Дмитрий Владимирович Потехин
Призрак
Но в этом заключался план. Самое тяжелое испытание Иде предстояло встретить и преодолеть в одиночку.
Она медленно, сжав руки в кулаки, но не замирая от ужаса, прошла половину комнаты. Опустилась в старинное кресло.
«Как это похоже на сон…» – подумалось Иде.
Всего несколько часов назад она рассталась с Андреем на окраине Минска. Реального, несказочного города, где нет ни приведений, ни магии, ни чудовищ. Она думала об Андрее: в порядке ли он, не волнуется ли за нее?
Потом Ида вспомнила предупреждение Леонида Ефимовича, после которого ей велели отключить телефон.
Она включила мобильник и попробовала позвонить. Не было даже гудков.
Ида не знала, сколько времени провела, сидя в кресле посреди пустого зала. Она ждала, когда ее душой овладеет ужас, когда подкатит сносящая все на своем пути ледяная волна паники. Но ничего не происходило. Только тревога и чувство близости чего-то скверного.
«А что я здесь сижу?» – пришла Иде в голову неожиданная мысль. – «Разве кто-то говорил, что я должна оставаться в этой комнате?»
«Следуй за наставниками, делай все, как они скажут», – вот все, что сообщил ей Винтер.
Ида поднялась с кресла и после некоторых сомнений пошла к выходу. За дверью никого не было. В просторных помещениях на всем этаже не отдавалось ни малейшего эха голосов.
«Где же все?» – подумала Ида.
Она ни на секунду не допускала, что с ее могущественными друзьями случилось что-то плохое. Разве мог им угрожать какой-то несчастный с мечом? А напади на них главный враг, она бы наверняка услышала шум схватки.
«Должно быть, затаились и ждут…»
Ида прошла через несколько залов, любуясь их таинственной ночной красотой.
Ей хотелось крикнуть: «Ау!», чтобы хоть кто-нибудь отозвался в этом застывшем, безмолвном, похожем на зазеркалье мире.
«А вдруг, я в замке одна? Вдруг, это все чей-то огромный злой розыгрыш?»
Она уже обошла все комнаты на этаже. Или почти все. Казалось, ни в одной из них давным-давно не бывало живой души.
«Что я делаю здесь посреди ночи? Зачем я не послушала Андрея?»
– Надо прийти в себя! – прошептала Ида. – Это не может быть сон или чья-то шутка! Все взаправду, меня предупреждали!
Она увидела в углу темную фигурку, сидящую к ней спиной. Маленькую, грязную, покрытую серыми лохмотьями с черной копной волос на голове. Фигурка тихо и прерывисто скулила.
Ида вздрогнула и отшатнулась. Она сразу же поняла, что это такое. Ей не было еще четырех лет, когда она встретилась с этим страшным и жалким созданием во сне первый и как ей тогда отчаянно хотелось верить последний раз. Ранний детский кошмар, вобравший образы из какого-то дурного кукольного мультфильма, какой-то сказки про забытую игрушку и каких-то собственных смутных воспоминаний. Ни то ребенок, ни то кукла по имени «Чучелко».
Ида с содроганием отвернулась, и быстро, стараясь не заплакать и не побежать, начала уходить подальше от этого существа. Она испытывала не только страх, но и невыносимую, разъедающую сердце и высасывающую душу тоску.
Теперь, когда призрак до дна раскопал ее память, когда вытащил на свет все секреты, Ида поняла, что не сможет встретиться с ним лицом к лицу. С чем угодно, только не с этим. Даже если закроет глаза и зажмет уши.
За ней никто не бежал, не полз, не крался, никто не выл и не кричал за спиной, но от этого было не легче.
Ида вернулась в комнату, где ее оставила Надежда, села обратно в кресло и закрыла лицо ладонями.
Ее трясло, из глаз катились слезы. Потом она забылась сном, а когда очнулась, нечто черное и высокое вышло из курящейся туманом полумглы навстречу ей.
Ида поднялась с кресла, уверенная, что все еще спит. Застыла, чувствуя, как тело крепко-накрепко опутали и стянули тысячи невидимых нитей.
– Здравствуй, – произнес низкий спокойный голос из-под капюшона-колпака.
Стая
– Господин оберштурмбаннфюрер! Арестант Гарцев, по вашему приказанию, доставлен!
– Прекрасно.
Он хотел лично пристрелить Гарцева, но, спускаясь по лестнице, понял, что это будет слишком просто. Этот хитрый русский ублюдок повинен слишком во многом!
Оставив Гарцева на растерзание Эрнсту, Людвиг, тяжело дыша, поднялся обратно в кабинет и запер дверь на ключ.
Застыв как изваяние в кресле, он не без удовольствия представлял себе, что сейчас происходит в камере. Людвиг не считал себя садистом. Однако мысль о мучениях врага приятно щекотала душу ласковым перышком, заставляя тихонько посмеиваться и блаженно жмурить глаза.
Он решил отметить эту небольшую, но важную в своей символичности победу. Сразу три веселящие пилюли начали таять во рту.
«Черт возьми, я же могу надраться, как никогда в жизни! Мне теперь все равно!» – самоуверенно подумал Людвиг.
Он вдруг осознал, что легкость и беспечность, которые он чувствует перед лицом смерти есть ни что иное как высший героизм.
Эта мысль так польстила Людвигу, что он разразился хриплым клокочущим хохотом, разлетевшимся по залу театральным эхом.
– Ну-с детишки! Тема нашего сегодняшнего урока… Смерть! Почему класс молчит, м-м?
Людвиг встал с кресла и, пошатываясь, подошел к темному окну.
– Не Вевельсбург!
Приблизился к зеркалу, оскалился собственному отражению.
«Черт, а ведь пора идти к фон Хессу! Скоро уже ночь закончится!»
Но идти к фон Хессу не хотелось. Хотелось жить и насаждаться бытием. Именно здесь. Сидя в ободранном темном зале в полуразрушенном замке в богом забытой славянской дыре на месте бывшего гетто.
Людвиг, посмеиваясь, мерил шагами комнату, наслаждаясь мириадами новых ощущений и оттенков чувств. Если бы кто-то сейчас постучал в дверь, он без объяснений расцеловал бы этого болвана.
«А может, проведать моего русского друга?» – игриво подумал Людвиг. – «Если от него еще что-то осталось…»
«Или пойти к Адель? Рассказать, что это я украл ее кулон, чтобы подарить своей будущей избраннице? Вместе с моим кольцом „Мертвая голова“, полученным лично от Гиммлера, хе-хе! Хотя нет… Смерть от когтей разъяренной фройляйн Мерц еще страшнее гильотины!»
Зал был залит живым янтарным светом. Казалось, его излучали не лампы, а сами стены, пышущие изнутри зарождающимся пламенем.
Людвиг так разгорячился, общаясь с самим собой, что не сразу заметил грустно ссутулившегося в углу тощего лысого старика с седыми усами в полосатой арестантской робе.
«Странно!» – подумал Людвиг. – «Неужели я стал видеть астральные тела? Или это просто галлюцинация?»
– Здравствуйте, Людвиг, – тихо сказал профессор Кауц.
– Ах, это вы! – рассмеялся Людвиг. – Я вас не сразу узнал. Ну и как… Как вам живется… там?
– Думаю, теперь это не имеет значения.
– Почему?
– Я уже освободился. Как и многие.
Людвиг удивленно поднял брови, и до него дошло.
– О-о! Ну что ж, очень за вас рад! Правда, я думал, что после смерти человеческая личность перестает существовать.
– Это лишь распространенная теория. На самом деле смерть – это бесконечное множество вариантов существования. Например, я сейчас свободно существую у вас в голове.
– Забавно… Впрочем, у меня тоже есть кое-какие загробные планы. Я не собираюсь идти по вашей тропинке, профессор. Это не для меня! Вы смотрели на меня сверху вниз, как на нерадивого школьника – не думайте, что я этого не замечал. Ну так вот! В отличие от вас, старого измятого карьерой бюрократа и лицедея, я намерен раздвинуть границы магии и сделать то, чего еще не удавалось никому! Обмануть смерть!
Кауц снисходительно и сочувственно покачал головой.
– Да, профессор, высокомерие сыграло с вами дурную шутку. Думаете, я желал вам такой судьбы?
– Людвиг, – вздохнул профессор Кауц. – У вас мало времени. Найдите в себе силы выслушать то, что я вам сейчас скажу.
– Ну?
– Вы совершили много зла, но это не повод бросаться в пропасть, в которую вы так стремитесь. Раскайтесь.
– Ч-что?
– Никакая филактерия вас не спасет, если вы не оглянетесь назад и не ужаснетесь всему, что сделали. У вас еще остался шанс.
– Знакомые клише! – расхохотался Людвиг. – Когда нечем крыть, начинаем из последних сил теребить бедняжку-совесть! Слезы и сопли-де выведут к свету! Немезида заносит меч! Кайтесь, Людвиг! Ха-ха! Вы сейчас не в том положении, чтобы мне что-то советовать, милый рождественский дух! Вы всего лишь картинка в моем мозгу! Бред, в который я почему-то верю!
– Людвиг…
– А ведь вы не могли дожить до лагеря! Вы же умерли… еще в тридцать втором! Отец ездил на похороны. Что за шутки, а профессор?!
– Я такой, каким вы меня хотите видеть.
– Заткнись и убирайся туда, откуда вылез!
– Он придет за вами, Людвиг.
– Вон!
Людвиг в бешенстве запустил в Кауца каким-то предметом со стола.
Галлюцинация исчезла. Зал больше не светился золотом. В дверь настойчиво и бесцеремонно барабанил чей-то кулак.
– Какого дьявола! – заорал Людвиг.
Он подошел к двери, трясущейся рукой отпер замок, чтобы посмотреть на эту свинью в погонах.
В полумраке, сливающемся с темно-серой униформой, висело бледным пятном спокойное нагловатое лицо.
– Оберштурмбаннфюрер Моргенштерн, поступил приказ о вашем немедленном в возвращении в Берлин!
– Э-э… что?
– Вас подозревают в проведении несанкционированных экспериментов.
– Да пошли вы! – взвизгнул Людвиг и попытался захлопнуть дверь.
Офицер пихнул его как подростка.
В следующие несколько секунд ему без лишних слов заломили руку и быстро повели через замок в направлении лестницы.
Людвиг в диком недоумении озирался, ожидая, что кто-нибудь поможет ему. Но никто не помогал. Даже Эрнст куда-то провалился.
Они миновали лабораторию. На полу, раскинув руки, валялся без сознания фон Хесс.
Идя по коридору, Людвиг вдруг увидел Адель, которая молча глядела на него с выражением брезгливой скорби и глубокого презрения.
«Змея! Доносчица!»
Его вывели из замка, провели через двор под неистовое карканье сошедших с ума ворон и посадили в стоявшую за воротами машину.
– Пальцем меня тронете… – прошептал Людвиг сидевшему впереди водителю. – Гиммлер вас в порошок сотрет!
Водитель не повел и ухом.
Людвиг вспомнил про лежащий в кармане кителя «Бульдог» и ампулу с ядом.
«Нет! Только не это…»
Двое сотрудников СД почему-то не спешили садиться в машину. Они стояли рядом и, запрокинув головы, глядели в небо, словно завороженные.
Людвиг заметил, что крики ворон переходят во что-то совершенно невообразимое. Злой, самоуверенный, жаждущий крови клич – будто поднималась целая пернатая армия.
Людвиг не мог видеть, как из пяти башен замка разом вырвались в ночное небо пять черных стай, как они слились, образовав огромный медленно вращающийся над замком ревущий круг, и вдруг, как по команде устремились вниз на опешивших эсэсовцев.
Офицер, руководивший арестом, был отброшен на два метра, словно его сбил грузовик.
Отовсюду слышались вопли тех, кого долбили и рвали десятки клювов.
Водитель выскочил из авто, выхватывая пистолет. Он еще не понял, что лишь в машине его спасение.
Людвиг ошалело взирал на развернувшуюся за окном чудовищную битву. Вороны были повсюду. Они пикировали на людей небольшими стаями, сбивая их с ног, набрасывались одна за другой, превращая жертву в корчащийся клубок хлопающих черных крыльев и клювов. Их были сотни. Тысячи.
«Это же бред!» – с надеждой подумал Людвиг. – «Продолжение галлюцинации!»
В стекло с треском ударилась чья-то голова, оставив на нем грязный след крови. Замельтешили косматые перья. Людвиг вскрикнул, лихорадочно пытаясь вытащить из-под шинели револьвер. Он слышал, как эти твари садятся на крышу, простукивают ее клювами. Одна опустилась на капот и стала расхаживать по нему, искоса поглядывая на Людвига как на аппетитный кусок мяса.
Дикие крики, ругательства и полуживотный вой продолжали доноситься сквозь горланящий хор.
Со стороны замка защелкали выстрелы. Рявкнула автоматная очередь.
Осевшие и кружившие рядом с землей вороны взмыли ввысь, будто примагниченные какой-то неведомой силой. Но улетать они не собирались.
Из темных крон леса мутной черной рекой к ним слеталось подкрепление.
Вороны взяли замок в новое воздушное кольцо и бросились на него сразу со всех сторон.
Из свинцовых облаков впервые за ночь вышла холодная, похожая на лицо изможденной женщины луна. Пролившийся с неба серебристый свет озарил картину побоища.
Пернатое полчище, победоносно каркая, носилось в небе. Иногда та или иная ворона делала странный кувырок, и из одной птицы тут же возникали две.
Со стороны замка все еще стреляли. Точнее стреляли уже в самом замке. В окнах мелькали оранжевые вспышки. Грохнула граната. Потом Людвиг увидел, как темное тело с криком упало со стены, разбившись о булыжник.
Из одного окна вырвалась красная сигнальная ракета.
Те, что были в замке не знали, что к ним на помощь уже ринулась остановившаяся в городке на ночлег зондеркоманда.
Заслышав стрельбу, набравшиеся шнапса после славной операции каратели под давлением штурмбаннфюрера пошли расправляться с «красной скотиной».
Стоило им приблизиться к замку, как вороны обрушились на них множеством живых стрел.
Мотоциклисты попадали с седел.
Кто-то сразу бросился бежать. Кто-то палил во все стороны, думая, что враг атакует с земли.
Пьяный огнеметчик с перепугу сжег шестерых сослуживцев.
Штурмбаннфюрер потерял глаз, охваченный паникой, кинулся прочь, скатился в овраг и там сошел с ума.
Привыкшие убивать лишь себе подобных познали новый, забытый много поколений назад страх. Одного взгляда в озаренное луной, кишащее вороньем небо было достаточно, чтобы превратиться в трусливую беззащитную тварь, ничуть не разумнее мыши, за которой гонится лиса.
Солдаты и офицеры, гарнизон замка и каратели бежали, не разбирая дороги, подальше от страшного места, теряясь в лесу, прячась в канавы, подрываясь на случайных минах. Многие укрылись в подвалах замка, там, где не так давно ждали своей участи обреченные на смерть евреи.
После получасового разгула насытившиеся кровью вороны как-то незаметно разлетелись, растаяв точно призраки. А потом по неясной причине в замке разом погас весь свет.
Воздаяние
На протяжении всего дьявольского действа Людвиг оставался в машине. Когда последнее эхо вороньих голосов утонуло в могильной тиши ночи, он ледяными от страха пальцами открыл дверь, медленно вылез из авто, дико шаря глазами по пустому преддворию с чернеющими тут и там мертвыми и полуживыми телами. Потом, сжимая револьвер, опрометью кинулся в замок.
Горевший в окнах свет вопреки здравому смыслу вселял надежду.
Людвиг ворвался в замок. Никого! Мертвый каменный лабиринт, наполненный ядовитым желтушным сумраком.
«Я один?!»
Людвиг почувствовал стиснувшие грудь холодные клешни ужаса. Он принялся озираться, тыча своим крохотным «Бульдогом» во все стороны.
Где-то в глубине замка глухо прохлопали выстрелы.
Людвиг побежал на звук, забыв, что запросто может поймать пулю. Он едва не споткнулся о труп, лежавший со сломанной шеей у лестничного прохода.
Понял, что начисто забыл расположение комнат.
Вновь пальба. Теперь уже с другой стороны. Жуткие вопли.
Людвиг почувствовал, что кто-то смотрит ему в затылок. Развернулся, увидел Адель и, вскрикнув, принялся жать на курок. Когда он пришел в себя, Адель лежала на полу с полуоткрытыми остекленевшими глазами.
«Я ее убил…»
Людвиг отшатнулся, потерял равновесие, упал. Потом вскочил и, забыв себя, бросился бежать.
Неожиданно замок погрузился во тьму. Это было последним ударом для Людвига. Он уже не хотел ни власти, ни бессмертия – только очнуться, только уйти, спастись…
Людвиг прижался к стене у дверной арки. Дрожа, сполз вниз. Сидя в нелепой позе, по-собачьи часто дыша, медленно, словно в полусне приставил дуло револьвера себе к подбородку.
Георгий шел по замку с «Люгером» в руке, убивая всех, кто попадался ему на глаза.
Чудо, которого ему оставалось ждать, свершилось. Когда Эрнст во второй раз зашел к нему, чтобы сломать еще пару-тройку костей, наверху что-то произошло. Георгий услышал выстрелы. Эсэсовец на несколько секунд впал в замешательство, тупо глядя в каменный потолок. Потом внезапно его застывшее лицо исказилось гримасой боли. Он схватился за голову и, потеряв над собой контроль, начал оседать на пол, шипя сквозь стиснутые зубы. Даже в его муке было что-то механическое.
Георгий вдруг понял, что ему по силам выдернуть кисть. Видимо, пока ему ломали руку, стягивавшая запястья веревка ослабла. Преодолев нестерпимую боль, он высвободился из пут.
Теперь палач был в его власти. При других обстоятельствах Георгий сторицей вернул бы ему долг, но сейчас он просто вынул из кобуры эсэсовца пистолет и выстрелил ему в голову.
«Моргенштерн…» – спокойно думал Георгий, идя по полуразрушенной галерее к жилой части замка. – «Где он?»
Георгий не мог понять, что творилось вокруг, но догадывался что первую скрипку в этом сумасшедшем доме играют вороны.
Чернокрылая орда перестала кружить над башнями, разлетевшись по лесам и руинам. Карканье стихло. Однако находившиеся в замке продолжали стрелять внутри его стен, видимо потеряв от страха разум.
Отыскать в замке Моргенштерна было немногим проще, чем найти иголку в стоге сена. Правда, теперь его уже некому было защищать.
Каким-то звериным чутьем Георгий знал, что его враг жив и все еще здесь. Будь он мертв, никакая сила не задержала бы Георгия в этом осином гнезде.
Добравшись до входа в башню, Георгий понял, что во всем замке нет электричества.
На нижнем этаже затараторил автомат.
Из-за угла с воплем выскочила фигура в каске и, отпихнув Георгия умчалась в галерею, продолжая визжать, словно ей подпалили штаны. В такого даже стрелять не надо.
«Чего они так боятся?» – с недоумением подумал Георгий. – «Не ворон же!»
Идя мимо двери, он услышал за ней срывающиеся от ужаса голоса немцев:
– Какая к черту радиостанция, надо выбираться отсюда!
– Они отключили генератор, без света нас всех перебьют!
– Кто отключил?! Вороны?! Вороны отключили генератор?!
– Это н-не вороны! Мы-мы его видели… Т-там внизу…
– Он прав! В замке есть кто-то еще! Внизу двоих ребят разорвали на части! Такого даже граната не сделает!
Георгий представил, как кучка сидевших в подвалах заключенных подняла восстание, по-медвежьи разорвав на части охрану и до сих пор не выдав себя ни единым криком.
Ему стало не по себе. Настолько, что даже на врагов плевать захотелось. Из тюрьмы замок превращался в лабиринт минотавра. До сих пор Георгий думал, что покончил с единственным минотавром, прострелив ему башку в пыточной камере.
Георгий двинулся дальше, стиснув в мокрых пальцах рукоять пистолета.
«Одна рука и пол обоймы – вот все, что есть!» – думал он.
Комната – пустая и темная, освещенная лишь серой предрассветной мглой. Георгий чуть не вошел в нее, но вдруг заметил кончик револьверного ствола, на миг вынырнувший из-за дверного косяка. Услышал злобный боязливый шепот:
– Вы должны защищать меня! Вы обязаны…
Он прыгнул в комнату и молниеносным движением врезал немцу локтем в лицо. Моргенштерн охнул, выронив свой игрушечный револьверчик.
Георгий взревел, окрыленный удачей.
Он хотел как следует избить Моргенштерна рукояткой, запинать его, но в этот миг чьи-то руки обхватили сзади шею.
Он видел, как Моргенштерн с перекошенным лицом прополз на четвереньках, вскочил на ноги и бросился наутек, даже не подобрав оружие.
Напавший сзади немец яростно шипел в ухо и продолжал душить.
Видя подкатывающие к глазам темные шары, Георгий-таки нашел в себе силы вывернуться. Огрел врага наотмашь пистолетом, так что у того треснул висок. Немец упал, то ли без чувств, то ли уже мертвый.
Георгий бросился за своим врагом.
Далеко бежать не пришлось. Моргенштерн трепыхался дальнем в конце следующего зала, прижимаясь спиной к наглухо запертым дверям, словно хотел врасти в них.
Рот его застыл в беззвучной крике, глаза ослепли от ужаса, как у загнанной в угол крысы.
Георгий мог бы сказать ему сотню уничтожающих слов, отпустить десяток глумливых шуток, но все они вылетели из головы. Он просто молча наступал на Моргенштерна, чтобы даже одной рукой свернуть его куриную шею.
– Браво! – в восхищении произнес глубокий ледяной голос.
Георгий услышал сзади медленные приглушенные хлопки ладоней.
Он развернулся и выстрелил по стоявшей в дверях черной фигуре. Георгий никогда бы не промахнулся с такого расстояния, но одноногий продолжал стоять как ни в чем не бывало, даже не шелохнувшись.
Он выстрелил еще раз. Пуля пролетела сквозь голову незнакомца, не причинив ему ни малейшего вреда.
Георгий понял, что зря тратит патроны.
Грузный тип на костыле с окаймляющими черное лицо серебристыми патлами, в мятой довоенной фуражке и драной бесформенной шинели.
«Не человек!» – мелькнуло у Георгия в мозгу.
В следующий миг существо отбросило костыль и, упав на живот, с проворством крокодила поползло к ним по полу.
Через пять секунд оно возникло прямо перед Георгием – выросло из мрака.
– Не спеши! – мягко проворковало существо, скаля острые зубы.
– В-вы! – выдохнул Людвиг и осел на пол без сил.
– Да… – осклабилось существо. – Прости, что солгал тебе тогда. У меня нет цирроза, и я не собираюсь умирать. Ну, во всяком случае, ближайшие пару сотен лет.
– Вы… г-гауптман!
– Не-ет. То, что я надел это тряпье еще не означает, что я настоящий гауптман. Ты ведь не веришь каждому нищему, который просит подаяние, нацепив погоны. Я и на войне-то не был!
Он ужасающе расхохотался, запрокинув уродливую голову.
– Черт подери! Нельзя же быть таким доверчивым!
Нечеловек приблизился к Людвигу и, взяв его за челюсть, слегка приподнял с пола.
– Но в целом я тобой доволен, Людвиг! Ты хорошо отплатил мне и отплатишь еще! Да-да… призрак, филактерия, бессмертие – все это было не зря, просто ты не понимал, что именно ты делаешь.
Он отпустил Людвига, и тот как тряпичная кукла без сил шлепнулся на пол.
– Вот только зря убил Адель! Ты очень плохой учитель, Людвиг! Убивать и пытать учеников… Лгать им, будто страшил не существует, лишь потому что в трижды отредактированных гримуарах про них ничего не сказано.
– Но…
– Страшил не существует, фройляйн Мерц! Да-с?
– Н-но… да… и-их нет, – одними губами прошептал Людвиг.
– Значит, настало время пополнить твой багаж знаний! Ты на собственной шкуре узнаешь, зачем мне нужны охотники на детей! Ты станешь моим рабом, моим псом, моим Рето! Но не сразу… – он откуда-то извлек миниатюрную костяную коробочку. – Твой новый дом!
Мнимый гауптман оставил парализованного ужасом Людвига и переместился к Георгию.
Теперь он уже был заметно выше ростом. Фигура сузилась, перестав быть коренастой. Отхваченная нога как-то невзначай восстановилась. С лица точно размокший грим сползла болезненная припухлость, обнажив аккуратно выточенные резкие черты.
– Не спрашивай, кто я! Не спрашивай, что мне нужно! Просто делай, что задумал!
Георгий не сдвинулся с места.
– Понимаю… Можешь задать один вопрос.
– Кто вы?
– Я последний настоящий волшебник в мире! Извини за нескромность.
Он перевел взгляд на искалеченную руку Георгия и сочувственно цокнул языком:
– Досадная потеря…
Вдруг сломанная кость начала выправляться и срастаться без малейшей боли. Словно повинуясь обратному току времени, каждый ее осколок вставал на свое место, мышечные волокна прирастали друг к другу, как волшебные нити. Не доверяя собственному телу, Георгий сперва осторожно, а потом все смелее начал сжимать и разжимать пальцы. Рука становилась здоровой и сильной, как прежде. Даже еще сильнее!
– Вот и все, – заботливо и бескорыстно улыбнулся волшебник. – А теперь тебя ждет еще один сюрприз!
Он встал за спиной Георгия и положил ему на плечо свою белую длиннопалую кисть.
– Посмотри! – прошептал покровитель, оттопырив острый палец. – Это людоед! Кровавый карлик! Его убить мало!
Георгий почувствовал наплыв странной, забытой еще в раннем детстве, истеричной злобы.
– Да…
– Придуши его!
Георгий двинулся к Людвигу. Рука волшебника тут же стальной хваткой стиснула ему плечо.
– Я не сказал «подойди», я сказал «придуши»! Вытяни руку и придуши!
Георгий, недоумевая, поднял исцеленную руку и напряг пальцы, представив, что сжимает ими глотку своего врага.
Моргенштерн захрипел и забился, конвульсивно суча ногами, хватаясь за горло, в котором едва заметно ерзал кадык.
Георгий в величайшем изумлении невольно ослабил хватку. Еще не до конца веря своим глазам, перевел взгляд на наставника.
Тот с одобрением кивнул.
На долю минуты охваченный восторгом Георгий забыл про Моргенштерна. Взмахом своей чудо-руки поднял в воздух стул и швырнул его об стену. Разразился счастливым полубезумным смехом, которым еще не смеялся ни разу в жизни.
– Спасибо!
– Мастер.
– Спасибо, мастер!
Хозяин вдруг нахмурился, будто разглядел неприятный подвох.
– Кажется, он решил сбежать от нас!
Георгий перевел взгляд на Людвига и стиснул зубы от внезапной досады.
Моргенштерн, давясь и всхрапывая, корчился в предсмертной агонии. На полу блеснули две половинки разломленной ампулы. Потянуло горьким миндалем.
– Ах ты… – выдохнул Георгий, чувствуя себя обманутым в самый последний миг.
– Далеко не убежит! – бодро промолвил мастер. – Людвиг, к чему эти шутки? Ты уже застрял между мирами!
Он, не прикасаясь, поднял умирающее тело с пола и поставил на ноги.
– Никто не смеет лежать в час моего триумфа!
Несколько секунд неотрывно смотревший на Моргенштерна Георгий перевел взгляд на хозяина и вздрогнул.
Хозяин рос. Вместо прежней одежды его окутывала черная мантия с остроконечным капюшоном. Из рукавов выглядывали длинные, сухие как мертвые ветви пальцы с кривыми когтями.
– Час демона…
Он обратил на Георгия пылающие голубоватым огнем глаза. Озарился акульей улыбкой.
Они стояли рядом с четырехметровым исполином. Маленькие и слабые, словно дети. Возвеличенный живой Георгий и отринутый мертвый Людвиг.
– Эта история подходит к концу, друзья! – раздался с высоты прочувствованный голос монстра. – Георгий! Я наблюдал за тобой еще в Шварцкольме. Теперь я убедился, что из тебя может выйти толк! Не предай меня! И я открою тебе все, чему научила меня мать! Да, она у меня тоже есть… Там под землей! Мы с ней одно целое. А ты, Людвиг… Ты так боялся потерять голову на гильотине, что потерял ее от страха! Грустный каламбур! Надеюсь, он позабавил тебя, ибо в твоей новой судьбе смешного будет мало.
Он рассмеялся сдержанным шелестящим смехом. Шагнул к окну.
– Время на исходе. Первые лучи солнца рассеивают чары. Пора отправляться в путь…
А потом Георгий видел, как колдовской смерч уносил их в небо.
Угрюмая темная земля, окаймленная с востока узкой полоской зеленоватого света, покрытая белыми озерами густого, как молоко тумана, каруселью вращалась под ногами.
Он не смел посмотреть вверх на буравящее небосвод, окончательно сбросившее с себя человеческий облик черное существо.
Что-то камнем пролетело вниз, едва не задев Георгия. Он машинально опустил взор. Несмотря на огромную скорость и кружение, разглядел падающий на землю, похожий на убитую летучую мышь обезглавленный труп в черной шинели. Спустя миг он растаял в мглистом колодце замка.
Моргенштерн получил свое бессмертие.
Сын ведьмы
Пепельно-серая, покрытая шелушащейся мертвой кожей рука с длинными когтистыми пальцами деликатно вынула из кармана Иды костяную шкатулку. Теперь Ида ясно слышала, что в ней что-то есть. Нечто живое отчаянно царапало крышку изнутри множеством острых лапок.
Огромная рука сжала шкатулку, и та, хрустнув как грецкий орех, распалась на куски. Вместе с черепками на пол упало что-то легкое, черное и шестилапое. Ни то насекомое, ни то паук, ни то клещ.
Шурша непослушными скрюченными членами, паук со всех ног бросился к Иде, как изголодавшийся бросается к вожделенному куску мяса. Вскарабкался по штанине, сквозь расстегнутую куртку добрался до груди и, разодрав жвалами ткань свитера, впился в кожу там, где у Иды, надрываясь, барабанило сердце.
В тот же миг он замер. Медленно отвалился от свитера и упал на пол, скрестив лапы. Большая, обутая в тяжелый остроносый сапог нога небрежно раздавила его, превратив в растертую кучку сухого праха.
– Извини…
Черная фигура обошла Иду по кругу, тщательно исследуя ее тлеющими под капюшоном нечеловеческими глазами.
– Да… Совсем забыл! Наши общие друзья…
Он отошел от Иды и произнес в пустоту ироничным шелестящим голосом:
– Друзья! Ну где же вы? Неужели вы забыли, что в этом мире ничто никогда не идет по плану? Эта игра в прятки не делает вам чести. Выходите! О-о… Я чувствуя вас… ваши нежные, подрагивающие струны. Надежда, Жан… Хм-хм… Вы умеете сопротивляться! Похвально. Впрочем, не зря же этот старый паралитик послал именно вас. Граф Гурский… А вас я чувствую особенно хорошо. Как же так, дорогой граф? А-я-яй, ну кто же вас учил защищать свое сознание таким кондовым, пещерным способом? Гнать надо таких учителей! Гнать взашей пинками…
До слуха Иды долетело эхо диких сдавленных криков, словно кого-то в замке пытали раскаленным железом.
Черный балахон повелевающее поднял свою птичью лапу.
– Я… тебя… поймал. Граф!
В воздухе сверкнул зеленый огонь, из которого вывалился на пол задыхающийся и ничего не понимающий граф Гурский.
Вскочил на четвереньки, начал шарить по полу, ища оружие.
Потом извернулся и заорал, как младенец, бессмысленно суча и дрыгая всеми частями тела.
Ида никогда в жизни не слышала столь отчаянного, душераздирающего и невыносимо жалкого крика.
Чудовище некоторое время спокойно наблюдало за извивающимися под ногами графом. Затем медленным плавным жестом подняло его в воздух, под самый потолок. Зафиксировав там бьющуюся жертву вниз головой, он снова обратился к «друзьям», но уже новым зловеще-презрительным тоном:
– А теперь я обращаюсь ко всем! Ко всей вашей шайке, именующей себя рыцарями креста и розы! У меня в руках несчастная, доверившаяся вам душа и ваш добрый соратник, подвешенный вверх ногами, как свиная туша. Я считаю до десяти, а потом вы явитесь сюда. Если этого не произойдет, я прикончу графа, а Иду заберу с собой в Пандемониум. И там… у нее уже не будет причин видеть во мне врага. Один! Два! Три! Четыре…
Зал озарили две вспышки. Взявшаяся из ниоткуда Надежда, яростно рыча, направила на монстра свой жезл, из которого ему в грудь ударил ослепительный луч.
Подскочивший сбоку Жан схватил Иду за руку, и они вместе окунулись в непроглядное зеленое марево. Благодаря урокам Винтера, Ида знала, что представляет собой мгновенное перемещение в пространстве.
Их вышибло из марева в нескольких метрах от дверей. Ида ударилась об пол и увидела перекошенное лицо упавшего рядом Жана, его узко посаженные, круглые от ужаса глаза.
Надежда продолжала орать, прожигая чудовище насквозь. Потом ее вопль перешел в умирающий хрип, луч иссяк, и в следующий миг ее тело вспыхнуло, как спичка.
Ида задохнулась, не в силах кричать.
Там, где пять секунд назад стояла Надежда, не осталось даже обугленных костей.
