Елена Бушаева
Уроборос
Там было всего три кабинки под мигающей лампочкой.
Закрыв за собой дверцу, Инка повернулась к унитазу. Стена перед ней расплылась, уходя куда-то в янтарную даль и пиксели. Надо было спешить. Сделав шаг, девушка провалилась в черноту.
Шлюз
Сперва она даже не поняла, где оказалась. Просторное помещение с низким потолком, разгороженное высокой гладкой стеной. По нему, словно тени, слепо и немо бродили грязные оборванные люди. Эти лица она тоже не знала, но чувствовала сильнее. Образцы?
В углу помещения торчала змеиная голова камеры, но Инка за стеной была ей не видна. Девушка откуда-то понимала, что ей нельзя попадаться, слишком уж вызывающая она была в своих синих джинсах и белой майке, слишком яркая и слишком чистая.
И – это всё? Где же… он? Где хоть кто-то?
Инка прокралась вдоль стены и выглянула за угол. Там уходили вдаль и свивались анакондами такие же точно проходы-змеи с торчащими камерами, многократно повторяясь. Образцы снуло сновали меж ними, слепо тыкаясь в стены, и стены их пожирали.
Снова спрятавшись, девушка опустилась на грязный пол и поджала колени к груди. То, куда она так стремилась, не дало никаких ответов, и даже никаких вопросов не дало. Мозг работал чисто и ясно, как никогда, против её воли анализируя то, о чём она не хотела думать. Люди врут. Все врут, когда им что-то нужно. Когда некогда объяснять. Когда требуется побудить на действие.
Она была так уверена, что они встретятся, что он её встретит, что есть какой-то план… И вдруг оказалось, что плана нет, ничего нет, и он, занятый другими образцами, просто не успел, его схватили смотрящие, его выжгло в пепел в этом сером городе.
Встретимся на другой стороне – вот что он сказал, но с чего она взяла, что он пошёл за ней следом?
Инка сжала кулаки. Его нет, но он был. И зачем-то он был нужен. Зачем-то и она была нужна. А значит, всё, что сейчас кончилось, начнётся с неё.
А ещё она поняла, что перед ней не стена, а чёрное зеркало, многократно отражающее лабиринтом очень маленькое пространство.
Стена приблизилась, и Инка впервые увидела себя и поняла, что это она.
Худое бледное лицо, светлые глаза и тёмные волосы, собранные в хвост, тонкие губы, тонкая шея, тонкие пальцы – это всё была она, её тело, её сущность. Спрут выбросил щупальца, и зеркало растворилось.
Люди-тени остались бродить под камерами в зеркальном лабиринте, а впереди был он. Напротив него стояла худенькая оборванная девушка, очень похожая на образец № 284, ту, которая отчаянно бежала к шлюзу в далёкой вспышке прошлого.
Какое-то внутреннее знание подсказало, что есть и ещё. Их было много, таких, как она. И все они были всего лишь средством. А он не был плохим или хорошим, у него были свои цели, и эти цели оправдывали подобные средства.
Закончив говорить, он скользнул по Инке равнодушным взглядом и собрался было уходить, но она, вспыхнув от гнева, схватили его за руку.
Он удивлённо дёрнулся и брезгливо стряхнул руку, словно сор с рукава, и тогда Инка хлёстко ударила его по лицу. Другой застыл.
– Хорошо, – спокойно сказала Инка, и звук собственного голоса потряс её больше, чем всё остальное. – Думаю, что ты и сам всё знаешь, но я скажу. Я столько всего… Я даже не знала, зачем это всё. Я просто…
– Делала, что скажут. – Он кивнул, рассматривая её с некоторым недоумением, лёгкой досадой и сочувствием. Кажется, Инка вела себя неправильно, но ей было всё равно. Говорить было необязательно, он и так всё понимал. И всё равно был твёрд. – И мы многого достигли благодаря вам. Ты одна сделала столько всего…
– Я сделала! – прошипела Инка. – Потому что это я! Я, я! Не смей ты! Не смей приписывать себе!
Чёрный город
Отпустили её без проблем, она всё равно ничего не помнила и не понимала. Просто вывели куда-то за зеркала, толкнули в спину и захлопнули дверь за спиной.
На неё обрушилась тьма, и Инку парализовало. Она стояла в черноте и только и слышала, как бухает собственное сердце, в ушах шумело.
Рядом прогрохотал поезд. Раздался сигнал автомобиля. А следом в уши полился шум. В черноте резкими синими огнями начали вырисовываться силуэты.
Возвращаться Инка и не подумала.
Здесь её тоже зарегистрировали как бродяжку с амнезией, но этот сценарий она уже проходила и прекрасно знала, что делать. Сопротивление её предало, но она всё равно не знала ни его лидеров, ни его членов, ни его целей, а правительству нового незнакомого мира не доверяла. Прошлого у неё никогда не было, настоящее осточертело, и она принялась создавать будущее. Только своё и только для себя.
Хоть памяти и не было, навыки оставались. На идентификационном тесте профессиональных склонностей Инка узнала, что разбирается в оружии, умеет постоять за себя в драке, наложить шину на перелом, справляться с ожогами, обладает высокой стрессоустойчивостью и хорошей памятью. Тестировщик с большим сомнением отнёсся к её идее стать хирургом, но Инке было всё равно, что он думает. В этом городе всё было ясно и упорядоченно. И где-то в будущем она должна быть готова ко всему, что может принести лопнувший нарыв сопротивления. У неё впереди была целая жизнь и немного социального пособия. И посуда ей осточертела.
Сперва учиться и работать одновременно было сложно, но девушка, пользуясь всеми доступными ей средствами и не гнушаясь общественно порицаемых, устроилась в медцентр сперва уборщицей, потом администратором.
С жильём тоже было просто и решилось само собой: сначала она спала с охранником, потом с медбратом, потом жила с ординатором. А когда добралась до главного хирурга, всех их вежливо попросили сменить работу.
Также хирург договорился, чтобы ей позволили наблюдать за работой травматологов, и оплачивал репетиторов для подготовки к экзаменам. Он умер от сердечного приступа незадолго до её поступления, оставив любовнице небольшую квартирку недалеко от клиники конкурентов. К ним Инка и перебралась с лёгким сердцем уже в качестве медсестры, когда главный врач брезгливо указал ей на дверь.
Все они принимали её за свою.
А в недрах города всё зрело и пухло сопротивление, и, глядя часами в ночное окно на чёрный город, переливающийся синими огнями, Инка думала и не могла понять, чему же они сопротивляются. Прошло уже столько лет, а они там всё копили что-то, готовились и ждали.
Это нервировало и раздражало, и она тоже готовилась: училась ещё лучше драться и стрелять, знала наперечёт лекарственные и съедобные растения и звериные повадки, говорила на пяти языках и держала в кладовке собранный рюкзак с медикаментами и припасами.
Те, кто считал себя её друзьями, посмеивались над ней и дразнили выживальщицей, но Инка знала, что в глубине души они все боятся. И ещё знала, что она стала очень-очень ценной. И если что-то всё же случится, она со своими навыками понадобится обеим сторонам.
И то, что случилось, на самом деле было неминуемо рано или поздно.
Это были экзамены пятого курса. Многим они дались нелегко, шесть человек исключили, ещё пятеро взяли академический отпуск. Те, кто остался, пировали в кафе на третьей улице, взбудоражено обсуждали попавшиеся вопросы, свои ответы и обмывали закрытые табели.
Инка смеялась вместе со всеми и обсуждала, как далеки уже преподаватели от реальности. Она сама сдала всё далеко не с отличием, но с первого раза, как и всегда. Однокурсники в глаза и за глаза говорили о взятках и особом отношении, но Инка только пожимала плечами. Сдавать ей помогал опыт в клинике и абсолютная толстокожесть. Люди чувствовали рядом с ней смутное беспокойство, и это выражалось по-разному: от попыток панибратского разговора на равных до раздражённых криков, но все они предпочитали как можно меньше времени с ней общаться.
