Генри Райдер Хаггард
Братья
IV. Султан Салах ад-Дин
На третье утро Годвин, проснувшись, увидел через стрельчатое окно лучи восходящего солнца, которые освещали другую постель рядом – на ней спал Вульф, перевязка окружала его голову, раненную в последней стычке с ассасинами, другие повязки виднелись на его руках и теле, исколотом во время боя на ужасном мосту.
С удивлением смотрел Годвин, как крепко спит его брат, несмотря на раны, и раздумывал о промысле Божьем, который руководил ими с самого, их приезда в Бейрут.
Наконец проснулся и Вульф, потянулся и слегка вскрикнул – движение причинило ему боль; он проворчал, что слишком светло, и попросил брата дать ему поесть, так как он очень голоден, потом с помощью Годвина оделся, но не в кольчугу. Тут благодаря воинам Салах ад-Дина, которые день и ночь караулили, чтобы к д'Арси не пробрались ассасины, незачем было защищать себя стальной броней. Вульф услышал шаги часовых и передернул широкими плечами.
– От этого звука холод бежит у меня по спине, – сказал он. – В первую минуту, когда я открыл глаза, мне показалось, что мы снова в доме аль-Джебала, там, где люди прокрадывались к нам, пока мы спали, и убийцы шмыгали взад и вперед мимо занавесей. Ну, что бы ни случилось дальше, я благодарю святых за то, что мы не у него. Говорю тебе, брат, с меня достаточно гор, узких мостов и ассасинов! Теперь мне хотелось бы жить на равнине, без единого пригорка, посреди честных людей, глупых, как их собственные овцы, среди простаков, которые по воскресеньям ходят в церковь и накачиваются, но не гашишем, а коричневым элем. Мне хотелось бы увидеть соленые берега Эссекса, почувствовать дыхание восточного ветра… Предоставляю тебе ароматные сады Синана, кубки и драгоценности, а также бои и приключения золотого Востока.
– Я никогда не стремился ни к чему подобному, – возразил Годвин.
– Да, – согласился Вульф, – ты не стремился, но… А что делает Масуда? Видел ли ты ее, пока я спал?
– Я видел только аптекаря, который лечил тебя, невольников, приносивших нам еду, а вчера вечером принца Хасана, сказавшего, что Розамунда и Масуда спят так же крепко, как ты.
– Я рад, – промолвил Вульф, – они заслужили отдых. Клянусь святым Чедом, что за женщина эта Масуда! У нее пламенное сердце и стальная воля. И красива она, очень красива. А как ездит верхом! Если бы она… я горячо люблю ее. А ты, Годвин? Ты ее тоже любишь?
– Нет, – коротко ответил Годвин.
– Я рад, что она так мало думает обо мне, – продолжал Вульф, – а между тем я преклоняюсь перед ней, как перед святой, – прибавил он со смехом. – Но слушай – часовые салютуют, – и, забыв, где он, Вульф обнажил свой меч.
Дверь отворилась, и в комнату вошел эмир Хасан, он приветствовал братьев во имя Аллаха и спокойно оглядел их.
– Не многие угадали бы, рыцари, – улыбнулся он, – что вы были гостями Властителя Гор и с такой быстротой тайно ускользнули из его дома. Через три дня вы будете так же сильны, как при нашей первой встрече подле бухты Смерти. О, вы храбрецы, хотя и неверные, но, я надеюсь, Пророк выведет вас из заблуждения. Вы истый цвет рыцарства! Я, Хасан, хорошо знаю франков и франкские обычаи, а потому говорю от чистого сердца. – И, поднеся руку к тюрбану, он с непритворным восторгом поклонился обоим д'Арси.
– Мы благодарим вас, принц Хасан, за вашу похвалу, – прозвучал ответ Годвина, а Вульф сделал шаг вперед, взял руку эмира и крепко пожал ее.
– Дурную шутку сыграли вы с нами, принц, там, в Англии, – заметил он, – и она довела лучшего рыцаря в мире, нашего дядю сэра Эндрью д'Арси, до смерти. Но вы повиновались вашему господину, и ради того, что случилось позже, я прощаю вас и называю вас своим другом. Впрочем, если мы когда-нибудь встретимся в бою, я все же надеюсь заплатить вам за отравленное вино. Хасан поклонился и мягко произнес:
– Я глубоко печалюсь, что был причиной смерти благородного рыцаря д'Арси. Когда мы встретимся на войне, сэр Вульф, не щадите меня, я не пожалуюсь, хотя это будет недобрый час для меня… А до тех пор мы – друзья. Но довольно об этом. Я пришел сказать вам, что принцесса Роза Мира, да благословит Аллах ее стопы, оправилась от усталости и желает через час позавтракать с вами. Пришел доктор перевязать ваши раны, а невольники готовы проводить вас в ванну и переодеть. Кольчуг не надо, здесь слово Салах ад-Дина и его слуг послужит вам лучшей защитой.
– А все-таки, я думаю, лучше надеть кольчуги, – заметил Годвин, – потому что слово – плохая защита против кинжалов ассасинов, которые, конечно, караулят нас.
– Правда, – согласился Хасан, – я забыл… – Они расстались, и братья стали одеваться.
Через час их провели в залу, скоро в комнату вошла и Розамунда, а с ней Масуда и Хасан. Розамунда была одета в богатый наряд восточной знатной женщины, но драгоценности, которыми ее убрали как невесту аль-Джебала, исчезли. Когда она откинула покрывало, д'Арси увидели, что в ее глазах не было прежнего страха. Розамунда ласково поздоровалась с братьями и поблагодарила сначала Годвина, потом Вульфа за все, что они сделали для нее. Наконец все сели и с легким сердцем стали завтракать.
Во время завтрака часовой при дверях объявил, что явились гонцы от султана. Они вошли, это были седовласые люди в красивых одеяниях. Хасан быстро поднялся с места и поклонился им. Старцы обменялись с ним приветствиями, и один из них подал ему письмо. Поднеся его ко лбу в знак уважения, Хасан передал свиток Розамунде. Она сломала печать, увидела арабские буквы и в свою очередь протянула пергамент Годвину, говоря:
– Прочтите его. Вы ученее меня.
И он прочитал вслух, переводя одну фразу за другой:
Салах ад-Дин, повелитель верных, сильный в помощи, – своей возлюбленной племяннице Розе Мира, принцессе Баальбека.
Наш слуга, эмир Хасан, сообщил нам, что вы, благородная дама, бежали от проклятого Властителя Гор, Синана, и находитесь в безопасности в нашем городе Эдессе, а с вами женщина по имени Масуда и ваши родственники, франкские рыцари, воинское искусство и храбрость которых спасли вас. Это письмо повелевает вам приехать к нашему двору в Дамаске, едва вы будете в состоянии пуститься в путь, здесь вас ждут любовь и почет. Я приглашаю также ваших родственников сопровождать вас. Я знал их отца и с удовольствием буду приветствовать рыцарей, совершивших великие подвиги, а с ними и женщину Масуду. Если же им больше хочется вернуться на родину, они все трое могут сделать это.
Спешите, моя племянница Роза Мира, спешите, потому что моя душа жаждет встречи с вами, а мои глаза желают взглянуть на вас. Во имя Аллаха привет.
– Вы слышали, братья, – сказала Розамунда, когда Годвин окончил чтение. – Что вы хотите сделать?
– Конечно, остаться с вами, – ответил Вульф, Годвин в подтверждение кивнул головой.
– А вы, Масуда?
– Я, госпожа? О, я тоже пойду вслед за вами – ведь там, – и она указала головой в сторону гор, – меня ждет недобрая встреча.
– Вы слышали, что они говорят, принц Хасан? – обратилась к эмиру Розамунда.
– Я не ждал иного ответа, – поклонился принц. – Только, рыцари, вы должны дать мне одно обещание. Его необходимо получить от людей, которые могли, как птицы, улететь из крепости ассасинов на самых быстрых конях Сирии. Обещайте мне, франки, во время этого путешествия не делать попыток бежать с принцессой, за которой вы приплыли из-за моря, чтобы вырвать ее из рук Салах ад-Дина!
Годвин вынул из-под туники крест, который Розамунда оставила ему в Эссексе, сказав:
– Над этим священным символом клянусь, что во время нашего пути в Дамаск я не попытаюсь бежать с моей кузиной Розамундой или без нее, – и он поцеловал святыню.
– А я даю такую клятву на своем оружии, – прибавил Вульф, сжав посеребренную рукоятку меча.
– Хорошо, что вы поклялись, – улыбнулся Хасан. – Но и слова вашего было бы достаточно!
Он посмотрел на Масуду и продолжал, улыбаясь:
– Нет, вы не клянитесь, потому что клятва женщины, которая жила среди ассасинов, не имеет значения. Так как все же мой господин пригласил вас, нам придется наблюдать за вами.
И он обернулся к старцам. Годвин, замечавший все, увидел, что темные глаза Масуды обратились на эмира и блеснули.
– Хорошо, – казалось, говорили они, – что ты посеял, то и пожнешь.
В тот же день они отправились к Дамаску среди большого конного войска. В самой середине на носилках несли Розамунду, и тысяча копий охраняла ее. Перед ней ехал принц Хасан с телохранителями в желтых одеждах, рядом с ней – Масуда, позади – оба д'Арси (несмотря на все свои раны, Вульф не пожелал, чтобы его несли на носилках). Невольники вели за ними в поводу скакунов Огня и Дыма, которые поправились, но шли все еще тяжелым шагом; дальше виднелись ряды сарацин в тюрбанах. Из-за опущенных занавесей носилок Розамунда знаком подозвала к себе братьев. Они подъехали к ней.
– Посмотрите, – показала она рукой вдаль.
Они посмотрели в указанном направлении и увидели облитые светом заходящего солнца горы, а высоко на их вершинах – недоступный город и крепость ассасинов; ближе виднелись откосы, по которым они скакали, спасая жизнь; еще ближе сверкала река, обрамленная городом Эдессой. Вдоль его стен блестели копья, и на каждом из них виднелось по черной точке – это были головы ассасинов. На высокой башне вечерний ветер развевал золотое знамя Салах ад-Дина. Вспомнив все, что она пережила в городе поклонников дьявола, Розамунда вздрогнула.
– Крепость Синана словно горит в адском пламени, – произнесла она, глядя на твердыню, окруженную кровавым вечерним светом и черными облаками, похожими на дым. – О, я думаю, так погибнет она.
– Надеюсь, – согласился с ней Вульф.
– Да, – задумчиво прибавил Годвин, – но все же это дурное место принесло нам добро – там мы нашли Розамунду и там ты, мой брат, вышел победителем из такого боя, который, надо надеяться, никогда не повторится для тебя, ты заслужишь славу, а может быть, еще что-нибудь большее.
И, осадив лошадь, Годвин поехал позади носилок. Вульф задумался, и Розамунда посмотрела на него мечтательным взглядом.
В этот вечер лагерь раскинули в пустыне. На следующее утро, окруженные племенем бедуинов, они снова двинулись вперед; вторую ночь провели в старинной крепости Баальбек: ее гарнизон и население, узнавшие от скороходов о титулах Розамунды, вышли к ней навстречу, как к своей госпоже… Она сошла с носилок, села на чудную лошадь, которую ей в виде подарка выслал город, и выехала вперед; братья в полном вооружении на Огне и Дыме держались по обеим ее сторонам. Отряд мамелюков Салах ад-Дина двигался позади нее. Суровые люди в тюрбанах поднесли ей на подушке городские ключи, менестрели и воины пошли впереди, сбежались тысячи горожан. Розамунда поехала через открытые ворота, миновала высокие колонны разрушенных храмов, некогда языческих святилищ, и пересекла дворы, направляясь к цитадели, окруженной садами, а в прежние века бывшей крепостью римских императоров.
Под портиком Розамунда повернула лошадь и приняла приветствия горожан, и братьям, смотревшим, как величаво она сидела на большом белом коне, окруженная кричавшей, склонявшейся толпой, и видевшим, как сарацинский принц стоял у ее стремени, а целое войско толпилось за ней, думалось, что никто не мог быть величавее, чем эта девушка, которая по капризу судьбы была вознесена так высоко. Но вдруг выражение гордости сбежало с ее лица, а глаза потухли.
– О чем вы думаете, кузина? – спросил Годвин.
– О том, что мне хотелось бы снова быть среди полей Стипля, – ответила она. – Ведь те, кто поднимается так высоко, падают низко. Принц Хасан, скажите предводителям войска и народу, что я всех благодарю, и попросите их разойтись. Мне хочется отдохнуть.
В эту ночь в великолепных залах проходил пир, раздавалось пение, плясали женщины, подносились дары. Баальбек, всегда преклонявшийся перед благородством происхождения и красотой, чествовал свою повелительницу, племянницу великого Салах ад-Дина. Однако некоторые роптали, уверяя, что она принесет несчастье султану и городу Баальбеку из-за своего наполовину франкского происхождения и преданности кресту. Но даже эти люди прославляли ее красоту и царственную осанку. Хвалили они также и братьев д'Арси, весть об их подвигах во владениях ассасинов переходила из уст в уста. На заре следующего дня путники двинулись из Баальбека в сопровождении войска и многих знатных горожан. Днем они остановились на высотах, с которых открывался вид на Дамаск, «невесту земли», город, расположенный посреди семи потоков, обрамленный садами, самый красивый и, может быть, самый древний в мире. Потом шествие спустилось в плодородную долину и к ночи вступило в ворота Дамаска. Впрочем, большая часть армии раскинула лагерь за чертой города. Медленно ехали остальные по узким улицам, между желтыми домами с плоскими крышами, то посреди разноцветной толпы, собравшейся им навстречу, то по безлюдным улицам; они смотрели на нарядные строения, на мечети с куполами и на статные минареты, которые вырисовывались на темно-синем вечернем небе. Наконец путники выехали на открытое пространство, засаженное деревьями, за которыми виднелся громадный, прихотливо украшенный замок-дворец Салах ад-Дина. Во дворе шествие разделилось: важные сановники увели Розамунду, братьев же проводили в их комнаты и там, после ванны, подали им обед.
Едва успели они поесть, как к ним пришел Хасан и повел по различным коридорам, залам и дворцам. Наконец братья очутились перед закрытыми дверями. Воины, стоявшие на часах, попросили рыцарей снять с себя вооружение.
– Не нужно, – сказал Хасан, и воины пропустили д'Арси. Братья вошли в маленькую сводчатую комнату, которую освещали висячие серебряные лампы, она была вымощена разноцветным мрамором, устлана роскошными коврами и убрана ложами с подушками.
По знаку Хасана братья остановились посреди комнаты и огляделись. Здесь не было никого, и царила полная тишина. Обоим д'Арси стало страшно – чего, они сами не знали. Вот занавеси на внутренней стене комнаты раздвинулись, и из-за них вышла фигура в тюрбане и стояла в темноте, глядя на д'Арси. Это был не очень высокий человек, но все его движения дышали величием. Он сделал шаг, поднял голову, и д'Арси увидели его мелкие тонкие черты и темную бороду. Из-под широкого лба блестели задумчивые, но по временам проницательные карие глаза. Принц Хасан упал на колени, и его голова коснулась мрамора. Д'Арси угадали, что перед ними могущественный Салах ад-Дин, и поклонились ему по-восточному. Султан заговорил низким, спокойным голосом и, приказав Хасану подняться, прибавил:
– Я вижу, что ты доверяешь этим рыцарям, эмир, – и он указал на их большие мечи.
– Повелитель, – был ответ, – я им верю, как самому себе. Они храбрые и честные люди, хотя и неверные.
Султан погладил бороду.
– Да, – сказал он, – неверные! Это жаль, хотя, без сомнения, они поклоняются Богу по-своему. Они благородны с виду, как был их отец, которого я хорошо помню, и, если все, что я слышал о них, правда, они – герои. Рыцари, знаете ли вы мой язык?
– В детстве нас учили этому языку, – ответил Годвин, – однако мы довольно плохо знаем его.
– Хорошо. Теперь скажите мне, как воины воину, чего вы желаете от Салах ад-Дина?
– Возвращения нашей двоюродной сестры, которую по вашему приказанию, султан, украли из Англии.
– Рыцари, я знаю, что Роза Мира – ваша двоюродная сестра, как знаю и то, что она – моя племянница. Скажите же мне теперь: она для вас только двоюродная сестра? – И он посмотрел на них проницательным взглядом.
Годвин взглянул на Вульфа, и тот произнес по-английски:
– Скажи ему всю правду, брат. От этого человека ничто не укроется.
– Повелитель, мы домогаемся ее руки, – признался Годвин.
Султан с изумлением посмотрел на них.
– Как, оба? – спросил он и, подумав, задал еще вопрос: – Скажите, рыцари, которого же из вас любит она?
– Это известно только ей одной, – услышал султан ответ Годвина, – в свое время она откроет истину.
– Сядьте и объясните подробнее, – предложил Салах ад-Дин.
Братья сели на восточный диван и откровенно рассказали Салах ад-Дину всю свою историю.
– Странный рассказ, – заключил султан, когда д'Арси наконец замолчали, – и во всем этом видна рука Аллаха. Братья, вы думаете, что я причинил зло вам и вашему дяде, сэру Эндрью, своему бывшему другу? Слушайте же. Правду рассказывали вам и мои посланцы, и лживый рыцарь Лозель. Также не обманул и я вашего дядю, написав ему о вещем сне, – я видел теперь Розу Мира, узнал в ней деву, явившуюся мне в сновидении, удостоверился, что Аллах говорил со мной, что своим благородным поступком она спасет тысячи и тысячи людей от кровопролития. Послушайте, сэр Годвин и сэр Вульф, – продолжал Салах ад-Дин изменившимся голосом, ставшим суровым и повелительным, – просите от меня, чего желаете, и, хотя вы франки, я дам вам все: богатство, земли, титулы; не просите только отдать в ваши руки мою племянницу, принцессу Баальбекскую, которую Аллах привел ко мне для своих целей. Узнайте также, что если вы постараетесь украсть ее у меня – вы умрете, что если она бежит, то я настигну Розу Мира, и ее тоже поразит смерть. Я сказал ей это, подкрепив свои слова клятвой Аллаху. Она останется в моем доме, пока не исполнится вещий сон.
Братья уныло переглянулись – теперь они, казалось, были дальше от исполнения своих желаний, чем во дворце Синана. Но вдруг лицо Годвина просветлело, он поднялся для ответа султану:
– Могучий повелитель Востока, мы выслушали вас и знаем грозящую нам опасность. Повелитель, вы предложили нам вашу дружбу, мы приняли ее с благодарностью и не просим ничего больше. По вашим словам, Бог привел леди Розамунду к вам для исполнения Его воли, пускай же все свершится, нам трудно угадать Его пути. Мы подчиняемся Его повелениям. Он руководил нами в прошедшем и будет руководить в будущем.
– Хорошо сказано, – Салах ад-Дин остался доволен ответом Годвина. – Я предупредил вас, гости, а потому не порицайте меня, если я сдержу данное слово, от вас же я не требую никаких обещаний – я не хочу подвергать благородных рыцарей возможности солгать. Да, Аллах поставил перед нами странную загадку, пусть же в свое время она и разрешится волей Аллаха.
И он знаком показал, что свидание окончено.
V. Д'Арси уезжают из Дамаска
С Годвином и Вульфом обращались почтительно. Им отвели дом и дали несколько слуг, которые охраняли их. На своих быстрых конях они ездили в пустыню охотиться и без труда могли бы ускакать в ближайший христианский город. Никто не остановил бы их, они пользовались полной свободой. Но им некуда было бежать без Розамунды.
Д'Арси часто виделись с Салах ад-Дином, султан любил рассказывать им о том времени, когда их отец и дядя были на Востоке, или расспрашивать об Англии и франках, или же толковать с Годвином по религиозным вопросам. Чтобы показать свое доверие к д'Арси, султан назначил их офицерами собственных телохранителей, и, когда они, утомленные бездействием, попросили его позволить им дежурить в его дворце, он охотно согласился. Братья не стыдились этого, так как в это время между сарацинами и франками был мир и они не получали жалованья от Салах ад-Дина.
И действительно, между христианами и сарацинами был мир, но Годвин и Вульф понимали, что он скоро нарушится. Дамаск и долина, расстилавшаяся вокруг этого города, превратились в громадный лагерь, с каждым днем в него стекались все новые и новые тысячи диких, воинственных племен. Однажды д'Арси спросили знавшую все Масуду, в чем дело. Она объяснила:
– Джихад – начало священной войны. Уже давно во всех мечетях на Востоке «верных» призывают поднять меч. Скоро начнется великая борьба креста с полумесяцем, и тогда, пилигримы Джон и Питер, вам придется стать под то или другое знамя.
– Нетрудно угадать, которое мы выберем, – твердо произнес Вульф.
– Конечно, – согласилась Масуда, улыбаясь своей странной улыбкой, – только, может быть, вам будет тяжело воевать против принцессы Баальбека и ее дяди, повелителя «верных»? – И она ушла, улыбаясь.
Действительно, Розамунда, двоюродная сестра и предмет горячей преданности д'Арси, как они думали, сделалась истой принцессой Баальбека. Она жила среди пышности и пользовалась полной свободой. Все обещанное в письме к старому д'Арси исполнил Салах ад-Дин – Розу Мира не принуждали менять религию, не предлагали ей женихов. Но на Востоке женщины, особенно знатные, не могли свободно видеться с мужчинами, хотя бы даже родственниками, и ей, принцессе из Дома Салах ад-Дина, приходилось повиноваться обычаям этой страны, даже, выходя из дома, накидывать на лицо покрывало. Годвин и Вульф просили султана позволить им время от времени разговаривать с ней, но он резко ответил:
– Рыцари, это противно обычаю! И чем меньше вы будете видеться с принцессой, тем лучше для нее и для вас, кровью которых я не хочу омыть свои руки… а также для меня самого.
И братья ушли с горечью в сердце. Розамунда была бесконечно далека от них. Понимали они также, что увезти ее из Дамаска не было возможности. Она жила в отдельном дворце, день и ночь охраняемом мамелюками султана, которые знали, что за недосмотр они поплатятся жизнью. Внутри дворца ее сторожили доверенные слуги султана, которыми командовал умный и хитрый евнух Мезрур, ее женская свита состояла из шпионов.
Только одно утешение оставалось у д'Арси: с самого начала Розамунда попросила султана не разлучать ее с Масудой, и он, хотя и с некоторым недовольством, согласился исполнить эту просьбу, помня роль Масуды в спасении его племянницы от Синана. Масуда же, на которую не обращали особенного внимания и вдобавок бывшая «еретичкой», имела право говорить с кем ей угодно, а так как ей часто хотелось видеться с Годвином, братья получали сведения о Розамунде.
От нее д'Арси узнали, что принцессе жилось довольно хорошо, но что ее тяготили восточные обычаи, стеснения и бездействие; что ее расстраивала невозможность видеться с ними. Она каждый день посылала им поклоны и просила ничего не предпринимать для ее бегства, даже не пытаться видеться с ней. По ее словам, Салах ад-Дин так боялся рыцарей, что и ее, и их постоянно караулили. Молодые люди приуныли.
Однажды в жаркое утро д'Арси сидели во дворе своего дома подле фонтана и сквозь резьбу бронзовых ворот смотрели на прохожих и часовых, которые маршировали взад и вперед. Их дом помещался на одной из главных улиц Дамаска, и мимо него постоянно лился пестрый человеческий поток.
Годвин и Вульф мрачно сидели в тени, падавшей от расписанного красками дома. Их утомляли пестрая толпа, зной, несносные крики с минаретов, поблескивание мечей, а больше всего угнетала мысль о том, что им не удастся увезти Розамунду из дворца Салах ад-Дина. Они молчали, поглядывая то на прохожих, то на тонкую струю воды, падавшую в мраморный бассейн.
Вдруг они услышали голоса и, взглянув на ворота, увидели женщину в длинном плаще, которая разговаривала с часовым. Воин засмеялся и поднял руки, точно желая ее обнять. Блеснул кинжал, воин отступил, все еще со смехом, и отодвинул засов ворот. Женщина вошла в дверь. Это была Масуда. Братья поднялись и поклонились ей, но она, не останавливаясь, скрылась в доме. Д'Арси пошли за ней. Солдат все еще смеялся, и при звуке его смеха Годвин вспыхнул.
– Ничего, – сказала она. – Оскорбления я переношу постоянно, ведь они считают меня… – она не договорила.
– Ну, пусть они лучше не говорят мне, чем считают вас, – прошептал Годвин и сжал рукоятку меча.
– Благодарю вас, – ответила Масуда и нежно улыбнулась ему. Она сбросила с себя плащ и осталась в красивом белом платье с вышитым на груди гербом Баальбека. – Хорошо, что они считают меня убийцей и шпионкой, не то мне не удалось бы войти в ваш дом!
– Что случилось с Розамундой? – задал вопрос Вульф.
– Принцесса Баальбека, моя госпожа, здорова и по-прежнему хороша, хотя ее томит пышность и ничто не доставляет радости. Она послала привет, но не сказала, которому из вас передать поклон, а потому, пилигримы, вы должны разделить его пополам.
Годвин слегка вздрогнул, а Вульф просто спросил, есть ли надежда видеть ее.
– Никакой, – произнесла Масуда и потом прибавила: – Я пришла по другому делу. Хотите ли вы оказать услугу Салах ад-Дину?
– Не знаю… В чем дело? – мрачно поинтересовался Годвин.
– Нужно только спасти его жизнь, – объявила она. – Может быть, он будет благодарен за это, может быть, и нет… Все зависит от его расположения.
– Скажите нам, – проговорил Годвин, – каким путем мы, двое франков, можем спасти жизнь султана Востока?
– Вы, конечно, еще помните Синана и его фидаев? Ну, так сегодня ночью они задумали убить Салах ад-Дина, потом, если возможно, покончить с вами и увезти вашу даму Розамунду, если же это не удастся – зарезать ее… Я говорю правду! Это мне сказал один из них благодаря печати – бедный безумец воображает, что я с ними заодно! Сегодня вы как начальники телохранителей дежурите в прихожей. Не так ли? В полночь сменяют часовых, восемь воинов, которые должны стать на караул в комнате Салах ад-Дина, не придут – их отзовут прочь подделанным приказом. Вместо них придут восемь убийц, переодетых мамелюками. Они надеются обмануть и заколоть вас, убить Салах ад-Дина и убежать из противоположных дверей. Как вы думаете, выдержите ли вы бой с восемью фидаями?
– Мы уже пробовали это и опять попробуем, – согласился Вульф. – Как же узнаем мы, что они не мамелюки?
– Вот как: убийцы направятся к дверям спальни султана, а вы преградите им дорогу. Когда они бросятся на вас, защищайтесь и зовите на помощь.
– А если они осилят нас? – спросил Годвин. – Тогда султан погибнет?
– Нет, вы должны запереть дверь в комнату Салах ад-Дина и спрятать ключ, наружная стража услышит шум борьбы раньше, чем они ворвутся в спальню, – ответила Масуда и прибавила, подумав немного: – А не лучше ли теперь же открыть заговор султану?
– Нет, нет, – возразил Вульф, – попробуем биться, мне надоело бездействие. Хасан охраняет наружные ворота. Он придет, услышав шум мечей.
– Хорошо, – заключила Масуда, – я позабочусь, чтобы он был на месте и не спал. Теперь до свидания. Я ничего не скажу принцессе Розамунде, – и, набросив на себя плащ, Масуда ушла.
– Как ты думаешь, это правда? – засомневался Вульф.
– Масуда никогда не лгала, – пресек его сомнения Годвин. – Осмотрим кольчуги – у фидаев острые кинжалы.
Приближалась полночь, братья стояли в маленькой сводчатой передней, внутренняя дверь которой вела в спальню Салах ад-Дина. Караул, состоявший из восьми мамелюков, ушел; по обычаю, он должен был встретить во дворе сменяющих, но до сих пор смена эта не появилась.
– По-видимому, рассказ Масуды – правда, – произнес Годвин и, подойдя к внутренней двери, замкнул ее на ключ, который спрятал под одну из подушек. Потом д'Арси стали перед закрытой и завешенной дверью. Они были в тени; висячие серебряные лампы освещали остальное пространство. Братья молчали и ждали. Послышались шаги. Восемь мамелюков в желтых одеждах, накинутых поверх кольчуг, вошли и отдали рыцарям честь.
– Стойте, – приказал Годвин. Они остановились на мгновение, но скоро снова двинулись вперед. – Стойте! – повторили оба брата, но те не слушались. – Стойте, сыновья Синана! – в третий раз приказали д'Арси, обнажая мечи. Но со злобным шипением фидаи уже бросились на них.
– Д'Арси! Д'Арси! На помощь султану! – закричали братья. Начался бой. Шестеро ассасинов напали на Годвина и Вульфа, и, пока рыцари отбивались от них, двое остальных убедились, что дверь заперта. Тогда они тоже бросились на братьев, думая снять ключ с трупа одного из них. Во время первого натиска двое фидаев упали под ударами длинных мечей, после этого убийцы не подходили близко, некоторые беспокоили рыцарей спереди, остальные старались проскользнуть за их спиной и заколоть их сзади. И действительно, удар одного кинжала поразил Годвина в плечо, но лезвие скользнуло по его крепкой кольчуге.
– Отступи! – крикнул он Вульфу. – Не то они убьют нас!
Д'Арси внезапно отступили и прислонились спиной к двери. Так стояли они, призывая на помощь и кругообразно размахивая перед собой мечами; фидаи не смели подходить к ним. Снаружи донеслись крики и топот, раздались тяжелые удары в ворота, которые убийцы задвинули засовом, из спальни Салах ад-Дина голос султана спрашивал, что случилось. Фидаи слышали все и поняли, что они погибли. Полные отчаяния и бешенства, ассасины забыли об осторожности: они бросились на братьев, полагая, что, свалив их, все же проберутся к Салах ад-Дину и убьют его раньше, чем сами будут убиты. Годвин и Вульф жестоко ранили двоих, и в это время к братьям прибежал Хасан с внешней стражей.
Еще через минуту легко раненные Годвин и Вульф стояли, опершись на мечи, а фидаи, одни – убитые или раненые, другие – взятые в плен и связанные, лежали перед ними на мраморном полу. Дверь в спальню открыли, оттуда показался султан в своем ночном одеянии.
– Что случилось? – спросил он, подозрительно глядя на д'Арси.
– Ничего особенного, – ответил Годвин. – Эти люди пришли убить вас, и мы задержали их, пока не подоспела помощь.
– Убить меня? Моя собственная стража хотела убить меня?
– Это не ваши воины, а фидаи, переодетые в платья мамелюков и подосланные аль-Джебалом, – объяснил Годвин.
Салах ад-Дин побледнел – он, не страшившийся ничего на свете, всю жизнь боялся ассасинов и их повелителя, который трижды пытался убить его.
– Снимите с них кольчуги, – продолжал Годвин, – и, я думаю, вы, султан, увидите, что я говорю правду, если же нет – допросите оставшихся в живых.
Воины Салах ад-Дина повиновались и на груди одного убитого фидая нашли выжженное клеймо в виде кроваво-красного кинжала. Салах ад-Дин отозвал братьев в сторону.
– Как вы узнали об этом? – подозрительно всматривался он в их лица.
– Масуда… из свиты госпожи Розамунды… предупредила нас, что вы, властитель, и мы будем убиты сегодня.
– Почему же вы не сказали об этом мне?
– Потому, султан, – изложил ему причины этого Вульф, – что мы не знали, верно ли известие, не хотели вызвать ложных опасений и остаться одураченными, а также думали, что сумеем выдержать нападение восьми крыс Синана, наряженных воинами Салах ад-Дина.
– Вы поступили мужественно, хотя задумали безумное дело, – заключил султан. Он подал руку сперва одному, потом другому д'Арси и прибавил: – Рыцари, Салах ад-Дин обязан вам жизнью. Если когда-нибудь случится, что ваша жизнь будет зависеть от Салах ад-Дина, он вспомнит о сегодняшнем вечере.
На следующее утро оставшихся в живых фидаев допросили, и они сознались во всем, потому их казнили. Многих из горожан арестовали и убили по подозрению в пособничестве фидаям, и на время страх перед ассасинами замер.
