Илья Глазунов
Россия распятая
Одного известного ленинградского юриста старой школы внезапно арестовали и доставили в знаменитый Большой дом на Литейном, как тогда называли городской НКВД. Следователь, парень лет двадцати пяти деревенского обличья, усадил его напротив себя и без лишних слов объявил, по какой статье он обвиняется, и сразу назвал срок – 10 лет лагерей. Юрист возмутился: «Помилуйте! Это же статья за мошенничество и конокрадство!» Устало глядя на арестованного, молодой чекист молча протянул ему через стол пухлый том Уголовного кодекса РСФСР: «Ты человек ученый, все статьи знаешь. Выбирай любую – а «десятку» все равно волочь будешь!».
А вот еще случай. Старого профессора, сослуживца моего отца по университетской кафедре истории, тоже загребли в Большой дом как социально чуждого элемента. Задержанный, скрывая страх, с недоумением спросил следователя: «А в чем, собственно, меня обвиняют?». «Начнем с того, – сказал многоопытный чекист, – что сегодня только скрытые враги рабоче-крестьянской власти носят пенсне…» Профессор, к счастью, быстро нашелся: «А как же Молотов, который тоже пенсне носит? Он что, по-вашему, гражданин начальник, тоже враг народа?» Следователь опешил, махнул рукой и сказал: «Ладно, идите, Вы свободны». Очевидно в этот день план по арестам был уже выполнен.
Помню, мама сказала с грустью: «Страшно, Сережа, ведь такое может случиться с каждым и каждый день – в любую минуту. В какое время мы живем!..»
Сожжение царской головы
Судьба Царя – судьба России.
Радоваться будет Царь,
Радоваться будет и Россия.
Заплачет Царь, заплачет
И Россия… Как человек
С отрезанною головою уже
Не человек, а смердящий труп,
Так и Россия без Царя
Будет трупом смердящим.
Старец Оптинскийиеромонах Анатолий Младший. 1916
…Весной 1991 года в самом большом Дворце культуры тогда еще Свердловска при огромном стечении народа открылась моя очередная выставка. Это было в канун развала СССР. Я отправился на то место, где еще недавно стоял дом инженера Ипатьева, в подвале которого произошла кровавая трагедия цареубийства, перечеркнувшая многовековую русскую историю. Площадка, засыпанная щебнем… Самодельный деревянный крест… И у подножия, как пятна засохшей крови, несколько увядших гвоздик… А вокруг бушевала весна, зажигались зеленые огоньки распускающихся почек, колышемые буйным весенним ветром. Меня поразило, что многие из прохожих, даже молодые люди, приостанавливались у площадки, осеняли себя крестным знамением и шли дальше, сливаясь с городской толпой.
Через три дня после ритуального убийства царской семьи в Екатеринбург вошли белые. По горячим, еще не остывшим следам преступления начал свою работу ныне известный всему миру криминалист Николай Алексеевич Соколов, продолжавший ее до самой своей смерти, настигшей его во Франции при весьма странных обстоятельствах. Утверждают, что это было преднамеренное убийство. А другой, неразлучный с Соколовым участник расследования, бесстрашный и честнейший английский журналист Роберт Вильтон успел написать столь бесценную для истории книгу «Убийство царской семьи», целиком основанную на свидетельских показаниях. Она всколыхнула весь мир своею неподкупной правдивостью. И, разумеется, поэтому у нас и на Западе была потом замолчана и оклеветана, а самого журналиста выгнали из лондонской «Таймс», корреспондентом которой в Петербурге он проработал четверть века и был известен своей неподкупностью суждений и любовью к России.
Примечательно, что в самый разгар кампании нашей демократической и мировой общественности по подготовке к захоронению останков царской семьи на известном лондонском аукционе «Сотбис» был выставлен лот ценой 300 тысяч долларов – архив Н. А. Соколова. Поражаюсь, что наша демократическая власть тех лет не сочла нужным выложить приблизительно стоимость двух «Мерседесов-600» за бесценное для России собрание документов об убийстве последних представителей династии Романовых. Говорят, этот архив был кем-то куплен и до поры до времени хранился в сейфе одного из парижских банков… К счастью, Россия в конце концов стала обладателем соколовского архива. Состоялась бартерная сделка с Княжеством Лихтенштейн: оно выкупило архив Н. А. Соколова и обменяло на свой архив, владельцем которого была Российская Федерация.
Опуская весь леденящий душу кошмар подробностей убийства царской семьи, отсылаю заинтересованного читателя к переизданным у нас в 90-е годы книгам Н. А. Соколова и Р. Вильтона. Хочу особо остановить внимание на одном факте: ни Соколову, ни позднее генералу Дитерихсу не удалось найти на месте захоронения убиенных ни одного зуба (кроме вставной челюсти доктора царской семьи верного Боткина) – а ведь, как известно криминалистике, зубы человека не сгорают даже в самом сильном пламени и не подвергаются воздействию серной кислоты, которой убийцы поливали трупы своих жертв. И это при том, что по приказу Дитерихса две тысячи солдат тщательно просеивали сквозь решета всю землю в глухой чаще Котляковского леса и внутри заброшенной шахты № 7, на дне которой находились истерзанные и оскверненные тела царственных великомучеников и их верных слуг. Убийцы надеялись, что это навсегда останется тайной. Не вышло!
Но куда же делись головы? Мнение следственной комиссии Дитерихс сформулировал коротко и ясно; «Головы членов царской семьи и убитых вместе с ними приближенных были заспиртованы в трех доставленных в лес железных бочках, упакованы в деревянные ящики и отвезены… в Москву Свердлову в качестве безусловного подтверждения, что указания… Центра в точности выполнены…»
Известно, что главные ответственные за убийство царской семьи товарищи Голощекин и Юровский уже на второй день после совершенного преступления срочно отбыли в Москву в комфортабельном салон-вагоне с тремя тяжелыми не по объему ящиками, от которых Шая Исакович буквально не отходил ни на шаг до самой Москвы. Их вид явно контрастировал с роскошным салоном, и Голощекин спокойно объяснил охране и поездной прислуге, что везет в этих ящиках образцы снарядов для Путиловского завода. По прибытии в столицу Голощекин вместе со своим загадочным грузом отправился в Кремль к своему приятелю еще по ссылке Свердлову и прожил у него пять дней. С момента его приезда по Совнаркому среди служащих, преимущественно из числа «американцев», приехавших в Россию вместе с Троцким делать революцию, распространился слух, что Голощекин привез в спирте головы бывшего царя и членов его семьи. Как докладывала агентура, один из них, наиболее пессимистически оценивавший прочность советской власти, потирая руки, говорил: «Ну теперь, во всяком случае, жизнь обеспечена: поедем в Америку и будем демонстрировать в кинематографах головы Романовых».
Предполагают, что одному из немецких «русских» принадлежала двусмысленная надпись на южной стороне подвала, где расстреливали царскую семью, из стихотворения Г. Гейне, написанного по мотивам Ветхого Завета. В переводе она звучит так: «Валтасар был этой ночью убит своими слугами». Тот, кто писал эти строки на стене, хорошо знал и немецкий, и русский, и смысл гейневского стиха: Валтасар был убит за непочитание иудейского бога Иеговы. Но имя Валтасара, очевидно, с намеком было переделано в Валтоцаря. Кусок желтоватых обоев с текстом находился в архиве Н. А. Соколова.
Вильтон приписывал эту и другую ритуальную надпись в подвале дома Ипатьевых незнакомцу с черной как смоль бородой, окруженному охраной, прибывшему из Москвы накануне злодеяния. По сей день для истории остается тайной имя зловещего посланца – вероятно, комиссара с особыми полномочиями. Английский журналист считал, что именно этот человек начертал на стене подвала четыре каббалистических знака, расшифровка которых приведена в ряде научных трудов, изданных на Западе и трактующих их так: «Здесь по приказанию тайных сил царь был принесен в жертву для разрушения государства. О сем извещаются все народы».
В русской эмигрантской прессе тех лет проскользнуло сообщение, что в Европе стал известен документ, датированный 27 июля 1918 года, о получении красным Кремлем головы Императора и ее опознании. Сообщалось также, что документ этот был подписан Лениным, Троцким, Зиновьевым и другими коминтеровскими оккупантами России. Каким же образом, интересно, обнаружил ее под асфальтом в окрестностях Свердловска эксперт-самоучка Гелий Рябов?
Эту версию, правда, опровергает другая, опубликованная после смерти Ленина, где говорится, что бывший председатель Высшего совета народного хозяйства В. В. Куйбышев рассказал своему знакомому о судьбе, доставленной в Кремль царской головы. Когда умер Ленин, была создана комиссия, чтобы описать документы и бумаги, хранящиеся в его сейфе. В комиссию входил узкий круг лиц: Дзержинский, Куйбышев, Сталин и другие. Вскрыли сейф.
Там был стеклянный сосуд с заспиртованной головой Николая II при усах и бороде…
Троцкий так объяснял необходимость убийства не только Николая II, но и почти всех членов династии: «Ильич считал, что мы не должны оставлять белым живое знамя для сплочения вокруг него особенно в нынешних трудных условиях». Одна эта фраза Троцкого разбивает вдребезги попытки советских «историков» доказать якобы непричастность Ульянова-Ленина к одному из самых страшных преступлений XX века, оборвавшего навсегда живую связь времен великого русского государства.
Завоевавшие Россию большевики продолжили древнюю традицию класть к ногам владык отрубленные головы врагов. Так, убив Голиафа, Давид принес царю его отрубленную голову. Главу Иоанна Крестителя отсекли в подземелье и принесли на блюде во время пира царю Ироду. А кто не знает картин, изображающих красавицу Юдифь с отрубленной головой Олоферна на блюде? В запасниках Кунсткамеры в Петербурге и по сей день хранится заспиртованная голова одного из главарей крупной басмаческой банды, не пожелавшего, как и многие, подчиниться советской власти.
Позволю себе впервые опубликовать для нашего широкого читателя леденящую душу статью «Венец злодеяния» из журнала «Двуглавый орел» (№ 24, январь 1929 года), издававшегося русской эмиграцией в Париже. В основу ее положен рассказ очевидца, записанный немецким пастором Купч-Ризенбургом и опубликованный в газете «Вайхсель цайтунг» 16 ноября 1928 года. Статья приводится мною с некоторыми сокращениями.
«По приказанию Ленина утром 27-го июля было созвано собрание главных советских вождей, которым была предъявлена Екатеринбургская посылка. Было установлено, что находящаяся в кожаном чемодане, в стеклянной банке голова в действительности есть голова Царя Николая II; обо всем был составлен протокол. Этот протокол подписали все восемь собравшихся: Ленин, Троцкий, Зиновьев, Бухарин, Дзержинский, Каменев, Калинин и Петерс. При этом исследовании Каменев возбудил вопрос, что делать дальше с головой Царя. Большинство высказалось за уничтожение. Только Зиновьев и Бухарин предложили поместить голову в спирт и сдать в музей, где и хранить в назидание будущих поколений. Однако предложение это было отклонено, и решили голову уничтожить, дабы, как выразился Петерс, «невежественный народ не сделал бы из нее святыню для поколения и не возникли бы опасные брожения». Выполнение решения было возложено на Троцкого. Решено было голову Царя сжечь в Кремле, в ближайшую ночь, с 27-го на 28-е июля, – т. е. через десять дней после убийства.
Как свершалось сожжение, я (пастор Купч-Ризенбург. – И. Г.) сообщаю по рассказу очевидца:
«В назначенный час я стою у Кремлевских ворот. Караульный начальник выходит ко мне и спрашивает, куда хочу я идти. Я предъявляю мои документы и записку к кремлевскому коменданту….От сопровождавшего меня коменданта я узнаю, что сожжение царской головы произойдет в пристройке, служившей некогда кухней. «Там мы все уже приготовили, остается приступить к делу», – говорит он, усмехаясь.
Мы идем вдоль Архангельского Собора и старого монастырского здания. У входа сидит часовой, который при виде коменданта вскакивает и вытягивается. Еще несколько шагов, и мы подходим к малой пристройке. Куча людей курит, разговаривая вполголоса. Начинает идти сильный дождь; за Москвой-рекой к самому небу вздымается зловещее пламя пожара. Скачет мимо Кремля пожарная команда, спеша к месту пожарища. Колокольня бьет набат.
…Комендант открывает дверь пристройки, и мы входим в небольшую комнату, слабо освещенную керосиновой лампой и растопленной печью. Теперь я лучше различаю остальных присутствующих, их около двадцати человек, в их числе: Эйдук, Смирнов, Бухарин, Радек с сестрой и некоторые другие. Потом появляются Петерс с Балабановой; за ними следуют: Коллонтай, Лацис, Дзержинский и Каменев. В помещении до того жарко, что едва можно дышать. Все очень неспокойны и возбуждены; только Коллонтай выказывает самообладание, подходит кокетливо поближе к пылающей печи и пробует очистить свое забрызганное дорогое платье. Троцкий приходит последним. После его прихода тотчас на стол ставится перед собравшимися четырехугольный чемодан. Обменявшись несколькими словами с Дзержинским и Бухариным и испытующе оглядев присутствующих, Троцкий приказывает открыть чемодан. В первую минуту любопытные столь тесно окружают стол, что я остаюсь сзади и ничего не могу разглядеть. В ту же минуту какая-то женщина начинает жалобно стонать и быстро уходит от стола. Троцкий смеется: «Женские нервы!» Крыленко ему вторит. Но Дзержинский дает себе труд, с насмешливо-услужливым видом, провести Коллонтай через толпу и усадить ее на скамью у стены. Тут только получаю я возможность увидеть содержимое чемодана. Я вижу большую стеклянную банку с красноватою жидкостью. в жидкости лежит голова Царя Николая II.
Мое потрясение так велико, что я едва могу различить известные мне черты. Но сомневаться нельзя: перед нами действительно находится голова последнего Царя Российского – неоспоримое доказательство ужасающей драмы, которая разыгралась за десять дней назад у отрогов Уральских гор. Это признают остальные присутствующие.
Слышатся разные замечания, Бухарин и Лацис удивляются тому, что Царь так скоро поседел. И, действительно, волосы и борода были почти белые. Может быть, это было следствием последних ужасных минут перед жестокой смертью, жертвой которой Он пал вместе с своей Супругой и любимыми Детьми; может быть, также подействовали тревоги военного времени, революции и длительного заточения.
Троцкий потребовал от присутствовавших составить протокол осмотра и всем подписаться. Это был, таким образом, второй протокол осмотра. Коллонтай тем временем исчезла. Появились зато другие любопытствующие. Среди них я видел Крестинского, Полякова, несколько матросов и женщин. По окончании протокола присутствующие рассматривают совсем близко банку и ее содержимое, и по их лицам видно, что они себя чувствуют очень смущенными и подавленными. Бухарин пытается рассеять это настроение и пробует сказать что-нибудь с точки зрения революции ободряющее, но тотчас останавливается и замолкает. Даже хладнокровный Лацис нервно теребит пышную белокурую бороду и потупляет свои скошенные глаза вниз – к столу.
Тут Троцкий приказывает перенести сосуд к пылающей печи.
Присутствующие расступаются, образовав проход примерно в десять шагов длины и в два шага ширины.
Последний путь головы последнего Царя Российского!
И как странно: когда руки заклятых врагов понесли царскую голову, все их головы сами собой перед нею склонялись. Но это было только одно мгновение. Настоящие коммунисты не смеют показывать подавленности и чувствительности, когда перед их глазами совершается последний акт победы над их величайшим врагом.
Пламя охватывает голову Царя Николая, и невыносимый запах горящего человеческого тела наполняет душную комнатку.
Я более не в силах переносить это зрелище; боясь дурноты, я выбегаю на воздух. Под освежающим дождем я снова оправляюсь и облегченно вдыхаю воздух.
На востоке уже рассветает; пожар за рекой едва виден; только на западе еще вспыхивают молнии и слышны далекие раскаты грома.
Казалось, само небо гневалось на отвратительную жестокость людей!..»
* * *
Когда только еще забрезжил зыбкий и непонятный свет перестройки, объявленной Горбачевым, многих ошеломило известие о том, что найдены наконец останки расстрелянной в 1918 году царской семьи. То, что не удалось сделать ни следователю Соколову, ни английскому журналисту Вильтону, ни колчаковскому генералу Дитерихсу, сподобился найти в окрестностях Свердловска дотоле не известный милицейский журналист Рябов. В перестроечной прессе прокатился ураган противоречивых сенсационных публикаций. Вопрос встал ребром: есть останки – их надо захоронить. Как известно, до Императора Петра I все русские цари были погребены в Архангельском соборе Московского Кремля, а после него местом их упокоения стала Петропавловская крепость в Петербурге.
Распад обреченной великой державы шел стремительно; победа проамериканской демократии состоялась. И когда еще дымился расстрелянный Белый дом, именуемый ранее Верховным Советом РСФСР, председателем Правительства РФ Черномырдиным было подписано распоряжение о создании Государственной комиссии по изучению вопросов, связанных с исследованием и перезахоронением останков Николая II и членов его семьи. Под документом стояла дата – 23 октября 1993 года. Вскоре я получил уведомление, что мне оказана честь войти в состав этой комиссии. Не скрою: я как монархист на этот раз был просто обязан стать свидетелем и участником заключительного акта кровавой русской трагедии. Объятый волнением, я мучительно размышлял: неужели наконец теперь нам предъявят останки голов царской семьи, привезенных Юровским в Кремль и до сих пор, очевидно, скрытых в тайных подвалах ЧК – КГБ? Ведь хранится же там до сих пор часть обугленного черепа Адольфа Гитлера!
Помню: Дом Правительства, длинные коридоры, большой зал, прямоугольный стол, за которым сидели тридцать военных. и штатских. Почти всех я видел впервые, кроме очень чтимого мной владыки Ювеналия, сидевшего в облачении митрополита, и князя Андрея Голицына, предводителя Российского дворянского собрания. Я поклонился всем и был рад встретить в ответ приветливый взгляд владыки и дружескую улыбку Андрея – прекрасного художника и тоже ярого монархиста. Никогда не забуду, как еще во времена Брежнева, подъезжая к его скромной даче, куда я был приглашен на день рождения, я был буквально ошарашен, увидев над домом развевающийся русский имперский флаг!
Председательствовал вице-премьер правительства Ю. Ф. Яров. Забегая вперед, скажу: на протяжении 5 лет работы комиссии ее состав неоднократно менялся, но поставленная политическая задача оставалась неизменной: останки должны быть признаны царскими и будут похоронены в Петропавловском соборе 17 июля 1998 года, в день 80-летия расстрела царской семьи.
На первом же заседании Госкомиссии мне стало ясно, что предъявляемые экспертами-криминалистами «доказательства» идентичности останков весьма расплывчаты и сомнительны: какие-то схемы, формулы ДНК, ссылки на отечественные и зарубежные авторитеты… Запомнилась фотография убиенного Государя (ее многократно потом показывали по телевидению): на останки черепа, предъявляемого как царский, компьютерными штрихами наносился облик Николая II, идентичный фотографии. Удивительно, что никто из экспертов ни слова не сказал о такой важнейшей примете, как след на черепе Императора от удара саблей японского террориста во время путешествия тогда еще Наследника престола на Восток.
Один из криминалистов, сидевший рядом со мной, заметил мое скептическое отношение к демонстрируемым материалам и объяснениям и вполголоса напомнил мне об ученом и скульпторе Герасимове, который «идеально» восстанавливал по черепам образы давно умерших людей. Он не знал, что я терпеть его не могу и не верю этому кощунственному гробокопателю, который свою отсебятину выдавал за якобы «научную реконструкцию». Его галерея монголоподобных бюстов якобы русских князей, поражает своей одинаковостью, исключающей подлинное сходство. И во мне до сих пор вызывает негодование и удивление, что все эти антинаучные «опусы» принимались «на ура» советским официозом, более того – ими были напичканы учебники истории для детей и высших учебных заведений. И мне подумалось: если вся работа по идентификации останков будет основана на «научных откровениях», подобных творениям бездарного «воссоздателя» Герасимова, то упаси Господь меня участвовать в этом сомнительном мероприятии!
Посетив еще раз одно из заседаний, я пришел к выводу, что мое присутствие бесполезно – плетью обуха на перешибешь… Но я продолжал следить за работой комиссии. Мне регулярно присылали ее протоколы, а я с огромным вниманием следил за полемикой в нашей печати, где появлялись смелые, резкие публикации, отнюдь не запрограммированные Госкомиссией в ее планах.
Однажды, уже в 1997 году, мне позвонил князь Андрей Голицын и сказал: «Илья! В нашей комиссии – важная перемена. Новым ее председателем назначен первый вице-премьер Немцов, любимец Президента. Говорят, Ельцин его чуть ли не своим наследником собирается назначить. А в «Куклах» на НТВ он Бориса Николаевича называет просто «папа». Не очень надеюсь, но вдруг там, «наверху», что-то поменялось? Приходи завтра! И владыка Ювеналий все спрашивает меня, почему нет Глазунова. Ты же дворянин, Илья, хотя почему-то и не состоишь в нашем Собрании».
И я пришел. Борис Ефимович Немцов призвал всех сидящих за столом подписать уже подготовленный документ, после чего в Петропавловской крепости будут навеки упокоены останки последнего русского царя и его семьи. Затем с любезной улыбкой он попросил меня объяснить, почему я не согласен с мнением большинства членов столь компетентной комиссии. Я так же любезно высказал ему свою точку зрения. «Мы имеем документы следствия, проведенного одним из лучших криминалистов России – Соколовым, который лично допрашивал свидетелей, и не только на Урале, но и позднее, будучи в эмиграции, во Франции. Лучшей книгой, раскрывающей трагическую тайну преступления в подвале Ипатьевского дома, с моей точки зрения, является книга англичанина Вильтона. Он тоже, как теперь говорят, владел материалом и первым опубликовал расшифровку таинственного каббалистического знака на стене подвала, где были расстреляны Государь, его Наследник и семья вместе с преданными слугами».
Кто-то из экспертов, сверкая погонами, раздраженно перебил меня: «Да какое отношение к идентификации останков имеют какие-то каббалистические значки и всякие домыслы на тему ритуального убийства? Давайте говорить по существу».
«Я и говорю по существу. Никогда не поверю, что какой-то бывший милиционер шел по дороге и вдруг по наитию сумел найти череп Государя Императора…»
Меня снова перебили: «Неужели вы не верите даже английским и американским специалистам, бравшим на исследование ДНК у члена семьи – потомка Романовых? Они сравнили полученные данные с найденными останками черепа Николая II и полностью подтвердили их генетическое родство».
«Я верю в добросовестность наших и зарубежных экспертов, но не доверяю результатам экспертизы. Вы можете сказать, что я опять не по делу. Но вот вам пример экспертизы – и нашей и международной – из сферы искусства, от которой далеки даже очень уважаемые криминалисты. Во времена Брежнева известный американский делец Хаммер подарил нашему Эрмитажу якобы подлинного Гойю. К подарку были приложены заключения самых авторитетных в мире экспертов по искусству, подтверждающие авторство великого испанского художника. Помню, как тогдашний министр культуры СССР Фурцева со слезами на глазах благодарила матерого афериста за драгоценный подарок советскому народу. Увидев портрет, я сразу понял, что это не Гойя. Теперь многие специалисты говорят и пишут о том, что это подделка, а если в нем и есть что-то от Гойи – так всего лишь холст того времени».
…По окончании заседания Борис Ефимович с нескрываемой укоризной посмотрел на меня: «Илья Сергеевич, ну что вы, дело-то ясное. Мы, кстати, готовы помочь созданной вами академии, а вы упрямитесь. Неужели вы в самом деле не хотите, чтобы царские останки были наконец захоронены в вашем родном городе, в Петропавловской крепости?»
Вздохнув, я подарил ему первую часть своей книги «Россия распятая», изданной в «Роман-газете». Черным фломастером подписал: «Молодому реформатору от старого монархиста».
«Обязательно прочту!» – заверил меня один из лидеров новой России.
Больше меня на заседания в Белый дом уже не приглашали. Единогласие любили не только коммунисты, любят и демократы. Но важный для русской истории итоговый документ, однако, был мне послан, и я хочу познакомить читателя с главным выводом Государственной комиссии. Цитирую:
«…Считать, что в результате проведенных работ по идентификации останков с применением доступных современной науке методов исследований получен исчерпывающий научный материал (включая фиксацию анатомического строения и повреждений черепов путем компьютерной томографии), и в связи с этим нет необходимости в дальнейшем сохранении останков царской семьи и лиц из их окружения в качестве объектов исследования, что позволяет провести их захоронение».
Вот так: «исчерпывающий научный материал»… Экспертиза победила – что и требовалось доказать. Естественно, я тут же принял решение не принимать участия в церемонии захоронения «царских останков», назначенной на 17 июля 1998 года – в день 80-летия убийства последнего из Романовых, его семьи и преданных слуг. За три дня до намеченной даты наша Русская Православная Церковь устами Патриарха Алексия II в телевизионном обращении к пастве выразила свое твердое мнение по этому скорбному и столь важному для последующей судьбы Отечества вопросу. Значит, и мое, грешного мирянина Илии, мнение тоже.
Патриарх Московский и всея Руси прямо заявил: «В Церкви, да и во всем обществе есть весьма немало сомнений относительно того, должна ли была Государственная комиссия делать окончательный вывод о принадлежности «екатеринбургских останков» Царской семье… Многие спрашивают, почему итоги новейшего следствия полностью противоречат выводам, сделанным по горячим следам комиссией, возглавляемой следователем по особо важным делам Николаем Соколовым с 1918 по 1924 год… В этой ситуации Священноначалие РПЦ, имеющее своим долгом заботу о единстве Церкви и содействие гражданскому миру и согласию, воздерживается от поддержки той или иной точки зрения, а следовательно, и от такого участия в церемонии захоронения «екатеринбургских останков», которое могли бы расценивать как признание их принадлежности Царской семье».
…На похороны не поехал и член Госкомиссии Андрей Кириллович Голицын. Он сказал мне: «Ты был прав, Илья. К моим доводам и сомнениям в течение пяти лет никто не прислушался. Значит, мое терпеливое участие в работе этой комиссии было бессмысленным и бесполезным. Все послушно проголосовали за «нужное» решение».
Так была перевернута последняя страница трехсотлетнего царствования дома Романовых.
Недавно, будучи в очередной раз в родном городе, я подошел к дверям усыпальницы русских Императоров, знакомой мне с детства. Я не мог найти в себе сил переступить ее порог и увидеть «братскую могилу», тайна которой принадлежит будущему. Сегодня мы бессильны доказать правду…
* * *
В наши «демократические» времена нет-нет да и вспыхивают разговоры о необходимости выработки новой «национальной идеи» для России. Говорят, что уже давно создана для этой цели группа авторитетных ученых-экспертов. А идеи все нет и нет… Выдуманная когда-то «новая историческая общность людей» была названа советским народом. Она ушла в небытие. Другая историческая общность разных по расовому и национальному составу людей называется «американская нация». Она существует, процветает и владычествует в мире. В американском «котле» вывариваются до уровня среднеарифметического понятия «американец» десятки народностей и наций на фоне малочисленных остатков коренного населения, загнанного в индейские резервации.
Подойдет ли нам такой путь? Может ли он стать нашей национальной идеей? Подойдет, может, но только в одном случае: если государствообразующая нация – русские, создавшие великую Россию, – будет сокращена до минимума и загнана в «русскую резервацию». Уже идут на Западе и в Америке людоедские споры – сколько оставить русских в России: двадцать миллионов? сорок?
Учитывая, что в Российской Федерации пока еще подавляющее большинство населения составляют русские, наша национальная идея не может быть оторвана от исторического бытия русского народа. Она немыслима вне и без русской нации. Такова суть нашей истории. Очевидно, этой идеи у России нет по сей день потому, что ее просто рубят под корень, смертельно боясь не какого-то несуществующего «великодержавного шовинизма» или провокационно вымышленного «русского фашизма», а подлинного государственного возрождения великой и могучей России.
…Как часто, приняв снотворное, чтобы не мучиться бессонницей, я засыпаю в мучительно-тревожном сне, и мне снится, и мне чудится, что я слышу стальную державную поступь неустрашимых легионов русских витязей, которые наводят порядок на оскверненной, пропитанной кровью, ограбленной русской земле. Я так зримо вижу небесный бой светоносных былинно-могучих облаков, разбивающих в прах черные тучи мирового зла.
Мои встречи с Шульгиным
Размышляя над историей тех лет, в который раз задавая себе вопрос, как все это могло случиться, я перехожу к основной для меня теме этой главы: как доблестное русское офицерство, изменив воинской присяге, не спасло Николая II, который, видя кругом трусость, измену, обман, отрекся от престола, во имя внушенной ему идеи о необходимости этого шага для блага России. Будучи по убеждению монархистом, я не смею давать оценку воле и поступкам Государя. Но как историк и гражданин, вместе со всеми признаю, что этот страшный факт был началом конца России и во многом предопределил трагедию наших дней.
Изучая на протяжении многих лет документы и свидетельства очевидцев тех лет, я прослеживал «анатомию» государственной измены, поражаясь, что вожди Белого движения, в большинстве своем сторонники демократической республики или, на худой конец, конституционной монархии, не поддерживали ту часть нашего офицерства, которая исповедовала монархизм. После разгрома, оказавшись в эмиграции, именно эта часть явилась создателем монархических союзов, благоговейно верящим в то, что только монархия спасет Россию, что они вернутся победителями на освобожденную от коминтерна Родину. Как жаль, что организаторы Белого движения не сумели создать новую национальную идеологию для борьбы с большевизмом, ограничившись аморфным политико-географическим лозунгом: «За великую, единую и неделимую Россию»…