Хайне Гельберг
Тридцать один день
– Я так понимаю, повернуть обратно мы уже не можем? – спросила она, заранее зная ответ.
Лодочник лишь спокойно покачал головой, видимо, привыкший к таким глупым вопросам.
– Нет, но ты можешь рассказать о том, как ты жила, что видела. Обычно люди хотят скоротать время в дороге, к тому же, это – последний шанс поделиться своими воспоминаниями. К счастью, я умею слушать.
Женщина ненадолго задумалась.
– Я видела горы, – сказала она. – Много, очень много гор. Я была на всех самых известных вершинах мира, а на некоторые поднималась несколько раз. Я дважды покоряла северный пик Эвереста… Можно сказать, что я жила в горах, и снег с ветром были моей стихией на протяжении долгих лет. В моей жизни было так много снега, что я научилась различать все оттенки белого, и при этом я ни разу не видела море. Как-то не довелось. Каждый раз после очередного восхождения я обещала себе, что в следующий отпуск я обязательно поеду на курорт. Буду плавать в волнах, смотреть на рыбок, греться в мягком песке… Обещала, и снова выбирала горы…
Женщина вдруг замолчала, но лодочник не перестал слушать. Казалось, слова ему для этого были вовсе ни к чему. Какое-то время тишина нарушалась лишь негромким плеском воды о борта лодки, и потом женщина горько усмехнулась:
– Почему-то теперь моя жизнь не кажется мне какой-то особенно интересной…
– Почти у всех есть сожаления, – сказал ей лодочник. – У кого-то больше, у кого-то меньше. О делах, что не успели, о словах, что не сказали, о людях, что оставили. Но это пройдёт. У всех проходит, когда они оказываются на другом берегу.
Женщина снова замолчала, чтобы собраться с мыслями и задать вопрос, на который уже знала ответ:
– Моя мама… Она будет плакать?..
– Как и все, кто тебя любил. Но некоторые будут плакать сильнее и дольше других. Ты должна этому радоваться – хорошо, когда есть, кому проливать по тебе слёзы.
– Она связала мне шарф, чтобы я не замёрзла на очередном подъёме, – отрешённо сказала женщина. – Жаль, что я смогла надеть его только лишь однажды, как раз перед сходом лавины. Он был разноцветным и невероятно мягким. Когда я лежала под снегом, не в силах пошевелиться, я чувствовала через этот шарф мамино тепло. Жаль, что я не смогла взять его с собой – здесь он бы очень мне пригодился…
Она почувствовала, как после этих слов тоска пронзила насквозь всё её бледное, окоченевшее от холода тело, но как бы ей ни хотелось плакать, глаза оставались сухими, словно в жизни не знали слёз. Позже она заметила, что сердце перестало биться, а грудь больше не вздымалась, чтобы сделать вдох. Чем дольше они плыли, тем прозрачнее становилась кожа, но холод всё ещё не отступал.
– Холодно, – тихо повторила женщина, нарушив долгое молчание, и ещё сильнее прижалась к коленям.
Лодочник снова ничего не ответил, но, отпустив вёсла, расстегнул дождевик и вытащил из-за пазухи тонкую, почти не осязаемую кружевную шаль.
– Плыть ещё долго, – едва различимо сказал он, накинув шаль женщине на спину.
Та поблагодарила его, но уже не услышала ни собственного голоса, ни как вёсла снова ударились о водную гладь. Нежное, трепетное тепло разливалось по ней, вымещая все тревоги и сожаления. И когда дно лодки, наконец, плавно коснулось берега, для неё, ставшей чем-то совсем другим, больше ничего не имело значения…
День 17
Чашка остывшего кофе
– Оля, ты?..
У Димы перехватило дыхание и, кажется, подкосились колени. Оля хоть и сильно удивилась, встретив своего бывшего одногруппника, но широко и искренне улыбнулась, выдыхая клубы белого пара в тёмный осенний воздух:
– О, какие люди! Надо же, сколько лет, сколько зим! Как тебя угораздило в этих краях оказаться? Я думала, ты ещё после выпуска в столицу перебрался…
– А я, а я это, – Дима начал заикаться, будто забыл, как выговаривать слова, – командировка здесь у меня. Вот только вчера приехал…
Он покраснел, как ему показалось, от мизинцев на ногах до самой макушки, но Оля предпочла тактично этого не заметить.
– А ты здесь какими судьбами? – спросил он, изо всех сил стараясь взять себя в руки, но язык, как назло, всё ещё слушался его чертовски плохо. – Ты же вроде хотела вернуться в свой родной город…
– Хотела, – призналась Оля, – и даже вернулась. А потом мужа перевели сюда по работе, вот и переехала. С тех пор здесь и живу. Сколько уже? Лет восемь, наверное.
– О, так ты замужем, – Дима постарался произнести это как можно спокойнее, хотя в тот момент ему показалось, что кто-то поставил ему подножку, выбив землю из-под его начищенных до блеска ботинок.
– Была, – равнодушно сказала Оля, – но уже несколько лет как в разводе. Да и хорошо, что так вышло, – улыбнулась она. Но я неплохо здесь устроилась, поэтому решила не уезжать обратно.
Дима почувствовал, как за его спиной снова начали отрастать крылья, и, даже не успев подумать, ляпнул с нескрываемой радостью:
– Так значит, ты теперь одна!
Оля в удивлении приподняла бровь, и только в тот момент Дима подумал, насколько тупо это прозвучало.
– П-прости, – попытался оправдаться он, чувствуя, как его целиком бросило в жар, – это не то, что я хотел…
– Почему сразу одна? – удивилась Оля, слегка насупившись. – У меня есть Миша…
Димино сердце пропустило удар и рухнуло куда-то вниз, просочившись через пальто прямо в канализационный люк. И, не сумев совладать с голосом, он обречённо прохрипел:
– А, вот оно как…
– Ага, – Оля достала телефон из кармана пальто и начала радостно тыкать пальцем по треснувшему экрану. – Сейчас я тебе его покажу!
Секунды, которые она ковырялась в своих фотографиях, сводили Диму с ума. Ему хотелось разрыдаться прямо здесь, посреди улицы, на глазах у незнакомых людей. Пожелать этому Мише всех возможных и невозможных несчастий и вопить на каждом углу о вселенской несправедливости. А ещё лучше – зайти в первый попавшийся на пути паб и напиться так, чтобы потом ныть бармену в жилетку о том, что надо было набраться смелости и признаться Оле ещё на первом курсе. И тогда не было бы в её жизни ни Миши, ни того, другого… Жили бы счастливо вместе хоть в Москве, хоть в её родном городе, да хоть у чёрта на куличках!
Но вместо этого он стоял перед ней, чувствуя, как от обиды щипало в носу, и старался изо всех сил придать себе максимально невозмутимый вид. И когда Оля, наконец, нашла фотографию и посветила Диме в лицо экраном, он не смог себя перебороть и зажмурился.
– Ну что, – весело спросила Оля, – правда же он милашка? Нашла его на работе несколько месяцев назад. Был совсем тощим, а теперь вон как раздобрел! С виду не скажешь, но ветеринар думает, что у него явно есть британские корни…
Дима приоткрыл один глаз. С телефона на него смотрел полосатый, пушистый кот слегка нагловатой наружности.
– Ну, что скажешь? – спросила Оля, убирая телефон обратно в карман.
– П-прелесть, – выдавил из себя Дима, чувствуя, как только что из него вылетел весь оставшийся воздух, на котором его тело держалось последние несколько минут. Он явно не был готов к таким эмоциональным потрясениям, хотя всю жизнь считал себя достаточно стойким и уверенным в себе человеком.
– Ну я же говорю, – Оля улыбнулась и с лёгкой хитринкой в голосе прибавила: – А хочешь, я вас познакомлю?
Дима вдруг подумал, что не удивится, если на самом деле окажется, что всё это было сном. Или что он умер и попал в рай. Ведь разве бывают в реальной жизни настолько удачные совпадения?.. Мысленно дал себе пощёчину, чтобы убедиться, что это всё происходит с ним наяву, и робко спросил:
– А правда можно?
– Конечно можно, если ты любишь котиков.
– Люблю! – выпалил Дима. – Очень сильно люблю…
И уставился глазами в холодную землю, надеясь, что через тёплое пальто Оля не услышит, как бешено стучит его сердце.
– Ну тогда пойдем! – рассмеялась она и взяла его под руку. – Только давай возьмём в пекарне по чашке кофе, а то ещё немного, и мы совсем в снеговиков превратимся…
Путь до Олиного подъезда казался Диме вечностью. Он держал бумажный пакет с картонными стаканчиками, пока Оля ковырялась ключом в замке, и молился, чтобы в этот счастливый момент он внезапно не проснулся. Но стоило Диме переступить порог, как время для него замедлилось и растянулось, будто всё, что происходило перед его глазами, было снято на высокоскоростную видеокамеру. Он стоял в коридоре и с трепетом наблюдал, как Оля тонкими пальцами расстёгивает пуговицы на пальто, стягивает с себя сапоги, и как случайно соскальзывает с её спины палантин, обнажая белоснежную шею. Дима уставился на неё как заворожённый, и в конце концов не смог устоять перед соблазном её коснуться. А дальше всё было как во сне. В счастливом, волшебном и очень реалистичном сне…
Когда утром Оля вышла из спальни, небрежно накинув халат на голое тело, в глаза ей сразу же бросился бумажный пакет из пекарни. Она взяла его в руки и вернулась обратно, довольно плюхнувшись на кровать.
– Представляешь, – Оля хихикнула и потрепала ещё сонного Диму по плечу, – а про кофе-то мы вчера даже и не вспомнили…
День 18
С книгой в руках
Где-то в центре города, у самого входа в метро на раскладной табуретке сидел молодой симпатичный парень в разноцветной вязаной шапке и зелёных шароварах. В одной руке он держал простой карандаш, а другой сжимал корешок то ли книжки, то ли блокнота, используя собственные колени в качестве письменного стола. Рядом с табуреткой стояла табличка, сделанная наспех из картонной упаковки, и под нарисованной радугой красовалась кривая надпись: «Желание за рубль». На парапете ютилась банка из-под майонеза, почти доверху наполненная мелочью, и парень, поглядывая на неё время от времени, что-то чиркал в книжке карандашом.
– Что значит – желание за рубль? – с любопытством спросила бабулька, проходившая мимо. – Я правда могу загадать любое желание, и оно исполнится?
– Правда, – улыбнулся парень, – только надо загадывать правильно.
– Правильно – это как?
– Нууу, – парень почесал затылок, – вот у меня есть специальная тетрадь, и если в ней сделать запись, то произойдет то, что будет написано. Главное очень чётко описать то, о чём хочется попросить, иначе результат может быть непредсказуемым. И есть ограничение: нельзя загадывать желания, которые нарушают законы бытия. Например, нельзя попросить научиться летать или вернуться в прошлое. Ну что, хотите попробовать?
– Конечно, хочу, – у бабульки загорелись глаза. – Правда, у меня нет рубля, только пять…
– А, – парень посмотрел на банку с мелочью и немного засмущался, – это я дам вам рубль, если желание исполнится. Видите ли, я сам ещё только учусь обращаться с этой штуковиной…
Бабулька немного удивилась, но спорить не стала.
– Что мне теперь нужно сделать? – спросила она, когда парень протянул ей карандаш.
– Придумайте, что хотите пожелать, и запишите вот здесь, – парень показал на верхнюю часть пустой страницы.
Бабулька сжала карандаш между пальцами и почувствовала, как по ним заструилось тепло. В то же время ей показалось, что мир вокруг немного исказился, словно она смотрела на проходящих мимо людей через неровную стеклянную поверхность.
– Хмм, – вслух призадумалась бабулька, слегка нахмурив брови. – Попробую начать с чего-нибудь попроще. У меня колено позавчера начало ныть – видимо, старая травма снова дала о себе знать. Так вот, хочу, чтобы оно больше никогда у меня не болело.
Она принялась сосредоточенно писать, высунув кончик языка от усердия. И стоило ей поставить точку, как раздался громкий хлопок, и бабулька пошатнулась.
– Это что?! – она округлила глаза, с ужасом обнаружив пластиковый протез вместо своей ноги.
Парень поджал губы, уставившись на протез.
– Колено же теперь не болит? – спросил он, о чём-то крепко задумавшись.
– Конечно, не болит! – завопила бабулька так громко, что у парня зазвенело в ушах. – Его же совсем нет!
И, охая, схватилась за сердце.
– Видимо, отменяем, – вздохнул парень и достал из кармана кусочек ластика.
Он потёр им то место, куда бабулька записала своё желание, и когда от карандаша не осталось и следа, снова раздался хлопок. Бабулька потёрла вернувшуюся на своё место ногу и с облегчением вздохнула.
– Может, попробуете как-то по-другому сформулировать? – с надеждой протянул парень.
– Ну уж нет, – бабулька категорично замотала головой. – Лучше к врачу схожу, так надёжнее.
– Тогда, может, другое желание?
– Да я даже теперь и не знаю, что ещё пожелать… Ладно, пускай у меня будет красивый голос: я всегда хотела уметь хорошо петь.
И записала желание. Снова раздался хлопок, и когда бабулька спросила у парня, изменилось ли что-нибудь, она чуть не обомлела. Нежный, густой баритон, которому позавидовали бы сам Фрэнк Синатра и Элвис Пресли, вырывался из её рта и отдавался эхом где-то в районе барабанных перепонок.
– Споёте? – предложил парень с явным любопытством.
– Дурак, что ли? – отмахнулась бабулька, поёжившись от своего нового голоса. – Верни как было!
Парень вздохнул и снова взял в руки ластик.
– Ещё попытку? – спросил он, когда бабулька растирала своё горло и откашливалась после очередного хлопка.
– Ну уж нет уж, – сказала она, радуясь тому, что смогла вернуть свой голос. – Тут, кажется, что ни загадай, обязательно выйдет боком. Так что я лучше как-нибудь сама со всем справлюсь. Жила же всю жизнь без этого, и ещё проживу.
Парень, кажется, совсем расстроился.
– Если честно, – сказал он, насупившись, – я сижу здесь почти две недели, и за всё это время никто так и не захотел исполнить своё желание, – вздохнул он и чуть не заплакал. – Я уже и банку с монетками здесь поставил, но на неё даже бездомные не зарятся…
– Слушай, – бабулька подпёрла румяную щёку кулаком, – ну ты же всегда можешь загадывать желания сам для себя! Заодно и поэкспериментируешь…
И вот в этот-то момент у парня на самом деле навернулись слёзы на глаза.
– Я и загадывал! Когда эта тетрадка только попала ко мне в руки, я написал в ней несколько простых желаний – так, всякую мелочь. А потом мне захотелось сделать что-то по-настоящему важное, и в итоге я загадал, что хочу помогать людям… Вот с тех пор и сижу здесь, у этого чёртова входа в метро и не двинусь с места. Я даже к себе домой не могу вернуться… Видимо, так и останусь сидеть дальше, пока не исполню хотя бы одно чужое желание…
– Так сотри свою запись, и дело с концом! Зачем так мучиться? И тетрадку эту дьявольскую сожги, чтобы она больше никому в руки не попала…
Парень уткнулся в ладони и жалобно заскулил. Всхлипнул, промокнул рукавом куртки глаза и перелистнул тетрадку в самое начало. Первые две страницы были исписаны шариковой ручкой и мелкими, почти ничего не значащими желаниями, в том числе – про нелепую шапку. Одна из последних записей действительно была о помощи людям, а дальше на пустых листах лишь то и дело виднелись следы от ластика.
– Я же не сразу понял, что можно писать карандашом, – горько вздохнул парень. – Да и не горит она. Не горит…
День 19
Бескрайнее море звезд
– Видишь, – мечтательно протянул он, ткнув пальцем в небо, – вот эта самая яркая звезда на небе – Сириус… А там, ещё выше, – созвездие Большой Медведицы… Видишь, как их много на небе? Когда я представляю, что каждая из этих звёзд – такая же, как и наше солнце, начинаю думать о том, что наверняка у них тоже могут быть свои планеты, и где-то, возможно, есть такая же Земля, как и наша…
– Ммм, – протянула Ника, – я смотрю, ты любишь космос…
– Да, очень! – он вздохнул даже слишком театрально. – Ведь это так романтично! Вокруг нас десятки других галактик, о которых мы совсем ничего не знаем! А ты, например, слышала, что некоторые звёзды уже давно погасли, а мы долгие годы продолжаем видеть их свет? Настолько они от нас далеки…
– Агааа, – согласилась она, с каждой минутой всё больше и больше жалея о том, что согласилась пойти на это свидание, – ещё в школе…
– Удивительно, да? Это сложно осознать, но представляешь, насколько это ценно? Звёзды как будто говорят нам о том, что даже после смерти всегда есть жизнь…
***
…а потом, – сказала Ника своей подруге, которая безуспешно пыталась открыть бутылку вина, потому что содрогалась от беззвучного смеха, – а потом он ткнул пальцем прямо в Марс и сказал мне, что это – самая яркая звезда Кассиопеи… Ладно ещё перепутать Большую Медведицу с Малой или не знать, что Сириус надо искать около Ориона. Но это?! Странно, что он мне вообще луну не начал показывать… Ну, в общем, я в какой-то момент сделала вид, что у меня появились срочные дела, села в такси и помчалась прямиком к тебе. Слушай, может, я реально неудачница?..
– Да с чего ты это взяла?! – подруга, наконец, совладала со штопором и разлила вино по красивым бокалам. – Просто потому что у тебя была парочка неудачных свиданий, это ещё не значит…
– Девять, – перебила Ника, – девять провальных свиданий! И это только за последний месяц… Может, это всё просто не для меня?
– Может, и не для тебя, – согласилась подруга, поднимая бокал, – но не сами свидания, а идея знакомиться через приложения. Ты же там что написала?
– Да как и все… Возраст, город и то, что ищу доброго парня с чувством юмора…
Ника звякнула своим бокалом о бокал подруги и отпила вино.
– Вот к тебе и подкатывают такие липовые романтики, которым лишь бы наплести с три короба и утащить к себе домой на первом же свидании, – подруга поставила бокал на стол и принялась за тарелку с закусками.
– А что мне надо было написать? – обречённо вздохнула Ника, – Что я – кандидат технических наук в области астрофизики? Да я тогда вообще всех парней распугаю…
– Ну я же написала! – возразила подруга, сделав ещё один глоток. – Зачем вообще это скрывать? Этим гордиться надо!
– Ага, написала она… И сколько раз тебя уже позвали на свидание?
– Ни одного, – задумалась подруга и бодро добавила: – Зато меня дважды позвали на собеседование! Ну и что, что через приложение для знакомств! Зато, возможно, через неделю я уже буду на новой работе… Может, там, в отличие от нашей кафедры, даже будут парни моложе семидесяти…
И замолчала. Потом налила себе ещё вина, осушила его залпом и, положив себе в рот кусочек сыра, уже менее радостно продолжила:
– А, может, мне стоит поменять фотку и поставить другую, где я в купальнике…
День 20
Словно первый снег
Я лежу с закрытыми глазами в невесомости, и в ушах раздаётся мерный шум. Не могу разобрать – то ли волны плещутся о прибрежные камни, то ли от ветра шелестят листья на деревьях, но этот звук успокаивает, и глаза слипаются лишь сильнее. Ещё немного, и я провалюсь в сон – сладкий, глубокий сон, от которого не хочется просыпаться. Я слушаю волны и ветер, и мне хорошо.
Мне тепло и уютно, как будто я залез в горячую ванну после долгого дня на морозе. Я чувствую, как шум с каждой минутой становится чуть громче и наполняет все мои клетки, одну за другой. Я чувствую, как сам становлюсь морем, и волны облизывают мои ноги. Потом они поднимаются выше, с жадностью поглощая песок под моей спиной, и возвращаются в прохладную воду.
Я чувствую, как вместе с песком моё тело куда-то уносит, и мне становится холоднее. Шум вокруг меня усиливается и вскоре перерастает в свист, настолько резкий, что от него начинает раскалываться голова и приоткрываются веки. Я вижу над собой тёмное небо и не могу разглядеть его цвет.
С неба срываются снежинки – маленькие и побольше, они кружатся в воздухе, то и дело взлетая обратно, будто и не думая опускаться на землю. Некоторые из них падают мне на руки и лицо, но они настолько тёплые, что я совсем их не замечаю. Я пытаюсь поймать хотя бы одну снежинку, но её сдувает ветер раньше, чем я успеваю совладать со своими пальцами. Отчего-то тело вдруг обретает вес и теперь кажется слишком тяжёлым.
В конце концов, мне удаётся зажать в кулаке это маленькое снежное пёрышко. Но стоит мне раскрыть ладонь, как снежинка исчезает, оставив после себя лишь матовый черный след. «Неужели снег всегда был таким тёмным?» – мысли проносятся в моей голове, пытаясь прорваться через оглушительный свист, и глаза опять закрываются. Под тяжестью собственного тела я снова проваливаюсь в сон и не могу ему сопротивляться. Я чувствую, как куда-то едет земля под моими ногами и как она вся целиком дрожит. Свист постепенно сходит на нет и снова превращается в шум ветра.
Кто-то бьёт меня наотмашь, вырывая из глубокой дремоты, и веки распахиваются сами собой. Земля подо мной всё ещё движется, свист нарастает по новой, снежинки плывут перед глазами. Со вторым ударом мир обретает четкость, и я вижу перед собой человека с почерневшим от грязи и пота лицом. Он кричит мне что-то, открывает рот всё шире и шире, но я не могу разобрать ни звука. От свиста начинает тошнить, и я чувствую, как верхнюю часть моего тела как будто примагничивает к земле, и в тот же миг всё вокруг замирает.
Человек, что стоял передо мной, ждёт, пока я выплюну всё из себя, потом бьёт меня по щекам в третий раз, и свист, наконец, начинает стихать, давая возможность пробиться остальным звукам.
–…ого… – улавливают мои уши, когда он снова подхватывает меня за локти и начинает волочить по земле. Звук опять становится резче, и сквозь непрерывный треск и громкие, разрывные хлопки я начинаю различать слова: – Ещё немного! Осталось совсем чуть-чуть!
Снежинки перестают попадать на моё лицо, когда я оказываюсь в каком-то помещении. Я пытаюсь смахнуть их с себя, но лишь размазываю по щекам, задевая губы, и ладонь чернеет ещё сильнее. В носу ощущается стойкий запах гари, от которого першит в горле. Я слышу, как в помещение входят другие, и начинается суета. Люди, одетые во всё белое, начинают бегать вокруг меня, что-то спрашивать, но я не могу ответить – язык совсем не слушается. До моего сознания доходят обрывки фраз вроде «контузило», «взрыв», «много крови», «этот последний». Рука в белом разрезает на мне одежду и шуршит упаковкой. Я чувствую, как с резким запахом спирта под кожу впивается что-то холодное, и веки смыкаются снова…
Глубокой ночью я в ужасе открываю глаза. Сердце бешено стучит, ноздри судорожно втягивают воздух, словно он вот-вот закончится. Холодный липкий пот покрывает моё дрожащее от ужаса тело. Я считаю до десяти, и дыхание постепенно становится ровнее. Встаю со своей кровати и прыгаю на единственной ноге к окну, за которым тихо кружатся белые хлопья. Я смотрю на эти снежинки и вижу, как они осыпаются мне на руки и, исчезая, оставляют на ладонях чёрные матовые следы.
Я трясу головой, чтобы прогнать наваждение, и плотнее сдвигаю шторы. Интересно, сколько ещё меня будет преследовать кошмар тех давно минувших дней?
Возвращаюсь обратно в кровать, кладу голову на подушку и засыпаю до утра.
День 21
В тени старого моста
На старой спортивной площадке рядом с кирпичной пятиэтажкой ребята лет восьми собрались в кучку и взволнованно обсуждали последние новости.
– А вы слышали, что недавно под мостом случилось? – спросила рыжая девчонка. – Говорят, там поселилось чудовище!
– Чудовищ не бывает! – посмеялся пухлый кудрявый паренёк. – Кто говорит-то? И под каким мостом?
– Да под нашим, дурачок! – сказала рыжая, явно оскорбившись, что ей не поверили на слово. – Там, где мы в фишки рубимся после школы! Если мне не веришь, спроси Егора!
Она ткнула пальцем в угрюмого, долговязого мальчугана, и тот засмущался:
– Да я сам от Димки слышал! Он говорил, что шёл вечером гулять с собакой – а он живёт напротив моста – и увидел там чью-то жуткую тень. Димка не стал смотреть, кто там, просто ушёл домой поскорее. Но он сказал, что подслушал родителей, когда те говорили, что к мосту сейчас лучше не ходить.
– Ну мало ли что он там увидел, – пробубнил кудрявый, – могло и показаться. А то, что родители сказали… Мои вообще мне пообещали ноги оторвать, если я ещё раз под мост сунусь, и ничего – на месте.
Он ткнул в потрёпанные кроссовки и прибавил:
– А ещё сказали, что не выпустят из комнаты на выходных, если снова фишки найдут в портфеле. Но я же здесь. Просто надо меньше верить всему, что говорят.
– Вить, – сказала ему рыжая, не пытаясь скрыть раздражение, – а ты не думал, что Димка реально мог говорить правду? Вдруг под нашим мостом кто-то есть?
– Ну, тогда есть только один способ выяснить это наверняка.
– И как ты собрался это делать? – в голосе Егора читалось явное недоверие. – Димка видел его вечером. А что, если он там появляется только после того, как на улице стемнеет?
– Тогда сейчас точно нечего бояться, – заверил Витя, направляясь к воротам. – Пошли проверим.
– А если родители вдруг выйдут на площадку, что будем делать? – спросила девчонка. – Нам же всем влетит, если нас не увидят…
– Мы обещали вернуться к ужину, так что у нас ещё есть время, – Витя посмотрел на свои модные китайские электронные часы. – Но Ксюш, если вы с Егором боитесь ремня, то я и один могу сходить. Потом расскажу вам, что под мост по-прежнему никто кроме нас не ходит.
– Я тоже пойду! – в один голос прокричали Егор с Ксюшей.
И ребята, оглядываясь по сторонам, ускользнули со двора. Они шли до моста недолго, может, минут пятнадцать, но из-за того, что прислушивались к каждому шороху и постоянно оглядывались, путь показался им вечностью. Даже Витя, несмотря на свой задор, присмирел, стоило им приблизиться к реке. Когда же они спускались к мосту, то и вовсе молчали, словно ожидали, что чудище может в любой момент выскочить на них из кустов и оторвать всем троим головы.
– Надо было Димку взять с собой вместе с Рексом, – прошептал Егор, – для надёжности…
Ксюша приложила указательный палец к губам и зашипела. К удивлению ребят, они действительно заметили под мостом чужие следы: тут и там были разбросаны какие-то тряпки и картонки, а рядом с берегом Егор вообще нашёл ржавую пилу.
– Мне кажется, нам надо срочно отсюда сваливать, – прошептал он, – пока хозяин всего этого не объявился.
– Надо спрятаться получше и посмотреть, что он будет здесь делать, – так же тихо ответил Витя.
– А что, если это и правда – монстр? – у Ксюши глаза округлились от ужаса. – Может, он вообще людоед? Егор прав, надо сваливать, пока не…
В этот момент за спинами ребят послышались чьи-то шаги. Они на мгновение замерли, а потом быстро, но очень тихо взобрались по бетонному склону на самый верх и стали наблюдать. Ксюша чуть не вскрикнула, когда увидела чей-то хромающий силуэт, но Егор вовремя закрыл ей рот обеими руками.
Фигура шла, пошатываясь из стороны в сторону, и волочила за собой одну ногу. Даже издалека её чёрная одежда казалась грязной и рваной. Фигура тащила за собой пакет и время от времени издавала странные, рычащие звуки.
– Это что, – Витя едва шевелил трясущимися губами, – зомби?!
И именно после этих слов фигура достала миску из-за пазухи и высыпала из пакета несколько окровавленных костей. Они упали с громким звяканьем, которое насмерть перепугало и без того дрожащих от страха ребят. И тогда они, все как один, рванули из-под моста с бешеным криком, даже не заметив, с каким удивлением фигура проводила их взглядом.
