Глен Кук
Смертельная ртутная ложь. Жалкие свинцовые божки
22
Днем в «Домике радости» Морли довольно уныло. В последнее время он открыт круглые сутки – Морли из чувства ложной гражданственности решил, что сено и зерно должны быть доступны всем в любое время дня и ночи. Меня это очень обеспокоило. Заведение может начать привлекать к себе лошадей.
Я пригласил себя к стойке бара:
– Приготовь мне бифштекс с кровью, Сарж. И дай знать Морли, что я здесь.
Сарж хрюкнул, поскреб внизу живота, поддернул штаны и задумался, вместо того чтобы приступить к делу. Мысли высказывались вслух и сводились к следующему: почему, собственно, я полагаю, что Морли хоть на ломаный грош интересует, где я нахожусь, – здесь или в преисподней, на давно уготованном мне месте.
– Тебе, Сарж, стоит открыть школу хороших манер для юных леди из высшего общества.
– Вали в задницу. Щас все сделаю.
Я уселся за стол. Мой бифштекс прибыл раньше, чем Морли. Это был слегка недожаренный толстый кусок первоклассной вырезки. Вырезки из баклажана. Мне удалось затолкнуть кусок в глотку, задержав дыхание и зажмурившись. Не так плохо, если на него не смотреть и не нюхать.
Из кухни возник Рохля – один из дружков Саржа. Из-под расстегнутой рубашки на полфута свисало покрытое черной порослью брюхо. Он остановился и громогласно высморкался в фартук. На его шее на веревочной петле болтался какой-то ключ.
– Что это за хреновина, Рохля? – поинтересовался я. – Запираешь двери, чтобы клиенты не смылись? Почему бы просто не привязывать их к стульям?
– Я, Гаррет, теперь здесь главный виночерпий.
Самые страшные мои подозрения начали оправдываться. Их подтверждало и обоняние, не только слух. Дыхание Рохли было насыщено винными парами. Парень явно нелегально прикладывался к запасам хозяина.
– Морли говорит, нам надо заиметь более классных посетителей.
Видимо, прошли времена, когда Морли почитал за счастье заманить в свое заведение дюжину уголовников.
– Ты, Рохля, самый подходящий человек для этого.
– Вали в задницу.
У этих ребят, похоже, был один учитель риторики.
– Хочешь винца, Гаррет? У нас тут по счастливой случайности кое-что имеется, может, не такое клевое, как «Намбо арсенал», но все же…
– Рохля!
– А?
– Это всего-навсего испорченный виноградный сок. То, что называют вином, – всего лишь прокисший сок. Мне плевать, как ты его именуешь: «сухим», «мокрым» или как-то еще. Ты можешь до Судного дня вести со мной снобистские беседы о вине, но это не изменит главного. Только посмотри, как превращается сок в отвратительное пойло. В нем начинают развиваться плесень и всякая другая гадость. Особенно это относится к винам, которые заимели вы. Винам, которые по карману алкашам и по вкусу крысюкам.
Подмигнув мне, Рохля прошептал:
– Здесь я с тобой, Гаррет. Если бы боги хотели, чтобы порядочные люди пили эту жижу, они б не изобрели пиво.
– Чтобы здесь подавали пиво, тебе следует внушить Морли, что оно самая полезная часть ячменного супа.
Нашу беседу прервало появление самого Морли.
– Вино – средство для предприимчивого ресторатора получать навар с типов, что ходят по улицам держа нос по ветру, – глубокомысленно заметил он.
– С какой стати ты захотел увидеть этих ребят на своей танцевальной площадке?
– Наличность, Гаррет. – Он уселся напротив меня. – Прямо, просто и грубо – вопрос денег. Хочешь иметь больше – ищи способы изъятия бабок у тех, у кого они уже есть. У нашей нынешней клиентуры средств явно недостает. Очень часто. Но я заметил, что к нам заглядывают любители приключений из других социальных групп. И решил придать заведению определенный имидж.
– Зачем?
В ответ он бросил на меня удивленный взгляд.
– Не заставляй учинять тебе допрос, Морли, а то скоро взвоешь от моих вопросов.
– Осмотрись, и ты отыщешь ответ.
Последовав совету, я увидел Рохлю, Саржа и еще парочку местных типов, убивающих время.
– Не очень аппетитно, – заметил я.
– Это все проделки старого дьявола по имени Время, Гаррет. Каждый день мы становимся на фунт тяжелее и на шаг медленнее. Настал час взглянуть правде в лицо.
– Возможно, ты и прав, если имеешь в виду Рохлю и Саржа.
У Морли-то не было и унции лишнего жира, и я сопроводил свои слова знаменитым трюком с бровью.
Он истолковал его правильно и пояснил:
– Человек может порасти жирком и между ушами. Пропадает энергичный стиль мышления, мозг становится вялым.
Взгляд его давал понять, что слова эти в первую очередь относятся ко мне.
– Человек может начать думать, как корова, еще и потому, что не ест ничего, кроме корма для скота. – Я подчеркнуто внимательно посмотрел на ошметки баклажанного филе. Оно оказалось даже хуже, чем я ожидал.
– Сегодня мы проверяем нашего нового повара, – ухмыльнулся Морли.
– На мне?
– Кто может быть лучше? Правда, Рохля? Мы же не можем разочаровывать Гаррета. Едва войдя в дверь, он уже настроился на разочарование. Парень постоянно недоволен, ворчит и ноет. Никак ему не угодим.
– Вам следует отравить меня, – буркнул я.
– Охотно, если это улучшит твое настроение.
– Вот это идея! – восторженно откликнулся Рохля. – И почему мне раньше не пришло в голову?
– Потому что у тебя нет ни единой мысли. А если одна мыслишка и затерялась в пустынном пространстве твоей башки, то она никак не может найти выход, – тихо пробормотал я, но Рохля все же услышал.
– Эй, Сарж! У нас еще остался крысиный яд? Скажи Уиггинсу принести этому парню Гаррету специальный десерт – сюрприз шефа.
Я дал понять, как отношусь к их чувству юмора, и произнес, обращаясь к Морли:
– Мне надо припасть к колодцу твоей мудрости.
– Может, хочешь порыдать на моем плече о неверности одной из твоих девиц?
– А это, однако, мысль. Надо будет попробовать. Может, немного сочувствия…
– Сочувствия от меня ты не дождешься.
– Тогда не слушай моих стонов, я буду выслушивать твои откровения.
– То есть речь идет о деле Мэгги Дженн?
– Да. Имя Грэндж Кливер тебе что-нибудь говорит?
Мгновенно помрачнев, Морли посмотрел на Рохлю. Тот обменялся взглядами с Саржем. Затем все трое по мере сил приняли индифферентный вид.
Морли спросил:
– Ты хочешь сказать, что Дождевик вернулся?
– Дождевик?
– Единственного известного мне Грэнджа Кливера все звали Дождевиком. Он был скупщиком краденого. Очень крупным. Сам не брезговал кое-какими делишками. Где ты услыхал его имя?
– От Торнады. Она работала на этого парня.
– Эта девка не самый надежный свидетель.
– Ты мне это говоришь? На сей раз она выдала забавную историю, как Кливер решил последить за Мэгги Дженн. Торнада полагает, что Кливер – брат Мэгги или другой близкий родственник.
Морли, бросив еще один взгляд на Рохлю, задумался.
– Никогда не слышал об этом. – Он хихикнул, однако в его смешке я не почувствовал юмора. – Скорее всего, это не так. Но если Торнада права, то многое проясняется, включая появление Мэгги Дженн в городе.
– Ты изменил свое мнение?
– О чем?
– Ты говорил, что она удалилась в добровольную ссылку. Да бог с ней. Скажи лучше, о чем ты сейчас думаешь.
– Несколько лет назад Грэндж Кливер, он же Дождевик, слыл известным скупщиком краденого.
– Разве может быть известный скупщик краденого? Или ты скупщик, или ты известен. Одно исключает другое.
– Известен среди тех, кто пользуется услугами скупщика, продавая или покупая у него оптом и в розницу. Дождевик действовал нагло. Ходили слухи, что он лично срежиссировал несколько крупных ограблений, пользуясь какими-то связями и информацией. Он разнес и дома на Холме. В то время там не было так много охранников. Теперешние отряды охранников-головорезов – во многом результат тех налетов.
– Не подводит ли это нас к Мэгги Дженн?
– Не исключено. Я только что сообразил, что расцвет деятельности Дождевика совпадает со знаменитой любовной историей Мэгги Дженн. Особенно с тем временем, когда Теодорик всюду таскал ее с собой, не давая и ломаного гроша за то, что скажут люди.
– Ты должен признать, что никто не мог подозревать в ней наводчицу.
– Именно. Ее достаточно ненавидели за нарушение социального статуса.
Все это страшно интересно, но никаким боком не касается работы, за которую мне сейчас платят. Возможно, я заблуждался. Кливер отправил меня в психушку вовсе не потому, что детали моего туалета не гармонировали по цвету. Я каким-то образом представлял для него угрозу.
– Так ты говоришь, у Мэгги Дженн не было дочери? – решил уточнить я.
– Я только сказал, что не знал об этом. И сейчас не знаю. Но сдается мне, что я вообще очень слабо информирован о Мэгги Дженн.
– Что слышно на улицах?
– Слишком рано, Гаррет. Танфер – большой город. А если в нем действительно возник Дождевик, люди, что его помнят, замкнут рот на замок.
– Да.
Город действительно велик, и где-то в нем находится исчезнувшая девушка.
Где-то в Танфере обретаются десятки исчезнувших девушек. Еще несколько пропадают каждый день. Просто на сей раз для разнообразия есть человек, который хочет разыскать дочь.
Я направился к выходу.
– Гаррет.
Я замер. Мне был знаком этот тон. Сейчас из-под маски должен раздаться голос подлинного Морли.
– Что?
– Будь крайне осторожен, имея дело с Дождевиком. Он сумасшедший. И при этом очень опасный сумасшедший.
Я прислонился к дверной раме и задумчиво произнес:
– В этом деле, Морли, мне все время попадаются странные люди.
– Как это?
– У каждого из них несколько лиц. Моя Мэгги Дженн и та, о которой рассказывала Торнада, не похожи на женщину, обрисованную тобой. Грэндж Кливер, на которого работала Торнада, не похож на твоего Кливера и не имеет ничего общего с Кливером, о котором я слышал из другого источника. Тот Кливер – один из директоров больницы «Бледсо» и связан с королевской семьей.
– Последнее для меня новость. Но что из этого следует?
Действительно. Что из этого следует? Я подумал, что источник коррупции, из-за которой так дымилась Чэс, может находиться где-то на самом верху.
Я не могу понять психологии преступников, крадущих в больнице у бедных и незащищенных. С моей точки зрения, воровать у нищих и беспомощных бессмысленно. Морли с его цинизмом наверняка сказал бы, что как раз у них и следует воровать, потому что они беспомощны. Никто не обратит внимания на их беду. Но, с другой стороны, сколько же времени нужно воровать у бедняков, чтобы сколотить приличные деньги?
Думаю, поэтому большинство воров предпочитают выбирать жертвы среди состоятельных людей.
23
Я решил отправиться домой и за кружкой (или полдюжиной кружек) пива подумать, как лучше справиться с работой. Грэндж Кливер отходил на второй план. Не исключено, что я займусь им, когда найду пропавшую дочь Мэгги. У меня должок перед этим клоуном. Но прежде всего – Эмеральд.
Вспомнив о долге, я подумал, что агентура в «Бледсо» уже сообщила шефу о моем блестящем и смелом побеге. Теперь мне, пожалуй, следует пуще прежнего прикрывать свою спину.
Если долго внушать себе что-нибудь, то оно обязательно произойдет. Я уже полностью созрел, чтобы стать параноиком. Но судьба уготовила мне совсем другой удар.
– Как вы поживаете? Меня зовут Айви.
Вскрикнув, я подпрыгнул и оказался наравне с парящими голубями. По пути вниз я вполне мог успеть сгруппироваться и сделать обратное сальто, но был слишком занят – изрыгал ругательства. Приземлившись, я оглянулся и, клянусь богами, увидел перед собой моего старого товарища по тюрьме Айви.
Моему взору открылся не только Айви. Позади него возвышался с ухмылкой на роже верзила, помогавший мне во время бегства.
– Значит, парни, вам тоже удалось смыться? Здорово. Случайно, не знаете, сколько пациентов сбежало? – лепетал я, безуспешно пытаясь проскользнуть мимо парочки.
Пришлось лезть из кожи вон, демонстрируя общительность. Так ведут себя с непредсказуемыми и потенциально опасными людьми. Всегда поступайте так с теми, кого вы не знаете. Грубыми можете быть только с хорошими друзьями, убедившись, что они не превратят вас в фарш. Для этого нам и дается воспитание.
Ухмыляющийся дурень осклабился еще шире:
– Почти все подорвались, Гаррет. Похоже, вся палата.
– Как же это получилось?
Когда я уходил из больницы, мне показалось, что персонал начинает овладевать ситуацией.
– Некоторые ребята, из тех, что переоделись в униформу, отдышавшись, вернулись врезать надзирателям, а многие из оставшихся в палате дрались, как берсерки.
– Нам повезло, что они не психанули раньше.
Однако теперь все эти психи оказались на свободе. Я вновь попытался обойти их, но рослый друг все время ухитрялся вставать на моем пути.
Я обратил внимание, что им было известно мое имя, хотя я и не думал представляться.
– Как же вы, ребята, попали сюда?
Сюда – то есть на Макунадо-стрит, всего в двух кварталах от моего дома. Такое чудовищное совпадение может происходить лишь каждый третий високосный год. А нынешний год, насколько я помнил, был самым обыкновенным.
Физиономия верзилы залилась краской, и он признался:
– Шныряя по больнице в поисках выхода, мы слышали ваш разговор с доктором Чэс. С тех пор мы бродим по улице и не знаем, куда идти и что делать. Я спрашивал Айви, но он ничего не смог предложить.
При упоминании его имени лицо Айви просветлело, и, вновь представившись, чтобы мы о нем не забыли, он вернулся к созерцанию улицы. Он выглядел скорее удивленным, а не испуганным, и я подумал, что не пройдет много времени, как Айви снова окажется в «Бледсо». Такая же судьба наверняка ждет и большинство остальных беглецов.
– Значит, вы меня здесь искали?
Верзила кивнул, потупившись, как застенчивое дитя.
– Вы выглядите как парень, который всегда знает, что надо делать.
Я мысленно обругал себя за глупость, но вслух произнес:
– Хорошо. Я втянул вас в это дело. Идем. Накормлю вас, устрою на ночь и попробую помочь найти работу.
Да. Я знаю. Все говорило за то, что они успеют изрядно навонять, прежде чем удастся выдворить их из дома. Однако у меня в рукаве был припрятан козырной туз. Покойник не обладает изысканными манерами и не отягощен чувством социальной ответственности. Гости предпочитают не задерживаться, когда он вступает с ними в контакт.
Интересно, не пора ли его разбудить. Мне определенно нужен совет логхира.
Я впустил гостей в дом. Верзила нервничал, как ребенок, попавший в незнакомое место. Айви был любопытен, как кошка. Попка-Дурак, естественно, учинил дьявольский шум. Айви вошел к попугаю, а я задал верзиле труднейший вопрос:
– У тебя есть имя? Я не знаю, как к тебе обращаться.
Мистер Большая Шишка между тем поносил Айви за то, что тот не принес ему еды.
Мне начинало не хватать Дина еще по одной причине. До своего отъезда именно он ухаживал за моим пернатым врагом, и я никак не мог привыкнуть, что это теперь моя обязанность.
Попка-Дурак вошел в раж:
– Караул! Насилуют! Спасите! Умоляю, мистер, не поступайте со мной так!
Он ухитрялся выкрикивать все это голосом маленькой девочки. Мистер Большая Шишка – единственный живущий в неволе попугай, способный запомнить более четырех слов. И какой-то умник обучил его этим воплям. Убежден, если соседи когда-нибудь услышат его стенания, я ни за что не сумею убедить толпу линчевателей, что кричал попугай. А птичка останется немой как рыба до тех пор, пока я не буду болтаться в петле.
Тем временем мой рослый друг покачивался с задумчивым видом, пытаясь припомнить свое имя. Его мыслительные способности, судя по всему, подвержены сезонным колебаниям. Когда он помогал мне в «Бледсо», была, по-видимому, середина лета. Сейчас же пришла поздняя осень или наступала ранняя зима. Меня утешало лишь то, что я не собирался долго иметь с ним дело. Иначе сам бы сошел с ума.
Паузиффл!
Айви прикрыл дверь в маленькую комнату. Попка-Дурак немедленно сорвался на визг. Айви улыбался. Кажется, теперь я знаю, как поступить с птичкой. Она может составить компанию несчастному больному существу, которому так нужен друг.
Несчастное больное существо отправилось исследовать помещение, в то время как его друг мучительно продолжал искать ответ на серьезный вопрос.
– Ага! – Его лицо просветлело. – Скользкий! – Еще больше радости на физиономии. – Да! Точно – Скользкий. – Его улыбка затмила широкую ухмылку Айви.
– Скользкий?
Что за имя? Скорее прозвище. На мой взгляд, парень скользким не казался.
Айви сунул голову в мой кабинет, окаменел и вскрикнул от ужаса, первый раз изменив своему стандартному набору из шести слов. Судя по тому, как он стоял, его взору предстала Элеонора. Эта картина очень многое может сказать тем, кому безумие открыло глаза.
Скользкий расправил плечи, гордясь, что вспомнил, как его зовут.
– Проходите-ка, ребята, в кухню, – сказал я. – Выпьем пивка и перекусим немного.
Я подозревал, что они ничего не ели со времени бегства из лечебницы. Свобода имеет свои недостатки.
Скользкий кивнул, просияв улыбкой. Айви же меня полностью проигнорировал. Он пересек зал, вошел в комнату Покойника и получил удар посильнее, чем от призраков, изображенных на картине рядом с Элеонорой. Покойник совсем не похож на плюшевого медвежонка и не возбуждает чувства мгновенной любви.
Я вытащил Айви за шиворот и препроводил в кухню. Там мы уселись закусить – холодный ростбиф, маринованные огурчики, сыр и горчица, от которой глаза лезут на лоб. Все это заливалось пивом. Я больше пил, нежели ел.
Когда Скользкий и Айви немного снизили темп и оказались способны не только жевать, но и дышать, я спросил:
– Скажите-ка, парни, вы умеете что-нибудь делать?
– А?.. – подал голос Скользкий.
Айви же высасывал очередную кружку пива – пятую по счету. Я начинал догадываться о характере его безумия. Обыкновенный алкоголик.
– Чем вы занимались, прежде чем вас поместили в психушку?
Скользкий вступил в двенадцатираундовую схватку с памятью.
Айви, осушив свою порцию, вновь направился к леднику. Я без труда усадил его, поймав за руку.
– Не надо перебора, Айви.
Несчастный страдалец с минуту молча рассматривал свою тарелку, а затем поднес ко рту ломоть мяса. Благополучно проглотив его, он поверг меня в изумление, вдруг заявив:
– Не забывайте есть, Гаррет. Запомните мои слова. Когда пьешь – надо обязательно закусывать.
Я уставился на него. Скользкий же, посмотрев на Айви, взвыл:
– Будь я проклят, Гаррет! Будь я трижды проклят! Он залопотал! Что мы сделали? Я раньше никогда не видел его говорящим.
Это событие, по-видимому, подхлестнуло и интеллектуальные способности Скользкого. Он начал болтать с Айви, пытаясь отвлечь того от еды. Но Айви не желал отвлекаться. Он не сводил глаз с тарелки, старательно выбирая самые вкусные кусочки. Всего лишь раз он поднял глаза, да и то лишь для того, чтобы бросить жадный взгляд в сторону ледника. Объект его внимания – бочонок – покоился там в одиночестве.
– Итак?
Скользкий посмотрел в мою сторону:
– Что – итак?..
– Я спросил, чем ты занимался до того, как тебя поместили в «Бледсо».
– Зачем вам это? – поинтересовался он.
До гения этому человеку было очень далеко.
Следовало поторопиться, пока он вновь не ушел в зиму.
– Я хочу это знать, потому что, возможно, смогу подыскать человека, готового платить тебе за твои таланты.
В Танфере и в обычных, и в криминальных кругах нет недостатка в свободных рабочих местах – наши молодые люди вынуждены проводить пять лет в Кантарде, и многие остаются там навсегда.
– В основном я работал телохранителем. Когда начинал, был первоклассным секьюрити, но потом подхватил на юге какую-то болячку, и все пошло прахом. Я стал временами отключаться, начал совершать ошибки. Провалил отличную работу, которую получил благодаря моему росту. Нашел новую, почти такую же хорошую, но и ее провалил. Следующее место было уже похуже, но и там ничего не вышло. Так продолжалось довольно долго. Отключки случались все чаще и чаще. Появились провалы памяти. Я ничего не помнил. Правда, у меня было чувство, что я совершал недостойные поступки. Может быть, даже ужасные поступки. Но меня, видимо, не ловили, так как я всегда приходил в себя дома. Иногда с царапинами и ушибами. И вот однажды, оказавшись в нужное время в нужном месте, я снова получил превосходную работу. Затем не помню, что произошло. Однажды, проснувшись, я обнаружил, что нахожусь там, где вы меня встретили. Не помню, сколько времени там пробыл и как оказался.
Мне довелось видеть его во время выпадения сознания. Паузиффл. Возможно, тот приступ был не сильным. Вполне вероятно, что иногда парень становится берсерком.
Впрочем, в таком случае его поместили бы в палату для буйных. Разве не так?
– Чем ты занимался в армии?
– Ничем. Я не был в армии среди этих маршировалок.
Я все понял по его тону и пламени во взоре.
– Ты был в морской пехоте?
– Абсолютно точно. Первый батальон. Корабельная морская пехота.
Впечатляюще. Быть морским пехотинцем – это кое-что. Скользкий принадлежал к элите элит. Еще интереснее, как это он по прошествии многих лет смог оказаться в городском клоповнике. Этот парень должен быть крепче дубленой кожи.
А с другой стороны, разве сотни крепких парней не ломались, попав в трудное для себя время в сложные обстоятельства?
– А вы?
– Морская пехота. Разведка.
– Ого! Здорово!
Он протянул руку, и мы сшиблись ладонями – дурацкий обычай, оставшийся со времени пребывания в Корпусе.
Нам еще тогда внушали, что мы никогда не перестанем быть морскими пехотинцами.
– Если сумеешь совладать с головой, я, возможно, смогу использовать тебя в своей работе.
Слегка помрачнев, он поинтересовался:
– А чем вы занимаетесь? Когда не разоряете лечебницы, устраивая там побоище, как в кабаке.
Я все объяснил. Затем еще раз. Он ничего не понял, пока я не сказал:
– Это вроде как бы быть на войне наемником – разница в том, что я помогаю найти пропажу или найти выход из трудного положения тем, кто не может справиться с этим самостоятельно.
Основную идею Скользкий все-таки уловил, но, правда, так до конца и не понял, ради чего я проявляю мужество. В его представлении я являлся каким-то рыцарем на белом коне.
Пришлось изложить все в терминах, доступных его пониманию:
– Большинство моих клиентов до ушей загружены бабками. Они нуждаются во мне, а я выжимаю из них, сколько могу.
Даже Айви воспрянул духом, услышав это, но продолжал смотреть на ледник, как будто именно там находятся райские врата.
Пришлось подняться, откопать бутылку вина, хранившуюся в доме от начала времен, и поставить ее перед Айви.
Когда наконец он отлип от горлышка, я спросил:
– А ты, Айви? Что делал ты на войне?
Он попытался ответить. Честно старался изо всех сил, но язык его заплетался, и бедняга лишь нечленораздельно мычал. Я предложил ему еще раз приложиться к бутылке и расслабиться. Он так и сделал. Как ни странно, мой совет оказался продуктивным.
– Итак? – Я слегка потряс его, начиная ощущать чувство вины (накачался с двумя юродивыми, вместо того чтобы отправиться на поиски пропавшей дочери). – Что ты делал, когда был там, на юге?
– Гле-гло-глубокая раз… разведка. Рейнд… же… ры.
– Вот это да… – пробормотал Скользкий.
Гражданским его чувств не понять.
Я кивнул, стараясь скрыть изумление. Айви вовсе не вписывался в образ героя. Впрочем, я встречал много подобных парней. Тех, кто, прослужив в элитных частях, ухитрились выжить. Эти ребята знали, как постоять за себя.
– Было очень трудно?
Айви молча кивнул. Любой другой ответ был бы ложью. Тяжелые, ожесточенные и кровавые бои шли сплошной чередой. Избежать их было невозможно. «Милосердие» было незнакомым словом. Даже теперь, когда война через много лет после нашего в ней участия, казалось, была выиграна, бои продолжались, хотя и не в прежнем масштабе. Солдаты Каренты преследовали отдельные отряды разбитых венагетов и старались прибрать к рукам беспризорную республику, созданную Слави Дуралейником.
– Глупый вопрос, – заметил Скользкий.
– Знаю. Но иногда мне приходилось натыкаться на типов, которые утверждали, что им страшно нравилось быть в Кантарде.
– Значит, они все время оставались в тылу. Или врут. А может, просто сумасшедшие. Те, кто действительно не представлял себе иной жизни, просто там оставались.
– В общем, ты прав.
Айви вдруг заговорил тонюсеньким голосом:
– Те-теперь, когда… мы отту…да ушли, для них осво…освободилось много места.
С ним я тоже согласился.
– Расскажите нам побольше о том, чем вы занимаетесь, – сказал Скользкий. – Кого вы так сильно обозлили, что он решил отправить вас в «Бледсо»?
– Я уже ни в чем не уверен.
У меня не было причин что-либо скрывать, и я поведал им все в деталях. Они слушали спокойно, пока я не упомянул Грэнджа Кливера.
– Постойте, постойте. Как его? Кливер? Связано с Дождевиком… Кливер.
– Да, так его иногда называют. Чего ты разволновался?
– Моя последняя работа, та – самая лучшая. Я выполнял поручения как раз этого размалеванного типа.
– И?.. – Я вдруг ощутил нечто вроде приступа зубной боли.
– И я совершенно не помню, чем в тот день занимался, но очнулся в клоповнике. Уверен, это дело рук Дождевика.
– Интересно. Почему ты так уверен?
Подумать только, несколько минут назад он был не способен вспомнить свое имя.
– Теперь, когда мы об этом заговорили, я припоминаю, что сам помогал таскать парней в психушку. Парней, которых Дождевик почему-то не хотел замочить, но которые ему все-таки мешали. Он часто повторял, что на его пути встают только сумасшедшие и место им в клоповнике.
– Все! – Я поднял руку, но он продолжал говорить без умолку. – Мне кажется, теперь я просто обязан побеседовать с мистером Кливером.
Скользкий побледнел. Моя идея, похоже, не встретила всеобщей поддержки.
