Евгений Александрович Козлов
Этюды романтической любви
– Особенно меня пугает твое спокойствие, во взгляде твоем читается усталость предстоящего самоубийства. – сказала Фелиция как всегда рассудительно. А Феликс по-прежнему изливал свою душу подобно творцу творящему нечто неведомо гениальное.
– Душа моя боится смерти, а тело моё не посмеет умереть раньше срока. Самоубийству не бывать, мы уйдем из этого мира вместе, ни раньше, ни позже. – девушка на столь дерзкое заявление лишь вздохнула. – Почему у других людей всё так просто, они встречаются беззаботно и непринужденно, они не испытывают страх, непонимание обходит их стороной. В то время как мне приходиться ежедневно отчаянно убиваться и меланхолично стенать. Неужели безответная любовь будет убивать меня, как и прежде? Я чувствую ее, она не покидает меня. И ответь мне – почему мы не можем общаться, переписываться, взаимодействовать как обычные люди? Не отвечай. Я знаю ответ. Потому что ты вводишь меня в нерешительный страх и благоговейный трепет, а я тебя в бесчувственную отрешенность и в эгоистичную ненадобность моих скромных притязаний. – кротко проговорил Феликс.
– Потому что я не желаю обижать тебя. Я не буду делать тебе больно, я не стану питать тебя ложными надеждами, Феликс. Мое безразличие к тебе есть не что иное, как забота о твоем благополучии. – ответила она.
– Когда я нахожусь рядом с тобой, то в это мгновение я самый счастливый человек на всем белом свете. Когда я получаю от тебя письмо, я самый обрадованный человек во всем мире, и когда я вспоминаю о тебе, я припоминаю что живу. Но если всего этого нет, то я самое несчастное существо во всем мироздании.
– Ты снова преувеличиваешь. – ответила Фелиция.
– Пусть так. – видно как юноша крайне устал, изможден, каждое движение дается ему с трудом, как впрочем и фибры его души извергаются противоестественно. – Сейчас я раскрою тебе еще одну тайну. Любовь живет, обитает во мне, но питаешь ее только ты, Фелиция, как ты не поймешь, каждое твое движение, взгляд, слово, письмо, всё это облагораживает мои помыслы, и я вновь устремляюсь к тебе, льну к твоей загадочной душе и… – тут он вздохнул. – Я не обвиняю тебя ни в чем, для других всё это великолепие кажется простым и обыденным, те люди не видят тебя такой, какой я вижу, они не относятся к тебе с таким нежным любострастием. Но для меня это колоссально важно, как ты это не поймешь?!
У Феликса преждевременно отяжелели затененные веки, бледность его лица заимела прозрачный синеватый оттенок, его сальные волосы, уложенные на пробор, на концах стали взлохмачены, а сердце его словно вырывается наружу, причиняя безудержную боль всему его юному организму. Но он продолжил излагать свои романтические помыслы.
– Каждодневно и на протяжении всей жизни меня будет мучить один вопрос. Но прежде чем я озвучу его, хочу объяснить причину, по которой считаю тебя самым родным для меня человеком. Ты умеешь слушать, только ты внимательно внимаешь моим глупым словам, посредственным выражениям, не осуждая меня и не переча мне. Только ты даришь мне удивительные встречи с настоящей реальной девушкой, не боясь при этом за свою репутацию. Только ты настолько добра, что я иногда готов склониться перед тобою на оба колена.
И вправду, Фелиция не отвлекаясь, внимательно слушает его резкие речи, должно быть, будучи крайне начитанной, она умеет прилежно концентрироваться на предмете своего изучения. И к столь возвышенным репликам она привыкла, однако выпады Феликса весьма будоражат ее задетое самообладание.
– А теперь мой главный вопрос к тебе. Почему ты не любишь меня? – в ресторане, будто всё стихло, даже музыка деловито притихла, самостоятельно убавив звук в колонках. – Ведь я могу стать для тебя кем угодно, мне по силам создать ради тебя, что заблагорассудится желанию твоему. Хочешь я стану знаменитым творцом, весь мир будет знать о моей многострадальной личности. Хочешь я стану писателем, напишу книгу и посвящу ее тебе, ведь ты так любишь читать. Хочешь я стану художником и устрою персональную выставку полностью составленной из твоих портретов. Я могу стать музыкантом, и серенады будут оглашать в пределах атмосфер консерваторий твое имя столь любимое мною. Я могу также быть режиссером, дабы снять фильм с идеей воспевания красоты твоей. Хочешь я стану богатым и обеспеченным, смогу приобрести для тебя всё что угодно. Хочешь, я познаю весь мир и отворю небеса и тайно оглашу тебе истины мироустройства. Раскрою тебе рая боготворимые отголоски, поведанные мне самим Творцом. Хочешь обыденности? Пусть так, я подарю тебе цветы и вечер при свечах. Желаешь свадьбу, пожалуйста, тебе нужно лишь взять меня за руку и отвести в зал бракосочетаний, а затем в церковь ради свершения таинства венчания, и ты станешь моей супругой. Тебе не нужно уговаривать меня, соблазнять или ухаживать за мной. Ведь я уже твой. Скажи, что мне сделать, кем мне быть, чтобы обрести любовь твою, Фелиция?
Нисколько не пораженная его словами, девушка взглядом обдала эмоциональной тусклостью.
– Даже если ты исполнишь всё перечисленное, то всё равно не добьешься любви моей. Пойми, наконец, я не могу даровать то, чего нет во мне по отношению к тебе. – холодно ответила заинтригованная девушка.
– Тогда, хочешь я буду жить для тебя, или умру ради тебя. – отчаянно не унимался юноша.
– Феликс, ты уже знаешь ответ.
Зрачки Феликса впали в глубокое отчаяние, не сводя горестных глаз с девушки, он готов был излить неустанные слезы печали из напухающих век, дабы тем самым немного облегчить муки сердца. Неоспоримая правда безжалостно жгла его юную мятежную сущность.
– Признайся себе, что ты одержим мною. Ты свою одержимость называешь любовью. – теперь уже мягко, но твердо проговорила Фелиция тоном заправского психолога.
– Тогда почему именно ты – моя любимая, из огромного числа девушек мое сердце избрало именно тебя. И на всем жизненном пути я буду любить только тебя одну. – искренно сердцем изливал кровь словес любящий юноша. – Прости за то, что я настолько безумен. Прости за то, что мое больное сердце заключило в себе твой святой образ, ту светлую первородную частицу души твоей. Прости, но я не могу иначе. Прости за то, что я не обладаю теми качествами, какие тебя привлекают в мужчинах. Прости, что я никто, и останусь никем. – сказал Феликс. – И я знаю, любовь твоя бесценна, и чтобы я не предпринял или подарил тебе, всё ничтожно, всё недостойно, тленно, несносно, временно и бренно.
– Мы просто разные люди, у нас нет ничего общего. – заключила девушка.
– Поверь, я видел многие пары, настолько несвойственные и различные, непостижимые для стереотипного сознания, что не подлежит пониманью по какой причине они вместе. – и Феликс тут же выпалил. – Любовь! Вот что их связывает, вопреки внешности и уму, предпочтений и интересов. Да, они различны, но любовь неразлучно соединяет несовместимое, склеивает разбитое, излечивает больное, и воскрешает мертвое.
– Вот и дан ответ на все твои вопросы. Между нами нет любви, и не может существовать.
– Но по какой тогда причине столь ужасный человек, столь грешный и бездарный, я, смею мыслить о тебе, созерцать, разговаривать, обращаться и требовать ответного внимания, кто я такой, чтобы требовать от тебя что-либо. Я устремляюсь телом и душой к кому-то прекрасному, ведь по сравнению со мной ты ангел, ангел светлый и непорочный. Но как я только посмел высвободить свои чувства и огласить их не единожды. Нужно было сохранить их в себе. – Феликс дрогнул. – Нет. Тогда бы я окончательно сошел с ума и жалел бы о том утраченном времени, зрелость длится очень долго, но юность скоротечна, ее не вернуть, посему я наслаждаюсь расцветом твоим и не могу, то мгновение проспать, упустить. Только скажи, и я покину твою жизнь навсегда, скажи! Но ты молчишь. Неужели тебе нравиться смотреть на мои страдания? Ты просто добра ко мне, ты знаешь, что лишив меня и крупицы своего сокровенного внимания, ты тем самым ввергнешь меня в бездны безумия и глубины отчаяния. Добрая заботливая муза Фелиция, как же тебя недооценивают.
– Ты так много говоришь о себе. Бесформенные чувства, пугающие страхи переполняют тебя. Должно быть тебе ужасно больно. – горько сказала девушка.
– Для других я пустой невзрачный сосуд, потому они не ведают то, что находится внутри, а зрят лишь на гладкую или шершавую скучную поверхность. Я раскрываюсь только перед тобой, посему можешь принять меня или отторгнуть.
– Разве я виновата в том, что не люблю тебя? И боль ты причиняешь сам себе. Потому отпусти меня. – пожелала девушка.
– Никогда я не разлюблю тебя, ведь любовь вечна. Говорят – тот, кто много рассуждает о любви, на самом деле не так уж и влюблен. Но разве любовь можно понять? Постичь любовь также трудно как приблизиться духом к Богу. Разве возможно постичь непостижимую безграничную безначальную суть всего? И я ничего не знаю, но чувствую сердцем, мои уста говорят слова сердца, а руки творят шедевры сердца.
Фелицию изрядно утомили безжалостные порывы славословия Феликса. Будучи вдохновленным видением своей любимой, он сопереживает то нечаянное воздыхание непрестанно. Его чинно воздыхающие мысли льются при разлуке с Фелицией, те бескорыстные дифирамбы юной непосредственности и мечтательности, нынче исторгаются молниеносно, карая, пугая. Преодолевая страх стеснения с помощью искренних излияний сердца своего, он говорит просто, как обычный человек, не имеющий вольного времени на подбор сложно-произносимых слов. Ему необходимо дословно со всей незамысловатостью слога передать девушке свое любовное послание, одарить ее откровением и содрогнуть предложением.
В тот духовный период, проблемы мира уходят на второй план, остовы реальности становятся хрупкими, шаткими, ибо во всем мире есть лишь они двое, потому окружение словно затаилось в ожидании трагедийной развязки. Он ощущает легкость, а она словно уже знает все роковые ответы на его насущные вопросы. И сколь и прежде он наивно продолжил изъясняться на понятном только одному ему языке биения своего любящего сердца.
– Я слушаю тебя, потому что понимаю – помимо моих чувств и воззрений на мир есть еще и другие, не менее важные, особенно непосредственно затрагивающие меня саму. – сказала девушка.
– Потому не удивляйся восхищению моему о твоей неописуемой первозданной красоте. Ты не можешь видеть себя моими любящими глазами, тебе не почувствовать тепло исходящее от тебя, излучаемое от тела твоего. Вот я сижу на расстоянии, но меня словно опаляет печь, стоит повернуться боком и только часть моих рук и лица будут согреты, это доказывает, что источником тепла являешься ты. По обыкновению душа моя заключена в потаенную темницу, здесь холодно и одиноко, лишь короткий лучик света веры из оконца освещает меня. Душа моя кричит, но ее никто не слышит, душа стучит и царапает стены, но всем безразличны те звуки, душа страдает, но те болевые стенания утихают, когда ко мне в камеру приходит посетительница, редкая, драгоценная. Тогда на несколько часов душу мою выводят из темницы и оставляют наедине с тобой. Обретя долгожданное спокойствие, душа моя вскоре согреется и позабудет яростные потуги безумия. Жаль та встреча вскоре окончится, и меня вновь заключат под стражу. Я сам заточу себя в себе.
– Тебе нужно раскрыться, познакомиться с новыми людьми, отпустить меня и отыскать ответную любовь, другую девушку, которая сможет полюбить тебя, Феликс. – пыталась сгладить неровности его высказываний своевольная девушка.
– Не говори так, ты призываешь меня ко лжи. Любить тебя, но быть при этом с другой девушкой, нет, никогда я не опущусь до такого, не бывать тому. Сколько лет, шесть, семь, я люблю тебя своею ничтожной любовью, и отступиться от заповеданного обета сердцем не посмею. Слишком долгий путь я проделал, чтобы идти обратно. С какой целью я устремляюсь к тебе? Не для взаимности, я просто желаю сотворить для тебя нечто достойное, достойное памяти обо мне. Я не могу отпустить тебя. Ты можешь лишить меня памяти, но останутся чувства, лиши меня чувств, но останутся воспоминания. Прости, за то что тебе приходиться слушать мои бесхитростные безрассудства. – прежде он не давал выход слезам, дабы они не мешали ему говорить, однако спустя некоего времени, изрекши многое из вышесказанного, слезы хлынули из его набухших глаз и струйками потекли по бледным щекам. Феликс не стал скрывать их и не посчитал зазорным свой плачь.
Фелиция не растрогалась, а еще сильнее начала жалеть его, укоряя его непомерную слабость и умозрительные заблуждения. Перед собой она видела большого ребенка, не ведающего правил во взрослых играх, в которых правит эгоизм, поэтому любовь им видится лишь как способ достижения собственного удовольствия и благополучия.
– Я смирен, потому что опустошен. Иногда мне кажется, что весь мир будто создан исключительно для меня, и ты словно создана для моих страданий, ради моего мимолетного счастья. Я словно один не могу понять мир, и не могу понять, что такое любовь. Во мне говорит гордыня, я гордец, которому гордиться нечем. Этот мир создан только для вас, а я лишь “тень веков минувших…”. Иногда во мне просыпается нормальный человек, и он желает быть любимым, иными словами он желает, чтобы его любили. В эти краткие вспышки обыденности я забываю, предаю забвению свое внешнее и внутреннее уродство, недалекость ума, я кажется, обычен – говорю я себе с иллюзией уверенности, потому жду ответный взгляд девушки, но она также безучастна к моей жизни, я ей неинтересен, ведь я ужасен, однако иногда воображаю себе иное. И в то краткое время я жажду взаимности от тебя, мне оказывается недостаточно воздыханий и душевных творений, кажется, я могу обладать тобой, могу составить с тобой обыкновенную пару, как у всех счастливых молодых людей. Поэтому, Фелиция, прошу тебя, скажи мне – нет, изреки тому моему заблуждению громкий отказ, огласи во всеуслышание ответ на мое предложение тебе – быть вместе.
– Извини, мне придется отказать тебе, так как у нас нет будущего и … нет. – ответила учтиво девушка.
– Достаточно. – оборвал ее Феликс. – Благодарю тебя, отныне во мне живет лишь духовная любовь к тебе, и тот нормальный человек более не проснется, ты убила его одним малым словом. Как трагично, не правда ли, я полюбил ту, для которой я всего лишь пустое бесполезное место. Я часто спрашиваю себя, а какова моя мечта, но не нахожу ответа, должно быть мечтаю составить с тобой единое целое, на земле и на Небесах, о как всё это романтично, однако всё рушится при возвращении в реальность. Должно быть, одиночество – это когда человек находится лишь внутри души своей, рассуждает, воссоздает образы и мир окружающий растворяется дымчатой поволокой безысходности, есть только я и более никого, лишь мои мысли, фантазии и замыслы и более никто и ничто не потревожит мое безмятежное существование. И скоро я предамся одиночеству, но прежде, побуду с тобой еще немного.
– Тебе определенно нужно побыть одному и переварить всё мною сказанное. Но я не удивлена, я знала, что ты рано или поздно высвободишь свои нетрезвые чувства и обретешь покой душевный на некоторое время. – лаконично, даже задорно произнесла Фелиция.
– Может быть. Однажды я отпущу тебя, не буду больше докучать тебе. Отпущу тебя на волю, словно птицу из душной клетки.
– Скорее себя.
– Но не сейчас. Мир создан для меня, вокруг актеры, которые играют свои обыденные роли, они счастливы, и лишь я один импровизирую, или вовсе наоборот. Я не могу обвинить тебя в расчетливости, сухости взаимоотношений или черствости сердца, нет, таков суровый закон мира сего, что меня невозможно полюбить. Потому не смею обвинять или судить тебя, твои действия и слова, к сожалению, предсказуемы. Фелиция, ты обычная уникальная девушка, а я безумец, дерзнувший соприкоснуться с тем, чего недостоин. Прости меня. – говорил слезно Феликс.
Их диалог окончился на грустной минорной ноте, одна единственная клавиша завершила череду излияний карающего ненастного сердца юного Феликса, готового в любой неподходящий момент потерять всякое сознание, отчего он облокотился на спинку шершавого стула, и тяжело дыша, смотрел смущенно в пароксизму сатиры небытия неразделенности любви сквозь непроницаемую действительность своего драматичного бытия. Соленые потоки на его лице обжигают кожу, руки его дрожат, а ноги вопрошают у души сигнал к бегу, его горло пересохло, его тело сотрясает нервная дрожь здравого сумасшествия. Он чувствует неминуемое падение, еще немного и он разобьется насмерть, но умереть нисколько не страшится, поскольку отправил в мир, в воздушное пространство сотню слов, которые благополучно донеслись до проницательного слуха девушки, она услышала их, запомнила, посему он оставил вездесущую память о себе, и вечно будет жить в ее воспоминаниях. Фелиция позабудет тех кавалеров уверенных и красивых, но скупых на чувства и слезы, разучившиеся плакать, они смешаются толпой в ее памяти, а он, кропя манжет рубашки каплями живой воды, навсегда врежется в ее мироощущение, потому отныне видимость человеческой сущности стала для нее шире и многогранней.
Правдой является истина о бессмертии души человеческой, раз она способна вынести столько смертельных ран. И душа его кричала и рвалась на волю, страшный вопль рыданий сотрясал его внутреннее естество. Но никто из людей не слышит наши крики, когда с нами творят несправедливость. Не слышат когда ругают и бьют ребенка, в то время как детство должно быть наполнено счастьем и довольством. Известно, что повзрослев, мы и так вдоволь набьем синяков, еще впереди скорби и неприятности. Став взрослыми заимеем понятие – ответственность, тогда с какой целью малое дитя лишают ласки и родительской заботы, требуют от ребенка возношения и почетных заслуг, потому дитя так кротко молчит, по причине боязни, но в душе своей стонет и кричит неистово. Еще когда нам дико плохо, мир словно переворачивается, нам грустно и больно, но люди вокруг с улыбками на лицах проходят мимо, либо вовсе отказываются воспринимать наши слезы, демонстративно продолжают эгоистично довольствоваться радостями своих жизней, не замечая других. И мы кричим им – услышьте нас, но тот глас бесследно растворяется в темном безвременном вакууме пустых комнат. Если бы только они расслышали те крики, что оглашают люди обремененные бременем нести свой крест без ропота и прекословий. И как бы художник не сопротивлялся и не любил свое предназначение, возложенное на него Господом, вопреки суждениям своим, вопреки желаниям своим, он всё равно берет в руку кисть и начинает писать картину своей гениальной жизни. Таким образом, и Феликсу больно находиться рядом с Фелицией, чувствуя себя окрылено-возвышенно вознесшимся, и скверно-подавлено униженным, терзаемый двуличьем, юноша страдает безмерно, ведь всегда недостоин и доли ее внимания.
А, а, а, а, а, а, а…р, р, р,… – кричит он в душе своей отчаявшейся, превозмогая укоры судьбы, стонет кроваво сердечно, тем самым скоро лишая себя способности мыслить разумно, полностью предается чувствам, слывет окончательным сокрушением надежд. Смотрит в глаза любимой девушки и беззвучно твердит – “Круши мой мир и на тех развалинах я воздвигну новый. Создай свой мир, и я более не трону оный!” Но вместо тех метафор он тихо проговорил следующую прозаичную канцону.
– Говорят, что когда человек испытывает и излучает любовь, в его животике словно порхают бабочки, но в моей утробе поселились мотыльки, которые рано или поздно сгорят. Ответь мне – почему мы все умираем, почему людей забирают на пике славы, в семейном счастье, ведь они так необходимы, но их болезненно изымают? А я ничтожный живу и не уподобляюсь им, не желаю тех безмерных благ коими они располагали, должно быть, они испытали за свою краткую жизнь всё, что могли, получили всё что заслужили, значит, я не заслужил успокоение, ведь ничего еще не понял, не создал, не сохранил. Ответь, прошу, почему нам суждено умереть? Дабы воскреснуть! Я знаю ответ. Дабы понести свою жизнь на суд, и на том суде не будут разделять на грешных и праведных, ибо каждый из нас не обладает святостью. Каждый человек слаб, потому зовется грешником, совершает злодеяния мыслью, словом, или делом, а исповедь и отпущение грехов нам неведомо, лишь чувство освобождения подсказывает нам об очищении. Также и каждый человек творит добродетели, малые или великие. Мы будем разделены на верных и неверных, на тех, кто покаялся, и тех, кто ленился просить прощения. У каждого свой крест и на суде поделят на достойных и недостойных креста, мы лишь несем, или бросаем бремя свое, помогаем нести ближнему, помогаем Христу, неся в миру память о Нем, слова Его и чудеса. Посему образу суд состоится, и не будет иметь значение то, как долго мы волочили предназначение свое, один миг или с самого рождения до преклонных зим, награда для всех верных едина. Едина истина для всех страждущих познания правды, един смысл для всех жаждущих обрести верный путь.
Но прежде чем я уйду в мир иной, помни, что и по моему телу струилась кровь, мое сердце многозвучно билось, душа моя также страдала и радовалась мгновениям счастья. Помни – я любил тебя. Я люблю тебя.
Но разве возможно потерять то, что не имеешь? Не располагая жизнью, можно ли лишиться ее? Ты взираешь на меня как на сумасшедшего, да, так оно и есть, но я теряю тебя мучительно. Ибо ты часть меня, ты вся личная жизнь моя, потому столь невыносимо трудно прощаться с тобой.
Господь заповедовал любить ближних своих, любить всех людей на планете, вне пола, наций и религий, всех, даже если они не отвечают нам взаимностью, а более того унижают нас. А ты для меня самый близкий человек на свете, потому я просто обязан любить тебя. Вопреки всему. – тут Феликс хрипло перешел на полушепот, прежде он никогда столько не говорил.
– Ты задаешь мне бессвязные неразрешенные вопросы. А не задумывался ли ты, что все эти слова всего лишь иллюзия, ты всё выдумал, тебе просто так удобно жить. – защищаясь сказала девушка ошарашенная его речью.
– Моя любовь правдива. Когда ты, Фелиция, рядом со мной, я счастлив, нечто теплое и светлое наполняет душу мою, я начинаю видеть пленительную красоту этого мира, я перестаю думать о смерти. Ведь я вижу в твоих глазах вечность, я более не ощущаю себя одиноким, я больше не хладный призрак, раз ты относишься ко мне с добротой и вниманием. И во время разлуки я ощущаю потерю, мир блекнет и почти лишается смысла, я забиваюсь в темный угол и плачу. Вот две стороны любви, и скажу откровенно, первый вариант мне куда милее и дороже, посему хочу жить в радости, а не в унынии. Но чистое сердце твое распорядилось иначе.
Я часто смотрю на фотографии, на которых ты достоверно изображена. Тогда я ясно пугаюсь. Неужели я посмел полюбить столь очаровательное создание? Даже не описать, как меня пугает твое величие, глубина красоты и многогранность души твоей, я настолько жалок по сравнению с твоей фотографией, но я понимаю – почему мое сердце отыскало тебя. До создания Вселенной Творцом, мы уже встретились в лоне престола Его, до рождения Солнца в моей душе жила любовь к тебе. И родившись младенцем, я созидал в себе ту невинную любовь, томясь ожиданием встречи с тобой.
Ты не принадлежишь мне, но мы вместе, мы в одной Вселенной, у нас один Создатель.
Прости, за то, что тебе приходиться видеть мои слезы, но без них невозможно честное искреннее славословие, покаяние или молитва, признание или просьба, слезы подтверждают мою сердечность и мою правдивость.
Многие скажут, что моя любовь безответна, но я ответственен за свои слова, и потому моя верность к тебе по-прежнему сохраняется мною с благородством рыцарским. Однако значимость сего подвига невелика.
Ты не веришь мне, но разве возможно создать то, что создало нас, ведь любовь сотворила нас, Бог есть любовь, в каждом нашем высшем чувстве Он обитает, частицей той божественности мы все наделены. Разве можно отрицать любовь, когда мы рождаемся по ее велению и умираем, мы плачем и радуемся, внимая простому существованию ее или преломлению, если ноша та, оказалась слишком тягостной.
Сколько угодно ты можешь строить из себя плохую девочку. Словно в гармонии рождается хаос. Но это не так. Внутри ты другая, существо твое совершенное ангельское, под слоем недугов современного общества, и под копотью порока я вижу твою чистоту. De profundis. И чтобы ты ни делала, не погасить тебе нежное свечение ангельских крыльев за твоей спиной.
– Думаю тебе необходимо успокоиться, ты пугаешь меня всё сильнее. – нервически проговорила Фелиция.
– Но мне не страшно, я боюсь лишь потуги той удручающей мысли, которая предрекает нашу скорую разлуку. Люди всеми ведомыми и неведомыми силами цепляются за жизнь, борются со смертью, но скажи мне, когда они со смирением утвердят в сердце своем мысль – время пришло? Когда-нибудь. И мое время давно уже миновало, я осознаю это, потому я здесь. Я лишь пытаюсь исполнить предназначение свое. Порою во мне зарождается неистовый ропот и печальное негодование, ведь за труды я не познаю земных благ и благодарностей, я просто делаю то, к чему призван. Ведь с честью неся свое бремя, мы заслуживаем небесные сокровища, которые на весах куда тяжелее страстей. Знай же, если я за всю свою жизнь, улучу в дар песчинку белого благого золота, я в свою очередь подарю ее тебе, твоя душа куда важнее моей, ты станешь непревзойденным украшением небесного Рая.
Любовь ослепляет, потому я лишь грежу о том, что мы вместе, там, через расстояния ты помышляешь обо мне. Неужели я заблуждаюсь? – вопросительно поник Феликс. – Оказывается мы два разных человека, связанные лишь краткими воспоминаниями. Мы живем отдельно друг от друга, и жизни наши нисколько не соприкасаются. Ты не думаешь обо мне. Лишь молитва единому Богу объединяет наши души. Кто я? Никто в твоей жизни.
– Это не так, вспомни наши встречи, мои звонки и сообщения, неужели я стала бы это делать для человека, который мне безразличен. – девушка попыталась взбодрить опечаленного юношу.
– Ты это делаешь из жалости и по доброте душевной. Я должен по ничтожности своей довольствоваться малым, но я ненасытен и жаден до женского внимания. А женское внимание для меня это огромная редкость, и если ниспосылается на меня эта величайшая милость, то я наслаждаюсь сим моментом с упоением поэта, однако со временем хочу еще и еще. Но это больше не происходит, мой телефон молчит… Мне больно. Знай же, что я всегда буду рад твоему выбору, любому спутнику твоей жизни. Потому что любой лучше меня. Может быть, я даже буду присутствовать на вашей свадьбе, буду улыбаться и шутить, но знай, в глубине души своей я буду ощущать нестерпимую боль и несказанную потерю, ибо отныне я потеряю всякий крохотный шанс на наше единство в паре. Посему многие живут полноценной жизнью, со сформированными отношениями, а некоторые лишь грезят о том благополучии.
Отношения бывают двух видов – земные и небесные. Земные отношения обуславливаются обыденностью. К примеру, человек встречается и признается в любви одной даме, затем другой, они расстаются, и вновь соединяются, они не брезгуют физической близостью. В друг друге они видят простых людей, они светски возвышенны, либо цинично низменны. В таких отношениях процветают измены и счастье земных благ, они эгоистично выбирают себе наилучшего партнера, смотря и изучая характеристики человека, поэтому отношения земные довольно циничны, посему широко распространены в широком круге общества. Существуют также отношения небесные, романтические. В земных отношениях как правило любят того кто рядом находится, а в небесных отношениях можно любить ту девушку, которая пребывает на другом континенте земного шара. Например, можно влюбиться в знаменитую актрису. Однако она не будет знать о нем практически ничего, но полюбивший ее юноша будет пытаться достучаться до нее, будет добиваться встречи. Физическая близость в таких отношениях неважна, главное суть любви это чувства и эмоции. Полюбивший видит в любимой неземное высшее творение, но не простого человека, потому его отношения к ней духовны и невинны. Выбора партнера в таких отношениях попросту не может быть, ведь любят на протяжении всей жизни одного человека, даже если она или он не ведает того важного события. Посему эгоистических наклонностей в таких романтических отношениях просто не может быть, многое идет в ущерб себе, наперекор раздутому эго и всевозможным плотским хотениям. Земные отношения считают небесные отношения никчемным сумасшествием. Они не могут понять, как вообще можно любить и страдать, не видя любимую и не слыша ее, они считают, что такая любовь ничего не дарует, а лишь отнимает. Небесные отношения они считают легкими, ведь в них ничего не происходит, так как в земных отношениях есть ссоры и свидания, расставания и поцелуи, столько всего, а в небесных отношениях лишь невидимые чувства и призрачные сладчайшие видения. Небесные отношения считают земные отношения обыденностью, в коих отсутствует творчество и нестандартность бытия человеческого. Всё слишком просто и самолюбиво, земные отношения не могут пойти на жертвы, им легче расстаться и начать всё сначала с другим человеком, нежели мудро хранить верность избраннице своего сердца. Они умышленно стремятся быть как все и поступают как все, облегчая тем самым себе жизнь. Обидеть любимую для них ничего не стоит, но вот никогда не прикоснуться к любимой, быть нецелованным девственником всю жизнь – это земные отношения считают мукой. И посему люди разделены в отношениях своих. Первые не поймут последних, а последние не уразумеют первых. Проигравший не поздравит победителя, потому что будет слишком огорчен своей потерей, а победитель не посочувствует проигравшему собрату, потому что будет упиваться собственной славой и всеобщим вниманием. На самом же деле оба этих вида отношений весьма трудны.
Также и мы с тобой приемлем разные взгляды и суждения. Вот ты живешь, а я нахожусь в предвкушении смерти. Ты в чаяниях близкого расставания со мной, а я вечно люблю, и буду любить лишь тебя одну.
Как долго мне еще блуждать по миру? Идти долиной смертной тени, и лететь на свет ярчайший в спектре солнечном. Достигнув того света, почувствую, как радость внутри меня лучезарно воссияет, но внешне упавши навзничь от усталости, склоню главу седую, обернусь и приму преклонную старость. О как же я долго шел, онемели члены тела моего, уста сковало молчание, а глаза уж укрывает пелена тумана прошлого. Я здесь и, кажется, нет меня. Спроси у меня, как долго я намерен преследовать тебя? Извини, но у меня нет ответа на этот вопрос. – продолжительно почти задыхаясь говорил Феликс.
