Елизавета Хейнонен
Три мышкетёра
Глава пятнадцатая,
в которой я собираю сплетни
Прошло ещё несколько дней. Однажды утром за завтраком я обратил внимание на то, что Мишель необычайно молчалив. Это было настолько на него непохоже, что я забеспокоился, уж не заболел ли он. Последние дни мы позволили себе, говоря словами моего юного друга, немного расслабиться, благо теперь, будучи счастливыми обладателями шести тысяч крон, мы могли не стеснять себя в расходах, и это не могло не сказаться на наших привыкших к воздержанию организмах. Накануне Мишель решил сводить Мелиситу в театр и, должно быть, вернулся поздно. Во всяком случае, когда я отправился спать, его ещё не было.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил я.
– Нормально, – ответил Пройдоха. – Просто я немного не выспался. После театра мы зашли в кафе, посидели с часок, потом ещё побродили по городу.
Бродить с девушкой по городу было тоже не совсем в характере Пройдохи, но прежде чем я успел как-то прокомментировать своё открытие, всё объяснилось само собой.
– Видимо, нам с Мелиситой придётся расстаться. Не сегодня и не завтра, но, судя по всему, уже скоро, – сказал Мишель, и голос его прозвучал удручённо.
– Почему?
– Маркиза скоро переедет во дворец короля и берёт Мелиситу с собой. Это единственная из всех служанок, которая, как и сама маркиза, испанских кровей. Поэтому маркиза хочет, чтобы Мелисита осталась при ней, чтобы было, в случае чего, на кого положиться. Когда это произойдёт, мы не сможем часто видеться. Может даже случиться, что, обосновавшись в королевском дворце, Мелисита вообще не пожелает со мной встречаться.
– Она тебе нравится?
– С ней легко, – ответил Мишель уклончиво.
– Может, не стоит переживать раньше времени? Ведь переезд может и не состояться.
– Все думают, что между королём и маркизой всё сладится.
– Кто это, все?
– Вся прислуга маркизы. На днях всё должно решиться. Король назначил маркизе романтическое свидание вне стен дворца.
– Романтическое свидание – это действительно серьёзно. Короли, как правило, привыкли обходиться без романтики.
– Говорят, король действительно впервые по-настоящему влюблён.
– Маркиза должна быть необычайно красива, – сказал я.
– Красива – это несомненно, но главное – неприступна.
– Это тебе сказала Мелисита?
– Кто же ещё? Ты ведь знаешь слуг. Они не могут без того, чтобы время от времени не перемывать косточки хозяевам, а заодно и всем остальным.
– А что ещё говорят?
– Всякое. Что именно тебя интересует?
– Ну, к примеру, куда подевался маркиз Монт д’Ор?
– Он умер.
– При таинственных обстоятельствах?
– Должен тебя разочаровать, – ухмыльнулся Мишель, догадавшись, о чём я подумал. – Маркиз погиб в сражении.
– В сражении… – повторил я, пытаясь ухватить внезапно мелькнувшую мысль. – В сражении при Рэтсвилле?
– Точно. А ты откуда знаешь?
– Вспомнил. Я в своё время много слышал про адмирала Монт д’Ора. Славная была мышь. Настоящий герой. Просто мне и в голову не приходило, что адмирал Монт д’Ор и покойный супруг маркизы – одно и то же лицо. Это многое объясняет.
– К примеру?
– К примеру, неприступность маркизы. Не каждая мышка может позволить себе быть неприступной, когда речь идёт о желаниях короля, и при этом оставаться живой.
Некоторое время мы молчали, каждый думая о своем, потом я вернулся к интересующей меня теме:
– Ты сказал, свидание состоится вне стен дворца.
– Да. Так пожелала маркиза. Она согласилась уступить просьбам Его Величества при условии, что встреча произойдёт вдали от любопытных глаз, больших ушей и злых языков придворных.
– Маркиза берёт с собой Мелиситу?
– Нет. Она отправляется одна и причём инкогнито. Она уже заказала для этой поездки мужской костюм. Король тоже, скорее всего, будет без сопровождения. Иначе что это за романтическое свидание при свидетелях?
– Одной ей придётся непросто. Такие дамочки имеют обыкновение во всем полагаться на служанок.
– Только не маркиза. Она привыкла одеваться и раздеваться без чужой помощи.
– Странная привычка. Она наводит на мысль о том, что маркиза что-то скрывает.
– Поначалу слуги тоже так думали, особенно после того, как маркиза уволила одну горничную, узнав, что та подглядывает за ней в замочную скважину. Но один старый слуга рассказал, что маркиза привыкла обходиться без помощников, когда ещё в начале своего замужества сопровождала своего мужа в походах.
– Видимо, это и впрямь необыкновенная мышка, – сказал я задумчиво. – Хотел бы я на неё взглянуть. Ты можешь узнать, где и когда состоится встреча?
– Уже знаю. Мелисита сказала мне по большому секрету. Встреча произойдёт в среду утром, в "Лесной мыши". Это небольшая гостиница по дороге на Вашрен, в сорока мышиных лье от Маусвиля. Но сама маркиза отправится туда уже послезавтра днём, чтобы прибыть на место к вечеру и там заночевать. Хочет, чтобы король видел её свежей и отдохнувшей, а не уставшей с дороги.
– Понятно. А потом? Они так и останутся в гостинице?
– Нет. Из гостиницы они отправятся через лес в родовой замок маркиза Монт д’Ора. Он как раз находится в тех краях.
– Так. Значит, в нашем распоряжении есть два дня – весь сегодняшний и весь завтрашний день. Этого достаточно.
– Достаточно для чего?
– Я ещё не знаю точно. Нужно подумать. Но ты будь наготове. Мне понадобится твоя помощь и, возможно, твои связи в мире бродяг.
Глава шестнадцатая,
в которой я узнаю тайну маркизы
"Лесная мышь" оказалась ничем не примечательным придорожным заведением, каких немало в сельской местности и которые, как правило, являют собой нечто среднее между гостиницей, трактиром и постоялым двором, где усталые путники могут переждать непогоду или заночевать, если опасаются отправиться в путь на ночь глядя. Прибыв в заведение во вторник вечером, я застал за стойкой самого хозяина, полноватого господина средних лет с неухоженным и усталым лицом постоянно недосыпающей мыши. Узнав, что я собираюсь остаться на ночлег, хозяин спросил меня, не угодно ли мне расписаться в гостевой книге и буду ли я ужинать. Я ответил утвердительно на оба вопроса, и он пододвинул мне книгу, предварительно открыв её на нужной странице. Я быстро пробежал глазами ранее сделанные записи и обнаружил, что во вторник "Лесная мышь" уже успела оказать гостеприимство трём путешественникам. Последняя запись была сделана полчаса назад. "Шевалье Ле Монт", – прочёл я в графе "имя". Время прибытия – 19 часов. Я ухмыльнулся: маркиза не стала ходить далеко в поисках вымышленного имени, а просто позаимствовала часть своего собственного, тем самым избавив меня от необходимости задавать лишние вопросы. Я пододвинул чернильницу, взял перо и старательно вывел: "Мануэль Кабралес-и-Манчего Гран Вале де Монтечелло де Ла-Манча де Кастилья". Потом, подумав немного, приписал: "Испанский гранд". В последнем уточнении, впрочем, не было необходимости. Я сделал всё возможное для того, чтобы относительно моей принадлежности к определённой местности и определённому сословию не могло быть двух мнений. Об этом говорил и мой дорогой дорожный костюм из чёрного бархата, и слегка надменное выражение благородного лица с аристократическим носом и небольшим шрамом на подбородке, и привязанный к бедру тяжёлый толедский кинжал в красивых ножнах, инкрустированных слоновой костью и изумрудами. У моих ног стоял саквояж из змеиной кожи, по которому было невозможно определить, что он приобретён за какие-то двадцать крон у старьёвщика. Заметив, что хозяин удивлённо смотрит на саквояж, я сказал, отвечая на невысказанный вопрос:
– Мой багаж путешествует отдельно от меня. Я отправил его вперёд вместе со слугами.
Хозяин лишь понимающе кивнул головой, никак не комментируя моё объяснение, потом сказал:
– Я могу предоставить в распоряжение сеньора две комнаты на выбор: номер пять, окна которой выходят на дорогу, и номер шесть с окнами во двор.
Он говорил вежливо, но без подобострастия: было видно, что здесь привыкли иметь дело с именитыми путешественниками. Я ответил, что согласен на любой, и это действительно было так, поскольку я уже успел отметить про себя, что маркиза остановилась в номере семь, то есть в непосредственном соседстве с обеими предложенными мне комнатами.
– Горячий ужин будет готов через полчаса. Пока же сеньор может осмотреть свою комнату. Она на втором этаже, – продолжил хозяин, положив передо мной ключ от пятого номера.
– Все постояльцы ужинают вместе? – поинтересовался я.
– Если желают получить настоящий обед. Горячее мы подаём лишь в определённое время, иначе моей супруге пришлось бы слишком туго. После того, как все наши дочери одна за другой повыскакивали замуж, она лишилась своих помощниц. Но вино и холодные закуски вы можете получить в любое время. Правда, выбор их невелик.
Я поблагодарил его кивком головы и по скрипучей деревянной лестнице поднялся на второй этаж. Пока всё шло замечательно. Если маркиза пожелает отведать горячего, то наша с ней встреча состоится уже через полчаса. Этого времени было более чем достаточно, чтобы завершить необходимые приготовления, начатые ещё в Маусвиле.
Вскоре я уже входил в помещение, в котором столовались постояльцы трактира. За несколькими столами сидели голодные путешественники, из которых я сразу выделил стройного юношу, терпеливо дожидающегося, когда до него дойдёт очередь. Полная немолодая мышка как раз обслуживала другого одинокого гостя. В углу кутила компания из трёх мышей довольно сомнительного вида. Все трое пили, не закусывая, и были уже явно навеселе. На первый взгляд их можно было принять за местных забулдыг, какие найдутся в любой деревне, но меня в таких делах трудно провести. Лишь бегло взглянув в их сторону, я тут же причислил их к категории гастролирующих мошенников или карманников, что, останавливаясь в придорожных трактирах, обчищают путешественников. Особенно мне не понравился один из этих типов, парень с чересчур длинным носом и острым клиновидным подбородком, который, как мне показалось, был у троицы за главаря. Когда я вошёл, он прощупал меня внимательным взглядом и что-то коротко бросил своим приятелям – пузатому коротышке и парню с большими оттопыренными ушами. "А эти ребята вовсе не так пьяны, как кажутся", – подумал я, проходя через зал и усаживаясь за свободный столик у стены лицом к залу.
Юноша, в котором я подозревал переодетую маркизу, тоже не оставил моё появление без внимания. Я заметил краем глаза, что он, как и троица, с удивлением оглядел мой по-испански строгий дорожный костюм, на мгновение задержав взгляд на толедском кинжале. Когда я сел, он больше не смотрел в мою сторону, поскольку был теперь вполоборота ко мне, но по его напряжённой позе я понял, что только приличия мешают ему повернуться и продолжить осмотр. Когда пожилая мышка, вторично обойдя юношу, поставила передо мной тарелку с дымящимся супом и горячий пирог, у него появился повод посмотреть на меня ещё раз. Как раз в этот момент я поднял голову и наши взгляды встретились. Я недоуменно развёл лапами, как бы говоря: "Прошу прощения, но моей вины тут нет", и смущённо улыбнулся. Юноша улыбнулся в ответ. Мне он показался очень милым.
Вскоре перед ним тоже задымилась тарелка с супом, и он принялся за еду, демонстрируя самые изысканные манеры.
Какое-то время в комнате не было слышно ничего кроме звяканья столовых приборов и звука работающих челюстей.
– Ох и хорош пирог! – громко сказал один из троицы, пузатый коротышка, с шумом отставляя от себя тарелку и громко срыгивая. – Я бы не отказался от ещё одной порции. Эй, мамаша!
– Ты что, жрать сюда пришёл? – одёрнул его лопоухий.
Последние слова были явно лишними, и лопоухий осёкся, поймав предостерегающий взгляд главаря. Толстяк тоже тут же угомонился и дальнейший разговор они вели шёпотом, время от времени поглядывая в сторону юноши. Они явно что-то замышляли. Юноша сидел к ним спиной и не видел обращённых к нему взглядов, но я со своего наблюдательного пункта видел всё, что происходило в зале. Через некоторое время, когда с едой уже было покончено и хозяйка подала ликёр, лопоухий поднялся со своего места и, пошатываясь, направился к столику, за которым сидела переодетая в мужское платье маркиза. Обойдя столик, он остановился перед юношей и изобразил нечто среднее между поклоном и реверансом: слегка согнув ноги в коленях, сделал насмешливо-галантный жест, будто снимает перед ним несуществующую шляпу. Простояв в этой позе по меньшей мере пять секунд (что лишний раз доказывает, что он был не столько пьян, сколько притворялся), он спросил с преувеличенной вежливостью в голосе:
– Простите, если я нарушил этот… как его? …пищеварительный процесс Вашей Светлости, но мои друзья интересуются, не угодно ли Вашей Милости сыграть с нами в "пикет"?
Юноша отрицательно покачал головой. Он был явно растерян.
– Не угодно? Ай-я-яй! А я поставил золотой на то, что сумею уговорить Вашу Светлость. Так что придётся Вашему Сиятельству меня уважить.
Юноша продолжал молчать.
– Не желаешь?
– Нет, – ответил юноша решительно, и я мысленно поаплодировал его смелости.
– Это нехорошо, – сказал лопоухий тоном сурового учителя. – Старших надо уважать. А со мной так вообще лучше не ссориться.
– Я не умею играть в "пикет", – ответил юноша, всем видом показывая, что не желает продолжать беседу.
Но лопоухий и не думал уходить.
– Не умеешь – научим.
– Я вообще не играю в карты.
– Что, мамочка не разрешает?
Юноша не ответил.
– А мы ей не скажем. Ха-ха! – рассмеялся лопоухий и, повернувшись к друзьям, подмигнул им, словно призывая засвидетельствовать его слова. – Так что давай, присоединяйся к нам. Мы парни покладистые. Не хочешь в карты, сыграем в кости. Уж пару костей-то ты бросить сможешь. На это даже у такого сосунка, как ты, должно хватить силёнок.
Маркиза опять промолчала. Видимо, не знала, как вести себя в подобной ситуации. Принадлежи она к сильному полу, она бы вряд ли снесла насмешку, но, будучи женщиной, она, скорее всего, не восприняла слова насмешника как личное оскорбление, а просто растерялась.
Я понял, что пора вмешаться и встал из-за стола.
– Если господам угодно немного поразвлечься, то я готов составить вам компанию, – сказал я, приближаясь.
Лопоухий устремил на меня свои жуликоватые глазки и насмешливая улыбка стала медленно сползать с его лица. Не знаю, что именно во мне ему не понравилось, то ли мой кинжал, то ли шрам на подбородке, свидетельствующий о том, что перед ним мышь, которая не привыкла поворачиваться спиной к опасности, но вся его напускная весёлость вдруг куда-то улетучилась. Возможно, я льщу себе, но мне показалось, что этот обидчик малолетних почувствовал себя неуютно под моим пристальным взглядом.
– Вы же видите, юноша не желает с вами играть, так что будет лучше, если вы оставите его в покое.
– Это для кого же будет лучше? – полюбопытствовал лопоухий.
– Для всех. Для меня, потому что у меня появилось желание с вами сразиться, и для вас. По той же самой причине.
Видимо, лопоухий правильно истолковал мои последние слова как угрозу, потому что пошёл на попятный:
– Но я поставил золотой на то, что приговорю его, – сказал он, словно оправдываясь.
– Невелика потеря. Возможно, играя против меня, вы выиграете больше.
– Ну хорошо, – уступил лопоухий, видя, что ему некуда деваться. – Я не против, если мои друзья не против. Но не забывайте, сударь, вы сами напросились. Так что, если что не так, пеняйте на себя. Мои друзья не простят вам, что вы не позволили нам потрясти этого маменькиного сынка.
Я сказал, что принял его слова к сведению, и последовал за ним.
– Этот господин изъявил желание сыграть со мной, – сказал лопоухий, обращаюсь к длинноносому, которого я принял за главаря.
Тот кивнул, жестом приглашая меня занять место за столом.
– Во что будете играть? – спросил он. – В карты или, может быть, сеньор предпочитает кости?
– Лучше в кости, – ответил я.
– Замечательно. Играть будете двумя костями.
С этими словами длинноносый достал из кармана брюк две янтарные кости и бросил их передо мной на стол, как бы приглашая убедиться, что кости не поддельные. Я взял их в лапу и сделал вид, что внимательно их осматриваю. Я был уверен, что раз мне позволили взглянуть на кости и даже подержать их в лапе, то с костями всё в порядке. Очевидно, мошенники собираются подменить их во время игры. Между тем главарь продолжал:
– Выигрывает тот, кто сделает лучший бросок. Ставка – содержимое наших карманов. Если, конечно, наш гость не возражает и не считает такую ставку слишком высокой.
Я сказал, что не возражаю, поскольку не собирался проигрывать мошенникам. Последнего я, естественно, вслух говорить не стал, а лишь выразил надежду, что содержимое карманов моего противника меня не разочарует.
– В таком случае бросайте жребий, кому начинать игру.
Лопоухий взял один из кубиков и бросил его на стол. Выпала тройка. Я бросил второй кубик. Выпала пятёрка. Это означало, что мне предстояло начинать игру.
Я взял оба кубика, потряс их в ладонях и выбросил на стол. Выпали четвёрка и шестёрка. Это был хороший бросок. Теперь настала очередь лопоухого. Я внимательно следил за тем, как он поднимает со стола кубики и складывает ладони лодочкой, но, как ни старался, ничего необычного в его движениях не заметил. Тем не менее ему как-то удалось меня обойти: когда он выбросил кубики, выпали две шестёрки.
– Мне очень жаль, но Ваша Светлость проиграли. Так что выворачивайте карманы, – сказал лопоухий, довольно ухмыляясь и подставляя ладонь, чтобы смахнуть на неё кубики, но я опередил его, выхватив один из кубиков прямо у него из-под носа.
– Я позволю господам обследовать мои карманы, – сказал я, – но прежде я должен убедиться, что с этими кубиками всё в порядке.
– Уж не хотите ли вы сказать, что мы жулики? – угрожающе надвинулся на меня главарь.
Я повертел в пальцах свой трофей и тоже довольно ухмыльнулся: мошенники явно рассчитывали на то, что им без труда удастся облапошить простачка, но они не на того напали. Мне были известны все уловки, к которым прибегают нечистые на лапу игроки в кости, одна из которых – дублирование точек на противоположной грани кубика. Потому я первым делом взглянул на разметку. Как я и предполагал, она была нарушена. На каждом кубике я обнаружил по две противоположные грани, сумма которых составляла двенадцать вместо положенных семи. Тем самым вероятность выпада шестёрки увеличивалась в несколько раз. Было ясно, что лопоухий всё же как-то исхитрился подменить кости. Но на то он и мошенник. Скорее всего, фальшивые кости уже находились у него в ладонях, когда он сел со мной играть. Остальное – дело техники.
– Да, – ответил я, – именно это я хочу сказать. Вы мошенники, господа.
– Вам придётся ответить за свои слова.
– Я всегда к услугам честных мышей, – сказал я. – Но в вашем случае я готов сделать исключение.
Видимо, мои последние слова вконец разозлили главаря, потому что, едва я успел договорить, как в его лапе блеснул невесть откуда взявшийся кинжал. Это произошло настолько неожиданно и настолько быстро, что я не успел выхватить свой. Прежде чем я подумал об обороне, бандит полоснул меня по лапе, державшей кубик, чуть повыше запястья, и я выронил свой трофей. Лопоухий быстро наклонился и подобрал с пола единственное доказательство его нечестной игры.
– Мы еще встретимся. И очень скоро, – пообещал мне главарь. Бросив на стол несколько монет, он в сопровождении своих приспешников направился к выходу.
Меня обступили другие посетители трактира.
– Этот негодяй ранил вас! – констатировал один из них, указывая на оставленный кинжалом порез на рукаве моего бархатного камзола, из-под которого виднелась окровавленная белая рубашка.
– Вы ранены! – воскликнул юноша и побледнел так, словно это он, а не я истекал кровью.
– Пустяки, это всего лишь царапина, – ответил я, зажав рану ладонью, отчего кровь потекла еще сильней, окрасив чёрный бархат в бурый цвет. Несколько капель упало на пол. Юноша побледнел ещё больше.
– Это всё из-за меня, – сказал он удручённо.
– Глупости, – ответил я. – Кто ищет приключений, всегда их найдёт. Не случись это со мной здесь и сейчас, то произошло бы в другом месте. Да и рана пустяковая. Так что не стоит зря переживать.
– Но вас всё равно нужно перевязать. Позвольте мне вам помочь.
– Спасибо, приятель, но думаю, что с этим делом я справлюсь лучше тебя. Поверь мне, тут у меня большой опыт.
Юноша кивнул, как мне показалось, с облегчением. Очевидно, его пугал вид крови.
Этот разговор мы вели в стороне от других постояльцев трактира, которые, перебивая друг друга, посвящали прибежавших на шум хозяев в подробности только что разыгравшейся драмы.
– Стаканчик крепкого испанского Хереса, и я буду опять в норме, – сказал я. – Я всегда вожу с собой бутылочку на всякий случай. Помогает лучше любого бальзама. Думаю, тебе тоже не помешает сделать пару глотков, а то ты что-то совсем скис, дружище. Подожди меня здесь. Я скоро вернусь. Только перевяжу рану, и мы отпразднуем с тобой наше счастливое избавление.
Юноша опять кивнул. Он явно не знал, как ему себя вести. Видимо, никогда раньше не попадал в подобные переделки.
Я поднялся по лестнице на второй этаж и распахнул дверь в свой номер. Уходя, я оставил комнату незапертой и, очевидно, напрасно. Не успел я войти, как почувствовал, что там кто-то есть.
– Кто здесь? – спросил я, оглядывая комнату, освещённую красным светом догорающих углей.
Из кресла у камина поднялась мышиная фигура. Я подошёл ближе и узнал в ней длинноносого предводителя шулеров.
– Я же сказал, что мы скоро увидимся, – произнёс мошенник голосом Пройдохи Мишеля.
– Зачем ты здесь? – спросил я. – Вдруг бы тебя кто увидел?
– Я принял меры предосторожности. К тому же все сейчас слишком заняты, чтобы охранять ходы и выходы. Я переживал, не задел ли я тебя.
– Удар был мастерский. Ты меня даже не поцарапал.
– Все остальное, мне показалось, тоже прошло удачно.
– Да. Твой лопоухий приятель был очень убедителен в роли подвыпившего гангстера. Настоящий актер не сыграл бы лучше. Никому и в голову не пришло, что всё было подстроено.
– А маркиза? Как она отреагировала?
– Переживает. Считает себя виноватой. Одним словом, всё идёт как надо. Мы с ней уже почти приятели.
– Я тебе ещё нужен?
– Думаю, я и сам справлюсь, но раз уж ты здесь, то помоги мне перевязать рану.
Я снял камзол и повесил его на спинку стула.
– Впечатляет, – сказал Мишель, указывая на рукав рубашки, покрытый кроваво-красными пятнами. – Выглядит как настоящая кровь.
– Да, свекольный сок очень похож на кровь, особенно если добавить в него чуточку уксуса. Мне уже не раз удавалось с его помощью ввести в заблуждение своих преследователей и замести следы, – приписал я себе опыт одного из известных преступников. – Полиция, конечно, на такое не клюнет, но дружков обвести вокруг пальца можно. Они ведь не станут слизывать пятна крови с пола, чтобы убедиться, настоящая она или нет. А с земли и подавно.
Я расстегнул манжет и на пол упал большой красный комок ваты.
– Бр-р! – отшатнулся Мишель.
– Чего морщишься? Лучше подержи вот здесь, – сказал я, доставая из саквояжа заранее заготовленную длинную полоску белого шелка и прикладывая один её конец к месту мнимого пореза.
С грехом пополам мы обмотали повязку вокруг моей лапы, после чего я взял бутылочку с искусственной кровью и вылил несколько капель поверх повязки. Когда я облачился в новую рубашку, пятнышки крови отпечатались на белоснежном шёлке.
– Вот так! – сказал я, закончив процедуру. – На мой взгляд, выглядит довольно убедительно.
– Не то слово, – согласился Мишель.
– Когда тебя ждать? – спросил он, направляясь к выходу.
– Надеюсь, я вернусь ещё до полудня. Но погоди, – остановил я его. – Я сначала проверю, свободен ли путь.
Я спустился по лестнице в холл. Хозяин уже сидел за своей конторкой. Увидев меня, он сокрушённо покачал головой:
– Ума не приложу, как это могло случиться! Я должен был распознать в этих парнях мошенников.
– Это проще сказать, чем сделать, – попытался успокоить его я. – Если бы мошенников было так легко распознать, они бы уже давно перевелись, потому что все бы чуяли их за версту, и им было бы некого обманывать.
– Если бы я знал, что произошло, я бы не позволил им так просто уйти. Прищемил бы бандитам хвосты, когда бы они попытались улизнуть. А теперь их уже и след простыл.
– Да, они уже, конечно, далеко. Может, так даже и лучше. Неизвестно, чем бы всё кончилось, если бы вы попытались их задержать. А так всё обошлось.
– А ваша рана? Кстати, надо бы на всякий случай промыть её спиртом и потуже перевязать, чтобы не кровоточила.
– Я её уже перевязал. Но вот от чего-нибудь горячительного внутрь я бы не отказался. В вашем погребе найдётся бутылочка кальвадоса?
– Разумеется, найдётся.
– Замечательно. Я прихватил с собой в дорогу бутылку прекрасного испанского хереса, но её я уже обещал вашему юному гостю. Он, кажется, принял случившееся слишком близко к сердцу. Прикажите подать кальвадос минут через десять, а я пока схожу за хересом. Совсем забыл про него от волнения.
– Будет исполнено, – поклонился хозяин.
– Путь через дверь заблокирован, – сказал я Мишелю, вернувшись в свой номер. – У тебя два выхода: остаться здесь до тех пор, пока хозяин не отправится спать, или покинуть гостиницу через окно.
– Остаться не могу. Меня ждут. Полезу в окно. Где наша не пропадала!
С этими словами он ловко вскочил на подоконник. Я приподнял раму, и он летучей мышью соскользнул во тьму.
– Порядок! – услышал я снизу его голос.
– Увидимся завтра, – сказал я и закрыл окно.
Когда я вошёл в обеденный зал, юноша поднялся мне навстречу.
– Вы так быстро ушли, – сказал он, – что я не успел поблагодарить вас за ваш великодушный поступок и даже не представился. Я шевалье Ле Монт.
Я, как и мой юный собеседник, представился вымышленным именем, сократив его втрое.
– Дон Кабралес, – сказал я с поклоном, – Что же до великодушия, то моей заслуги тут нет. К великодушию меня обязывает моё происхождение. Дело в том, что я родом из Ла Манчи, родины странствующего рыцаря Дон Кихота, и просто не могу вести себя иначе. Как и многие мои соотечественники, я унаследовал дух этого благородного идальго. В большинстве случаев моё стремление к справедливости оборачивается для меня неприятностями, но у кого их нет? Посуди сам: разве я мог не заступиться за юношу, осыпаемого насмешками? К тому же я ничем не рисковал, кроме содержимого моих карманов.
– И всё же я вам очень признателен.
– Не будем больше об этом. Вот, кстати, и кальвадос, – сказал я обращаясь одновременно и к юноше, и к хозяину, который поставил передо мной на стол покрытую паутиной бутылку кальвадоса и два стакана. – Я заказал его для себя, чтобы ты мог, не стесняясь, насладиться великолепным испанским хересом. Ты когда-нибудь пробовал это замечательное вино?
– Да, но это было давно. Я ведь не сказал вам, что я тоже родом из Испании. Вернее, не я сам, – поправился юноша, как мне показалось, чересчур поспешно, – а моя матушка.
– Вот как? – притворно удивился я. – Тогда я вдвойне рад тому, что вмешался.
– Вы не подумайте, что я тогда струсил, – сказал юноша смущённо, – просто я не знал, как быть. Я ведь и в самом деле не умею играть в карты.
– Придётся мне тебя этому обучить, если ты, конечно, пожелаешь продолжить наше знакомство. Если ты изберёшь для себя военную карьеру, то умение играть в карты тебе очень пригодится. Да и при дворе, я слышал, играют в карты. Ты не против, что я говорю тебе "ты"?
– Нет, – ответил юноша, слегка краснея, – раз вам так проще.
Моё замечание о продолжении знакомства он оставил без ответа.
– Я слышал, даже сам король иногда играет в карты с кардиналом, – сказал я.
– Может быть. Я редко бываю при дворе, – ответил юноша и покраснел ещё больше.
Я откупорил бутылку с хересом и наполнил его стакан. Себе я налил кальвадоса, но только полстакана, чтобы не захмелеть.
– Давай выпьем за знакомство, – сказал я.
Подняв свой стакан, я осушил его залпом. Юноша последовал моему примеру. Видимо, не хотел, чтобы я, как ранее мошенники, принял его за маменькиного сынка.
– Какое крепкое вино, – сказал он через некоторое время. – Я, кажется, захмелел.
– Это сказывается перенесённое нервное напряжение, хотя вино действительно довольно крепкое. Зато будешь хорошо спать.
– Меня уже клонит в сон.
– Вижу. Взгляд у тебя какой-то осоловелый. Может быть, тебе действительно лучше отправиться в свою комнату? Мы можем продолжить нашу беседу за завтраком.
Юноша сделал попытку подняться, но тут же снова упал на стул. Ноги его не держали.
– Э, да ты, брат, я смотрю, и впрямь опьянел от одного стакана. Давай, держись за меня. Помогу тебе подняться по лестнице.
– Показывай, где твоя комната, – сказал я, когда мы поднялись наверх.
Он показал на дверь моего номера.
– Нет, брат, – сказал я, – это мой номер. Твой, должно быть, следующий.
Я толкнул дверь седьмого номера, но она оказалась заперта.
– Заперто! – констатировал я. – Ключ у тебя?
Юноша не ответил: он спал. Порывшись у него в карманах, я нашёл ключ, отпер дверь и уложил бедолагу на кровать. Потом, подумав, стянул с него ботфорты. Остальную одежду я решил без надобности не снимать. И не потому, что я опасался, что он проснётся. После той дозы снотворного, которую он принял вместе с вином, его теперь и пушкой было не разбудить. Я боялся, что утром, увидев себя раздетой, маркиза может что-то заподозрить. Если ей, конечно, есть что скрывать. Именно это я и собирался выяснить.
Но прежде я на всякий случай запер дверь изнутри; потом, подойдя к камину, пошуровал в угольях, и в комнате стало светлее. Испытывая некоторую неловкость (всё-таки не каждый день приходится раздевать спящих дам без их ведома), я вернулся к кровати, расстегнул на маркизе камзол и высвободил рубашку. Грудь маркизы была перетянута неким подобием корсета, не позволявшим разглядеть, что под ним. Я перевернул неподвижное тело на живот, приподнял камзол и рубашку – и чуть не вскрикнул от удивления. Под правой лопаткой, у самого основания корсета, я увидел знакомое клеймо. Нет, слово "знакомое" не совсем правильно отражает суть вещей, потому что наводит на мысль, что мне уже приходилось видеть это клеймо и раньше. Однако это не совсем так. Раньше я только читал о нём в книгах по истории и видел изображение перстня, с помощью которого это клеймо должно было наноситься. Но ни самого клейма, ни его обладателя мне видеть не приходилось. Да иначе и быть не могло, ведь передо мной было клеймо Ратонов!
Я так и замер на месте, словно громом поражённый. Не знаю, что я ожидал увидеть, но только не это. Я всегда считал историю с клеймом Ратонов вымыслом, сказкой, выдуманной историками. Оправившись от потрясения, я заправил рубашку маркизы в панталоны, перевернул её на спину и вышел из комнаты. Я узнал всё, что хотел узнать.
