Евгений Кривошлыков
Начин
Пленник подвязал волосы обрывком одежды, взял оружие и поднялся на ноги. Осмотрев наконечник и древко, тряхнул копьём, проверив его на целостность и гибкость.
Начин выдохнул, и поднял саблю. Она показалась ему тяжеловатой. Напряжение последних минут слегка сковало мышцы, поняв это, он вновь опустил саблю и встряхнулся расслабляясь.
– Так, соколёнок, всё так, – шёпотом приговаривал Алсагар, пристально наблюдая за племянником. – Теперь чуть согнуть ноги.
Начин посмотрел на противника. Тот стоял изготовившись, чуть переминаясь, по всему, не желая нападать первым, очевидно, сберегая силы. Начин взял саблю двумя руками, посмотрел, как противник держит копьё, затем, чуть присел, как учил наставник, и, выставив клинок перед собой, неспеша, шагнул на сближение – влево «по солнцу». Пленник также шагнул по кругу, держа копье, словно знамя – наконечником вверх. Начин шагнул шире и неожиданно получил длинный маховый удар по ногам. Он отразил его саблей и тут же уклонился от колющего удара в грудь. Оба противника замерли в широких стойках, напряжённо всматриваясь друг в друга…
Сайбул с некоторой досадой, и отчасти виновато подумал о том, что не угадал с выбором оружия для пленника – тот обращался с копьём более чем умело. Он краем глаз посмотрел на Тюргэна, но тот спокойно и молча, смотрел на поединок, ни чем, не выказывая своих чувств.
Груз трудных мыслей, тяготивших сознание, для Начина перестал существовать: он не думал, больше о жизни и смерти, а только видел перед собой умелого и достойного противника, его оружие и ничего более. Конечно, он помнил о том, что это опасный противник, но сейчас ему было легче не думать об этом, как, в общем, не думать ни о чём.
Он снова двинулся по дуге на встречу, и вновь на него обрушился град всевозможных ударов. Дальше пришлось защищаться. Юноша – пленник, оказалось, под стать зрелому воину мастерски владел копьём. Такой манеры боя Начин не видел никогда и едва успевал отражать удары. Пленник бил часто и порой из совершенно не мыслимых положений. Он вился вокруг, нырял и выпрыгивал ни на мгновение, не теряя контроля над своим копьём и оружием противника. В какой-то момент Начину показалось, что пленник уже совершенно не опасается его сабли, не смотрит на него, а упоённо танцует рядом с ним, какой-то неизвестный боевой танец. Начин терпеливо оборонялся, но это было не в его характере. Наконец, его глаза вспыхнули: перехватив клинок покрепче двумя руками, он уверенно пошёл вперёд, намереваясь, подскочить поближе и во что бы то ни стало достать противника. Юноша не без труда, но всё же отбил все удары, отпрянул в сторону и ушёл от атаки. Начин перевёл дыхание. Ему вдруг вспомнился удачный выпад сотника джалаиров, и он попытался его повторить, но первый же его мах саблей был парирован, вложенная сила провалилась в пустоту, и следом он едва смог увернуться от летящего в горло наконечника. По спине прокатилась холодная колючая волна. Начин приостановился на месте в неудобном положении и тут же, на возвратном движении противник хлёстко ударил его копьём в голову. Кованное жало прошлось по меховой шапке, распоров её выше уха: малхей с волчьим хвостом спас от глубокой раны, но удар всё же прошёл – по виску потекла кровь, на плечё правой руки закапали алые капли. С чувством подступающего негодования Начин вновь бросился вперёд. Сближение далось неожиданно легко, противник словно замешкался. Начин оказался в шаге от цели, мелькнуло открытое плечё, незащищённая грудь – противник раскрылся… Начин с замиранием сердца, вскинул клинок, но в решающий момент его неожиданно свалил с ног сильный удар ногой в грудь. Он упал на спину, судорожно пытаясь сделать вдох, глаза удивлённо смотрели на летящее сверху воронёное жало – сознание пронзил страх.
Пленник навис над ним, закрыв собой солнце, словно орёл распустивший крылья над жертвой. Начин попытался поднять саблю, но она оказалась прижата к земле. Теперь уже юноша заглянул Начину в глаза, в которых увидел недоумение и растерянность. Наконечник копья упёрся ему в грудь…
Хонгираты уже давно держали луки на изготовке, но стрелять не потребовалось: юноша неспешно слегка уколол Начина в грудь и убрал древко, затем, убрал ногу с сабли и медленно отошёл в сторону на десяток шагов. Начин напряженно выдохнул.
Бывалые воины видели на своём веку всякое и потому, не выказывая чувств, сосредоточенно ждали, что будет дальше.
Мир снова перевернулся, Начин был опрокинут и унижен. Мысль лихорадочно искала оправдание произошедшему унижению, но вместо этого вдруг пришло осознание, того, что противник вернул ему подаренный шанс на жизнь и, что эта его жизнь только что могла оборваться.
Начин поднял саблю и медленно поднялся на ноги. Пережитый миг близкой смерти потряс его, тело было непослушным, словно не своим. Враг стоял поодаль в ожидании и давал ему время собраться с духом – враг явил благородство. Мысли и чувства Начина спутались, в душе щемило. Душу терзали обида и стыд за своё поражение. И ещё его жгло что-то – чувство, которое он сейчас не мог объяснить. Из груди рвался наружу крик ярости. Начин проглотил его и тот застрял где-то в душе твёрдым комком. Соплеменники как прежде стояли вокруг и молча, смотрели на него, и снова сейчас нужно было что-то решать.
– «Биться, иначе позор… Лучше смерть, чем позор…», – вспомнил он чьи-то слова, смысл которых разум сейчас отказывался принимать.
Начин напрягся пытаясь собраться с силой, но напряжение лишь сковало его ещё больше, он почувствовал что не может двигаться как прежде. Нужно было разбудить в себе ненависть – ненависть придала бы сил. Но ненависти в душе не было. Начин понимал, что сам вызвал врага на бой, и враг бился честно. За что же стоило его ненавидеть? Но главное – ради чего сейчас стоило умирать самому? Капающая на одежду кровь внятно говорила ему, что он только что чуть не погиб. Тут же в сознании всплывали жёсткие слова Сайбула, сказанные Юмдылыку.
– «Биться, иначе позор», – стучало в голове, и толкало вперёд…
Позже вспоминая этот день, Начин не раз возвращался к мыслям об избранном пути. В памяти вновь оживал давний разговор с Салхи-Суруулом и Начин уже не находил слов ему возражать. Судьба будто нарочно подарила ему этого пленника и этот бой. Он должен был убить пленника легко и быстро, но оказалось, что тогда, он ещё сам не знал: ни себя, ни своих собратьев, ни своих врагов. Убив пленника сразу, он, возможно, никогда бы и не узнал о благородстве своих врагов, не задумался бы, есть ли этому место в его душе и нужно ли оно вообще на войне? Ведь враг, как он увидел, мог оказаться хитрее, сильнее и опытней. А может быть, это было совсем не благородство, а только умысел – хитрость или страх врага за свою жизнь? Начин думал, благородно ли поступил он сам и пришёл к выводу, что благородным может быть только человек мудрый и с сильным духом, а он, тогда, лишь играл с огнём – слепо шёл на поводу своих неокрепших юношеских чувств.
Начин почувствовал страх и страх удержал его на месте.
– Бейся, Начин! – послышались крики воинов.
– «Я поступил, так как велела совесть, но… убивать нужно, не думая ни о чём…», – подумал он.
Мысль была ясной и показалась верной. И дала облегчение. Но что делать дальше? Враг был сильней. И не было сил его убить. И невозможно было отступить. И умирать самому не хотелось. Начин очень остро сейчас почувствовал безвыходность своего положения. Собственная жизнь вдруг показалась ему мимолётным мгновением. Время вокруг вдруг сжалось в какой-то холодный лёд, готовый вот-вот треснуть от напряжения. Время шаманским бубном гулко вздрагивало в такт с ударами его сердца, оно словно замедлило бег, но всё же не могло остановиться совсем – сейчас в его жизни ещё оставался этот поединок. И его нужно было закончить. И чтобы продолжить жить, нужно было обязательно выжить. А чтобы выжить и сохранить честь, нужно было убить.
Убить «так как велит совесть» не вышло. Оставалось «убить, так как можешь» – «не думая ни о чём».
– «Не думая ни о чём!» – лёд сковавший сознание и тело треснул и полыхнул огнём.
– Хэй! – Начин с криком вонзил саблю в землю и побежал к коню.
Тюргэн похолодев, изменился в лице и потянулся к мечу. Сайбул оскалясь, пригладил редкую бородку.
– Начин! – в сердцах крикнул Алсагар.
– Стоять воин! – выкрикнул кто-то ещё из соплеменников.
Начин никого не слушал. Подбежав к своему коню, он выхватил из сагаадака лук, затем выдернул стрелу, и одним сильным движением прицелился. Его взгляд и взгляд пленника на мгновение встретились, и тетива жёстко вздрогнула. Следующее мгновение впечаталось в вечность…
Пленник не сошёл с места – стрела пробила ему грудь под сердцем. Он выронил копьё, судорожно вдохнул, ухватившись за грудь, осел на колени и медленно завалился на бок.
В кругу воинов послышался одобрительный гомон. Сайбул многозначительно посмотрел на Тюргэна и с признанием покачал головой:
– Мэргэн.
Тюргэн кивнул, улыбнулся и спешился, затем неторопясь подошёл к сыну, хлопнул по плечу:
– Ты поступил правильно. Это война. Убей так, как умеешь или убьют тебя.
Начин хмуро взглянул на отца, но не ответил, рука всё ещё стискивала лук. Алсагар подошёл следом, тоже похлопал по плечу, вытер с лица кровь:
– Начин-мэргэн! Кровь своего отца, молодец.
Начин стоял, нахмурившись, и слушал в пол уха, перед внутренним взором крутились мгновения прошедшего поединка и пережитые чувства.
– Подбери саблю, – сказал Тюргэн. – Воин не должен бросать оружие.
Начин, молча, повиновался – вернулся и выдернул клинок из земли. Взгляд невольно скользнул по убитому пленнику. Тот лежал неподвижно.
Рейд
Март 1215г. Ставка войск Мукали на подступах к Зунду.
Наступившая весна встретила монголов холодной туманной сыростью, с полей понесло трупным поветрием. Тяжёлый запах разложения витал повсюду: призрачные тени тысячей неупокоенных нюджей с последними проклятиями тянулись к своим недавним врагам, стремясь хоть как-то отомстить за свою бесславную смерть. Воины закрывали платками лица, надеясь, что нечисть, не узнав их, обойдёт стороной, жгли вокруг лагерей и гэров костры, и всё же трупные духи унесли с собой жизни многих. Злосчастный мор косил и лошадей. Попри меру Алсагара, Начин каждый день молился огню, окунал в него лицо и руки, до того, что опалил себе лоб и сжёг ресницы и, как другие воины, сторонился любой открытой воды, в которой повсюду был яд. Места расположения лагеря и луга для выпаса табунов приходилось часто менять. Всё это несколько сбивало текущие планы Великого хана и замедляло манёвры войск, но монголы уже достаточно утвердились в землях Золотого царства, так что эта беда была терпимой. Окрылённые победами нойоны уверенно вели своих воинов дальше вглубь цзиньских земель. Истребив имперские гарнизоны во всех крупных городах севера, и достаточно опустошив окрестные земли, Великий хан в третий раз подходил к срединной столице, которая уже была достаточно истощена, и её грядущее падение, на этот раз, становилось неизбежным. Цзыньские генералы же вновь и вновь показывали свою недальновидность и терпели одно поражение за другим: прежние стратегия и тактика, проверенное искусство войны оказались бессильны в боях с новым врагом, единственное, что они умели наверняка – это достойно встречать смерть. Но таких было не много. И нойоны уважали их мужество. Большинство военачальников, однако, предпочли славной смерти покорность у ног Великого хана, повернув свой меч и преданных себе воинов против соплеменников, и тем, сами прокляли себя перед лицом Неба, ибо ничто в его памяти, как и в памяти людей не проходит бесследно… Великому хану же от того была большая польза – отступники, бились в первых рядах монгольского войска, встречая, так или иначе, свою отсроченную, но уже бесславную смерть.
Оставленная императором столица, каждый день жила тревожным ожиданием худших вестей, которые не заставляли себя долго ждать. Извечные враги – тангуты, на западе, осмелев, всё чаще тревожили пограничные рубежи, их ещё удавалось сдерживать, но ценою больших потерь. Генералы из подчинённых племён один за одним, переходили на сторону монголов. Совсем недавно пали две стратегически важные области на востоке, а все северные земли ныне были уже безвозвратно потеряны – в них свободно хозяйничали степняки, которые больше не уходили за великую стену, а день ото дня громили те немногие городки, которые ещё могли сопротивляться. Последние, питающие столицу южные деревни в начале года были разорены рейдами монгольской конницы. Немногие выжившие крестьяне, забросив свои поля, хоронились в горах и лесах, где медленно вымирали от голода. Голод пришёл и в столицу. Император, укрывшись на юге, роптал на судьбу, каялся в отсутствии мудрости, а двор в Зунду, в его отсутствии, как и прежде, распирали интриги.
В третьем месяце 1215г. цзиньцы предприняли попытку поддержать свою имперскую столицу с трёх направлений.
***
– Та-ак, вставайте соколы, – Алсагар бодро вошёл в гэр, запустив внутрь холодный воздух раннего утра. – Сегодня, наконец, ваша первая настоящая битва. Хватит бока отлёживать.
Семеро молодых воинов на лежаках вдоль стен, потирая глаза, зашевелили головами.
Начин, покряхтев, приподнялся, потянул ушибленный накануне бок:
– Месяц назад ты обещал тоже самое, а нюджи сдали Да Нинг без боя.
– Глупый бычок. Радуйся, что жив и здоров, а силы тебе теперь пригодятся, – ответил Алсагар.
– Надоело стоять без дела. Каждый раз мы только гоняем ветер по полям: то там постоим, то там.
Алсагар, усмехнувшись, присел на лежак, проснувшегося Юмдылыка.
– А вспомни, как мы загоняем дичь: одни гонят её в нужную сторону, другие отрезают окольные пути, а третьи уже встречают. Война – та же охота, только вместо зверья нюджи. Каждый тумэн, как один охотник, делает своё дело.
– Зверьё не сдаётся, – подал голос Юмдылык.
– Не сдаётся потому, как не умеет, – сказал Алсагар.
– Зато трусливые нюджи умеют, – добавил Юмдылык.
– Да. Враг должен страшиться одного твоего вида. Страшиться и склонять голову – на войне это чистая победа.
Молодые воины, приободрившись, поднялись, запалили огонь, начали снаряжаться.
– А куда идём? – спросил Начин.
– Идём бить нюджей, – выходя из гэра, ответил Алсагар. – Остальное узнаешь по дороге.
Сделав, согласно общему плану, быстрый суточный переход в южном направлении, три мингана хонгиратов на утро второго дня встали походным лагерем в ожидании вестового с дальнейшими указаниями.
Всё вокруг дышал весной, в воздухе витал аромат свежей земли. Поля здесь были чистыми, скверна мало коснулась их, лошади с удовольствием окунали ноздри в прозрачные ручьи и пощипывали пробивающуюся молодую зелень. Впрочем, любоваться всем этим долго не пришлось, уже в полдень прибыл гонец. Алчи-нойон, сразу собрал сотников и после короткого совета лагерь снялся с места. Далее двинулись на восток. Начин, терпеливо следуя всем командам, ожидал обещанной войны. Гонец подтвердил, что с юга к имперской столице шёл огромный обоз – тысяча телег с зерном; обоз сопровождал небольшой корпус пеших войск и ещё два больших корпуса шли к ним с юго-запада на соединение. Начин был рад – наконец-то Небо посылало ему испытание, где он мог по-настоящему себя показать.
К вечеру хонгираты встали в лесистой низине недалеко от небольшого городка. Оказавшиеся здесь на свою беду местные крестьяне, перед смертью сказали, что городок этот – Базеу и что единственная дорога с юга-запада на север, по которой обоз мог пройти в столицу, проходила здесь. Хонгиратам надлежало, дождаться прохода обоза и отрезать цзыньцам обратный отход на юг.
– Не забывайте, чему вас учили, – наставлял молодых Алсагар. – Манёвры выполнять слажено как один табун – все вместе. Всё слышать и всё видеть вокруг. Сигнал стоять – значит стоять, бежать – значит разворачиваться и бежать. Пешие солдаты со своими длинными копьями вам не страшны. Они обычно выстраиваются в стену и стоят на месте, можете смело обстреливать их на ходу. Правда у них бывают механические луки, которые бьют сильно и далеко, но стреляют они не быстро, и чаще залпом, так что главное не налететь на них в лоб. Если подбили коня, поднимайтесь и берите номун. Стреляйте пока вас не подобрали свои, и до того, не смейте показывать врагу спину.
К закату дня дозорные донесли, что с южной стороны показался головной дозор нюджей. Десяток всадников, добросовестно осматривали окрестности, но взглянув на близлежащий лесок, солдаты благоразумно отвернули головы, направив коней, туда, где уже виднелись строения долгожданного городка. Там возвышалась изогнутая крыша храма, там, наконец, их ждал заслуженный отдых и мнимая защита деревянных стен – к чему было испытывать судьбу? Вскоре показался и авангард – покрытая пылью, серая колонна в тысячу пехотинцев с длинными, поднятыми вверх копьями, и заплечными мешками в коих лежал золотой рис. За ними тянулись, запряжённые быками и лошадьми подводы, гружёные корзинами и мешками с разным провиантом. В средине длинной вереницы обоза вновь шла колона, теперь уже из трёх тысяч пехоты и чинно ступал конный эскорт из полусотни охраны какой-то важной персоны. Судя по тому, что здесь же следовала, крытая повозка, означало, что в ней, вероятнее всего, придворный чиновник, нежели военный. Впрочем, придворные нюджи были хитры, и повозка могла служить только для отвода глаз. Далее вновь шли гружёные корзинами и мешками телеги. Иные ехали в два ряда, отчего случалось, сталкивались и цеплялись колёсами, застопоривая и сбивая единый монотонный ход большого потока, солдаты быстро расталкивали их, и колона как прежде монотонно шла дальше. Замыкал шествие арьергард из такой же, что и во главе, пехотной тысячи, с тем же рисом за плечами, правда, копья здесь несли только три сотни в хвосте. Последними, спустя некоторое время, прошёл конный тыловой дозор.
Наконец длинный хвост обоза показал спину, удалился по дороге на городок и растворился на серо-зелёном фоне близкого горизонта. Тёплое солнце быстро склонялось к далёким горам на западе, чуть подкрашивая тонкой фиолетовой каймой, редкие, растянутые облака. Вокруг ещё было достаточно светло, в лесу, однако, под сенью высоких деревьев уже висел полумрак. Воины затаённо стояли в ожидании: не чиркали огнивом, не курили, говорили в полголоса и двигались не торопясь, чтобы не бряцать снаряжением.
Начин весьма тяготился этим многочасовым стоянием на месте: в десятый раз осматривал свой сагаадак, проверяя всё ли готово к предстоящему бою, ощупывал тетиву, подтягивал ремешки на туле, чтобы было удобнее доставать стрелы на скаку. Здесь же, в лесу, в ожидании ему посчастливилось разжиться чистой ключевой водой, он наполнил свою флягу и наполнил ещё десяток других.
– Что, соколёнок, нет мочи ждать? – улыбнувшись, спросил Алсагар, наблюдавший за племянником со стороны.
– Да, скорее бы уже.
Алсагар постоял рядом, прикрыв глаза, понюхал свежий, лесной воздух: впереди вновь ждали копоть пожаров и кровь. А очень хотелось продлить эти тихие минуты. Вспомнилось, как возвращался в юности с охоты вместе с отцом, усаживался возле очага, попивая тёплый айраг, мать теребила его непослушные волосы, и он совсем не думал о том, что принесёт завтрашний день – верилось в лучшее…
– Что делаешь, когда возвращаешься домой? – спросил Алсагар.
Начин думал об ином и не сразу понял вопрос. Алсагар, сообразив, что не к месту высказал мысли вслух, нашёлся и продолжил:
– Нюджи сейчас, считай, что вернулись домой. Зашли в городок, сложили оружие, сели за ужин. Сейчас-то самое время по ним ударить.
Начин согласно покивал, поёрзал в седле, покрутив головой, прислушался, не началось ли вокруг какого-нибудь движения. Старый воин почти угадал – вскоре по цепочке во все стороны передали команду выдвигаться. Дозорные сообщили, что обоз прошёл через город и, не останавливаясь, пошёл дальше по дороге на север: очевидно нюджи торопились в кратчайший срок дойти до столицы, или шли к условленному месту встречи, на соединение с другими военными корпусами. Однако других, подходящих к Базеу войск, замечено не было, так что их торопливость теперь уже ничего не меняла.
Хонгираты широкой волнующейся массой вышли из леса, и поспешающей рысцой двинулись в обход Базеу. Обогнув городок с западной стороны, конница быстро нагнала медленно двигавшийся обоз, и, держась на небольшом удалении, не скрываясь, пошла следом. Цзиньцы не сразу заметили их, а заметив, прибавили шаг и перешли на сбивчивый бег, но более, никак не отреагировали на опасность. Солдаты, волнуясь, оборачивались назад, гремели длинными копьями, что-то выкрикивали но, по-прежнему просто поторапливаясь, двигались вперёд. Это вызвало на лице Алчи-нойона улыбку:
– Они что, решили от нас убежать?
Стоявший рядом, высокий, крепкого телосложения нукер, ухмыльнувшись, согласно кивнул.
– Или здесь какой-то подвох? Возможно где-то к ним идёт подмога. Но если ударить сейчас, никакая подмога уже не успеет. А где Шимуве и Шен Са? По всему, уже должны были атаковать…
Словно услышав его слова, с севера из-за небольшой возвышенности показался конный минган киданей. Их конница стремительно смела, повернувший назад, головной дозор нюджей и, разделившись на два пятисотенных отряда, быстро сократила расстояние до колоны копейщиков. Цзыньские офицеры, увидев новую опасность с фронта, остановили движение, и дали команду снимать с телег большие боевые щиты. Это было первое разумное, но весьма запоздалое решение. Колона замерла на месте, часть солдат кинулись за щитами к ближайшим телегам, остальные, развернувшись на фланги, выставили копья во фронт, но эта грозная ощетинившаяся стена для конницы киданей была всего лишь ничем не прикрытая, неподвижная мишень. Не сбавляя хода, два отряда конницы пошли с двух сторон вдоль колонны, вскидывая для стрельбы луки…
Алчи-нойон быстро разделил свою конницу на три мингана и отдал приказ атаковать обоз с флангов и в тыл.
Наконец, Начин дождался своего часа. Однако, эта первая битва представлялась ему совершенно иначе…
… Это был светлый день. Буйный весенний ветер трепал лошадям гривы и будоражил мысли: внутри теплился возбуждающий трепет ожидания начала сражения, затаённый, сжатый под сердцем страх и предвкушение приближающегося мига, когда собственная жизнь, такая невеликая до настоящего момента, вот-вот станет частью великой истории огромного несокрушимого воинства! Вокруг стояли тысячи сильных воинов объединённых единой волей и единой судьбой! А потом звучал боевой клич, возвещающий о начале битвы, услышанный скорее не слухом, а всем нутром, раскатистый громогласный отклик тысяч нукеров, готовых ринуться в бой и словно великое творение великой мысли! – огромный живой поток всадников! набирающий силу бег боевых лошадей, дрожь земли от ударов тысяч копыт и нарастающий гул сражения…
Похожее начало было, когда они стояли под стенами Да Нинга, но тогда город сдался без боя. Начин удостоился лишь очередного боевого охранения и был разочарован до глубины души. Сейчас же, совсем не было вдохновенных мыслей: небо окрашивал бледный закат, рядом скакали хмурые, сосредоточенные, воины, а он, утомлённый бесконечным ожиданием, готовился атаковать, окружённых со всех сторон нюджей. Не было ни торжественности, ни блеска, и ничто, пока, не предвещало иного. Рядом слева, поглубже надвинув малхэй на голову, скакал Юмдылык, дальше, как влитой в седле ехал коренастый Алсагар, рядом с ним скакали воины из их родового арбана. Начин поискал глазами отца – тот скакал дальше впереди недалеко от Сайбула, который теперь командовал джагуном, а вдалеке справа, он разглядел самого Алчи-нойона в крепком посеребрённом шлеме в окружении своих нукеров: позади общей массы воинов приподняв голову, тот всматривался вперёд.
Вскоре со стороны оставшегося за спиной городка послышался глухой раскатистый бой храмового колокола – в Базеу узнали о начавшемся сражении.
Два отряда киданей атаковавшие с фронта, стремительно пролетая вдоль колонны дали первый залп, и стрелы нашли свою цель – брызнула первая кровь. Беззащитные солдаты авангарда испытали ужас и замешательство. Следующий залп достался солдатам срединного отряда, и замешательство там было не меньшим. Обоз оказался посреди широкого ровного поля, совершенно не имея естественных прикрытий поблизости. Базеу виднелся невдалеке позади, но обратный путь до него уже был отрезан, а местные жители спешно запирали дома и прятали имущество, никто из них и не думал спасать обречённый обоз.
Киданьская конница, с боевыми кличами, сделав разворот, пошла на повторный заход. Авангард цзиньцев на этот раз успел поднести щиты, и заслон принял на себя часть пущенных стрел, но стало ясно, что конница не станет атаковать в лоб, пока достаточно не обескровит, стоящие неподвижно ряды. Очередная атака киданей вновь принесла ошеломление и новый фонтан крови. Зажатые с двух сторон цзиньцы совершенно не имели возможностей для манёвра и обречённо наблюдали, как после каждой атаки в их рядах прибавляется убитых и раненых, кидани же отлично били на скаку, оба отряда раз за разом, смело, и безнаказанно маневрировали перед лицом неприятеля. Копейщики нюджей, всей массой жались к прикрытой щитами первой линии, а в моменты обстрела начали приседать на землю. Не видя для себя иного безопасного места, и не зная, откуда ждать следующей стрелы, солдаты всё чаще бросали взгляды в сторону срединного отряда. Офицеры сорванными голосами сдерживали солдат на месте, надеясь получить скорые внятные распоряжения, но единого слаженного руководства по неизвестной причине до сих пор не было.
Начин, достав номун и, подобравшись в седле, увлекаемый потоком всадников быстро приближался, к ощетинившейся стене солдат. Их джагун атаковал левый фланг в средней части обоза. Вскоре он хорошо рассмотрел прикрывающих живую стену, ряд больших щитов, из него в два ряда торчали длинные жерди-копья, и выглядывали напряжённые лица солдат. Атакующий клич, как-то неожиданно прозвучавший со всех сторон, уже не имел для него особого значения – он знал, что сразу спустит тетиву, как только появится возможность. И он выстрелил: один из солдат в живой изгороди, получил стрелу в глазницу, завалился назад, открыв в ряду воинов брешь, в которую тут же полетели новые стрелы. Начин, обернувшись, оценил достоинство своего выстрела и радостно выкрикнул нечто само собой вырвавшееся изнутри. Его поддержали возгласы одобрения со всех сторон, и он вдруг почувствовал, как по спине прокатилась возбуждающая, горячая и колючая волна. Результат следующего выстрела он не разглядел, но из груди уже рвался восторг, который он с трудом сдерживал – левый минган хонгиратов делал боевой разворот, заходя на очередную атаку…
Тыловой отряд цзиньцев, быстро потеряв более двух третьих своего состава, и, едва пережив очередной смертоносный ливень из стрел, дрогнул первым – волоча раненых, солдаты побежали в направлении срединного отряда. Вскоре, потеряв почти всех своих офицеров, и более пяти сотен убитыми, туда же побежали солдаты авангарда. Защищавший их, в той или иной мере порядок рассыпался совсем, теперь они были похожи на бегущую по полю подраненную дичь и смертоносные стрелы легко настигали их.
Разрозненные остатки двух разбитых отрядов сбились возле центра обоза в поисках защиты. Здесь положение дел было получше: солдаты понемногу подтянули ближайшие телеги и выстроили их в неплотный круговой заслон, бреши закрыли щитами, выставили копья и в первой линии поставили имевшихся лучников. Однако в массе напирающих извне солдат царила настоящая паника, беспорядочно толкаясь и крича, те стремились протиснуться внутрь спасительного круга, заражая и ломая своей истерией едва налаженный строй. Находившийся в крытой повозке имперский чиновник, едва показываясь из окна, украдкой смотрел на происходящее и, очевидно, мало что смыслил в военной тактике, поскольку подбегавшие к нему офицеры, в очередной раз не получив внятных распоряжений наконец оставили его насовсем. Конная полусотня личной охраны, потеряв два десятка из своего числа, тем не менее, не предпринимала ни каких решительных действий, лучшее, что пришло им в голову – это спешиться и взяться за арбалеты.
Хонгираты и кидани сжали круг, но и теперь не торопились атаковать в лоб, а по-прежнему осыпали оборонявшихся стрелами с наскока, правда, теперь чаще пускали стрелы навесом, особо не целясь – прямо в массу солдат внутри небольшого укрепления.
Начин был доволен и воодушевлён – тяжёлое положение нюджей говорило об их скором окончательном поражении. В очередной атаке, однако, он помянул, что раненый зверь всё ещё остаётся опасным: шальная стрела порезала шею его лошади, а несколько лошадей позади получили стрелы в бок, на ходу завалившись вместе с воинами прямо под носом у нюджей. Несколько обезумевших солдат, с яростными криками выскочив из-за укрепления, бросились их добивать. Но потери были неизбежны, и, по счастью, пока не большие: с начала атаки монголы потеряли не более десятка, главным образом, за счёт подбитых лошадей.
Наконец, обстрел с наскока себя исчерпал: нюджи совсем пали духом и в маневрировании более не было необходимости. Оставшиеся в живых солдаты больше не высовывались из-за щитов, а многие вовсе не поднимались с земли. Их нехитрое укрепление сейчас напоминало адский котёл, который был до краёв заполнен, истекающими кровью, стонущими и кричащими ранеными. Оставалось их просто добить. Кидани, не задумываясь, двинулись заканчивать то, что было начато. Легко подавив шаткое сопротивление первой линии цзыньцев, конница прорвалась за укрепления и начала нещадно сечь и топтать, сидящих в котле, солдат – их участь была ужасной. Воздух наполнился звоном оружия, воплями отчаяния и ржанием обезумевших от запаха крови лошадей. Хонгираты не полезли в эту свалку, просто замкнули кольцо вдоль разведённых в стороны подвод, молча наблюдая за происходящим и изредка пуская стрелы в немногих вырывавшихся наружу солдат. Вскоре кидани посекли всех. Перебили так же оставшуюся свиту имперского чиновника, затем вытащили из повозки его самого, явив, наконец, общему обозрению глуповатое раскрасневшееся лицо. Чиновник оказался до крайности пьян, и, похоже, был таковым, последние несколько часов. С него вытрясли сопроводительные документы и узнали имя – Ли Инг, большего из бессвязной речи вызнать не удалось.
– Такая глупая голова больше не нужна твоему телу…, – сказали кидании и отсекли ему голову.
Начин смотрел на бойню хмуро и молчаливо, также как и все остальные. Он не сочувствовал нюджам, но и не видел особой необходимости топтать лошадьми их жалкие израненные остатки – в этом не виделось никакой доблести. Впрочем, он подумал и о том, что нюджи, скорей всего, поступили бы так же, а, если бы приказали топтать ему, то топтал бы и он, и потому, об этом не стоило особенно рассуждать – война есть война. Но это было не главное – его первое сражение теперь свершилось. В груди ещё постукивала разгорячённая кровь, а по телу бродил остывающий жар. Боевой восторг постепенно сменился ощущением гордости за всё, что удалось сделать. Начин затаённо ожидал признания, исподволь бросая взгляды на окружавших его воинов, но никто на него не смотрел. Юмдылык, отдыхая, спокойно стоял неподалёку и тоже не смотрел в его сторону. Начин попытался определить царившее вокруг настроение и почувствовал среди воинов некое скрытое напряжение – хонгираты ждали, что далее решит Алчи-нойон. Начин поискал нойона глазами и едва разглядел с левой стороны поодаль круг из его нукеров, там же стояли кидании, очевидно, нойон был там, и держал с ними совет. Начин зевнул и почувствовал голод, но до горячей еды по всему ещё было далеко. Всё же он достал флягу и сделал несколько глотков воды, затем расслабился и стал ждать.