bannerbannerbanner
полная версияПрикосновение

Галина Муратова
Прикосновение

Полная версия

Капля

Он был худ, высок и вечно простуженный, ее сосед. Кто он, она не знала, да и не интересовало. Интересовала Лелю совсем другая публика – резвая, легкая, улыбчивая.

Она и сама была хохотушкой. Громкой и неугомонной. Из квартиры ее слышна была музыка, голоса и, если прислушаться, то и звон бокалов.

Сама она работала в модном салоне парикмахером. Была известна среди молоденьких содержанок. И любима ими, потому что несмотря на видимую легкомысленность, она умела слушать своих клиенток и успешно хранить их тайны.

С худым соседом она едва здоровалась у лифта, и он вызывал у нее тайное раздражение. Ну, нельзя же так выглядеть в наши дни. Жалко и непрезентабельно. Уж джинсы-то можно купить.

Сосед носил брюки, правда хорошо выглаженные, и на нем было по осени длинное мешковатое пальто асфальтового цвета. Убого и жалко он выглядел.

«И хорошо бы ему очки помоднее», – думала Ляля второпях на минутку, оценивая соседа. И тут же о нем забывая.

Но однажды случилось непонятное и странное событие.

Лялька уронила ключи от квартиры.

Они улетели в лифте в узенькую щель, куда очень трудно было улететь, трудно было их даже запихнуть в эту щель. Но так случилось, и Ляля вышла из лифта слегка в оторопи, и не зная, что такое может выручить её и поможет попасть домой, в свою любимую квартирку.

Она прокатилась до первого этажа и пыталась проникнуть в шахту лифта, но быстро поняла, что это опасно и вообще-то невозможно.

Поделилась с дворничихой, та сказала, что надо вызывать лифтеров.

Ляльке стало скучно, она позвонила матери, сказала про потерю ключей. В ответ выслушала лекцию о своей неприспособленности в жизни. И что мать может приехать только вечером. И совет – «вызывай лифтера».

Ляля вернулась к себе на этаж и тут встретила соседа. Он глянул сквозь очки довольно приветливо, и поэтому она неожиданно сказала, будто оправдываясь.

– Вот ключи улетели. Раззява я.

Он улыбнулся выслушал ее и сказал.

– Лифтера надо вызывать.

Лялька рассмеялась неожиданно.

– От третьего человека слышу один и тот же совет.

Он позвонил куда-то, пришли, правда не сразу, два парня, отключили лифт, достали ключи, взяли немереную какую-то плату, и удалились.

Ляля оставила соседа на ужин, угостила его коньяком и чаем.

Он попросил налить ему чай в большую кружку, чтобы надолго хватило. Они сидели на кухоньке, и пытались узнать друг о друге.

Но сосед был немногословен. Занимается компьютерами. Много работает, четверо детей. Последнее ошеломило Лялю. Он совсем был не похож на многодетного отца.

Она уже внимательнее стала изучать его лицо в очках с запотевшими стеклами. Он старательно и очень как-то смачно потягивал чай из кружки, чередуя с коньяком. И делал это с каким то степенным удовольствием.

Леля увидела, что у него под носом образовалась капелька от горячего чая. Он быстро убрал ее большим мятым платком. Но она тут же появилась опять, как бы хотела поучаствовать в этом уютном ужине.

Капля эта почему-то так растрогала Лялю, разжалобила ее, привела к какому-то новому человеческому знаменателю.

Лялька даже застыла на минутку, чтобы нежная волна доброты к этому человеку не исчезла. Лялька давно не переживала подобного общения. Вроде бы ничего не происходило значимого, но она быстро подлила ему еще чаю и еще коньячку.

Ей хотелось, чтобы благодарность к этому человеку, а по сути – ко всем людям, осталась в ней навсегда. Так в этом состоянии было ей хорошо. Это было что-то новорожденное в ней.

Сосед еще раз вытер вспотевшее лицо. Исчезла трогательная капелька под носом.

Ляля глянула вниз и заметила дырочку в его черном носке. Гость смутился и спрятал ногу под стулом. А потом заторопился домой

– Засиделся. Пора.

Она не стала его удерживать. И даже побыстрее закрыла за ним дверь, чтобы сразу рухнуть на свой диван и уже не торопясь, осознать что с ней такое случилось необыкновенное.

Лялька вспомнила и вероятную жену соседа. Худенькую, с озабоченным лицом тетку. Стертая какая-то женщина. Даже лица её не вспомнила. И вдруг опять цунами жалости к этим мужчине и женщине переполняло ее.

И в благодарность за это в себе состояние, она готова была еще раз и еще раз бросать свои ключи в щель лифтовой шахты.

Чтобы этот сутулый человек сидел у нее на кухне, стыдливо прятал ногу в дырявом носке, потягивал чай из большой кружки, утирал милую каплю под носом большим мятым платком.

Лялька поняла, что это было ее счастье. Первое за шумную легкую жизнь.

Она вошла в лифт и бросила нарочно ключи от квартиры в щелку. Попытка не удалась. Было не попасть понарошку.

15 сентября 2020, Цветочная тетрадь.

Мена

Центральная часть города, красота её давно закончилась, а окраины новостроек не начинались. Она уже долго ехала по каким-то репейным волостям, заваленными обломками арматуры, страшными торчащими скелетами то тут, то там.

Местность чуть внушала ужас, который ликвидировался голосом навигатора.

– Еще 500 метров прямо. Потом направо.

Но давно закончились эти самые пятьсот метров, а поворота никакого не проглядывалось, унылые куски промзоны и все те же обрезки арматуры.

Где-то вдалеке можно было заметить домики, типа сторожек, и нелепый шлагбаум посреди поля.

Поворота нужного все не было видно, а навигатор молчал. Ни звука. Как-будто отключили связь с жизнью, и от сильного чьего-то пенделя ты очутился в неопознанном странном мире… в другой жизни другого летоисчисления, и вне привычного тепла земли.

Она заметила, что проезжали кирпичный белый дом странной кубической формы. Ни окон, ни дверей она в этом доме не увидела. За то его окутывало по периметру простынное полотнище с нарисованными окнами – красными, и дверью – черной.

Все это выглядело настолько сюрреалистично, что она остановила машину и вышла.

Вокруг ни звука. Тишина какая-то деревенская, особенная.

Ей показалось вот-вот закричит местный огненно-рыжий петух. Этого петуха, единственного живого, она видела в детстве. Он накинулся на нее и стал бить шпорами, и кудахтал громко. А она стояла, сбитая страхом, и не могла даже убежать.

Её неподвижность тогда наверное озадачила петуха и он ушел, гордо потряхивая перьями. Потом сосед отрубил в наказание ему голову, по просьбе её бабушки. Уж больно драчун.

Тогда, еще в детстве, она поняла, что зло обязательно накажут, а боль непременно затихнет от справедливости.

Стоя у машины и созерцая местные красоты, она считала себя пришельцем на другую планету. Но воображение её грубо прервал матерным окликом водитель из проезжавшей маршрутки, с крупным номером маршрута «13».

Она улыбнулась. Только с таким номером и живут здесь несчастные.

Это земли необетованные. Суета мира сюда не добралась. И не больно ей хотелось прыгать по арматурным тутошним полям. Маршрутка уехала, оставив надежду, что отсюда кто-то уезжает по желанию.

Надо только развернуться и скорее, скорее за маршруткой, хоть водитель ее и груб.

Она села в машину, настроила регистратор на свой адрес. В ответ – тишина.

– Этого только не хватало, – она развернула машину на сильно битом шоссе и поехала за маршруткой. Но та вдруг свернула на какую-то тропку- дорожку. Она, потеряв регистратор в услужении, тоже свернула, надеясь все- таки спросить дорогу к цели своего визита в эту забытую окраину.

Маршрутка остановилась у местного сельпо. Из нее вывалились много женщин и дружно рванули в магазин.

На двери зазвонил колокольчик, который только за границей принято подвешивать, чтобы было слышно – кто-то вошел. Но здесь, в глуши, и это сельпо, и этот неожиданный колокольчик вызывали только удивление и некоторую оторопь.

Колокольчик затих, всех принял возможных покупателей. И она с сожалением обнаружила, что водитель тоже ушел в магазин.

Не ждать же его здесь, пришлось тащиться в местный супермаркет.

Над ее головой тут же нежно звякнул колокольчик, и она невольно ответила ему:

– Привет ! И почему-то поправила прическу…

В магазине стоял гвалт. Продавщица металась из отдела в отдел. Улыбалась, называла всех по имени, и сразу было видно, что здесь отношения простые. И навсегда!

Прислушиваясь к гомону женщин, она просочилась к прилавку, у которого стоял водитель маршрутки.

Только она хотела спросить о маршруте и регистраторе в своей машине, как она увидела её. Трудно было поверить своим глазам. Это была лампа из её детства.

Тогда в каждом доме была такая. Настольная лампа-грибок. С красной шляпкой.

– Я беру это.

Она схватила за рукав продавщицу.

– Что «это»? – не поняла та просьбу.

– Лампу.

Выяснилось, что лампа стоила денег. Наличных.

А карточка ей здесь совсем не пригодилась.

Поди ж ты. Деньги есть, а не купить.

Она обшарила все свои карманы. Увы. Ни монетки. И вдруг, неожиданно для себя, она обратилась к женщинам купить у неё что-нибудь за живые деньги. Что-нибудь из её гардероба. Те стали придирчиво оценивать.

И тут она пожалела, что дорогую короткую шубку она не оставила в машине.

Так и случилось. Так и должно было быть.

Она счастливая, с лампой, села в машину.

И с удивлением смотрела на мятые рубли и десятки, которые дали ей впридачу к лампе.

Женщины были покорены её бестолковостью и щедростью. Поэтому, за руль она села почти раздетой, но с желанной лампой.

Если бы кто-нибудь из разумной центральной части этого города узнал о случившемся обмене, или как они говорят сегодня – «бартере», они бы ничего не поняли.

Ну, и пусть. И вдруг заговорил навигатор.

– Прямо. Прямо!

– Оно и понятно, – ответила она.

Она уже узнала дорогу домой. Что это было?

 

Ей вдруг подумалось, что кто-то относится к ней с большим участием. Последнее время ей было не по себе. Она сильно стала скучать по ночным звонкам своих друзей.

Она ругала их за эти ночные звонки, но втайне сама счастливо беседовала и, чувствуя их некую нетрезвость, раздражалась, но ей было интересно. Всегда.

Звонки эти исчезли по уважительным причинам. Никто уже не позвонит.

Трудно к этому привыкалось.

Прошлое всё богатело, украшалось бриллиантами вины и желаний. И оно казалось недооцененным. Хотелось туда, пожить там хоть чуток. Хотя бы в мыслях.

Вот под такой лампой с красным абажуром провела она много часов, вышивая что-то крестиком, или штопала носки, тогда они были в дефиците.

И это приятное занятие штопкой было чудо-терапией. Все в доме спали, а она сидела штопала или вышивала и любила их всех, спящих, и каждый крестик и стежок от иглы. И весь этот тихий уютный мир.

– Ты дома, любовь моя, – сказал Навигатор голосом мужа.

Она вышла из машины, прижимая к груди красную свою лампу и бегом, бегом.

Было холодновато без шубки. Она сейчас забежит и зажжет лампу своей жизни.

Ну, поносит пока пальтишко.

Она, лампа, того стоила. Надо было еще объяснить это мужу.

Но она ему предложит мистическую историю о пустырях пустынных, ужасах, инопланетянах.

Не может же она ему сказать что Некто специально отправил ее в это сельпо, чтобы предложить ей и осуществить достойную Мену.

22 января 2020, Синяя тетрадь.

Меланж

Сколько он помнил себя – мама всегда вязала. Из детства страшное постоянное лязгание спиц у самого ее лица, вызывало тревогу. Ему тонкие спицы представлялись орудием пыток неизвестных, а то и капканом. Вдруг защелкнет лицо мамы своими стальными цапками. И он тогда подходил к маме и испуганно пытался прервать этот бесконечный процесс. Но клубки толстых ниток разноцветно-разных прыгали, каждая в своей таре, и худели просто на глазах.

– Не вяжи, не вяжи, – пытался он объяснить матери свои страхи.

Но она, не вникая в суть, просто поднимала руки со спицами повыше. И спокойно продолжала вязать.

Он шел на кухню, где на столе, накрытый ажурно-вывязанной салфеткой его ждал завтрак, обед или ужин. В зависимости от времени суток. У них в доме было вывязано всё – от носков, до абажуров и абажурчиков, салфеток и наволочек.

Но больше всего мама обожала вязать для них с Нинкой, сестрой, разную одежку. Откуда-то, самым таинственным образом для того времени, у мамы были толстенные журналы мод. И стоило только подросшей сестричке ткнуть пальцем в любую понравившуюся ей модель – через пару дней она уже была на ней, еще может быть и краше. Щедрость маминой любви добавляла в свитерок в очень нужном месте карман, добавлялась большая обвязанная пуговица, которая придавала связанной вещи изысканную неповторимость.

Только потом, уже юнцом, он понял откуда взялось его музыкальное образование, его пианино, коньки и лыжи, и всё самое лучшее. Для них с сестрой мама вязала. У неё была своя клиентура. Она как-то очень таинственно приходила и уходила. Он видел, что сумка огромная с пряжей никогда не пустеет. А стопка журналов с вязанием обновляется.

Но дети были на первом месте всегда. Даже когда Нинка неожиданно завела жесткошерстную таксу, мать, хоть и не сильно обрадовалась живности в доме, но тут же связала таксе Сайке теплую попонку-пальто. И даже беретик к нему.

А Нинке сказала не отрываясь от вязания.

– Спасибо, что не котенка – а то бы вязанью моему пришел каюк.

Когда он привел свою будущую жену, Люсю, впервые, мать оценивающе сказала:

– Восемьсот грамм меланжа.

И через три дня Люся получила в подарок и в приданое меланжевый кардиган, которому позавидовал бы любой модный салон.

Что говорить о внуке и внучке. Пока варится борщ – связан жилетик.

Пока яйца вкрутую – носочки. Яркие и полосатенькие. На зависть всем в садике.

Казалось нити в комоде никогда не закончатся, клубки толстые, но вертлявые, катались слегка постукивая, стараясь выпрыгнуть. Но куда там. Ящики комода держали их крепко и строго следили, берегли от спутывания.

Что случилось с Люсей, но она завела котенка. Просто принесли, никого не спрося. С небольшим злорадством в душе.

– Она глупая, – только и сказала мама на эту Люськину диверсию.

И с тех пор мерой оценки ума у нее стал – один Люсь. А мерой благородства и любви – один Такс. Потому что такса очень обрадовалась появлению котенка и сразу его усыновила.

Только вот пришлось купить и поставить комод для изоляции клубков от кота. Всё обошлось. И Нина уже не жила с ними а была замужем и редко бывала у них,

Но однажды она пришла и рухнула перед матерью прямо на ковер. Она плакала. Такса Сайка тут же обеспокоенно стала вылизывать ее лицо, мама отложила спицы.

Ему пришлось выйти, подчиняясь взгляду недовольному матери. Ведь, поди ж-ты, кто-то осмелился сбить её с подсчета бесконечных петель «накид- пропуск». Собьешься – все перевязывать. Он это знал из детства. Когда мать вязала, по пустякам её тревожить нельзя было.

А вязала она всегда.

Нинка так и не ушла, осталась жить в доме. И муж её не искал.

Она заняла свою прежнюю комнату, так что Люся была очень недовольна уплотнением.

– Вы со своим вязанием держите все комнату, – проворчала однажды неразумно невестка. – Достали, с вашими нитками.

Люся сердито хлопнула дверью.

И в комнате вдруг стало нестерпимо тихо. Это клубки остановили свой вечный бег в ящиках комода, и только звякнули спицы, упав на ковер.

Мать долго лежала в больнице.

Вязать она больше не могла, чему обрадовалась Люси. Можно было вынести комод старьевщикам и нитки, наконец. Меланж! Все вон! Простор, чистота, свежий воздух. Оставила она только недовязанный меланжевый мужской джемпер – это мама вязала для сына. Остался недовязанным один рукав. Он так и встретил своей незаконченностью мать. Четыре спицы были как кинжалы, воткнуты в клубок пряжи.

Мать села в свое кресло, сложила дрожавшие руки на коленках. И вдруг сказала:

– Гуси-Лебеди.

Он не поверил своим ушам.

– О чем, ты ?

– Гуси лебеди! Не довязала рукав. Помнишь сказку.

Он не нашел, что ответить.

А в ногах юлила Сайка. Она всегда была рада всему.

– Один такс мой.

Мама наклонилась.

А он почему-то сильно был огорчен, что не читал этой сказки.

– Эх! Гуси-Лебеди. Зови сюда одну Люсь ! – приказала мать.

И он схватил кепочку в коридоре и легко выскочил из квартиры.

Такса – за ним.

Они шли гулять. И прогулка эта, похоже, получится длинной, как бесконечная нитка из комода.

Но когда они вернулись, в доме было тихо. И даже как-то праведно. Люси сидела в мамином кресле и была при спицах.

Она держала их с боязливостью и подальше от себя. А мать тихо и бережливо приговаривала.

– Надо же довязать рукав. Надо. Обязательно. «Гуси-Лебеди».

У Люси был испуганный вид. Она ничего не понимала, кроме одного – пока она не довяжет рукав на этом свитере для мужа, свекровь не отстанет. Начиталась сказок. Надо же.

24 января 2020, Синяя тетрадь.

Гея

Ну, что должно было случиться с человеком, с его головой, чтобы он засунул в обыкновенную уличную урну глобус Земли.

Да так засунул этот почтенный атрибут учебного пособия, что достать, извлечь его оттуда не представлялось никакой возможности. Глобус сиял из грязной урны северным полюсом, и какой-то тухлый товарищ уж притушил сигарету у самой его оси.

Петруша Кулебякин был человеком легковесным, но в этой урне с глобусом ему почудилась очень дурная примета. И не столько для него, как для человечества в целом. Он вдруг как споткнулся об увиденное им непотребство.

Вообще-то Петр Иванович сильно спешил, и в его план не входили размышления о спасении человечества. Он бежал просто за пивом и совсем не ожидал от себя такой неадекватной реакции. И зачем он вообще смотрел в сторону урны, бросил бы себе окурок метко, одним щелчком, так нет – подошел. И увидел. И теперь не знал, что с этим делать.

Вечерело, шустрил мимо люд. По своим неотложным делам, а Петр Иванович стоял у урны с глобусом, очень туго соображал. Ну конечно же, он сначала сфотографировал необычный дуэт урны и глобуса. Сфотографировал в нескольких ракурсах и решил выложить сегодня же в интернете.

С каким-нибудь комментарием, умным и философическим.

Потом он зашел в магазин возле которого стояла эта самая урна, он был хозяйственным. Купил перчатки. И началась операция извлечения глобуса, бережная и натужная. Было понятно, что акт вложения глобуса в урну был осознанный. Его притоптали так, что извлечь его не было никакой возможности. Ось глобуса скользила и никак не помогала акту спасения.

Прохожие шли мимо и никто не обращал внимания на скромное спасение макета земли. Петр Иванович заскучал.

Он не знал, что делать дальше. Он тронул саму урну ногой, она качнулась слегка. Петр Иванович решительно взялся за ее края, поднял и попробовал, крутя, вытряхнуть.

Но Глобус засел надежно и навсегда.

И вдруг Петр Иванович вспомнил, что его машина стоит тут, в соседнем дворе. А там в багажнике инструмент всякий.

Нести урну было невозможно тяжело в исполнении и Петр Иванович, чуть подумав и отогнав какого-то мужика с окурком от урны, решительно привалил ее на бок и покатил. Стараясь копировать при этом свою легальность, что бы никто не подумал, что он просто тырит казенное имущество.

Но зря он боялся. Никто не обращал на него внимания.

Вечер – не время дворников, время гулён и прочего небдительного люда.

Вот и двор, где машина Петра Ивановича. Но никаким инструментом глобус не извлекался. Ни постукивания, ни потряхивания не помогали. Не вылетал даже мусор из урны, так в ней закрепился глобус.

Во дворе Петра Ивановича знали и поддерживали разными советами. – Да, что там думать, урну кувалдой и хана. Он и выпрыгнет.

– Урну казенную, – Петр Иванович сомневался. – Вернуть надо. Но дело приобрело вдруг самый неожиданный поворот.

Во двор въехал на своем роскошном авто местная знаменитость, художник Архип Круглов. Он вышел из авто и, увидев урну с глобусом, просто ошалел от восхищения.

Он бегал вокруг заламывая руки и вопил:

– Какой сюжет ! Мужики, грузи ко мне в машину.

Он открыл бумажник.

– Куда вы её.

– Как куда? На выставку. Это же великий сюжет.

– Но урну нужно вернуть, – робко сказал ничего не понимавший Петр Иванович.

– Я за всё заплачу, – орал восторженно художник и звонил уже кому-то по телефону.

– Да, сенсация на миллион.

Мужики загрузили урну с глобусом в багажник. И Архип быстро покинул двор. Увез и урну и глобус.

Петя вначале огорчился, что потерял глобус, но зато не нужно было катить урну обратно. Она была очень грязной и тяжелой.

Через какое-то время в интернете увидел он открытие выставки. И на ней главный успех – его Глобус в урне. И название инсталляции придумали.

Архип. «Память о Гео».

Петр Иванович почесал в затылке, думая кто такая Гео.

– Скотина, а глобус, он так и не достал из урны. Тоже мне художник, грязнуля. Хоть бы урну и глобус почистил. А то след от окурка на полюсе так и остался.

Петру Ивановичу показалось, что он стал даже ярче и чернее.

Вокруг инсталляции с глобусом стояла толпа. Все были под сильным впечатлением

– Странно, – подумалось Петру Ивановичу. – А когда я стоял и смотрел, только мусор бросали, пока я не оградил собою.

Он посмотрел фотографии свои в телефоне.

Так и есть. Пятно на Севере было уже поддельным. Скорее всего углем. И Петру Ивановичу вдруг стало жаль, что не получилось у него извлечь

Глобус, он хотя бы его намыл и поставил у себя на окошко. Пусть сверкал бы своим Сиятельным Полюсом.

29 января 2020, Синяя тетрадь.

Рейтинг@Mail.ru