Евгений Александрович Козлов
Мистик Томас Свит
Глава двенадцатая
“Мои утверждения вызовут у вас бурю негодования, либо наоборот согласие, ну что ж, в любом случае вы будете неравнодушны”.
“Для вас печальное рыцарство, для меня счастливое мытарство (верность при безответной любви)”.
Даниэла, к своему глубочайшему удивлению, скрыть которое было для нее невозможным, полюбила. Вы сразу обвините в банальности, ну что ж, люди, вверяющие свою жизнь случаю, именно так подумают, я же странник по судьбе с разветвленными дорогами, имею ввиду закономерность происшедшего, другой любой джентльмен, даже наследник королевского престола не произвел бы на нее никакого впечатления. Скажите слишком разборчива, отнюдь нет, скромные привыкают к обстоятельствам быстрее других, и как бы то ни было дебаты излишни. Подозреваю, что они не возникнут, ведь любовь, как правило, в жизни любого человека занимает главенствующую роль. Отступления дают повод задуматься, не так ли? Или, по крайней мере, отдохнуть от сюжета. Однако необходимо вернуться, в то прошедшее время.
Если бы мы подобно вору в черных одеждах, дабы слиться с ночью, карабкались по стене замка, или как Ромео под балконом Джульетты, без упрека совести заглянули в окно одной из многочисленных спален, то увидели бы сцену одного актера, вернее актрисы играющую главную роль в картине Дюрера 1514 года, конечно, всё выглядит иначе и мысли, если честно, сугубо не те, но близки к оригиналу, одно другому не противоречит. Юная леди блуждала по комнате, мучимая бессонницей, в душе ее слишком много мыслей, от того и сон не приходит, размышления ее известны, наивны, просты и сложны одновременно, мысли посещающие всех и индивидуально ее одну. Бедная Даниэла не могла найти покоя, ведь сердце ее пылало, чувства ныне ей неведомые хлынули потоком, который способен напоить жаждущую от засухи землю или смыть берега и мосты. Один взгляд и всё решено, одно биение, единая связь незримого осязаемая лишь душой, трудно описать момент начала любви, должно быть также невозможно описать встречу Евы с Адамом. Любовь одна и вечна, на протяжении всей земной жизни и если на то будет воля Божья и в Царстве Небесном, имеется ввиду любовь между мужчиной и женщиной, будущими супругами, и это лишь малая часть той всеобщей любви к Богу, ко всем людям, неотделенная, но и не главенствующая, как в идеале. Именно так и полюбила Даниэла того высокого джентльмена с ее шляпкой в руках. Она не знала кто он, каково его имя, ничего, но и не нужно что-либо знать, чтобы полюбить, без слов. А так как слово единственный инструмент рассказа, то имеет некую силу и слабость, увы, не исключает неразрешимые вопросы, один из которых, что же произойдет дальше?
А дальше могли бы застать юную леди in anjello cum libello (уединившись с книгой), погружаясь в лоно вымышленных слишком раздутых историй, она каждую секунду вынимала себя за волосы из уединенных вод, ведь реальность время от времени напоминает о себе любимой, не скрыться от нее ни за возвышенным, ни за приземленным. Возвышенное, именно оно и возбуждало окончания нервов, один огромный вулкан, способный окутать пеплом не только Помпеи. Но наша героиня обладала смирением, поэтому переживания как бы велики они не были, останутся внутри души, выплескиваются кои при помощи искусства речи (признаний) и иных форм мирных контактов с окружающим миром. Любовь не ищут, она сама приходит без стука и приглашения, без опознавательных знаков и символов, молниеносно, упрямо, неожиданно, однажды и навеки. Даниэла только-только это осознала и поняла, что обратного пути попросту нет, это благодатное клеймо на ее молодом сердце всю последующую жизнь будет приковывать ее к одному любимому человеку, звучит как рок, фатально, но для любящих, любовь счастье, бремя в радость, и они никогда бы не хотели что-либо изменить. И то, что человек тот единственный, то есть один, нисколько не пугает, да выбор огромен, но он не нужен, его нет. Когда остальные женщины так же красивы, но не идут ни в какое сравнение с любимой, если даже на ней нет тех украшений, платьев, не столь роскошны ее волосы, не важно, вторая половинка есть родная душа, близнец по духу. Уникальность любимого человека неисчерпаема и различима с первого взгляда. Так же и для леди все остальные джентльмены померкли. После таких слов естественным образом обзовут представленное видение “рыцарством”, ребячеством, глупостью, юношескими незрелыми смысловыми метаморфозами, отклонениями от нормы, и кучу других диагнозов, однако те, кто так полагают, явно настроены негативно, скептично направлены к добру, к добрым жизненным путям, добрым параллелям и закономерностям, к доброму миропорядку и общечеловеческих нравственно эмоционально этических связях между полами посредством импульса божественного, выдоха сердца. Ведь такая постановка указывает в первую очередь на светлое, можно легко отследить хронологию отношений, они целомудренны, влюблены, повенчаны, они семья, родители, спасают свои души и своих детей, это явное добро вам так не кажется. Плохо сформулировано, да, но думаю достаточно объяснено. Повторюсь, мы очень любим, подстраивать всё и вся под себя, личность или массу личностей. Так и любовь стала нечто таким реалистично романтичным и в то же время призрачным явлением, например – мы будем вместе, и может быть она посетит нас, а может, нет, любовь вдруг фактически раздвоилась, раскололась, то есть появились понятия – первая любовь, вторая и так далее, а может быть ее и нет, и это всего лишь пустые названия, именующие длительную плотскую близость. Неплохой камуфляж, не правда ли? Блудники таким ужасным способом скрывают свою неправду. В наше время девственность стала позорна, отсталостью, как называл сохранение чистоты немецкий диктатор, имя которого недостойно упоминания. Ныне же человеку придают животный вид, внушают, что мы рабы инстинктов, царствует вседозволенность. Не нужно судить о ком или о чем либо по заблуждающимся. Если большинство занимается непотребством, всячески оправдывая, и смывая с себя грязь с помощью умных слов научного плана, это не значит, что остальные подобны им. Но, сколько бы мы не говорили, любовь не убьют, блаженны те, кто, глядя на осквернение святого, на ближних своих, находят силы и терпение не поступать как они. Будучи невинными телом и душой не давши согласия на грех, обрели искрению любовь в дар, с благодарностью приняли и с благодарностью отдают. Существуют люди в своей жизни, не соединившиеся с возлюбленными, на то воля Божья, нам ли ропать, нам ли печалиться, это не наш крест, всё к лучшему. Еще есть любовь безответная, но она так же счастливая, ведь любимый человек никуда не делся, да он безразличен, но любить это значит отдавать, не требуя ничего взамен, поэтому и в такой любви много радостей, хотя и уныние стоит рядом, способно побудить к пьянству, но лишь потому, что мы были подвержены таким губительным страстям задолго, побороть и жить дальше, помнить любимую с сердечной добротой, молясь за нее, желая и прося у Господа счастья для нее, храня, безусловно, верность, будучи осужденным сверстниками, быть верным. Безответная любовь тема глубокая и многострадальная, будет раскрыта, но не сейчас, здесь неуместна.
Стоит напомнить о незаурядном уме, о непроницательности Даниэлы, которые часто недооценивают в молодых людях, она после долгих размышлений поняла всё то, что легло на ее хрупкое сердце, только начало, а столько переживаний и наплывов чувств. Она испытывала счастье, как никогда в жизни, может быть в раннем детстве, когда ей подарили книжку с Каем на обложке, она чуть не взлетела от радости, но это было лишь тусклой тенью нынешнего счастья. Раньше будто она была пуста, сейчас наполнена, будущее извечно безлико, на мгновение краешком рта улыбается, что же ждет, что там за следующим поворотом. На первых парах не появляется ни одной грустной нотки, мысли благоухают цветочными ароматами. Вскоре мечтательницу сморил сон и она, укрывшись грезами, мирно уснула, предвкушая новый день, в котором вновь зазвучит его голос.
За короткое время наступило утро, ночные веяния немного улеглись, сегодняшний день как очередная микро жизнь, наполненная смыслом или суетой пустот, ожидался быть многообещающим, за исключением привычных утренних церемоний. После коих, напоследок взглянув на свое отражение в зеркале, найдя впрочем, недостатки во внешности, которые находят все женщины без исключения, то ли маленький прыщик на носике или синяки вокруг глаз придающие нездоровый вид, всегда незаметные для других, особенно для кавалеров. Не придав особо важного значения, Даниэла поспешила в гостиную, где был уже накрыт стол для завтрака. Девушка кротко сияла, присутствующие мистер и миссис Краусвеа, сэр Гарисон, мистер Гарисон, не могли не заметить перемену в лице и в настроении Даниэлы, однако это сказалось никоим образом, на ее как многие полагали недостатках, то есть она всё также немногословна, скромна, по-своему элегантна. Вильям вел себя основательно незаметно, строго и даже чересчур холодно. Можно вообразить, что его за короткий срок удручили стены замка и особенно его обитатели, но это определенно не так, просто напросто по утрам он всегда выглядит именно так, человек, который не хочет, чтобы его беспокоили по пустякам; после десяти часов, как правило, наступало окончательное пробуждение, и он становился открытым для мира. Завтрак прошел быстро, на одном дыхании, а вернее укусе, достопочтенные отцы поспешили удалиться, говоря о срочных делах. Сэр Гарисон в свою очередь также испарился, не удостоив леди еще одним невольно брошенным взглядом. Она, постукивая ложкой, толком, не знала, смотреть ли ей без устали на объект своих воздыханий или опустить робко очи в тарелку, получилась впоследствии золотая середина. Единственное что она хотела сделать, это поговорить с ним, всё равно о чем, только бы услышать тот полунизкий тембр голоса. Миссис сидела возле дочери, и примечала каждое ее движение, и увиденное разогрело любопытство дамы, возник вопрос – а как взаимодействуют два атома в вакууме, хотя и за краткий срок, но все же. Вполне обычно, когда пара молодых людей, единственные в геометрически очерченном месте, контактируют, симпатизируют друг другу, дружат, в этом нет ничего особенного, но матушку Даниэлы заботило иное положение будущих событий, разыгрывающихся в зачатке на ее пытливом взоре.
– Ты уже успела поговорить с сэром Гарисоном? – спросила миссис.
– Да. – ответила Даниэла (она всегда говорила правду или молчала смотря на специфику вопроса).
– Замечательно, надеюсь, вы и впредь будете общаться, подобные связи в высших кругах незаменимы и трудно получаемы. Не упусти свой шанс, Даниэла. – с долей высокомерия проговорила миссис. – И как ты относишься к нему, позволь узнать.
– Он образован, ум его по строению прост, звучит речь без сарказма и напыщенности, не дурен собой, работает в канторе по кораблестроению…
– Интересно. – перебила матушка. – Но о достоинствах и достижениях сэра Гарисона знают многие, мне важно услышать твое личное отношение к нему дочка.
– Думаю, мы подружимся.
– Вот и славно, с этого и стоит начинать. Иди. Сегодня не занимай руки кистями или книгами, они будут отвлекать тебя от более важных дел. У меня на тебя возложены большие надежды, смотри не подведи меня.
Даниэла и без слов наперед поняла, какие именно планы она питает, девушка хотела возразить, но не смогла с ней поспорить, как всегда мысленно конечно, раньше она бы на подобные темы оградилась безразличием, сейчас же некоторое положение вещей и чувств изменилось, возражений меньше, мы любим, потянуть руки к недосягаемому, бежать к горизонту. Насчет книг она решила ненадолго отложить их, и не читать, да и когда, ведь времени так мало, а сказать нужно так много.
Amor tussisque non celantur (любовь и кашель не скроешь). Ле Фаню пишет подобную мысль, что человек вскоре рано или поздно выбирает между браком и путем мудреца, одиночества. Согласимся с ним, выбор должен быть, а не слепое понукание стереотипам и общественности, делать как все ненужно, необходимо совершать поступок по своему разумению. Верное решение знает лишь Бог, мы же слушаем советы или приказы, которые вполне могут оказаться ложными, самое наилучшее следовать Божьей воле, наставляющей нас на добро. Конечно, легко не будет, преодоление себя, всего, борьба со страстями, вот что ожидает однажды ступившего на стезю послушания. Впрочем, для матушки Даниэлы не было выбора так такового, понятие “старая дева” она искоренила сначала из речи, потом из лексикона в целом, само монашество вызывало в ней бурю негодований, каплю жалости, затем безразличие, нет, она не хотела бороться с людьми выбравших безбрачие, обычно таких отдельных индивидуумов общества считают слабыми и вполне ненужными объектами, впоследствии решений проблемы возникает у столь радикально настроенных людей две: первое моральное и физическое подавление, устранение, второе традиционное невмешательство, то есть, зачем тратить свое время на бесполезных. Миссис придерживалась второй позиции. Сторонники брака, характеризуя “бесполезность” приводят в пример демографию, но думаю бояться им нечего, мудрецов не так много. Неуместно говорить о за и против, этим пусть занимаются социологи (наверняка известно в чью пользу они отдадут свой голос, как им прикажет власть так они и напишут) и богословы, я лишь выдвину мысль, что они равнозначны, если делаются во имя любви. Жениться хорошо, не жениться, не познавая женщину (то есть сохраняя девство на протяжении всей жизни) также хорошо, смотрите на свою жизнь, что вам уготовано. И если я не склонен к браку, и в один прекрасный день появляется женщина, которая будто послана Господом, дабы мы соединились, повенчались, ну что ж, нужно следовать по этому пути несмотря ни на какие протестные установки.
Юношеские похоти, всегда ли они имеют место в жизни? На нашем (думаю и последующих) веку еще встречаются молодые люди без той губительной жажды, утолить которую, впрочем, не является реальным, и именно из их немногочисленного числа была Даниэла, предположу, даже решусь утвердить тот факт, что последуют обвинения в ее незрелости, нет у нее опыта, заслуг, побед и поражений, категорично, говорить о несовершенстве личного мировоззрения неуместно, особенно тем, кто совершает какой-либо грех, советует ближним поступать именно так или еще хуже, дабы высветлить себя, за счет падения другого. Не нужно помогать греху, необходимо видеть свои злодейства и не допускать, чтобы люди повторяли, стыдить себя, укорять. Века сменяют друг друга, былые ценности обесцениваются, страсти становятся нормой и пережитки старого никого не заботят, однако ветхие картины сейчас стоят “бешеные” суммы, требуя от покупателя не малые затраты, стареют но лишь многозначительней становятся, целомудрие нынче стоит практически ничего, речь идет не об экономике, а о попущении, порой закрываются глаза, прищуриваются, взрослые они уже сделали свой выбор, уже поздно, но юные души искушаемы сегодня легионами, но, как известно, претерпевший до конца спасется. Самокритика еще никому не вредила. Вы спросите, а что есть грех? На этот счет существует много мнений, и как мы видим поколения, редактируют понятие с изрядным постоянством, не стоит и мне выдвигать какие-либо гипотезы, скажу лишь одно главное, грех всегда ощущается, если нам показать воду и грязь, то выберем путем ощущений прозрачную жидкость, а не зыбкую липкую массу с неприятным запахом, даже если мы не будем знать их свойства до первого знакомства, падение неестественно человеку, это понимание вещей заложено в нас, иногда чувствуется слабо, но всегда. Не забудем об ангеле хранителе, он голос совести, возникающий на грани между отказом и принятием, свершением. Мы не одиноки, идет борьба за каждого человека, непрестанно. Вслушивайтесь в себя, и вы услышите, всматривайтесь в себя, и вы увидите. Страсти сладки и обманчивы, многие из них носят маски, сорвать кои возможно одним словом – нет.
Юная леди, забыла обо всех своих речах, влечение желание поговорить с сэром Гарисоном руководило ей, она металась из комнаты в комнату, ища своего любимого. Для леди свойственна планомерность действий, Даниэла же думала только об одном и ни о чем более.
Отложим меланхолическую задумчивость и вернемся к поискам неуловимого преступника, так бесцеремонно похитившего девичье сердце и благосклонность, в защиту необходимо сказать, что он об этом факте не ведал. Так сэр Гарисон в одной из комнат для гостей спешно укладывал чемодан сугубо мужскими вещами, не многочисленными, терпения в нем всё меньше, застежка никак не поддавалась силовому воздействию, противилась. Позади, послышались робкие как у лани шаги, заставившие его, совестно обернутся. В дверях стояла Даниэла, явно не решающая войти, озабоченная некой проблемой, прижалась к косяку и не без жалости смотрела.
– Вы уезжаете, так скоро?
– Даниэла, вы не так поняли. Появилось желание осмотреть окрестности, ближайший город. – говорил Вильям не веря своим словам в строгой позе. – А что, хотите, остановить меня?
– Да нет. – пролепетала девушка.
– Так да или всё же нет. Укоризненно заявил сэр Гарисон.
Последовала непродолжительная пауза, они будто приводили мысли в порядок. Затем чемодан сдался, замок щелкнул, хозяин поклажи произнес.
– Извините меня. По утрам я обычно не в духе или как говорят, встал не с той ноги. Вы сегодня милы и чересчур прекрасны для такого унылого дня, но даже это не поможет мне справиться с утренней раздражительностью.
– Вы хотели уехать.
– Да, вы меня раскусили. Поначалу я не ждал, что-либо занимательного для себя увидеть здесь, я знал, у графа Краусвеа есть дочь, которая не знаменита и не интересуется ничем мирским, но я ошибся, вы Даниэла мне столь интересны, даже когда немногословны, многие подражают, не беру в расчет людей великих, сейчас стараются быть похожими на преуспевающих, дамы завидуют красоте и количеству колец на пальчиках, сеньоры делают пометки и считают, сколько женщин побывало в их объятьях, вы же не слушаете никого, остаетесь собой в любой ситуации. Я устал от тех леди, считающих флирт основой здоровых отношений, во время беседы меняют интонацию голоса, играют. Я зачастую поддавался, но с вами, я будто свободен. Не люблю менять планы, покинуть вас было бы неслыханной ошибкой. Не волнуйтесь, осмотрю графство, как задумывал, а затем вернусь.
– Можно составить вам компанию?
– …Вполне. Если конечно родные не будут возражать против небольшой прогулки.
– Я спрошу у матушки, вы не против?
– Да-да, безусловно. Как всё удивительно обернулось, в такие моменты начинаешь благодарить судьбу.
Как вы успели догадаться матушка была крайне не против и более того не желая больше ничего слушать, самолично отпустила дочь. Словно к алтарю.
В карете ехали одни. Наедине, трудно описать, что чувствовала Даниэла, должно быть нечто близкое к блаженству. Сэр Гарисон, немного смягчившись, не спускал глаз с девушки, прежде чем они снова заговорили, переждали небольшой антракт, кто в чувствах и в волнении, а кто в буфете с пирожком за щекой.
– Часто вы выезжаете в город? – спросил Вильям.
– Теперь довольно редко, после одного происшествия, у меня больше нет желания быть там.
– Но сейчас мы едем именно в город, вы знали это, но согласились.
Даниэла не ответила. Ей было трудно что-либо произносить, ее сердце колотилось, ручки дрожали, оттого они смирно покоились то на коленях, то на талии. Вид из окна ее не заботил, официальная цель поездки тем более.
– Какое именно место вы хотели бы мне показать? Уверен, из вас выйдет отличный экскурсовод. Итак, какое?
– Церковь. – лишь смогла произнести леди. (услышав это заявление матушка ликовала и начинала бы судорожно писать пригласительные письма на свадьбу, но девушка имело иное представление).
– Вполне заманчивое предложение. Старые храмы красивы, величественны, сколько молитв там было воспето, они будто витают в воздухе пахнущим ладаном, неповторимые фрески, трудоемки и живы.
Последующая сцена покажется странной, мрачной, из-за нестандартного места действий. Фигурировала в рассказе уже не раз, потому атмосфера будет знакома. Кладбище возле церкви утопало в устилающих объятьях осени, небо хмурилось, листва почти опала и деревья обнажились, не смущаясь наготы, мирно дремали орошаемые частым дождем. Выйдя из храма и бросив взгляд немного в сторону от кладбища, нам покажутся две фигуры, восседающие на скамейке, они практически не двигались, не разговаривали, мы бы подумали, что это духи давно ушедшей в мир иной влюбленной пары, в одном ошибемся, Даниэла и Вильям дышали.
– Я удивлен тому, как вы хорошо знаете историю церкви. Но думаю на сегодня предостаточно повествований, для моего забывчивого ума это слишком много. – сказал Геральд меняя тему беседы. – Я заметил, вы чем-то встревожены.
– Я?
– Вы, конечно, кто же еще, мне столь интересны сейчас. Так, ответите?
Даниэла хотела все сказать, признаться в своей любви, вывернуть свою душу наизнанку! Почему она это не сделала, ответ кроется в скромности, хотя она рано или поздно откроется. Она решает вместо изъяснений углубиться в недалекое прошлое, поведать потаенное, значимое, то, что услышать, достоин не каждый.
– Примерно месяц назад я отправилась за покупками в город, или для моциона, точно не смогу вспомнить. С лакеем, матушка не смогла сопровождать меня. Я была рада немного отдохнуть от ее вездесущего покровительства. Все необходимое благополучно куплено и когда возвращалась вдоль улицы, я стала свидетелем безразличия. А именно, увидела возле стены одного из домов лежачего человека, он спал или был без сознания, или мертв, даже подумать об этом страшно. И, и я прошла мимо, думая о том помочь мне или нет, я шла, и не вернулась к тому бедному мужчине. Он был легко одет, но не как пьяница, нет, одежда чистая и аккуратная, рука в побелке, локоть, если точнее, должно быть ударился при падении. Я прошла мимо, не спросив как он, нужно ли позвать доктора, не проверила пульс, не сделала ничего, что нужно было, поступила не как человеколюбивый человек, не как христианин. Не помогла, грех на мне и он тяжек, я нарушила одну из заповедей Христа. Не могу простить себя. Ведь нужно поступать так, как хотел бы ты, чтобы поступали с тобой, неужели я хочу, чтобы никто не замечал меня, будто меня не существует, особенно когда я в беде. Невмешательство, вот что двигало мной. Да, я часто не могу подойти, заговорить с человеком из-за кротости, боязни нового, но это не оправдание, оно и ненужно. Уже поздно. А если тот человек погиб, по безразличию трусости, то, прости меня Господи.
Сказав это, Даниэла замолчала, ей было действительно больно, каждый подобный отрезок судьбы отчетливо впивается в нашу память, перед нами был четкий выбор, но я поступил не так, как нужно, избрал не добро, а зло в мирном на первый взгляд безразличии.
Сэр Гарисон явно пожалел о том, что спросил, неудачно, но он же не знал, что всё обернется именно таким образом. Зато проявил себя по-джентельменски, попытался утешить плачущую леди, она не рыдала, но слезы катились одна за другой, рука прикоснувшиеся к девушке смягчила, согрело кровоточащее место в душе Даниэлы.
Впервые он не мог подыскать нужные слова. Только когда они возвращались в замок, после короткой экскурсии, так как город по площади невелик, да и расстроившаяся девушка вызывала в нем опасения, Вильям произнес следующую фразу.
– Может, просто не вы должны были помочь тому человеку. Представим, что по той улице шла сотня людей, и что будет, если все разом станут оказывать ему необходимую помощь, произойдет давка и неразбериха, то есть должны были несколько или один человек, и вы не в их числе.
– Прошу ненужно меня оправдывать. Нельзя перекладывать свою ответственность на других. А что должно было произойти? Я вам отвечу, у меня и мысли не должно было возникнуть, невзирая на ситуацию помочь. Вместо этого одна несоразмерная слабость моей натуры.
– Не стоит себя так корить.
– Нужно себя корить и постоянно указывать на свои недостатки и слабости.
– Соглашусь, но не в целом. Если как вы говорите – постоянно, то все мелкие промахи, поражения, невзгоды заполнят пространство вашей души, вытеснив что-то доброе, что в каждом человеке есть.
– Довольно личное я вам поведала и вновь всколыхнула ту горечь.
– Я благодарен, за то, что вы открылись мне, с этой новой своей стороны.
– А вы расскажите что-нибудь о себе.
– Признаюсь, мои грехи куда страшнее, но все мы грешны, и это не факт, это общая болезнь. В двух словах я уже много сказал о себе, трудно что-либо добавить. Из-за работы или по природе я расчетлив и иногда циничен, жизнь мною проживается ради нескольких целей, они просты, материальны, хотя есть еще и цели самолюбия, например, чтобы люди помнили обо мне, хотя бы несколько веков. Вам подобное не по вкусу, я знаю. Я здесь всего пару дней, а уже позабыл о той банальности и вы, безусловно, внесли свой вклад в мою изменчивость. Боюсь, стоит вернуться за рабочий стол, как жизнь потечет в обычном русле. Жаль я по натуре не авантюрист.
– Вы не такой.
– Я черств, и людям это нравится, они думают, что это признак самовыражения и подтверждения силы. Вы вправду хотите знать меня, тогда слушайте. Даниэла, вы просили меня задуматься над выбором, и, сделав не правильный, до сих пор занимаетесь самобичеванием, я же в свою очередь, считаю, хватит одного слова – прости, и вы будете прощены.
– Кому больше дается, с того и больше спросится.
– Конечно, но дело не в этом. Когда вы поведали мне отрывок из своей жизни, так живо и искренне, я изумился вами и задумался. И почему-то я уверен, что если попаду в такую ситуацию, помогу любому, кто нуждается, вспомню вас и сотворю добродетель ради вас, не для себя. Вот видите, как всё вышло. Даниэла, вы думали, что непоправимая ошибка в траурных одеяниях нависла над вами, без просвета, без надежды, но впоследствии вы показали мне не своим примером, нет, а своим отношением к сей ситуации каков верный путь. Можно даже сказать исправили во мне былые устои, скорее застои. Маленький светлячок мерцает вдали, не правда ли.
– Я рада, что вы переменились.
– Ну, вот и улыбнулись. Более того у меня возникла еще одна мысль, трудоемкая, но многообещающая. Завтра рано утром не ждите меня, если мне будет сопутствовать удача, то я смогу немного успокоить вашу душу.
– О чем именно вы говорите.
– Завтра.
Сэр Гарисон и не подозревал, что для юной леди не было завтра, было лишь сегодня, она проживала каждую секунду как последнюю, измерителем времени для нее было ее же собственное сердце, то ускоряясь, то замедляясь, тем самым контролируя ход событий. Она ловила каждый момент, потому знала, поездка запомнится ей на всю оставшуюся жизнь, поэтому стоит запомнить всё до мельчайших подробностей. Во влюбленных воспоминаниях главным, центром является любимый человек, остальное же зачастую не так важно. Особенно так четко запоминают люди, осознающие свою недостойность тех мгновений, тех обращений, взглядов, речей, недостоин происходящего, как в иконе важна каждая деталь, кажущаяся мелочью, ведь второстепенного нет.
