Дмитрий Пригов
Монстры
Прямая антропология
1997
Предуведомление
Ну, это все обычно. Т. е. обычные процедуры проецирования на вертикальную ось и вертикальные членения человеческого тела. И обратно – проецирование частей человеческого тела на всевозможные феномены, события и структуры этого мира. Т. е. как это было раньше принято называть – соотношение микрокосма и макрокосма. Ну, что же, значит, так оно и есть.
* * *
Рассматривание головы и лица приводит к затемнению смысла и почему-то к проборматыванию слов Армагеддон и Кассиопея
* * *
Вид шеи, ее вертикальных закручивающихся и боковых движений приводит к неким аффазийным явлениям и пропаданию на карте, скажем, целого Индостана или Пиренейского полуострова
* * *
Пробегание по плечевому поясу приводит к неким паранормальным эффектам, почти жидкостным аберрациям
* * *
Наличие груди приводит к серии множественных мелких взрывообразных разрывов и так называемому явлению бикфордового шнура с последующими удалениями на порядок 20–25 миллионов световых лет
* * *
Живот в наблюдении и ощущении связан с многочисленными образами огня и его метафор от паука до скорпиона, до анаконды, динозавра и дракона, социальная же экстериоризация в виде Гефеста и Перуна оккупирует зону уже параноидальной синтагматики, все смыслы рождения, порождения, земли и пр., относящиеся к поздним, логически поздним функциональным спецификациям
* * *
Наличие гениталий вообще порождает много трудностей – например, окисление выделений, светящихся в низком диапазоне и вообще изменения перцептивной и даже синдромной последовательности, например – идешь, скажем, и вдруг все указатели меняют направление на 163 градуса, или в подъезде дома прорастают зубы, или что-то подобное
* * *
Принятие во внимание области коленей ничем не примечательно, разве неким расшатыванием вертикальных осей и линий, приводящим к мелким продольным трещинам и осыпаниям вдоль них внутреннего содержания, что вполне соотносится с легкими гравитационными и психосоматическими нарушениями
* * *
Со ступнями же связано все твердое и в то же время отсекающее, типа бритва Оккама, апорий Зенона, двайты-адвайты Шанкары, но и исчезновение таких понятий, как «вон там, за углом», «парочку минут спустя» или «закон непрямого действия» и «границы разумного распространения», тем более что характеризуется это и утерей способности жестко фиксироваться на чем-либо, отстоящем хотя бы на 3–4 миллиметра
Слово, число, чудовище
Кровь и слезыи все прочее
1980
ПРЕДУВЕДОМИТЕЛЬНАЯ БЕСЕДА
(Гамлет, Милицанер, Поэт)
ГАМЛЕТ Убить или не убить?
МИЛИЦАНЕР Убить, убить.
ПОЭТ Конечно же, убить!
ГАМЛЕТ Но почему?
МИЛИЦАНЕР Видите ли, товарищ Гамлет, коли есть Милицанер – должен быть и убийца. Уже в вашем вопросе проглядывает это двуединство. То есть сомнение «убить или не убить?» говорит о том, что естественному желанию убить, являющему чистый витальный порыв, противостоит столь же естественный охранительный принцип, который есть манифестация охранительной функции Государства, материализацией которой я и являюсь. В поле между двумя этими полюсами и совершается жизнь, история, прогресс. И дабы они совершились, актуализировались, дабы явилось Государство, как реальный фактор двуединой формулы бытия, явилось как гром и молния из столкновения туч, вы, товарищ Гамлет, призваны убить!
ПОЭТ Да, да, вы правы, товарищ милицанер! Видите ли, товарищ Гамлет, искусство не есть случайная забава праздных созерцателей. Нет. Искусство есть одна из форм познавательной деятельности человека. И в нашей ситуации с ограниченным набором действующих лиц она представительствует всю эту сферу деятельности человека, которая, как справедливо заметил товарищ Милицанер, соучаствует и способствует жизни, истории и прогрессу. Отбросив всякие личные, эмоциональные и прочие случайные привнесения, искусство представительствует эту сферу человеческой деятельности как чистый язык описания. Но для искусства важен факт. А что есть основные, так сказать, артефакты в жизни человека – это Жизнь и Смерть. Но это Факты природного человека. А насильственная смерть, т. е. убийство, есть Факт человека человеческого, это Факт, который не стоит в противоречии с Фактами человека природного, т. к. происходит уже после рождения и не противоречит Факту смерти как таковому. Но он работает на опережение природы, он отнимает у природы диктаторские права. Этот факт объявляет человека человеческого, но притом не вырывает человека из природы, а внедряет человека человеческого в природу как существо, волящее в недрах мирового процесса. И в данном случае вы, товарищ Гамлет, будете этим самым волящим человеком, так называемым убийцей, а товарищ Милицанер, представляя Государство, будет тем противовесным элементом, который представляет интересы высших законов природы, а я как описатель этого процесса, т. е. будучи чистым языком его – стану синтезом человека человеческого и человека природного.
ГАМЛЕТ Ну, тогда я убью вас, товарищ Милицанер!
МИЛИЦАНЕР Нет, нельзя. Так как я – это не я, в высшем смысле, то убив меня, вы уничтожаете Государство, уничтожаете один из вышеназванных полюсов и лишаете жизнь динамики, и тем самым лишаете себя этой динамики, уничтожая тем самым возможность порыва убить меня. Вы противоречите сами себе, товарищ Гамлет, поскольку если бы у вас было намерение убить Государство, то вопрос стоял бы не в «убить или не убить?», а – «как убить?». Но поначалу вы, товарищ Гамлет, правильно почувствовали суть проблемы, и не надо отступать от частного ее разрешения, соблазняясь ложными и случайными проблемами.
ГАМЛЕТ Тогда я убью вас, товарищ Поэт!
ПОЭТ Нет, товарищ Гамлет, нельзя. Убив меня, вы лишаете событие описателя, т. е. языка, и в данном случае само событие становится невозможным, т. е. становится не закономерным, а случайным, и может вообще не произойти, и тем самым обессмысливается ваш, товарищ Гамлет, вопрос «убить или не убить?», т. е. вы, товарищ Гамлет, убиваете, можно сказать, самого себя и уже не можете вообще убить кого-либо иного, скажем – меня.
ГАМЛЕТ Тогда я убью себя.
МИЛИЦАНЕР Тоже нельзя. В каждом убийстве должен быть объект убийства и субъект убийства. Убив себя, вы уничтожаете субъект убийства, становясь чистым объектом убийства. Но государство не может соотноситься с объектом убийства. Тогда оно, чтобы быть явленным в мире перед фактом убийства, вынуждено объявить кого-то другого субъектом убийства. Объявить субъектом убийства Поэта нельзя, т. к. поставив его субъектом убийства, мы лишаемся языка описания, и все различия объекта и субъекта убийства теряют всякие возможности быть описанными и определенными. Тогда Государство вынуждено объявить субъектом убийства меня, Милицанера. Но в этом случае, помимо явной бессмысленности этого акта как акта реального, Государство лишается возможности реализоваться в этом мире, т. к. я уже убийца и не есть его представитель в этом мире. Реализоваться же в поэте Оно не может по тем же самым причинам, т. е. исчезает язык описания, который дефинирует все эти понятия. Следовательно, Государство противостоит мне как чистая абстракция. Как нирвана. Но этого не может быть, т. к. это не так. Если бы это было так, то вы бы сами, товарищ Гамлет, не задали бы вопрос «убить или не убить?», а спросили бы «что делать?».
ПОЭТ Да, товарищ Милицанер абсолютно прав. Убив себя, вы бы, товарищ Гамлет, в тот же самый момент, как убили себя, стали бы чистой природой, в которой отсутствует язык описания, и тем самым бы уничтожили бы всякую возможность человека человеческого, но узаконили бы человека-камня, человека-дерева.
ГАМЛЕТ Понятно. Я пошел. (Вынимает шпагу.)
МИЛИЦАНЕР Иди, иди. (Вынимает револьвер.)
ПОЭТ Иди, иди. (Вынимает авторучку.)
Что-то крови захотелось
Дай, кого-нибудь убью
Этот вот, из них красивый
Самый первый в их строю
Вот его-то и убью
Просто так, для пользы дела
Искромсаю его тело
Память вечная ему
Девочка идет смеясь
Крови в ней всего три литра
Да, всего четыре литра
Литров пять там или шесть
И от малого укола
Может вытечь вся она
Девочка! Моя родная!
Ради мамы, ради школы,
Ради Родины и долга
Перед Родиною – долго
Жить обязана! Родная
Береги-храни себя!
Как же так? —
В подворотне он ее обидел
В смысле – изнасиловал ее
Бог все это и сквозь толщу видел
Но и не остановил его
Почему же? —
Потому что если в каждое мгновенье
Вмешиваться и вести учет
То уж следующего мгновенья
Не получится, а будет черт-те что —
Вот поэтому.
Домик дачный средь участка
А над ним с небесных круч —
Звезды – и не то чтоб часто
Да и то в отсутствье туч
А не то чтоб досаждают
А проглянутся когда
Мать ребенка утешает:
Вон, горит твоя звезда
Да тебе еще не скоро —
Но кто может предсказать?
Этот домик, этот сад
Возле улицы Садовой
Это было, это было
Ровно сорок лет назад
Или лет немного меньше
Только все равно назад
Сколько мимо их прошло —
Этих лет и этих женщин!
Только всех я отменил
Из-за справедливой мести —
Не жил я на этом месте!
Да и вообще не жил!
Как мучит нас ненужная природа
От дел высоких гонит нас в кровать
К делам, которые должны занятьем быть
Спецьяльно выделенного народа
Вот в Византии евнух – муж и полководец
И чистой государственности свет
Он прав, не прав – ему позора нет
И в чистом сне ему домеку нет
Что мучится какой-то детородец
Свет зажигается – страшный налет
На мирное население
Кто налетает? и кто это бьет?
Вечером в воскресение?
Я налетаю и я это бью
Скопище тараканов
Громко победные песни пою
Воду пускаю из крана
Милые, бедные, я же не зверь!
Не мериканц во Вьетнаме!
Да что поделаешь – это, увы
В нас, и вне нас, и над нами
Что значит атлет? Что являет он в мир? —
Безумье бумаги промасленной!
А в древности грек с наготою осмысленной
Носил свое тело как носят мундир
Лишь ты ему равен, мой милицанер
Вы равно осмысленны и узнаваемы
И как не оденешь его, например —
Тебя не разденешь, хоть и раздеваемый
Вот скульптор лепит козла
Сам про себя твердя:
Я им покажу, блядям
Как надо лепить козла
Кому он покажет и что
Посредством лепного козла
Ведь он за гранью добра и зла
Тем более глиняный что
Нет, мой скульптор, заместо козла
Слепи что-нибудь такое
Чтоб каждый пришедший: Да – сказал
Он нам воистину показал
Небесное-неземное
После обычного с работы прихода
По комнатам ходит он взад-вперед
И громко пукает из заднего прохода
А спереди песню поет
На самом же деле он крупный начальник
И может быть даже вооружен
И может быть даже женщина он
Но это маловероятно
И все это за домашними стенами
Для других он как будто и не был
И все это строго между нами
И между землей и небом
Вот и окончилась в Москве Олимпиада
В стечении количества народа
В звучании прощального парада
На главном стадионе средь Москвы
Там были иностранцы, но и мы
И я там был средь этого Содома
И понял, что досель не понимал:
Я здесь в гостях, они же здесь все дома
И мой резон невыразимо мал
Пускай, что через час все разойдутся
Пускай, что далеко не все спасутся
Да ведь не я ж здесь всех пересчитал
И я в слезах по-детски зарыдал —
Здесь праздник был, а я был чужд и мал
И самый маломальский Гете
Попав в наш сумрачный предел
Не смог, когда б и захотел
Осмыслить свысока все это
Посредством бесполезных слов
Он выглядел бы как насмешник
Или как чей-нибудь приспешник
Да потому что нету слов
Вот таракан с распахнутым крылом
По стенке бегает игриво
На что тебе крыло, мой милый? —
Да чтобы Богу угодить
Он любит, говорят, крылатых
К тому ж оно не тяжело —
Вот истинный ответ: коль нам не тяжело
Так почему ж другим не угодить
Итак, поэт, о мещанине
Давно пора поговорить
Как нам вредит он, как не любит
Он нас, хоть должен нас любить
Мы отомстим ему примерно —
Вот он с объятьем к нам летит
Ему ответим мы, примерно:
Уйди, проклятый! Ненавижу!
Я жил во времена национальных
Героев и им не было числа
Одни несли печать Добра и Зла
Другие тонус эмоциональный
Поддерживали в нас по мере сил
Народ любил их, а иных бранил
И через то герой героем был
А я завидовал им эмоционально
Поскольку я люблю национальных
Героев
Напомните мне, как это у Моцарта
Тара-та-та-та или тара-там-там-там
Или, скажем, у Македонского там:
Пам-пам-пам-пам па-пам коня за полцарства
Да ведь и у нас все по-прежнему так
Не выразить словом ни новым, ни старым
Тара-та-та-та-та
тара-та-та-там
Пам-пам-пам-пам-па-пам
тарьям-трьям-трьям-тьярам!
Солнце светит ярко-ярко
Среди поля жарко-жарко
Нестерпимо-невозможно
Что и помереть возможно
Ах, без цели понапрасну
Помереть в такой прекрасный
День!
Проходил я здесь рыдая
Как по острому ножу
А теперь вот прохожу
Разве чуточку страдая
Разве только лишь о том
Что вот жизнь проходит мимо
Было разно, было мило
Будет что-нибудь потом
Как страсти мучают людей
С ножами бегают в припадке
Неописуемых страстей
Детей пугая в их кроватке
Средь ночи, в свете полуденном
Пугая жен неразведенных
Соседей всевозможных вер
И только ты, Милицанер
Не отвергая, не любя
Свидетелем момента мори
И стражем данных территорий
Приходишь сам не от себя
Когда бы не было тебя
Я сам бы выдумал тебя
Но призраком в кипящем море
Девица ты красная
С револьвером в кожанке
Почто девицу белую
Белую пригожую
По имени Ксения
По фамилии Романова
Уложила окровавленну
Вплоть до Воскресения —
– А чтоб не была белая
А была красная
Красное – оно всегда прекрасное
Даже бездыханное.
А что дитя? – он тоже человек
Он подлежит и пуле и закону
А что такого? – он ведь человек
А значит родственник и пуле и закону
Они имеют право на него
Тем более когда он пионером
Бежит вперед и служит всем примером
Чего примером? – этого… того
Что-то исчезли продукты
Только без них по зиме
Кровь уж совсем леденеет
Клонится тело к земле
Я понимаю, что сложно
Сеять продукты, растить
Да многого нам и не нужно:
Может климат видоизменить
ВЫСОКАЯ ЛЮБОВЬ
Когда в Кустанае проездом я был
Молодую казашку я там полюбил
И ничего для нее мне было не жалко —
Стройна и пленительна как парижанка
Тогда я Орлову в сердцах говорил
(Со мною Орлов там по случаю был):
Смотри же, Орлов, как справедлива природа —
Рождает красоту средь любого народа
Вот так бы и жить уподобясь листку
А мы все срываемся, а мы все – в Москву
Текла старинная Ока
Со всем что есть в округе новым
И мы с товарищем Орловым
Следили неиздалека
Сидели мы на берегу
Средь лодок въехавших в крапиву
Сидели, попивали пиво
А дальше вспомнить не могу
Счастье, счастье, где ты? где ты?
И в какой ты стороне?
Из-под мышки вдруг оно
Отвечает: вот я! вот я!
Ах ты, милое мое!
Детка ненаглядная!
Дай тебя я пожалею
Ты сиди уж, не высовывайся
Тучи шустро набежали
И испортили весь праздник
Эти тучи – паразиты
Этот праздник – безобразник
Этот праздник – черт-те что
Падла – если разобраться
Эта жизнь – сплошное блядство
Праздник тоже! – твою мать!
Мой брат таракан и сестра моя муха
Родные, что шепчете вы мне на ухо?
Ага, понимаю, что я, мол, подлец
Что я вас давлю, а наш общий Отец
На небе бинокль к глазам свой подносит
И все замечает и в книгу заносит
Так нет, не надейтесь, – когда б заносил
Что каждый его от рожденья просил
То жизнь на земле уж давно б прогорела
Он в книгу заносит что нужно для дела
Лишь только выйду – портится погода
А в комнате сижу – прекрасная стоит
Наверно, что-то ставит мне на вид
Против меня живущая природа
Наверно, потому что я прямой и честный
Сторонник государственных идей
Которые уводят у нее людей
В возвышенный мир рыцарский, но тесный
Так они сидели
На той ветке самой
Один Ленин – Ленин
Другой Ленин – Сталин
Тихую беседу
Ото всех вели
Крыльями повоевали
На краю земли
Той земли Восточной
В Западном краю
Мира посередке
Ветки на краю
Апокалиптические видения внутри стиха
1983
Предуведомление
Сложно отношение поэта с жизнью. Она не хочет вербализоваться, не хочет быть понятой и явленной на языке поступков и событий. Она хочет, чтобы в ней пропали.
Сложно отношение поэта с народом. Он хочет быть действующим лицом, он хочет, чтобы с ним разговаривали на языке совместного восторженного дыхания. Он хочет, чтобы в нем пропали.
Сложно отношение поэта со стихами. Они не хотят быть придатками, они хотят, чтобы с ними разговаривали на языке вдохновения. Они хотят, чтобы в них пропали.
Сложно отношение поэта с собой. Он не хочет быть понятым и отвергнутым. Он не хочет, чтобы с ним разговаривали. Он хочет, чтобы в нем пропали.
Сложно поэту. Куда ни глянешь – всюду смерть.
Вот мальчик выходит из света
5914[1] Бледней попадьи райсовета
О, мальчик мой милый родной
Когда надвигается вечер
И душу утешить нам нечем
Лишь думой безумной одной
Которая машет крылами
В соседстве кровавых порезов
Вцепившись прямыми ногами
В растенье у края над бездной
Над маленькой бездной одной
О, мальчик мой милый родной!
Милицанер один гуляет
5911 Следя закон, блюдя устав
И лист осенний облетает
Висеть на дереве устав
И рядом возникают лица
Равносионских мудрецов
И огненная колесница
Летящая с земли отцов
И кто-то в воздух поднимает
Прозрачный камень лазурит
Милицанер все это зрит
И безусловно понимает
Вот корова пробежала
5909 Впереди у нее жало
Сверху – горб и аллилуйя
Снизу – лик живой
Дай тебя я расцелую
Милый же ты мой!
Летел огромный зверь косматый
5915 Посланник дальних государств
Блеща огнем, рыгая матом
Пред небесами благодарствн
И с виду был он Руставели
Внутри же – чистый Хомейни
И его губы розовели
О, Господи, нас помяни
В Отечестве твоем!
Вот тигор движимый любовью
Нагую обнимает лань
Ей на хребет он ложит длань
И отнимает уже с кровью
О, что за тяжкая природа! —
Познанья жаждою гореть
Любвьей объятому лететь
И видеть только смерть у входа
Лететь, стремиться и гореть
А рядом видеть только смерть
В итоге
Бывало столько сил внутри носил я
5960 Бывало умереть – что сбегать в магазин
А тут смотрю и нету больше силы
Лишь камень подниму – и нету больше сил
Другое время что ли было, или
В другом краю каком чужом жил-был
Бывало скажешь слово – и уговорил
А тут что скажешь – и уговорили
Насмерть
Они мерзнут у меня
5961 Кабы развести огня
Только вот у папеньки
Спичек нет ни капельки
И завернуты мы с сыночкой
Словно в влажную простыночку
Кто поможет нам в беде
Спичек нет, поди, нигде
Стужа синяя с утра
597 °Cнег алмазный расцветает
Радостная детвора
От восторга замирает
Потому что это край
Эти детки, эта стужа
Суть обетованный рай
Замороженный снаружи
И снутри для вечности
Частной человечности
В обход
Туча вышла озираясь
5974 Заглянула мне в глаза
Это ж ужас! это ж ужас!
Будет страшная гроза
Я навстречу ей как пыхну
Полыханием огня
Не хотел я! не хотел я!
Вынудили меня
Премудрость Божия пред Божиим лицом
5981 Плясала безнаказная и пела
А не с лицом насупленным сидела
Или еще каким таким лицом
Вот так и ты, поэт, перед лицом народа
Пляши и пой перед его лицом
А то не то что будешь подлецом
Но неким глыбкомысленным уродом
Будешь
Я сижу и наблюдаю:
5989 Разный ходит здесь народ
Кто что в сумочке несет
Кто на ножку припадает
Кто бежит и пропадает
Кто споткнулся-упадает
Я сижу, а жизнь идет
Про то сья песня сложена
5993 Чья жизнь прекрасна и сложна
Вот в небесах полузаброшенных
Порхает птичка зензивер
А в подмосковном рву некошеном
С ножом в груди милицанер
Лежит
Ой, ты молодость – розовый дым!
6004 Ой, вы легкие лебеди-гуси!
Хорошо умереть молодым
Да, увы, впопыхах промахнулся
Впопыхах перепутал кровать
А теперь уж чего умирать!
Уже сморщенный и некрасивый
Уже кашляет старая грудь
Уже молодости не вернуть
Даже силами смерти всесильной
Не вернуть
Вот они приходят молодые
6007 Близкой мне погибелью грозят
У них зубы белые прямые
И на каждом зубе блещет яд
И глаза их страшные горят
Небеса над ними голубые
И под ними пропасти висят
Я же в нишке маленькой сижу
И на них испуганно гляжу
Господи, где мне искать спасенья?
Может, Ты мне скажешь? – Не скажу —
Он отвечает
В синем воздухе вечернем
6013 Солнце ласкотало тени
Сын с улыбкою дочерней
Примостился на колени
Эта ласковость в природе
Словно предопределенье
Но зато замест в народе
Эка сила разделенья
Страшная
Нету мне радости в прелести цвета
6014 Нету мне радости в тонкости тона
Вот я оделся в одежды поэта
Вот обрядился в премудрость Платона
Но не бегут ко мне юноши стройные
И не бегут ко мне девушки чистые
Все оттого, что в основе неистинно
Жизнь на земле от рожденья устроена
Бедные! что без меня вы здесь значите!
Злые! оставьте меня вы в покое!
Вот я сейчас вам скажу здесь такое —
Все вы ужасной слезою заплачете
Подлые
На прудах на Патриарших
6034 Пробежало мое детство
А теперь куда мне деться
Когда стал намного старше
На какие на пруды
На какие смутны воды
Ах, неужто ль у природы
Нету для меня воды
В железном бункере своем
6044 С какой-то норной тварью схожий
С экземою покрытой кожей
Сидел он с Евою вдвоем
Германский рухнувший Адам
И изгнанный уже из рая
Он говорил ей: Дорогая
Сейчас вот яду тебе дам
И мы пойдем в поту кровавом
Возделывать поля небес
Кто нас возьмет – не знаю, право
Возможно Бог, возможно Бес
На этот труд кровавый
Без
Гарантий
Ты помнишь край, где все мы жили
6065 Где пел полночный соловей
И некоторый мужик двужильный
Пахал поля при свете дней
И возвращаяся с работы
На наш невинный палисад
Как будто из потьмы египетской
Бросал свой истомленный взгляд
И были мы не виноваты
И лишь сводящая с ума
Во всем была здесь виновата
Одна великая потьма
Египетская
В чистом поле, в чистом поле
6072 В чистом поле кто лежит —
Пуля мертвая лежит
Тело рядышком лежит
Каждый сделал свое дело
Пуля – смертное, а тело —
Тоже ведь не скажешь смело
Что бессмертное
Когда немыслимый аграрий
6193 Забился в судороге полей
Рождая от потьмы своей
И объявился пролетарий
Который в судороге завода
Забился посреди станков
Рождая вдруг большевиков
И объявилася свобода
Которая с безумным криком
Забилась в судороге масс
Рождая их, рождая нас
Тогда и объявился Пригов
Средь нас
ЧИТАЯ «ЛОЛИТУ» НАБОКОВА, НО НЕ ВО ВСЕМ СОГЛАСНЫЙ С НИМ
Мячик звонче ударяйся
Ножка выше поднимайся
Ножка выше поднимайся
Мячик звонче ударяйся
Мячик ударяется
Ножка поднимается
Ножка поднимается
Что-то открывается
Что-то открывается
Что-то закрывается
Ой-ой-ой-ой, дяденька
Ой, увидит тятенька
Ой, увидит тятенька
Ой-ой, больно дяденька
Принесли ее домой —
Оказалася живой
Мышка погрызла весь хлеб на столе
6164 Ах ты, проказница! Спряталась где-то
Жизнь тяжела! Ну, да ладно – смелей!
Как-нибудь зиму прокормимся эту
Ну, а как грянет чего пострашней
Скажем, ужасное – уж не взыщи ты
Я тебе в этом уже не защитник
Мне самому бы спастися – ей-ей!
О чем так необдуманно и страстно
6196 Взываешь к Богу, бедное дитя
Смотри, подслушает живое Государство
И переймет все дело на себя
И правильно, дитя – живи подвластно
Там кто-нибудь и против, а я – нет
И не минуй в печалях Государство
А то оно безумеет в ответ
БОЛЬШОЕ АПОКАЛИПТИЧЕСКОЕ ОПИСАНИЕ В 61 СТРОКУ
Любители Баха и Апассьянат
5933 Ведь тоже – обычные люди
Мы строго, пожалуй, их судим
Ведь скажем кому попадись автомат
Ведь он что пожалуй и не виноват
Тем более ежели будит
Его среди ночи кромешной
Какой-то там голос и говорит:
Смотри, вон звезда над тобою горит
Вон зверь появился нездешний
Который когтями ягненка когтит
И падает кровь безутешно
Но вот из-за тучи поспешно
Прекрасная птица к событью спешит
Прекрасными крыльями страшно шуршит
От скорости крыльями страшно свистит
И светится страшной любовью
И малую капельку крови
Небольно подхватывает на лету
И бедную малую капельку ту
Несет и уносит в какую страну
И там ее в влажную землю бросает
И малый росток из земли вырастает
Растет постепенно, растет-вырастает
И листьями сочными ствол обрастает
И крупные рядом плоды нарастают
И лопается один маленький плод
И следом другие, и разный народ
Оттуда нарядный выходит
Гуляет, шатается, бродит
Не зная беды и печали
А то вот вдруг крыльями все закачали
А то вот вдруг крыльями все зашумели
И кверху поднялись как будто стрекозы
Приняв осторожные легкие позы
Куда-то огромной толпой полетели
К какой-то единой намеченной цели
И вот из какого-то там удаленного
Небес уголка волокут что есть сил
Зверюгу того, что ягненка когтил
Влекут одинокого и удивленного
И ручками маленькими дрожа
Они его страшное тело хватают
И рвут его в клочья и кровь упадает
На нижнюю землю и тут же пожар
Огромный ужасный внизу возникает
И все поджигает, и всех поджигает
Деревья сжигает, растенья сжигает
Людишек висящих вверху зажигает
И с криками громкими вниз упадают
Они и лежат; и кричат, и страдают
Прекрасная птица над ними летает
И все это молча она наблюдает
Ни малой травинки не смея коснуться
Так как же от этого тут не проснуться
Хватая заряженные пистолеты
А то вышеназванный автомат
Не всякий проснувшийся еще при этом
Любителем Баха и Апассьянат
Бывает
