Евгений Кривошлыков
Начин
К вечеру дня все поисковые отряды хонгиратов, Алчи-нойон с войском и минган киданей собрались в долине, откуда разошлись на рассвете. Кидани захватили живым Угулун Чиншеу, нукеры Алчи-нойона привезли головы солдат, ушедшей на северо-восток конницы и тела, павших в бою воинов. Объединённая вновь конница прошла спокойным маршем до ближайшего поселения, где остановилась на ночлег. Дома и дворы оказались пусты – крестьяне благоразумно покинули их, спрятавшись в близлежащем лесу. Кидани лучше монголов знавшие нюджей, быстро нашли несколько тайников с утварью и рисовым зерном. Головы солдат свалили в большую кучу в центре селения, там же привязали на ночь пленных генералов – они должны были провести ночь со своим войском.
Начин едва находил в себе силы следовать за другими, глаза на бледном запыленном лице отрешённо смотрели в себя. Промытые и перевязанные наскоро раны перестали кровоточить, но теперь болезненно ныли и горели огнём, снова давало знать о себе подвывихнутое плечо. Понимая его состояние, воины не тревожили его разговорами, и, накормив свежим бухлёром из конины, оставили отдыхать у костра.
Вскоре слегка покачиваясь, подошёл отец и глубоко вздохнув, уселся напротив – он был пьян. Посмотрев поблёскивающим взглядом на огонь, сказал:
– Алсагар прожил жизнь настоящего воина. Я знал его много лет.
Начин, едва взглянув на него, продолжал молча смотреть на огонь.
– Монголам нужны сильные воины. Ты должен быть сильным, как Алсагар. – Отец выдержал длинную паузу, пристально глядя на Начина. – Почему ты не отвечаешь? Я твой отец.
Начин почти не услышал вопроса, думая о том, что Алсагар действительно был настоящим воином: сильным, умелым, мудрым. Но, кроме того он был ещё другом, наставником, заботливым родичем – почти отцом.
– Ты ещё молод и глуп, – отец махнул рукой и вынул из-за пазухи кожаную фляжку архи, сделав большой глоток, протянул её Начину. – На выпей… за Алсагара.
Начин пригубил из фляжки, в нос ударил резкий неприятный запах.
– Что ты лижешь по-бабьи, выпей по-мужски!
Начин нехотя сделал большой глоток, в горло прокатился обжигающий холод, он поперхнулся и закашлял. Отец кряхтя, поднялся на ноги и отнял флягу:
– Молод ещё.
Огонь тихо потрескивал, шевеля невысоким пламенем в такт с дуновениями ветра. Далёкие холмы, безмолвно темнели в дали, провожая последние багровые отсветы ушедшего за горизонт, солнца.
– Пропащая у Алсагара была жизнь, – снова подал голос отец, – и у всех у нас жизнь пропащая. Три коня да сабля. Великий хан делит добычу на всех. Он велик и справедлив… Алсагар своих табунов не увидел. И я не увижу. И ты не увидишь. И зачем они нужны, если вся твоя жизнь в походах? Молчишь? Ты ещё глуп, и ничего не знаешь. Ложись спи, и радуйся, что живой.
Запрокинув голову, Тюргэн снова глотнул из фляжки и пошёл прочь, Начин устало глянул ему вслед.
Неприятный запах и вкус архи всё ещё стояли в носу и горле, в голове, однако, что-то отпустило и в груди стало теплее. Некоторое время Начин отрешённо смотрел на огонь, в голове бессвязно вспыхивали слова отца, разрозненные эпизоды пережитых событий дня, затем, пожевав кусочек варёного мяса, он улёгся у костра на овчинной шкуре и, положив голову на седло, уснул без чувств. Подошедший Юмдылык укрыл его своей овчиной и улёгся рядом – так было теплее.