
– Нет, не в том дело, Петр Павлович, не грех, Вы не так поняли!.. Не в том, может, грех…
– Ой, да перестань ты, грех-грех! – перебил старик, сдерживая волнение, – ты, молодая, красивая, ладно я бы причитал про грех, мне уже впору, а тебе-то это к чему? У тебя вся жизнь впереди! Эх, Катя, Катя, как я тебе… Ну, да что поделаешь… Ну, вот расскажи, порадуй старика, ведь я же тебе так откровенно всё о себе рассказал, вот скажи, у тебя была, конечно, первая любовь?
– Ах, ну зачем Вы?.. Ну, была, конечно…
– И что, и как сейчас? Была, значит, уже нет? А сейчас кого-то другого, наверняка, любишь?..
– Нет, Петр Павлович, я точно не буду это обсуждать! Да и в прошлом всё это давно…
– Ах, Катенька! – Петр Павлович засмеялся своим каркающим смехом, – ну, как это «давно»? Тебе лет-то сколько? Да и как так «в прошлом всё»? Новая непременно будет любовь, вот увидишь! Ну, не хочешь говорить, не надо, я расскажу о своих многих-многих любовях… Или любовей…
– Вот, Петр Павлович, я думаю, недаром это слово с множественным числом не дружит!
– Ах, Катенька, – старик весь расплылся в улыбке, – да ты всё-таки, оказывается, романтик, как и я! Ах, Катенька, ну, конечно, не дружит! Ну, конечно, любовь одна… Только где найти её? Как? Вот я искал всю жизнь, и не то чтобы не находил, нет, находил, находил, да только… Знаешь, что теперь учёные говорят, что любовь живёт три года?
– Глупости!
– Ну, конечно, глупости, я тоже думаю, что глупости! Катенька, а ты вправду неисправимый романтик, как и я! Да! Вот только, где найти её? Среди шести-то миллиардов – единственную?
"Не видят люди друг друга,
Проходят мимо друг друга…" Какая редкая, должно быть, случайность!
– Да нет, всё не случайно происходит, Петр Павлович!
– Да, Катенька, я тоже хочу в это верить! Да, впрочем, мне-то теперь уже какая разница? Мои звёзды, значит, не сошлись…
– Ну, какие звезды, Петр Павлович?! – Катя вдруг повысила голос, и Петр Павлович даже притих от неожиданности, – до ваших лет, извините, дожить, и повторять эти глупости про звезды из журналов для дурочек-малолеток?!
Петр Павлович смотрел на Катю ошарашено, и в то же время, с каким-то восхищением, а Кате тут же стало совестно за свою резкость по отношению к старику.
– Вы меня извините, за резкость, Петр Павлович…
– Нет-нет, Катенька, всё в порядке! А ты, я скажу, прекрасна в гневе, – он опять заулыбался, – так, значит, не звезды, конечно, не звезды, а кто? Мы сами? Или, может быть… Бог?
– Да, Петр Павлович, Вы же знаете, что я верующая… Да, без воли Божией и волос с головы не упадёт! Однако мы сами за себя в ответе…
– То есть, как это? Бог вершит судьбы, а отвечать нам?
– Да нет, Петр Павлович, не судьбы… Мы сами выбираем, только не то, что Вы имели в виду, не обстоятельства жизни, а то все выбрали бы себе лёгкую жизнь, и на этом преткнулись… Обстоятельства нам промыслительно устраивает Господь, я в этом не сомневаюсь, у меня хоть и мал жизненный опыт, но именно в этом он, мой опыт, меня уже убедил!
Петр Павлович опять посмотрел на Катю с восхищением.
– Так всё это сложно, Катя… Ну, вот, допустим, я выбираю, какую акцию купить, или с какой женщиной гулять, да, а Бог делает, чтобы эти акции вдруг упали, а женщина меня бросила? Но зачем? Разве плохо иметь деньги и любовь?
– Нет, конечно, не плохо… Просто всё это не должно поглощать с головой…
– Ага, то есть я ещё и благодарен должен быть, что меня разорили и бросили? Чтобы меня это всё не поглотило, да?
– Выходит, что так, Петр Павлович…
– Да иди ты вместе со своим… – Пётр Павлович весь помрачнел и смотрел теперь прямо перед собой, не мигая, – спасибо за чай, красавица, а теперь проваливай! Я, пожалуй, лучше один посижу, чем это слушать!
6.
Катя выгуливала свою собаку, которой, наконец, придумала имя – Азо́с, что по-гречески означает "невинная" – Катю давно волновала мысль о невинности животных, страдающих вследствие человеческого грехопадения, к которому они вовсе не причастны. А греческий язык был выбран в силу почтения к высотам византийского богословия, которые Катя последнее время усердно старалась постигать в поисках ответов на многие свои вопросы. Азос гуляла без поводка и не только не пыталась никуда убежать, но напротив, по-прежнему жалась к Катиным ногам, более всего на свете боясь снова остаться одной на улице. Как-то Катя привела её на собачью площадку, но та ужасно испугалась скопления собак, и пришлось поспешно увести её оттуда под недоуменные взгляды собаководов и угрожающее тявканье их здоровых породистых собак, словно по команде ополчившихся против своей безродной тощей соплеменницы. Уводя перепуганную Азос, Катя догадывалась, что во время её одиноких голодных скитаний на улице именно так ополчались против неё и бездомные собаки, не пуская к своим источникам пропитания – к задним ходам продуктовых магазинов и к помойкам – обрекая ни в чем не повинную Азос на голодную смерть, причём жалкий внешний вид её не только не пробуждал в соплеменниках жалости, но и, видимо, добавлял им самоуверенности и агрессии. "Неужели и эти жестокие твари, – думала Катя, – без вины гонящие и обрекающие на голодную смерть себе подобное существо, неужели они так же невинны в своих действиях, как и моя Азос?! Что же ими движет? Слепые инстинкты? Но где тогда эти жестокие инстинкты в моей Азос? Не видно и следа их! Или в других условиях и она стала бы такой же, как они? А человек стал бы? Человек может умом абстрагироваться, возвышаться над наличной действительностью, находить идеалы в религии, искусстве, истории… Может, если захочет! Если нет, то его вина, что допустил себе деградировать, – тут всё понятно!.. Но как же животные, не имеющие всего этого, избегнут мерзкой власти обстоятельств? Одни погибают, другие тут же радуются, как ни в чём не бывало! «Кому что рок назначит»! От грехопадения и поныне… Но, впрочем, таинственно направляется всё Промыслом Божьим – я же всё-таки нашла Азос!"
