Евгений Николаевич Гусляров
Любовь и диктатура
Должна сказать, что спустя много лет, сегодня, собираясь рассказать услышанное от старой большевички, я испытываю то же чувство: мне стыдно, что с моим именем может быть связано обнародование, этого предположения. Маловероятного. Ужасающего. Чудовищного.
Но «говоря – говори».
Я не записывала рассказа старой большевички, поэтому не имею права на прямую речь. Она сообщила мне, что у неё была в начале тридцатых знакомая девушка из семьи старых большевиков, которая дружила с Надеждой Аллилуевой. Аллилуева часто жаловалась подруге на грубость и равнодушие Сталина. Они были тогда чужды друг другу. Сталин, по словам Аллилуевой, много пил, просто спивался, а ей пить нельзя, у неё по наследству от матери очень слабая психика, и она вообще пить не любила. Он при всех заставлял, ну, как это грузины заставлять умеют, она злилась, дерзила ему. Оставшись наедине, он, пьяный, был невыносим. Она иногда готова была убить его.
И разговоры о женщинах. Пошлые. Она не ревновала, нет. Они её достоинство оскорбляли, эти пьяные мужские бредни. Он, пьяный, колобродил целыми ночами, а потом спал до полудня – и всё это раздражало её. Стыдно было: вокруг кричат «великий Сталин!», а она такого «великого» видит! И дети не радовали. Она, было, начнет заниматься ими, он грубо вмешивается. У неё опускаются руки. Она чувствует, что уходят её лучшие годы куда-то в песок или в помойную яму.
Аллилуева рассказывала это подруге откровенно и даже плакала. Она была очень экспансивна. Говорили, что у неё случаются сильные психические срывы. Отец этой девушки, старый большевик, бывал у Сталина в доме, он видел многое из того, о чем говорила Аллилуева, и даже рассказывал, что Надежда Сергеевна сама публично одергивала выпивающего Сталина. Даже оскорбляла его.
Однажды, это было примерно за неделю до седьмого ноября, Аллилуева сказала своей подруге, что скоро с ней случится что-то страшное. Она проклята от рождения, потому что она – дочь Сталина и его жена одновременно. Этого не должно быть в человечестве. Это кровосмешение. Сталин якобы сам сказал ей это в момент ссоры. Бросил в лицо: мол, то ли от меня, то ли от Курнатовского. А когда она остолбенела, пытался поправить положение: пошутил, мол.
Она прижала к стенке свою мать, которая в молодости хорошо погуляла, и та призналась, что действительно была близка со Сталиным и со своим мужем в одно время, вроде бы то ли в декабре 1900-го, то ли в январе 1901-го, и, если честно, не знает, от кого из них родилась Надя, хотя, конечно, она на законного отца похожа, значит, от него.
Аллилуевой всё же стало казаться, что она – дочь Сталина, а значит, сестра своих дочери и сына. В общем, какой-то бред. Дьявольская история.
В последние дни своей жизни она считала, что таким, как она, проклятым, не место на земле.
Девушку эту, подругу, после самоубийства Аллилуевой никто нигде больше не видел.
Какое-то древнее сочинение…
Хочется думать, что это выдумка – Царь Эдип наоборот? Или пример Лота с дочерьми?
Л. Васильева. Кремлевские жены. С. 208-210
Есть страшноватая легенда: появление Кобы (в доме Аллилуевых. – Е. Г.) не оставило равнодушным пылкую женщину, и рождение младшей дочери Аллилуевой – Нади – могло иметь отношение к этому увлечению. К счастью, это только легенда. Когда Коба знакомится с Аллилуевым, Надя уже появилась на свет.
Э. Радзинский. С. 60
Что касается всяких слухов и домыслов относительно смерти Надежды, то они клубились ещё в то время. Моя мама часто заговаривала об этом со Сталиным, но он только пожимал плечами и отвечал: «На каждый роток не накинешь платок».
В. Аллилуев. С. 31
Её похоронили. Сталин ходил провожать её на кладбище.
Н. Хрущев. Воспоминания. Т. 1. С. 52
В день похорон 11 ноября 1932 года гроб с телом Надежды был установлен для прощания в здании, где теперь располагается ГУМ. Все время, пока шла процессия прощания, у изголовья гроба стояла моя мама и вытирала платком сукровицу, вытекавшую из уголка рта покойной. Когда эта печальная церемония подходила к концу, в зал вошёл Сталин. Постояв несколько минут около покойной, он вдруг сделал движение руками, как бы отталкивающее от себя гроб, и проговорил:
– Она ушла, как враг!
Затем повернулся и пошел к выходу. Взгляд его наткнулся на Павла.
– Ты подарил ей пистолет?
–Да, – упавшим голосом пробормотал Павел.
– Нашёл чего подарить!
В. Аллилуев. С 29
По его лицу было видно, что он очень переживал, оплакивал её…
Н. Хрущев. Воспоминания. Т. 1. С. 52
Я никогда не видел его плачущим. А тут, у гроба Аллилуевой, вижу, как у него слёзы покатились…
В. Молотов. Чуев. С. 308
Его фотографий во время маминых похорон не существует, так как он на похороны не ходил. Не мог. Придя на прощание, он вдруг разъярился, оттолкнул от себя гроб руками и, круто повернувшись, ушёл прочь…
С. Аллилуева. С. 210.
– Она пишет: «Подойдя на минуту к гробу, он вдруг оттолкнул его от себя руками и, повернувшись, ушёл прочь и на похороны не пошёл».
– Нет, ничего подобного, ничего подобного, – возражает Молотов. – Помню хорошо. Сталин подошёл к гробу в момент прощания перед похоронами – слезы на глазах. И сказал очень так грустно: «Не уберёг». Я это слышал и это запомнил: «Не уберёг».
В. Молотов. Чуев. С. 309
Уже выходя из зала, Сталин обернулся к Енукидзе.
– Ты её крестил, ты её и хорони, – сказал он и ушёл. На Новодевичье кладбище, где хоронили Надежду, он не пришёл.
В. Аллилуев. С. 29
– Говорят, Сталин не ездил на похороны.
– Враньё! Враньё. Все члены Политбюро были на похоронах. Сталин был. Он был страшно подавлен. И я в прощальной речи сказал, что помню хорошо: «Мы, друзья Сталина, считаем своим долгом облегчить его страдания сейчас, после смерти его жены».
Он вместе с нами на кладбище ездил, стоял тут же у могилы. Мне было очень тяжело выступать, потому что Сталин присутствует, вы представляете себе, как мне было выступать по случаю смерти его жены, не моё амплуа, но я выступал. Сталин предложил – пусть Каганович скажет… Трижды я так выступал – на похоронах Аллилуевой, Кирова, Сен-Катаямы. Трудно это. Очень трудно было, но я сумел себя перевести в такое состояние.
Каганович Л.М. Памятные записки. М.: Вагриус, 1996. С. 94 (Каганович Л.М., советский государственный, хозяйственный и партийный деятель, близкий сподвижник И. В. Сталина).
…Заговорили о Яше (сыне Сталина от первой жены. – Е.Г.). Тут И(осиф) опять вспомнил его отвратительное отношение к нашей Надюше, его женитьбу, все его ошибки, его покушение на жизнь, и тут И. сказал: «Как это Надя, так осуждавшая Яшу за этот его поступок, могла сама застрелиться. Очень она плохо сделала, она искалечила меня». Сашико вставила реплику – как она могла оставить детей? «Что дети, они забыли её через несколько дней, а она меня искалечила на всю жизнь. Выпьем за Надю!» – сказал Иосиф. И мы пили за здоровье дорогой Нади, так жестоко нас покинувшей. Женя сказала: «У Нади были приступы тоски, Надя была больна – (это со слов Канель (?) я сказала Нюре и Жене)». – «Я этого не знал, я не знал и того, что она постоянно принимала коффеин, чтоб подбадривать себя».
Сванидзе М. Дневник. В сб. документов. Сталин в объятиях семьи. М.: Родина. 1993. С. 123 (Мария Анисимовна Сванидзе, певица Мария Сванидзе – жена Александра Сванидзе, брата первой жены Иосифа Сталина).
У многих членов нашей семьи, и у меня в том числе, было убеждение, что обида на Надежду за самоубийство была столь глубока, что Сталин никогда так и не приходил на ее могилу. Но оказалось, что это не так.
В. Аллилуев. С. 29
Потом еще долго по ночам ездил к могиле. Бывало, заходил в беседку и задумчиво курил трубку за трубкой…
Рыбин А.Т. Рядом со Сталиным. Записки телохранителя. – М.: Ветеран МП, 1992 (Алексеей Трофиимович Рыыбин – деятель государственной безопасности СССР. По его утверждению, сотрудник личной охраны Сталина).
Также, оказалось, интересовал его и памятник, вскоре сооружённый на могиле жены. Директор Новодевичьего кладбища С. Ф. Сосенкин рассказал мне: не так давно к нему в кабинет вошёл посетитель и поинтересовался, куда исчезла чугунная роза, лежавшая у основания стелы с бюстом Надежды. Станислав Фёдорович заверил его, что роза цела, её убрали, чтобы уберечь от возможной кражи. Увы, нравы сегодня таковы. В разговоре выяснилось, что посетитель этот не простой, он сам отливал изящную розу из чугуна и сам лично показывал её Сталину.
В. Аллилуев. С. 30
Мне рассказывали потом, когда я была уже взрослой, что отец был потрясён случившимся. Он был потрясён, потому что он не понимал: за что? Почему ему нанесли такой ужасный удар в спину? Он был слишком умён, чтобы не понять, что самоубийца всегда думает «наказать» кого-то – «вот, мол», «на, вот тебе», «ты будешь знать!». Это он понял, но он не мог осознать – почему? За что его так наказали?
И он спрашивал окружающих: разве он был невнимателен? Разве он не любил и не уважал её, как жену, как человека? Неужели так важно, что он не мог пойти с ней лишний раз в театр? Неужели это важно?
С. Аллилуева. С. 124
– Я был плохим мужем, мне некогда было её водить в кино, – сказал Сталин.
В. Молотов. Чуев С. 123
После кончины Нади, конечно, тяжела моя личная жизнь. Но, ничего, мужественный человек должен остаться всегда мужественным.
Сталин – Е. Джугашвили (матери). 24 марта 1934
Отец как бы демонстративно отрешился от всех семейных дел, от семьи, от родных и близких ему людей… Все его существо целиком было посвящено другому, – политике, борьбе, – поэтому чужие люди всегда были для него важнее и значительнее близких.
С. Аллилуева. С. 126,134
Когда-то, на похоронах первой жены, Сталин сказал:
– Это существо смягчало моё каменное сердце. На похоронах второй жены он сказал:
– Она ушла как враг.
Больше не женился.
Л. Васильева. С. 190
Приложение
Сталин больше не женился. Так и жил без женщины? Не хотелось бы мне лакомиться клубничкой, но ответ на этот вопрос мне кажется любопытным. Нередко попадались мне на этот счёт спелые ягодки. Я их пытался пробовать на зубок. У некоторых вкус был подлинный.
Лет пятнадцать назад, когда я готовил первое издание книги «Сталин в жизни», выписал у Светланы Аллилуевой очень для меня интересное место её воспоминаний. Оно требовало развития, но я тогда нужных материалов не нашёл. Да и не удосужился искать. Эпизод же был описан такой, за какими гоняются любители всякого рода жареных фактов. Судите сами. Светлана, дочь Сталина, описывает события первого дня после смерти отца: «Пришла проститься Валентина Васильевна Истомина – Валечка, как её все звали, – экономка, работавшая у отца на этой даче лет восемнадцать. Она грохнулась на колени возле дивана, упала головой на грудь покойнику и заплакала в голос, как в деревне. Долго она не могла остановиться, и никто не мешал ей. Валечка за последние годы знала о нём куда больше и видела больше, чем я, жившая далеко и отчуждённо. И до последних дней своих она будет убеждена, что не было на свете человека лучше, чем мой отец».
Так что Сталин, выходит, оплакан был по смерти не только страной. Самый искренний и очищающий от земных грехов плач был Валечкин.
«Именно Валя Истомина – та женщина, которой доверили омыть тело Сталина перед положением в гроб», – сообщает бывший начальник Особой кухни Кремля Геннадий Николаевич Коломенцев.
Тут, понятно, какая-то тайна была. Из тех тайн, которые сильно действуют на воображение. Я потом и точно читал некоторые соображения на этот счёт. Они не были основаны на пожелтевших от времени документах, но желтизной отдавали сильно. Вот, например, английский историк с экзотической фамилией Монтефиори. Пишет он о том, что Сталин будто бы специально, чтобы потрафить этой Валечке, изменил своим аскетическим привычкам: «После войны он поразил одного чиновника из Грузии, открыв шкаф и показав горы ослепительно белых подштанников. Эта картина, конечно, является уникальной в истории всемирных диктаторов». И как только шкаф вместил эти горы ослепительной клюквы. Да, это, конечно и есть тот мусор, который, как и предвидел Сталин, понесут на его могилу. Сталин хвастает перед каким-то незначащим грузинским чином собственными подштанниками, это, конечно, «посильнее, чем фаллос Гёте».
Но понятно из этого и другое. Загадочная и соблазнительная роль выпала этой Валечке. В течение последних четырнадцати лет жизни Сталина, она стала единственною его жизненной отрадой.
Кто такая, эта Валечка?
К Сталину просто так не допускали, конечно. Должны бы в архивах известных ведомств, через которые осуществлялся доступ к телу и сути Сталина, остаться бумаги об этой таинственной личности, притягательной для мало-мальски развитого творческого воображения.
Странно, что бумаг таких почти нет. Известно только, что Истомина Валентина Васильевна родилась в Орловской области в 1917 году, и именно в день большевистского переворота. Девичья фамилия её Жбычкина. Со временем она переехала в Москву, работала на ткацкой фабрике. Потом взята на работу по обслуживанию семьи Сталина. Было ей при этом лет восемнадцать-двадцать. Она появилась в Зубалово, подмосковной даче Сталина, с узелком, в котором были тетрадки с конспектами, в том числе и многих работ Сталина, шаль из козьего пуха и открытка, опять же, с ликом вождя. Чином же уже была она сержант госбезопасности. В 1953 году, в связи со смертью Сталина, отправлена на пенсию. Умерла в 1995 году.
Это почти всё, если не считать несколько чрезвычайно заманчивых сообщений сталинских охранников. Соблазнительны они даже вдвойне. Из донесений этих можно, во-первых, сделать вывод, что следили тогда и докладывали, куда надо, обо всех, не исключая и самого вождя. А, во-вторых, судите сами:
«12 декабря 35 г. в 4 часа утра Истомина вышла из спальни тов. Сталина и отправилась к себе».
«13 декабря Истомина вышла из спальни тов. Сталина в 5.15 и отправилась на кухню».
Донесения такого рода поступали непосредственно главному охраннику страны товарищу Власику. Вот и вспомнишь тут горестные отчасти строки из писем Светланы Аллилуевой:
«При всей своей всевластности, – уверяет она, – отец был бессилен, беспомощен против ужасающей системы, выросшей вокруг него как гигантские соты, – он не мог ни сломать её, ни хотя бы проконтролировать… Генерал Власик распоряжался миллионами от его имени…».
Раз так, придётся пересмотреть воспоминания других охранников Сталина. Благо, их теперь много явилось на белый свет. И все легко доступны. Сергей Красиков, бывший офицер охраны, в своих мемуарах «Среди вождей» описывает её очень привлекательным человеком, называет её «пригожуней»: «Не знаю, точно ли сохранила память облик этой милой, обаятельной, невероятно стройной и опрятной женщины, которая умела сохранить такт и аккуратность во всём, но при том ещё и этические нормы поведения. Из-за секретности положения мало кто из военнослужащих знал, какую на самом деле должность занимала пригожуня. Дежурные постов нередко пытались заигрывать с красавицей, задерживая её на постах разговорами, с желанием выудить номерок телефона для знакомства более обстоятельного. Люди эти были разными, корректными и развязными. Отбиваться от перезрелых ухажёров приходилось нелегко. Однако Валентина Васильевна с честью выходила из положения, охлаждая потоки изъявлений влюблённых точно найденным тихим и твёрдым словом. Никто из предполагаемых ухажёров взысканий не получал, как не получал и ожидаемых свиданий».
Григорий Пушкарёв, также офицер личной охраны Сталина, попытался выразиться определённее: «По наблюдениям охранников, у неё со Сталиным в последние годы его жизни были очень близкие отношения. Не раз видели, как она выходила из его спальни в четыре, а то и в пять часов утра и шла к себе, в дом для прислуги. Хозяин, а так называло Сталина всё окружение, её обожал. Он любил, чтобы вечером только она подавала ему чай, а иногда просил: “Позови Валентину, пусть расстелет постель”. Ему нравилось, когда это делала именно она. Обычно Сталин работал до полуночи, но часто засиживался и до трёх часов. Не спала и Валентина. Только ей дозволялось беспрепятственно заходить в “главную спальню” страны. Надо сказать, что в Валентину была поголовно влюблена вся охрана. В свои сорок лет она была очень хороша собой – красивое лицо, большие глаза, огромные ресницы, плотная фигура с хорошими формами. Каждый из нас считал своим долгом в какой-то мелочи помочь ей или просто лишний раз попасться на глаза».
Некоторые полагают, что Валечка Истомина была похожа на знаменитую приму сталинского «тоталитарного» кино Людмилу Целиковскую. Тогда, конечно, всё понятней.
А ведь она и не глупа была. «Она была неразговорчивой умницей», – вспоминал Валечку опять же один из сталинских охранников. И это можно понять опять же из написанного Светланой Аллилуевой: «Очень много видела она интересного, конечно, в рамках своего кругозора, – но рассказывает мне теперь, когда мы видимся, очень живо, ярко, с юмором».
Она для Сталина, кроме всего прочего являлась, тем «простым советским человеком», мнение которого стоило учитывать в разных политических ситуациях. Сталин всегда оставался политиком. Возможно и нечасто, но он интересовался Валечкиным взглядом на дела. Говорят, его очень даже задевало то, что их политические мнения часто не совпадали.
Благодаря ей остался в качестве исторического анекдота следующий случай. На даче вождя, когда он устраивал выездные заседания Политбюро и прочие деловые посиделки, а это в последние его годы стало системой, Валечка была хозяйкой стола. Подавала блюда, автором которых часто бывал сам Сталин, разливала водку. Сталину она всегда подавала особый графинчик. Однажды, когда Сталин вышел поговорить по телефону, присутствовавший тут Шолохов не удержался и налил себе стопарик из сталинского графинчика. Сталин вернулся и предложил очередной тост. Тут Шолохов с удивлением и обнаружил, что у него в рюмке вода-боржоми. Валечка, конечно, предупредила Сталина о мелком коварстве Шолохова, решившего узнать застольную тайну. Сталин, после тоста, повернулся к писателю и изобразил на лице неподдельный интерес: «Ну что, крепкая?». Шолохов сморщился, как от первака-самогона.
Во всей этой истории есть и нота прямо шекспировская. Сталин умер, и тут оказалось, что у Валечки есть вполне законный муж, тот самый, чью фамилию она носила. Она вернулась к нему, и стали жить они вполне дружно и даже, как сообщил одному журналисту тёти Валин племянник Борис Жбычкин, – «душа в душу». Муж её оказался настоящий полковник, воевал, имел награды. А Валечка даже нашла в себе озорную силу заметить, что вот она хоть на войне и не была, а наград у неё не меньше. В шутке проглядывает, если напрячься, явная двусмысленность. Но полковник Истомин напрягаться не нашёл нужным. А, может, он правильно подумал, что в данном конкретном случае напрягаться так же бессмысленно и даже кощунственно, как ревновать к Святому Духу.
Истомина пережила необычайного своего «небесного мужа» на четыре с лишним десятка лет. Мало кто знал, какой роскошный клад она носит в своей душе. Никаких интервью она не раздавала. Хотя к ней многие по этому поводу обращались, и даже из-за границы приезжали, деньги немалые предлагали. Жалко, конечно. Если бы Валечка всё выложила об этих четырнадцати годах своей жизни, последних годах Сталина, свидетельницей которых она была ежедневно и еженощно, многое не надо бы стало выдумывать…
***
И ещё одну, вполне человеческую черту добавлю к получившемуся у меня не совсем официальному облику Иосифа Сталина. Как-то раз, дело было 11 октября 1931 года, к Горькому, в шикарный особнячок, откуда только недавно выгнали знаменитейшего на всю Москву буржуя Рябушинского, пришли гости. Тут, конечно, надо рассказать немножко об этом Степане Рябушинском и его особнячке. Чудо, как хорош был особняк. Большими деньгами обошёлся изгнаннику. Русский модерн в архитектуре обошёл тогда Европу. Москва шла смотреть на особняк, как на царский выезд. Пришла как-то в этот дом одна молодая особа, любопытная купеческая жена, поохала, языком поцокала, а муж возьми её и убей после того. Старовер, ясное дело, не стерпел вольности, а, может, и заподозрил чего. Рябушинского в суд позвали. Тот объяснил: греха никакого не было, покойница, царство ей небесное, просто домик хотела посмотреть. Не поверили судьи, что молодая в полном расцвете и соку особа только по той причине поехала бы к холостому мужику. Отправились сами посмотреть, что за чудо такое смертельного притяжения. Посмотрели, согласились, да, такое нельзя не поглядеть, первейшее чудо. Интересно, Горький не чувствовал себя неловко в этом особнячке? Ведь жить в нём всё-равно что ходить в тулупчике, снятом с применением кинжала с прохожего… Так, но я-то про Сталина хотел. Прибыли они, значит, к Буревестнику. Таких гостей ждут не без волнения даже великие пролетарские писатели. Понятное дело, это были Сталин, Молотов и Ворошилов. Ну, Ворошилов-то с Молотовым ладно, но ведь Сталин! Гости пришли уже в подпитии, в Кремле закончился какой-то банкет. Горький, чёрной молнии подобный, ещё на стол наметал закуски и напитков. И пошла у них беседа. Горький стал читать забракованную прежним прогнившим режимом сказку «Девушка и Смерть». Культурная программа, понятное дело. Гости, в это время, наверное, всё пробавлялись застольем. Так что им и вовсе весело стало. Тут, конечно, Сталин взял и написал на книжке своё историческое изречение: «Эта штука сильнее, чем «Фауст» Гёте. Любов побеждает смерть». Так он и написал «любов». Сталин, по всем свидетельствам, был человек грамотнейший и эта твёрдость нежного слова, конечно, свидетельствует о значительном градусе, которого достигла та историческая тусовка. Вот все и стали потом гадать, как теперь быть с этим «Фаустом Гёте». Некоторые уже много лет спустя, конечно, после сталинской смерти, смело вывели, что это от низкого своего культурного уровня вождь сморозил. Как же это, такая мелкая пролетарская безделица и пуще «Фауста». Смех один. А некоторые, тоже смелые, поняли задним числом, что Сталин заискивал, очень уж ему хотелось, чтобы Горький о нём книжку сочинил. Только Горький-то не дурак был. И Молотов, и Ворошилов заметили: пока гордая птица Горький читал знаменитый автограф, лицо его вытягивалось и мрачнело. Он понял, как не высоко Сталин ставит его талант и, грубо говоря, смеётся ему в лицо. Сын известного писателя Всеволода Иванова Вячеслав свидетельствует: «Мой отец, говоривший об этом эпизоде с Горьким, утверждал решительно, что Горький был оскорблён. Сталин и Ворошилов были пьяны и валяли дурака». И, правда, Сталин, похоже, не высоко ценил Буревестника. Если взять, например, читанную им знаменитую книгу «Мать», в каковой Горький взялся оградить революцию от суда времени, то её, книгу, судя по карандашным пометкам, вождь, на что уж книгочей, осилил только на четверть. Дальше дело не пошло. Похоже, и саму эту сказку Сталин не читал и не расслышал до конца по пьяной лавочке. «Любов» в той сказке Смерть не побеждает. Она становится сестрой Смерти. И они вместе и каждая по-своему «Неустанно, неуклонно строят Радости Любви и счастье Жизни». Не совсем понятно и ладно, но складно. Смотрел недавно фильм Гайдая «На Дерибасовской хорошая погода…». Слышу: «Эта штука посильнее, чем фаллос Гёте». Шутка Сталина ушла гулять в народ. Я часто слышу её теперь… И сталинисты, и антагонисты Сталина равномерно не брезгуют ею. Она объединяет и в этом смысле стала в некотором роде национальным достоянием…
