Елизавета Хейнонен
Три мышкетёра
Я молчал, растянув губы в скептической улыбке.
– Вы мне не верите, – констатировала маркиза огорчённо. – Но я докажу вам, что я не лгу.
– Каким образом? Не станете же вы передо мной раздеваться?
– Чтобы стереть ухмылку с ваших губ, я готова даже на это.
– Ну, конечно! Я забыл, что имею дело с придворной дамой.
– Вы забываетесь, сударь!
– Простите меня, дорогая маркиза, – сказал я покаянно, – это во мне говорит ревность. Я слышал, вы неравнодушны к королю.
– Вас ввели в заблуждение. Если на этом свете и существует мышь, к которой я неравнодушна, то это Мануэль Кабралес-и-Манчего Гран Вале де Монтечелло, последний из доблестных странствующих рыцарей, – сказала маркиза с печальной улыбкой. – Что же касается короля, то с моей стороны тут нет не только любви, но даже расположения. Неужели вы думаете, что я могла полюбить этого самовлюблённого донжуана, всё благородство которого не идёт дальше его титула, этого жалкого потомка кровавого Мауса, за которым тянется шлейф страшных убийств?
– Но ведь что-то между вами есть? Слухи не рождаются на пустом месте.
– Вы правы. Король сделал мне предложение, и я обещала ему подумать. Но для себя я уже давно всё решила. Я выйду замуж за короля, стану королевой и рожу стране наследника. Рождённый от представительницы династии Ратонов, он будет Ратоном, а не Маусом. Я не знаю, что замыслили вы, но уверена, что мой план намного надёжней. Маусов уже не раз пытались заколоть, застрелить или отравить, но ни одна из попыток не увенчалась успехом. Ратоны так и не смогли выполнить свою клятву. Может быть, мне повезёт больше. Я уже почти у цели. Король ждет от меня окончательного ответа через два дня.
– Но разве король не женат?
– Женат, но он разведётся. Правда, сейчас не так просто избавиться от надоевшей супруги, как в прежние времена, когда ставшую препятствием мышку можно было просто отравить или навечно замуровать в глубоком и тёмном подземелье. Сейчас для этого нужны основания, и я постаралась, чтобы у Его Величества они появились.
– Что вы хотите этим сказать?
– Вы слышали, что королева в настоящее время пребывает в замке на Кошачьей горе?
– Слышал, правда, подробности мне не известны.
– Если хотите, вы можете узнать их из первых лап. Мне они известны, как никому другому.
– Вы знаете, в чём её обвиняют?
– В государственной измене.
– Серьёзное обвинение. И есть доказательства?
– Да, и достаточно веские, хотя и ложные.
– Ложные?
– Именно, поскольку её обвиняют на основании писем, которых она не писала.
– Их написали вы! – догадался я.
– Да. Это сделала я, – сказала маркиза без тени бравады, просто констатируя факт.
– У вас сохранились черновики этих писем?
– Нет. Я их все уничтожила, как и несколько подлинных писем королевы, позволивших мне изучить её почерк и стиль. Последние были выкрадены в разное время у их адресатов и были не более, чем обычными дружескими посланиями.
– А те, другие?
– В них королева приглашала адресата присоединиться к якобы уже существующему заговору против короля. Основное содержание писем было одно и то же, только начало и конец были разными в зависимости от того, кому они были адресованы. Все письма я отправила обычной почтой, за исключением одного. Это письмо, уже запечатанное и надписанное, я незаметно положила на бюро королевы в тот самый момент, когда к нему направилась мадам Пэн д’Анж, одна из фрейлин королевы, специально приставленная к Её Величеству, чтобы шпионить за ней. Через минуту его там уже не было, а ещё через некоторое время оно уже было в лапах короля. Письмо пришлось как нельзя кстати. Король уже подумывал о том, что надо бы как-то избавиться от королевы, но не находил повода.
– Кому было адресовано это письмо?
– Графу N, одному из самых преданных друзей королевы. Ходят слухи, что он был ей даже более, чем просто другом.
– Понятно, – сказал я.
Теперь мне действительно было всё ясно. Собственно говоря, я ожидал услышать нечто в этом роде, слова маркизы лишь подтвердили мои догадки.
– А ваш собственный план, в чём он заключался? Ведь у вас тоже есть план, не так ли? Иначе зачем бы Ратону приезжать в Маусвиль? – спросила маркиза.
– Да, у меня тоже был свой план, но, боюсь, он уступает вашему и по широте замысла, и в стратегии осуществления. Поэтому будет лучше похоронить его в глубинах моей памяти. Мы можем всегда извлечь его оттуда, если ваш план по каким-то причинам сорвётся. Короли – народ ненадёжный и очень капризный. Никогда не знаешь, что им завтра взбредёт в голову.
– И это говорит мышь, в жилах которой течёт голубая кровь!
– Да, но кровь Ратонов, а не Маусов.
– Значит, – подвела итог маркиза, – вы одобряете мой план?
– В общем и целом, – ответил я, – но у вашего плана есть, с моей эгоистической точки зрения, один существенный недостаток. В нём ничего не говорится о моих шансах у вас. А если говорить точнее, в нём мои шансы сведены к нулю.
– Когда он составлялся, мы с вами ещё не были знакомы.
– Но теперь-то всё изменилось.
– Да. Как только я узнала вас, всё стало гораздо сложнее. Раньше всё было просто: была я и была клятва, которую с меня взяли в день моего совершеннолетия. С тех пор я только и думала о том, как её осуществить. Я подчинила этому всю свою жизнь. И вдруг появляетесь вы, и я впервые оказалась перед выбором. Одни только боги знают, как мне тяжело. Я ещё даже не успела насладиться этим неведомым мне ранее чувством, и уже должна принести его в жертву. Подскажите мне, что мне делать!
– Как всегда, положиться на Провидение, – ответил я. – Ведь там, в небесной канцелярии, за нас уже всё давно решили.
К этому выводу я пришёл, размышляя бессонными ночами. Я думал о том, что кто-то, кого называют то Богом, то Высшим разумом, то Провидением, а иногда просто Случаем, не зря переместил меня в прошлое. У него были на то свои причины. Возможно, думал я, ОН избрал меня своим орудием, которое должно привести в исполнение Его волю. Эти и подобные мысли помогли мне позже принять правильное решение.
В тот вечер мы проговорили допоздна. Вернее, говорила в основном она, а я больше слушал. Маркиза поведала мне о своем детстве, которое прошло на одном из островов в Средиземном море, о своем брате и об их решении бежать из дому, чтобы выполнить клятву Ратонов; о том, как они юнгами завербовались на корабль, отправлявшийся на материк, как корабль попал в шторм и её брата смыло с палубы огромной волной; о том, как ей удалось уцепиться за обломок мачты и как её, гонимую волнами, увидели с судна адмирала Монт д’Ора; о том, как адмирал женился на ней, чтобы уберечь от домогательств команды, каким заботливым мужем он был, и о том, как потрясло её известие о его гибели.
– Он знал, кто вы?
– Да, он увидел клеймо, и я посчитала правильным посвятить его в тайну своего рождения.
– О клятве вы тоже ему рассказали?
– Нет. О клятве я умолчала. Я не хотела, чтобы благородному адмиралу пришлось выбирать между чувством долга и мною, ведь он присягал на верность Маусам.
О будущем мы не говорили, но я и без того уже успел понять, что для меня в её будущем нет места.
На следующее утро я сказал маркизе, что чувствую себя достаточно окрепшим, чтобы долечиваться дома. Теперь я торопился попасть домой. Если я собирался остановить маркизу, я должен был действовать незамедлительно. Через два дня она переедет во дворец, и мне будет гораздо труднее помешать её планам.
– Вы сделали свой выбор, маркиза, – сказал я, – так не будем терзать друг друга.
Маркиза казалась больной и разбитой; видимо, как и я, она провела бессонную ночь. Моё внезапное решение её очень огорчило, но отговаривать меня она не стала. Она была сильной мышкой.
Глава девятнадцатая,
в которой я исполняю миссию, предначертанную мне судьбой
Когда в очередной раз пришёл доктор, я попросил его сопроводить меня домой. Дома я тут же сел за письменный стол графа и написал три одинаковых послания, после чего Мишель отправился на поиски адресатов, имена которых я указал на конвертах.
– Ты отыщешь этих господ во дворце господина Трюфье, капитана королевских мышкетёров. Если их там не окажется, непременно дождись их или хотя бы узнай, где их можно найти. Эти письма нужно доставить ещё сегодня. Но помни: ты должен передать их этим господам лично в лапы.
Если Мишель и удивился этой моей просьбе, он не стал задавать лишних вопросов. Очевидно решил, что у меня созрел очередной план. Ему было гораздо интересней узнать, чем закончилось моё приключение по завоеванию сердца неприступной маркизы, но я спровадил его, пообещав, что расскажу обо всём, когда будет время. Сейчас же нужно торопиться, чтобы не сорвать очень важную операцию.
Не стану долее скрывать от читателя, кто были те три господина, которым я адресовал свои письма. Это были господа королевские мышкетёры Фромаж, Сассенаж и Шабишу – мои единственные знакомые за пределами мира воров и бродяг, на которых я мог положиться. Письмо моё было коротким. В нём я, обращаясь ко всем троим и к каждому в отдельности, благодарил от имени графа N господ мышкетёров за однажды оказанную мне бесценную услугу и приглашал их на ужин, который я собирался организовать, пусть и с некоторым опозданием, в их честь. Зная, в каком тяжёлом финансовом положении нередко пребывали в те времена мышкетёры Его Величества, я почти не сомневался, что моё приглашение будет принято с радостью. Тем не менее я на всякий случай позволил себе намекнуть, в качестве дополнительной приманки, что намерен обсудить с ними вопрос исключительной государственной важности. Поэтому я просил господ мышкетёров сохранить в глубочайшей тайне нашу встречу, которая должна была состояться в тот же вечер в известном им трактире "У лягушачьего болота".
События того вечера я описывать не стану, дабы не утомлять читателя ненужными подробностями; замечу лишь, что все трое господ явились в назначенный час. Мы заняли столик в самом отдалённом углу трактира, подальше от длинных ушей хозяина, и я, ещё раз поблагодарив их за их бескорыстную помощь, сообщил им, что мне стала известна тайна заговора королевы, а также кто за ним скрывается, после чего мы выработали подробный план действий. Тем самым дело было сделано. Доверившись мушкетёрам короля, я отрезал себе все пути к отступлению.
Мне уже в который раз пришлось скрыть правду от Мишеля, но не потому, что я не доверял ему, а потому, что я слишком далеко зашёл во лжи, и чтобы он мне поверил и правильно понял меня, мне бы пришлось начать рассказ с самого начала. На это не было времени, не говоря уже о том, что настоящая история была чересчур невероятной.
Единственное, о чём я счёл необходимым поведать своему юному другу, так это о том, что маркиза и Мелисита, очевидно, переедут во дворец уже через два дня.
– До тех пор я хочу ещё раз увидеть маркизу, – сказал я, – но боюсь, что официального приглашения мне не пришлют. Кажется, маркиза догадывается, что я не тот, за кого себя выдаю.
– Поэтому ты хочешь заявиться без приглашения, – понял меня с полуслова мой товарищ по несчастью.
– Да, причём так, чтобы об этом узнало как можно меньше народу.
– Нет ничего проще, – сказал Мишель, довольно ухмыляясь. – В доме маркизы есть боковой ход, который запирается в девять часов вечера. Через него можно проникнуть в дом незамеченным. Я уже несколько раз проделывал этот трюк.
Этот разговор состоялся на следующее утро после моей встречи с господами мушкетёрами, а вечером того же дня, лишь только стемнело, я уже подходил к боковому входу особняка маркизы. Погода в тот день испортилась, накрапывал противный мелкий дождь, и на улице было безлюдно. Я потянул дверь на себя, и она поддалась с лёгким скрипом. Внутри, в двух шагах от входа, я разглядел узкую лестницу, утопавшую во мраке. Убедившись, что путь свободен, я вышел на улицу и подал заранее условленный сигнал. Тут же из-за кустов появились три фигуры. Один за другим, мы крадучись поднялись на второй этаж, где находилась спальня маркизы – та самая комната, в которой я провёл несколько самых счастливых дней в своей жизни.
Как я и предполагал, спальня была пуста. Маркиза, скорее всего, находилась в гостиной. Я представил её себе, сидящей в своем любимом кресле возле камина, уставившись на пляшущие языки пламени. Я знал, что она могла просидеть так часами.
Мы спрятались в потайном отсеке, оставив в раздвижной стене небольшую щель, через которую мы могли следить за тем, что происходит в другой половине комнаты, и приготовились к долгому ожиданию, время от времени перебрасываясь ничего не значащими фразами. Мои товарищи были против обыкновения очень серьёзны: миссия, возложенная на них, не располагала к балагурству. Наконец за перегородкой послышались шаги и темноту прорезал сноп света. Это вошла маркиза. В лапке она держала подсвечник, который поставила на столик у окна. Она была одна.
Фромаж сделал знак своим товарищам, и они, бесшумно раздвинув створки стены, вошли вслед за ним в спальню. Я остался стоять там, где стоял, наблюдая за происходящим из своего укрытия.
При виде незнакомых ей мышей маркиза отпрянула и приготовилась закричать, но Фромаж предостерегающе поднял лапу.
– Не бойтесь, маркиза, – сказал он. – Мы не грабители. И не убийцы.
– Тогда кто же вы? Что вам угодно и как вы здесь оказались? – спросила маркиза, переводя недоуменно-испуганный взгляд с одного незваного гостя на другого.
– Не слишком ли много вопросов сразу, сударыня? – ответил Фромаж. – Но мы готовы удовлетворить ваше любопытство. Начнём с того, кто мы такие, хотя я более чем уверен, что наши имена вам мало что скажут. Я откликаюсь на имя Фромаж, а это мои друзья – господа Сассенаж и Шабишу.
– Какие странные имена, они скорее похожи на клички, – заметила маркиза.
– Вы совершенно правы, сударыня. Это те имена, под которыми нас знают в гвардии Его Величества. Но поскольку мы здесь не просто в гостях и речь пойдёт о деле государственной важности, я думаю, будет справедливо, если мы откроем вам свои подлинные имена. Позвольте представиться: граф Кроттен де Шавиньоль, – сказал Фромаж и галантно поклонился, снимая шляпу и прикладывая её к груди.
Вслед за ним то же самое проделали его товарищи.
– Барон Блё дю Веркор, де Фонтэн и де Брессон, – важно произнёс Сассенаж, подкручивая свои длинные усищи.
– Шевалье Шабишу дю Пуато – скромно представился третий гвардеец.
– Теперь, когда приличия соблюдены, – сказал Фромаж, мы можем перейти к цели нашего визита. Мы здесь для того, сударыня, чтобы заявить вам, что ваша игра окончена.
– Какая игра? О чём вы?
– Вы все поймёте, как только мы представим вам нашего четвёртого товарища. Впрочем, с ним, в отличие от нас, вы хорошо знакомы. Это граф N.
При упоминании моего имени я покинул своё убежище и в свою очередь приветствовал маркизу лёгким наклоном головы. Маркиза побледнела и сделала шаг назад, словно перед ней была не мышь, а призрак.
– Но это… это не граф N! – произнесла она сдавленным голосом, продолжая отступать. – Это – дон Кабралес, испанский кабальеро.
– Увы!, я должен вас разочаровать, маркиза, – сказал Фромаж. – Перед вами не кто иной, как граф N собственной персоной, хотя и не в своем обычном облике. Боюсь, вам придётся поверить нам на слово.
– Граф говорит правду, маркиза, – сказал я как можно мягче. – Не вы одна обладаете искусством маскировки.
Маркиза продолжала качать головой. Она словно отказывалась верить своим ушам.
– Но вы… но я… Но я сама видела клеймо на вашей спине.
– Это была всего лишь искусная подделка. Вспомните, ведь вы видели его лишь издали и только в зеркале. Я бы не позволил вам рассмотреть его с более близкого расстояния.
– Вас просто ловко провели, маркиза, – присоединился к разговору Сассенаж. – Придётся вам с этим смириться и признать своё поражение.
– Просто провели… – эхом откликнулась маркиза.
Сердце моё сжалось от сострадания к ней. Но маркиза ещё раз доказала, что заслуживает не сострадания, а восхищения.
– Чего вы хотите? – спросила представительница рода Ратонов, гордо вскинув голову.
– Мы хотим восстановления справедливости, – ответил Фромаж.
– Скажу иначе: чего вы хотите от меня?
– Нам доподлинно известно со слов графа N, что вы сфабриковали несколько подложных писем, на основании которых Её Величество королева и несколько её друзей были обвинены в заговоре против короля и оказались за стенами страшной тюрьмы. Не трудно представить себе, что ждёт их дальше. Мы хотим, мы требуем, чтобы вы сейчас, в нашем присутствии, написали письмо королю и признались в своём злодеянии.
С этими словами Фромаж подошёл к секретеру и приподнял крышку. Потом перенёс туда подсвечник и сказал, указывая маркизе на стул:
– Пожалуйста, садитесь и пишите. Я думаю, нам не придётся вам диктовать. Опишите все ваши действия, касающиеся мнимого заговора.
– А если я откажусь?
– Это ничего не изменит в исходе дела, но может изменить многое в вашей дальнейшей судьбе. Не забывайте, ведь нам и так всё известно.
– Хорошо, – сказала маркиза сухо. – Я сделаю так, как вы хотите.
Она взяла лист бумаги, окунула перо в чернильницу и стала писать.
Какое-то время в комнате стояла полная тишина, слышалось только завывание ветра за окном, да скрежет пера. Я смотрел на головку, склонённую над письмом, и чувствовал, как безжалостная кошачья лапа сжимает моё сердце. Я думал о том, что никогда больше не увижу это прекрасное лицо, и слёзы жалости к себе самому были готовы политься из моих глаз.
Минуты тянулись, долгие и безотрадные. Наконец маркиза отложила перо и с каменным выражением лица протянула исписанные листы Фромажу:
– Прошу вас, сударь.
Фромаж пробежал письмо глазами. Потом коротко кивнул:
– Все в порядке. Теперь скрепите этот документ своей личной печатью.
Маркиза молча повиновалась.
– Вот теперь, кажется, всё, – констатировал Фромаж, опуская письмо в карман.
Все остальные хранили молчание.
– Что теперь будет со мной? – нарушила тишину маркиза. Голос её слегка дрогнул, но глаза были по-прежнему сухими. На меня она избегала смотреть. Я был рад этому: я не был уверен, что смогу выдержать её взгляд.
– Резонный вопрос, – заметил Фромаж. – Нельзя сказать, чтобы мы сами не задумывались над ним.
Маркиза молча ждала, что последует дальше. Даже в эту трудную минуту мужество не покинуло её. Она не расплакалась, не стала молить о пощаде, не заламывала лапки. Она вела себя так, как повела бы себя осуждённая на казнь королева. Я был недостоин её.
– Мы не судьи и не палачи, – сказал Фромаж, на которого поведение маркизы тоже не могло не произвести впечатления, – поэтому мы не станем карать вас сами. Если вы заслуживаете кары, она вас настигнет и без нашей помощи. Мы решили отпустить вас на все четыре стороны, при условии, что вы навсегда покинете Мышиное королевство. Правда, лично я не уверен, что мы поступаем правильно, оставляя вас на свободе. Было бы гораздо надёжней передать вас в руки правосудия, и, скорее всего, мы бы так и поступили, если бы не граф N. Он не верит в справедливый суд и сумел заразить нас своим неверием. Но мы проследим за тем, чтобы вы не вернулись. Если вы вернётесь, мы казним вас сами, без суда и следствия. Мы советуем вам отправиться в Новый свет. Это достаточно далеко, чтобы Маус XIII не добрался до вас, а вы – до него.
– Сколько у меня есть времени?
– Завтра утром, самое позднее в полдень, это письмо ляжет на стол королю. У вас будет одна ночь на сборы и несколько часов форы. В шесть утра напротив вашего особняка вас будет ждать карета. Чтобы вы не сбежали по дороге, вам обеспечат почётный эскорт. Карета довезёт вас до западного побережья. Там вам помогут нанять рыбацкое судно, отправляющееся в Маусгемптон, а оттуда вы сможете отправиться к берегам Америки. Итак, завтра в шесть.
Не говоря более ни слова, Фромаж направился к двери, ведущей в коридор. Мы молча последовали за ним.
На улице мы распрощались. Трое друзей направились в одну сторону, я – в другую. Дойдя до угла, я обернулся и, увидев, что улица пуста, повернул назад.
Маркизу я застал стоящей посреди комнаты, на том самом месте, где мы её оставили. Вид у неё был совершенно потерянный.
– Я не мог уйти, не попрощавшись, – сказал я робко.
Она ничего не ответила, даже не подняла головы.
– Я знаю, мне нет прощенья, и всё же я бы хотел, чтобы вы выслушали меня, Мануэла, любимая.
При моих последних словах губы её задрожали, а глаза впервые за весь вечер наполнились слезами. Я попытался поймать её взгляд, но она по-прежнему смотрела куда-то мимо меня.
– Я знаю, вы теперь ненавидите меня, но я ненавижу себя ещё больше. Я поступил как мышь без чести и совести. Но я не был волен выбирать, как мне поступать. Я не принадлежу себе. И дело тут даже не в моей преданности династии Маусов. В опале оказалась одна очень близкая мне мышь, и я должен был её спасти во что бы то ни стало. Если бы эту мышь казнили, то на ней бы оборвался один очень древний род. Я не должен был этого допустить. Последнее время мне пришлось много лгать. Я обманывал вас, обманывал других мышей; я обманом прокрался в ваш дом, но в одном я ни разу не покривил душой: я люблю вас. В этом моё счастье и моя беда. Я не собирался пускать кого-либо в свою жизнь, ведь это не моя жизнь вовсе, но всё произошло помимо моей воли.
Я не знал, что ещё сказать и что делать. Больше всего мне хотелось прижать её к своей груди, но я не смел. "Если она оттолкнёт меня, – думал я, – то будет тысячу раз права".
Вдруг она заговорила.
– Я не чувствую ненависти к вам, граф. Я знаю, вы выполняли свой долг. Наверное, на вашем месте я поступила бы точно так же. Поэтому я не вправе винить вас. Хотя, признаюсь, мне очень больно и обидно.
На её пушистых ресницах опять блеснули слезы. Не долго думая, я привлёк её к себе. Она сделала попытку высвободиться, но я держал её крепко. Я слышал стук её сердца, чувствовал, как дрожит её хрупкое тело, сотрясаясь от судорожных рыданий.
– Что теперь будет со мной? – вздохнула она.
– Не плачь, любимая, – сказал я. – Я не оставлю тебя. В это изгнание мы отправимся вместе. Завтра, когда прибудет карета, я сяду в неё вместе с тобой, и мы уедем туда, где нас никто не найдёт и где мы будем счастливы.
– Ты действительно это сделаешь?
– Клянусь честью дворянина.
– А как же королева? – спросила она точно также, как я когда-то спросил её о короле.
– Королева во мне больше не нуждается, – ответил я. – Я сделал всё, что от меня требовал мой долг преданного вассала. И даже больше. Я чуть было не принёс в жертву долгу единственно ценное, что есть на земле, – любовь любимой женщины. Но боги уберегли меня от этой ошибки.
Она улыбнулась мне своей печальной улыбкой. Не удержавшись, я наклонился и поцеловал эти дивные уста. Потом я целовал её снова и снова, и она больше не пыталась вырваться из моих объятий.
– Мне нужно собираться, – сказала она через некоторое время. – Ты останешься здесь до утра?
– Нет. Мне тоже нужно кое-что уладить перед отъездом, – ответил я, думая о Мишеле, которого нужно было предупредить о скором возвращении подлинного хозяина дома. Мне было жаль расставаться с Пройдохой, к которому я успел привязаться, и я успокаивал себя мыслью, что он без меня не пропадёт.
Пообещав маркизе вернуться ещё до шести часов, я вышел на улицу.
